Сезон охоты: Шёпот в темноте

      Щекотный луч пробежал по щеке, и Аласер открыл глаза. Взгляд его, блуждая, остановился на пустующей половине кровати – Арвин опять проснулась раньше него и сбежала.       Он не удивился: к утру она всегда умудрялась выскользнуть из подневольных объятий и отползти далеко-далеко, к самому краю постели, так что просыпался он всё равно один – вытянув опустевшую, напрасную руку, будто городской нищий, юродивый старик, пытающийся ухватить жизнь за неотвратимо ускользающие юбки.       Это было больно – каждое утро и целую минуту. Но он, как взрослый и честный человек, понимал, что эта боль – правильная и тоже взрослая и честная, потому что как иначе было расплатиться за пронзительное счастье видеть её рядом с собой?       Повернувшись, он зарылся лицом в разорённую постель. От подушки тонко и сильно пахло нежным золотом, влажным и терпким – плотью Арвин и её сутью, и всё это за смехотворно короткий срок стало его собственным запахом, продолжением его собственной сути. Пролежав так не одну минуту, он всё же неимоверным усилием поднял себя с постели и позвонил, чтобы Габи подала одеваться.       Воюя с крохотными пуговицами на рубашке, он пытался мысленно перенестись в завтрашнее утро, когда позади будет скучнейший новогодний ужин – перенимая традиции восточноевропейских соседей, они праздновали и Рождество, и Новый год с соответствующим размахом, - и можно будет снова позабыть об обязательном отправлении родственных обязанностей. Нет, он хорошо относился ко всем Поттерам и даже к МакГонагалл, которые этого явно не заслуживали – просто не мог терпеть в доме лишних людей.       Спустившись, он обнаружил жену в гостиной второго этажа. Это была довольно просторная комната, всё же уступавшая размерами парадному залу на первом этаже, а потому смотрелась она, несмотря на объёмы, довольно уютно. Сидя в кресле-качалке у окна, Арвин легонько отталкивалась от холодного пола босой ногой, что-то приговаривая в такт мерному покачиванию. На коленях у матери вольготно расположился Генри – ещё в пижаме, но сна ни в одном глазу.       Прислонившись плечом к косяку, Аласер из тени наблюдал за ними. Разумеется, жена его не любила, но зато в их общем сыне она души не чаяла, не спускала мальчика с рук, так что уже не единожды отец говорил, что наследник Грэйволфов вырастет нюней и плаксой. Пока, впрочем, об этом рано было говорить – Генри едва исполнилось три года, – а потому Аласер позволял Арвин баловать ребёнка так, как она только умела.       – Этот волчонок убежал в лес, - приговаривала она, перебирая крохотные пальчики Генри. – Этот волчонок пробрался на подворье…       – А этот? – удивился мальчик, продемонстрировав матери кулачок с отставленным большим пальцем.       – А этот волчонок спрятался от охотников в норе под высоким-высоким дубом, - поделилась она заговорщическим шёпотом и, улыбнувшись, поцеловала сына в висок.       Со смехом увернувшись, мальчик качнулся назад и, заметив Аласера, запищал:       – Папочка!       – С добрым утром, - поприветствовал он, подходя ближе и рассеянной рукой приглаживая волосы у Генри на макушке.       – С добрым, - откликнулась Арвин и, слегка подавшись вперёд, обратилась к по пятам следовавшей за хозяином экономке: – Габи, вели подавать завтрак.       Решив, что ради светлого утра стоило бы попробовать наладить отношения, Аласер предложил:       – Может, позавтракаем вдвоём? Габриэлла, возьми ребёнка, - приказал он, но Арвин лишь теснее сомкнула руки вокруг хрупкого огненного тельца сына.       – Нет, - возразила она. – Генри будет с нами. Правда, маленький?       – Да, - решительно кивнул мальчик.       Противостоять союзу этих двоих было попросту невозможно – да Арвин и одна могла вертеть мужем, как угодно, потому что в её тонких руках он становился податливым, как глина.       Завтракать было решено в зимнем саду. Сидя в плетёном кресле, почти утонувшем в зарослях спатифиллума, Арвин едва прикоснулась к еде, глубоко задумавшись о чём-то своём и предоставив мужу вдоволь полюбоваться ей.       В семье, где почти все женщины были черноволосыми и сухими, с вечно поджатыми губами, будто скорбные старые девы, Арвин казалась редкой красавицей – словно цветок, вдруг выросший в пустыне. Возможно, вздумай художник написать её портрет, он сперва не нашёл бы в её образе ничего, достойного внимания, но то, как колыхались при каждом повороте головы её живые русые локоны, почти доходящие до талии, как щурились светло-серые дымчатые глаза в обрамлении стреловидных ресниц, когда она о чём-то всерьёз задумывалась, как она изгибала запястья, пытаясь дотянуться до книги на верхней полке шкафа – тысяча мелочей, складывающихся в единый памятный узор, делали её бесконечно прекрасной.       