Но Ленский, не имев, конечно, Охоты узы брака несть, С Онегиным желал сердечно Знакомство поскорее свесть. А. С. Пушкин, «Евгений Онегин», 2; XIII
Печаль Ленского силами Евгения, готового поддержать его в любой момент, сходит вместе со снегом. На улице вновь становится тепло, набухают почки на деревьях, и журчат ручьи. Наступает весна. Юноша начинает подниматься на ноги и ходить от кровати до кресла и от кресла до стола, хоть Онегин настоятельно советует ему не напрягаться. Как только Владимир вновь обретает возможность уверенно стоять на ногах, Онегин перебирается с ним в своё поместье, где и кровать мягче, и лекарь, в случае чего, недалеко. Он охотно поддерживает юношу под руку во время кратковременных пеших прогулок до подножия холма, где растут столетние дубы, и обратно. Путь обратно даётся труднее всего: Владимир не может не оглядываться на голые кривые дубы, мечтая, что однажды Онегин разрешит ему подняться на холм, и они вновь будут сидеть на густой траве и сочинять стихи… Но волноваться не о чем: на молодом теле рана заживает быстро, и как только распускаются первые листья — Ленский уже во всю катается по перилам и ловко перепрыгивает весенние лужи. В нём вновь просыпается тот самый живой и пылкий юноша, готовый с жаром спорить на любые темы и вновь вызывать кого-нибудь на дуэль. Но одно не меняется — он не может спокойно спать без объятий Евгения. Воспоминания о чудесной ночи, проведённой в объятиях столь заботливого поэта, теплятся в его сердце, подобно угольку. Всего за пару месяцев он успевает сильно привязаться к Онегину, который не покладая рук заботится о нём, да так, как не всякая девушка сможет, и теперь всегда цепляется за любую возможность прижаться к нему или просто побыть с ним наедине. Везде и всегда они ходят под ручку, с улыбкой беседуя уже не о мировых проблемах, а о всяких незначительных и даже милых мелочах. Когда дубы вновь шелестят листвой, Ленский каждый день вытягивает Онегина из его поместья и тащит под руку в дубраву, а потом намеренно убегает от него, заставляя себя ловить. И верно, Евгений мог бы просто бросить все эти детские забавы, но в этот момент почему-то в нём самом просыпается маленький ребёнок, и он бросается за Владимиром в погоню, а через несколько минут, смеясь, набрасывается на него и валит на землю. Ему не скучно с Ленским. Ему нравится его компания, и, как ни странно, он не испытывает больше ни к кому такого влечения. Владимир для него становится чем-то вроде неугасающего ни днём, ни ночью солнечного лучика, теплом которого он откровенно наслаждается. А Ленский, в свою очередь, охотно изливает Онегину свой богатый внутренний мир, пока тот, лёжа у него на коленях, восторженно прищуривается, словно довольный кот, и улыбается. Улыбка Онегина для Ленского является бесценной. В отличие от него самого, улыбающегося почти всегда, Евгений улыбается редко, в основном наедине с ним, а на публике хмурит брови и гордо вздёргивает нос. Но иногда, лёжа в тени деревьев на коленях Владимира, словно на подушке, он дремлет с улыбкой на лице. В такие моменты Ленский послушно замолкает и начинает мягко перебирать волосы Евгения, прикосновений к которым, бодрствуя, тот обычно избегает и вообще всячески следит за своей причёской — эдакий чистоплюй. Но с другой стороны, слегка растрёпанным он выглядит гораздо милее… Ленский уже долго с тёплой улыбкой смотрит на спящего Онегина и, чуть боязливо оглядываясь, словно боясь, что их кто-то видит, наклоняется, и смущённо, но нежно целует его в приподнятый уголок губ. Онегин резко открывает глаза. Владимир испуганно прикрывает рот рукой, отстраняясь. — Друг мой? — переспрашивает Евгений, нисколько не смутившись. Юноша закрывает лицо руками и отползает к ближайшему дубу. — Друг мой чудесный, что случилось? — спрашивает поэт, подходя