Люблю я дружеские враки И дружеский бокал вина Порою той, что названа Пора меж волка и собаки, А почему, не вижу я. А. С. Пушкин, «Евгений Онегин», 2; XLVII
Казалось бы, что после подобной выходки Онегин должен был обидеться на юношу, но всё складывается совершенно противоположным образом: он отсылает ему открытку с предложением «провести этот чудный вечер в компании мадам Клико, мудрой и проницательной, нельзя не заметить, женщины». Люди несведущие, наверное, думают, что мадам Клико — действительно мудрая и проницательная женщина, уже старушка телом, но молодая и свежая душой, и именно поэтому избранная двумя юношами собеседница. Ну что ж, отчасти они правы — она действительно очень проницательная, так как легко может узнать о любом человеке правду, действительно мудрая, ибо её часто зовут за советом в самые тяжёлые времена, действительно свежая и молодая душой, способная разделить любую радость, вот только они не знают, что мадам Клико — не что иное, как сорт дорогого французского шампанского. Ленский расплывается в улыбке, пока читает написанную истинно каллиграфическим почерком записку. Однако его щёки чуть рдеют, когда он доходит до последней строчки, повелевающей ему прийти именно в том наряде, который он «украл» у Евгения. Как известно, самый вкусный торт — тот, что лежит перед глазами на протяжении всего ужина и подаётся только с чаем. Именно предвкушение и ожидание во много раз приукрашивает будущее событие. Поэтому Владимир весь день сидит в своём поместье, с нетерпением ожидая предстоящую встречу с Онегиным. Он пишет для него новое, пускай и короткое, стихотворение, но всё никак не может его закончить — костюм Евгения не даёт ему покоя из-за того, что он весь пропитан его запахом. Только сегодня Ленский осознаёт, насколько сильно полюбился ему этот холодный и бездушный, на первый взгляд, поэт. Сердце юноши трепещет от одной только мысли о нём, а в животе тут же начинают порхать бабочки. Словно влюблённая девушка, он мечтательно вздыхает, подолгу смотря в окно в сторону поместья Евгения, а затем внезапно заливается счастливым смехом, прыгает на кровать и утыкается лицом в подушку, крепко обнимая её и нетерпеливо стуча по одеялу ногами. И только его крепостные не разделяют его радости, моля перед образом уберечь их помещика от полоумия. С необычайной лёгкостью на душе и приподнятым настроением он, когда приходит назначенное время, срывается с места и быстрее любого коня прибегает к поместью Евгения, не в силах вынести столь долгой разлуки. — Если штанины в пыли — можете возвращаться домой, — высокомерно фыркает Онегин, но Ленский, не успев ещё отдышаться, с такой любовью обнимает его, что он мгновенно оттаивает и прижимает того к груди в ответ. — Я постираю, не волнуйтесь, друг мой, — успокаивает его Владимир, мягко соприкасаясь с ним носом. В камине тихо потрескивают поленья. Разговор о вселенских проблемах, стоящих на повестке дня, не клеится от слова совсем, зато поэты вполне вдохновлённо обмениваются комплиментами. Ленский, положив голову на плечо Онегина, охотно вытягивает ноги к огню, заодно демонстрируя, что взятая им в долг одежда в идеальном состоянии. Если посмотреть на огонь через тёмную бутыль с шампанским, стоящую на столе, то с удивлением можно заметить, как языки пламени из жёлтых и ярко-оранжевых превращаются в нечто размытое и тёмно-зелёное… Евгений ловко открывает бутылку, и пробка не улетает в потолок, как бывает по обыкновению на всех застольях, а с негромким хлопком аккуратно покидает горлышко. Из-за обилия пены шипящую жидкость приходится разливать медленно, и Ленский с неподдельным интересом, словно ребёнок, смотрит, как со дна гранёного фужера поднимаются тоненькие струйки маленьких пузырьков… — На брудершафт? — наконец спрашивает Евгений, поднимая бокал со светлым игристым шампанским. — На брудершафт, — кивает юноша, охотно перекрещивая руки с поэтом и почти залпом опустошая бокал, но при этом тихо кашляя из-за обилия спиртных паров, которые ему не посчастливилось вдохнуть. — Эх, Володька, не умеешь ты пить, — протягивает Онегин, крепко прижимая юношу к груди. — Дыхание же надо задерживать, сколько раз я тебе говорил? — Два или три точно… — кивает тот, отставляя бокал на стол. — Залпом пьют только водку, а не шампанское, — добавляет Евгений. — Я уже не ребёнок, — смущённо обрывает его Ленский, охотно приластившись к чужой груди. — Так непривычно обращаться друг к другу на «ты», — признаётся он. — Мы ведь всегда могли обращаться так друг к другу, но традиции — есть традиции, верно? Да это же парадокс! Мы столько раз нарушали общепринятые правила чередования рифм при написании стихов, но не смогли нарушить общественные устои? Неужто мы становимся на путь истинный? — усмехается Онегин, ещё больше вгоняя юношу в краску. — Ну же, разве мы недостаточно тепло знакомы? Тем более, мы уже целовались, и не раз… — Ну хватит, — перебивает его Владимир. — Я просто… Уважаю тебя. И вообще, это ты у нас приверженец традиций. Налей мне лучше ещё полбокала… — Как пожелаешь, друг мой, — Онегин охотно разливает шипящую жидкость по бокалам. Закуски, конечно же, у них никакой нет. Да и кто в здравом уме будет оттягивать момент лёгкого, окрыляющего опьянения? Обычно их «поэтические вечера» проходят спокойно и непринуждённо, но в этот раз Евгений явно сбивается со счёта опустошённых бокалов и полбокалов… Как упоминалось ранее — мадам Клико особа весьма проницательная, и ей не составляет труда показать свету истинное лицо любого человека и развязать его язык. Чем больше пьян наш милый Ленский — тем меньше, кажется, смущён. Через энное количество бокалов он уже спокойно восседает боком на коленях Евгения, обвивая руками его шею, а тот в свою очередь мягко обнимает его за талию. — Неужели сегодня без поэзии? — с вызовом спрашивает Онегин, дерзко смотря в глаза юноши. — Никак нет, — лукаво улыбается в ответ Ленский, нащупывая в кармане камзола заветный листок. — Дабы скоротать ожидание вечера, когда каждая минута казалось мне вечностью, я решил посвятить тебе ещё одно стихотворение. Сердце юноши начинает биться сильнее. В нём вновь оживает то самое чувство сладостного предвкушения чего-то нового, настолько прекрасного, что даже, возможно, волшебного. Он словно захлёбывается чувствами, пока разворачивает листок. Владимир зачитывает только первую строфу, но уже чувствует, как руки Евгения мягко оглаживают его бока и стискивают в объятиях. Охмелённый не то шампанским, не то своей безграничной любовью к Онегину, он охотно прижимается к нему всем телом и подставляется под нежные поцелуи, которые тот рассыпает по его щекам. — Чудесно, друг мой, это просто чудесно! Так чувственно, возвышенно и нежно, — терпеливо дожидаясь, когда юноша закончит чтение, с восторгом произносит Евгений. — Бесконечно благодарю вас, Евгений, — расплываясь в счастливой, но чуть кривой улыбке, отвечает Ленский. Но улыбка тут же исчезает с его лица, а в глазах проскальзывает печаль. Онегин кладёт руку на щёку Владимира, трепетно оглаживая её. — Я… Должен кое-что сказать… — с таким трудом и стыдом выдавливает юноша, словно он на суде и должен признаться в серии жестоких убийств. — Друг мой чудесный, — поэт с интересом заглядывает в тёмные глаза Ленского. — Давай по имени… — смущённо просит тот, прикрывая глаза и ластясь к чужой руке, накрывая её своей, словно отчаянно пытаясь найти в ней поддержку. Сердце в его груди бешено стучит, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Наконец, осмелев, он поднимает взгляд на Евгения, который готов его выслушать. — Мы — дворянство, и нам по определению положено красиво страдать… Но… Я так не могу. В общем… Мне кажется, что я нашёл любовь всей своей жизни, с которой я готов разделить все радости и печали, — более смело заявляет Владимир. Шампанское мастерски выполняет свою задачу и заставляет его излить душу. Онегин напрягается, нахмурив брови. Юноша окончательно пугается и сжимается. — Я… Люблю тебя…Часть 4
21 января 2020 г. в 18:00