к нему ближе и садясь на одно колено. — Неужто нежный поцелуй смущает вас? — Прошу прощения за нарушенный сон, не сдержался… — неловко отвечает Ленский. — Вы так счастливо улыбались во сне… — Да? Тогда я не вижу более ничего неловкого, — шире улыбается Евгений, убирая руки от лица юноши. Тот лишь смущённо отводит взгляд, в то время как Онегин прижимается лбом к его виску. — Улыбнитесь, друг мой, — на самое ухо шепчет он. Владимир послушно приподнимает уголки губ, поворачиваясь к поэту лицом и чуть более смело заглядывая ему в глаза. — Можно? — тихо спрашивает Евгений, нежно соприкасаясь с юношей носом. — Можно, — улыбается Ленский, прикрывая глаза и охотно отвечая на нежное касание. Онегин мягко касается чужих губ своими, аккуратно проскальзывая языком между них. Юноша охотно подаётся навстречу, медленно сползая вбок и позволяя повалить себя на траву. Не возбраняя очередные объятия, Евгений мягко перебирает чужие кудри, расчёсывая их пальцами. Они целуются столь страстно и чувственно, что не заботятся о том, что их могут увидеть. И — о, дьявол! — у Онегина всё сжимается и трепещет внутри, когда он ненадолго разрывает поцелуй для быстрого вдоха, ловит взгляд Ленского, чьи щёки уже слегка порозовели, такого расслабленного и умиротворённого, что Евгений с новым порывом страсти впивается в его губы, заставляя Владимира вновь и вновь срываться на тихие полустоны и нетерпеливо водить коленом по его бедру. Отстраняясь, Онегин сохраняет на лице всю ту же мягкую улыбку и зрительный контакт с юношей. Тот же тянет за манишку Евгения на себя, заставляя его лечь к себе на грудь. В их отношениях появляется всё больше нежности, но, чтобы не смущать общественность и не пускать слухи, вместо поцелуев на публике они лишь мягко соприкасаются кончиками носов.***
И вот, они снова на очередном балу. Камзол Ленского выстиран и выглажен, а его кудри, не так давно с любовью подстриженные Онегиным, расчёсаны и заправлены за уши. Столь скрупулёзная ухоженность придаёт ему особую уверенность в себе. Решив показаться Ольге и, наконец, обозначить, что он жив, он направляется прямо к ней, натянув на лицо счастливую, но притворную улыбку. — Здравствуй, сестра. Как жизнь твоя? Ах, счастлива ли ты? — без сарказма спрашивает юноша, но девушка не обращает на него ни малейшего внимания, словно они незнакомы. — Простите, я не знаю вас, — отвечает она, раскрывая свой кружевной веер и пряча нижнюю часть лица за ним. — Но как же так? — Владимир впадает в ступор. Да, конечно, больно, когда любовь всей твоей жизни выбирает вместо тебя кого-то другого, но ещё больнее видеть, как человек, с которым ты вместе рос и дружил с пелёнок, да так, что не разлей вода, становится тебе совершенно чужим. Когда остолбенение проходит, Ленский чувствует себя глубоко раненным, обиженным и отвергнутым. Рана больнее и гораздо глубже, чем от выстрела. Теперь и думать нельзя о предложении потанцевать вместе. Кто-то сочувственно кладёт руку на его плечо. Это, конечно же, Онегин. Владимир никогда не забудет его манеру прикосновений — не такую уверенную и твёрдую, как у других мужчин, а скорее нежную и заботливую. — Это было… Грубо, — говорит он. Ленского посещает замечательная идея. — Евгений, а не хотите ли потанцевать? — спрашивает он, вновь оживившись. — Полно вам, мы же договорились, — вздыхает поэт, мотая головой. — Да и готов держать пари, что вы ни разу ни с кем не танцевали в своей Германии. — Ошибаетесь… Ну же, всего один разок! — смеётся Владимир, хватая Онегина за руку и утягивая его на середину зала. Тот сначала сопротивляется, но в итоге сдаётся. Действительно, почему бы просто не повеселиться? Это же бал, как-никак! — Тогда я веду. Одна ошибка — и мы заканчиваем, договорились? — с наигранной строгостью спрашивает он. — Договорились! — Ленский тянет Евгения на себя, покорно кладя руку ему на плечо. В глазах Онегина полыхает загадочный огонёк. Он явно не намерен долго танцевать, а потому начинает неожиданно и быстро оттеснять юношу и всячески наседать на него. Но Ленский и сам не промах, а потому всегда вовремя успевает убирать ноги. Из неловких попыток наступить друг другу на ноги, их движения превращаются в страстный танец, в котором они кружатся на зависть парам, которые не могут даже пару поворотов сделать, не споткнувшись и не отдавив друг другу ноги. Оба совершенно забываются в танце: они уже не обращают внимания на то, что танцуют не совсем в такт музыке, и на то, что как минимум половина зала косо на них смотрит. Между ними уже не просто изредка проскакивает искра, а пылает самая настоящая пламенная страсть. И вот, порядочно запыхавшись, они замирают в корте и только теперь обнаруживают, что находятся у всех на виду, в самом центре зала, а музыка давно уже затихла. Оба тут же краснеют до ушей и неловко расходятся. Задание «не намекать на свои отношения» оказывается с треском провалено.***
Это решение даётся обоим с большим трудом, но всё же они берут перерыв в отношениях до той поры, пока всё не уляжется. И этот самый «перерыв» означает полное пресечение любого контакта, будь то даже дружеская встреча или конная прогулка. Первая же ночь с этой тяжёлой, словно камень, мыслью на душе становится самой долгой и бессонной для Владимира, а сам Евгений уже скучает по чудесным прогулкам в погожие дни и нежным объятиям столь верного юноши. В полночь Ленского одолевает такая скука, что он, накинув пальто и наскоро обувшись, словно ночной хищник, покидает своё поместье через окно, ловко спрыгивая на подоконник, находящийся этажом ниже, а оттуда уже скатываясь в плотные заросли бурьяна. Увешанный, словно бродячий пёс, репьями, он, слегка потирая обожжённую крапивой щёку, гордо перемахивает через заросшую живую изгородь, чуть не потеряв на ней пальто, и подмечает, что его сторож спит. В противном случае, тот бы заметил его дерзкую выходку. Ему удаётся незаметно пробраться к участку Онегина, прячась в траве и за деревьями, а также избегая света фонарей, чтобы не отбрасывать тени, и он, бесшумно перемахивая через деревянный забор, ловко забирается на дерево, растущее рядом с окном в спальню Евгения. Отсюда, через щель в занавесках, ему отлично видно, как столь обожаемый им поэт мирно спит, но отчего-то на его лице изобразилась такая печаль, что у Ленского невольно защемляет сердце — он привык видеть другого Евгения, улыбающегося во сне. Не в силах больше лицезреть столь печальную картину, юноша ползёт по ветке максимально близко к окну и стучит в него. Онегин даже ухом не ведёт. Стараясь никого не разбудить своими стуками, Ленский повторно тихо стучится, вцепившись оставшимися конечностями в колыхающуюся на ветру ветку. Евгений с трудом продирает глаза, переводит взгляд на окно и хватается за сердце. Да и как тут не хвататься, когда на тебя смотрит широко улыбающийся юноша, весь в репьях, в одном лишь пальто поверх ночной рубашки, да ещё и кое-как балансирующий на ветке? Онегин тут же торопливо поднимается с кровати и распахивает окно, помогая Владимиру перелезть в свою комнату. Как только ноги юноши касаются пола и щёлкает затворка окна, Евгений крепко прижимает Ленского к себе, с любовью стараясь его согреть. — И стоило ли оно того, друг мой любезный? — спрашивает он, сажая Владимира на кровать и вытаскивая репья из его кудрей. — Определённо, — улыбается тот. — Ещё одна такая выходка — и меня точно Кондратий обнимет, — вздыхает Онегин, мягко кладя руки на щёки юноши и прижимаясь к его лбу своим. — Значит, перерыв взять не получится? — Не-а, — Ленский крепко обнимает Евгения, заставляя его упасть вместе с собой на кровать. — Мне даже боязно спрашивать, где вы были, — вздыхает Онегин, мягко выбирая репейник и прочий сор из волос лежащего у него на груди Ленского. — В траве, — усмехается юноша. — Тогда не буду даже заикаться про мотивы… — слабо улыбается Евгений. — Ну как же — я соскучился по вам, — Владимир поднимает голову и тут же получает поцелуй в лоб. — Вашим волосам эта выходка не понравилась, — Онегин прижимает к себе юношу, повторно целуя его в висок. — Зато у вас золотые руки, — смеётся Ленский, охотно устраиваясь на чужой груди поудобнее. Чёрт побери, как он скучал по этому прекрасному звуку мерно бьющегося сердца Онегина! — Это точно, — вздыхает Евгений, гася и так тусклую керосиновую лампу и пропуская свои пальцы между тонкими пальцами юноши, крепко сжимая его руку и кладя себе на грудь. Чёрт побери, как он скучал по этому прекрасному запаху мягких волос Ленского! И только на утро они обнаруживают главную проблему: одежда Владимира находится в его поместье, а он сам пришёл в одном пальто и рубашке. Не выпускать же его на мороз в таком виде, да тем более на обозрение общественности? А если сам Онегин придёт просить одежду Ленского — его верно хватятся, да наведут панику: куда это любезный помещик Владимир мог пропасть посреди ночи? — И что же нам с вами делать, мой любезный романтик? — вздыхает Евгений, нежно поглаживая юношу по щеке. — А не одолжите ли вы мне свою одежду? — Ленский с надеждой заглядывает в тёмные глаза Онегина. — Но ведь… Позвольте, а если она вам придётся не по размеру? — удивляется Евгений. — Да без разницы, мне же только дойти, — улыбается юноша. — Одежда в том шкафу, — Онегин глубоко вздыхает, отчего Владимир, лежащий на его груди, приподнимается чуть выше, чем обычно, а затем указывает на дубовый гардероб. — Прям вся одежда в одном шкафу? Немыслимый порядок… Надо будет тоже у себя прибраться, а то негоже ведь костюму где-то на стуле висеть, — Ленский коротко соприкасается с поэтом носами, обозначая поцелуй, после чего неспешно выползает из-под одеяла, встаёт с кровати и мягкой поступью, словно кошка, подходит к шкафу. Евгений поворачивается на бок, внимательно наблюдая за тем, что же решил «украсть» у него юноша. Тот же спокойно открывает шкаф, быстро выбирает самый тёмный костюм, похожий фасоном на свой, и, сначала просто прикладывая его к себе, игриво подмигивает Онегину, подтверждая свой выбор. Тот спокойно кивает, не возражая. Тогда Ленский закидывает сложенный костюм на дверцу шкафа, начиная ловкими тонкими пальцами быстро расстёгивать верхние пуговицы на своей рубашке. Евгений продолжает спокойно улыбаться, когда рубашка покидает плечи юноши, обнажая его светлую грудь и ключицы, спокойно смотрит на Владимира, когда рубашка сползает до уровня его крепкой изящной талии, но стоит рубашке сползти чуть ниже живота — он смущённо, пускай и внешне не подавая виду, переворачивается на другой бок. Ишь чего удумал — прямо перед ним переодевается! Ни стыда ни совести! Выходка Ленского кажется Евгению весьма дерзкой, учитывая то, что они всё ещё обращались друг к другу на «вы». Хотя это «вы» уже утратило своё первоначальное уважительно-боязненное значение и вместо этого стало заботливо-обожательным, тёплым, искренним и чистосердечным. — Отдыхайте, друг мой чудесный, — пока Онегин мысленно осуждает поступок Владимира, тот уже успевает одеться, подоткнуть ему одеяло и заботливо поцеловать в висок. — Au revoir*, — намеренно картаво произнося «р», юноша распахивает окно и легко, словно хищник, прыгает на дерево, торопливо спускаясь на землю. — Да дверь же есть! — успевает только прикрикнуть Евгений, резко вскакивая с кровати. — Только попробуй посадить на него хоть единое пятнышко или репей! На порог не пущу! Но юноша уже не слышит его. Он, смеясь, убегает от своры собак Онегина, которых на него натравливает сторож поместья.