Иногда Аласер всерьёз жалел, что сын так похож на него. Нет, Генри был красивым мальчиком, но всё же… Всё же… Хотя, всё к лучшему, остановил он себя и усмехнулся. Если бы Генри был похож на его обожаемого тестя, Аласер бы этого не вынес.       – Над чем ты смеёшься? – уточнила Арвин, слегка склонив голову к собственному плечу.       – Да так, - отмахнулся он, - ничего особенного. Твои сегодня будут в полном составе?       Она помолчала, что-то прикидывая в уме.       – Тётя Минерва может опоздать, - заметила она. – Она писала, ей назначили дежурство в Хогвартсе.       Аласер мысленно выразил благодарность Мерлину и его исподнему, вслух же заметил:       – Надеюсь, отец не станет дурить и прибудет вовремя.       – Это не самодурство, - откликнулась Арвин, приподнимая брови. – Просто оба они – и тётя, и профессор – любят свою работу. Так тоже бывает.       Воцарилась неловкая пауза, в продолжение которой Аласер успел тысячу раз пожалеть о том, что вообще решился завести разговор.       Смерив его взглядом, Арвин чуть приметно нахмурилась, будто возлагая мужа на невидимые весы, а после, поправив Генри воротничок домашней курточки, как бы между прочим окликнула:       – Ал…       – Да?       – Я хочу с тобой серьёзно поговорить.       Такое начало застольной беседы обыкновенно не предвещало ничего хорошего, но Аласер неимоверным усилием воли сдержал лицо и, отставив обратно на стол кофейную чашку, жестом пригласил жену продолжать.       Благодарно кивнув, она объявила:       – Генри уже три, и я подумала… Что, если мне вернуться на работу?       Он в ответ насмешливо поднял брови. Приехали.       – И зачем тебе это? – уточнил он, надеясь, что у него хватит ответных аргументов на приведённые ей доводы.       – Зачем? – переспросила она и хмыкнула. – Затем, что я – дипломированный целитель и хочу помогать людям. К твоему сведению, люди работают не только затем, чтобы заработать на жизнь. Есть ещё такой феномен как призвание. Не ты ли мне рассказывал об этом?       Аласер с внутренним спазмом понял, что его пытаются загнать в капкан – а уж Арвин это умела виртуозно. При любом недопонимании, грозящем перерасти в ссору, она поворачивала всю ситуацию так, что виноватым оказывался именно он. В глубине души Аласер её за это ненавидел, но, ради Мерлина… Как можно было её ненавидеть?       Арвин, не обращая внимания на овладевшую мужем задумчивость, продолжала:       – Сам ты увлечён своей работой – увлечён так сильно, что не понимаешь, как я умираю здесь от скуки. Я не затем долго и упорно училась, чтобы быть запертой в Яме, как в клетке! Я думала, что мой долг – помогать людям.       Он напрягся – как и всегда, когда речь заходила о его работе. Аласер служил в одном из департаментов Министерства магии – в совсем особом департаменте, стоит признать, и, идя по служебным коридорам, он каждый раз слышал по пятам следующий за ним шёпот: «Невыразимец…». Все его разработки были строжайшим образом засекречены, а потому вопрос из разряда «Как прошёл день на службе, милый?» воспринимался в их семье не как проявление заботы, а как попытка рассекретить государственную тайну. Наказание за это было предусмотрено соответствующее – такое, что и Азкабан покажется раем на земле.       – Твой долг, - спокойно откликнулся он, - быть порядочной женой мне и хорошей матерью Генри. Я не умаляю твоих заслуг, - прибавил он, когда Арвин уязвленно нахмурилась, - но подумай о нашем сыне. Он ещё слишком мал.       Это был запрещённый приём, и оба это понимали. Отставив опустевший стакан из-под сока подальше от Генри, чтобы не опрокинул маленькой сильной рукой, она краешком салфетки утёрла сыну щёку и внутренне запнулась – разве можно его оставить?       – К тому же, - прибавил Аласер тоном куда более мягким, чем за минуту до этого, - я не отказался бы от дочери.       Чуть приметно вздрогнув – ничего особенного, просто колыхнулась округлая грудь под просторным платьем, - Арвин вскинула на него глаза и негромко откликнулась:       – Я пока не готова.       – Ну конечно.       Разговор на этом можно было считать исчерпанным. Подняв Генри на руки, она обошла стол и собиралась уже вернуться из сада в гостиную, когда Аласер схватил её за запястье свободной руки и несильно, но настойчиво потянул назад.       – Пусти руку, - выдохнула она сквозь стиснутые зубы.       – С добрым утром.       Обернувшись, Аласер увидел стоявшего на пороге сада отца. Неизвестно было, когда именно он вернулся домой и как много слышал из их с женой разговора, а ведь это было принципиально важно. Арвин была его любимицей – не просто невесткой, но дочерью близкого друга и в прошлом лучшей ученицей, а потому в спорах, если только решал вмешаться, старший Грэйволф обыкновенно брал её сторону.       – Всё в порядке? – осведомился он, подходя на безопасно близкое расстояние.       – Разумеется, профессор, - отчеканила Арвин и вырвала руку из хватки.       Генри, до этого тихо сидевший у матери на руках, вдруг заизвивался, безмолвно требуя, чтобы его спустили на пол.       – Дедушка, давай играть! – предложил он, подбегая к профессору и легко покачиваясь с носка на пятку. При каждом движении мягкие тёмные волосы колыхались на неощутимом сквозняке, иногда закрывая один глаз. Второй, голубой с неуловимой стальной искоркой, следил за дедом с лукавым вниманием.       Усмехнувшись такому бесхитростному веселью, профессор протянул руку и согласился:       – Что ж, давай поиграем.       Схватившись за предложенную ладонь, Генри утащил деда вверх по лестнице, в игровую, оставив родителей наедине.       Поднявшись из кресла, Аласер остановился рядом с Арвин и нежно обнял её, за талию притягивая ближе.       – Прости, - окликнул он, свободной рукой коснувшись её запястья, где на тонкой коже наверняка останется синяк. – Очень больно?       – Нет, - откликнулась она, и это была чистая правда. Она вообще ничего не чувствовала.

***

      Гости начали собираться уже к шести часам вечера, и вскоре Волчья яма наполнилась многоголосым гомоном, в котором будто фейерверки тут и там рассыпались яркие звёзды детского смеха, так что Арвин почувствовала себя значительно лучше – ведь легко не думать о собственных переживаниях, когда нужно угодить доброй полусотне гостей, большинство из которых весьма и весьма привередливы.       – Чувствую, празднество затевается масштабное, - оценил Карлус Поттер, едва появившись на пороге. – Неужели ты решила затмить ежегодные приёмы у Берти Хиггса, милая?       Арвин в ответ лишь с притворным укором протянула:       – Крёстный… – и поспешила подставить щёку под приветственный поцелуй Джеймса.       – Привет, Винни! – улыбнулся он, хитро прищурившись поверх очков. – Как поживает твой любезный супруг?       – А как поживает твоя Эванс, Джимми? – с усмешкой уточнила она, пока Карлус и Дорея за спиной сына обменивались куда как понимающими взглядами. Сам Джеймс лишь нацепил на лицо выражение оскорблённого достоинства и объявил:       – Пока не моя, но я над этим работаю.       При этом он вздохнул с таким непередаваемым трагизмом, какому позавидовал бы весь театр имени Барда Биддля, и Арвин сложила губы в лукавую улыбку. Однако не успел Джеймс уточнить, что же её так рассмешило, как в него с разбегу врезалось что-то маленькое и горячее.       Опустив глаза, он увидел девочку с двумя тёмно-русыми хвостиками на макушке, примерно ровесницу Генри или чуть постарше, которая изо всех сил прижимала к груди плюшевого нюхлера в натуральную величину – очевидно, младшие гости дома уже добрались до малой гостиной и раскидистой ёлки, под которой были сложены подарки.       – Не догонишь! – крикнула малышка, на мгновение оборачиваясь к дверям, и поспешила укрыться за ногами смеющегося Карлуса.       Вслед за девочкой из гостиной выбежали три мальчика – один постарше, и два совсем крохи.       – Отдай! – завопил один из малышей. – Это моя игрушка! Тётя Арвин, скажи ей!       – Тедди, не нужно так оглушительно вопить, - одёрнула стоявшая тут же невестка Арвин Ровенна.       Пока отчитывали Тедди, между девочкой и самым младшим из мальчиков завязалась нешуточная потасовка – каждый пытался завладеть вожделенной игрушкой. В какой-то момент девочка, не соразмерив силу, пихнула худосочного кузена в острые плечики, пытаясь отбиться. Малкольм-младший, смачно шлёпнувшись на пятую точку, запрокинул голову назад и навзрыд заревел.       – Вэррон! – прикрикнула Арвин, бросаясь к племянникам. – Вот ведь егоза… Ты что делаешь?       – Ничего! – откликнулась девочка с поистине ангельским выражением лица, но тут же скривилась и показала тётке розовый язык.       – Это не ребёнок, а наказание, - всплеснула руками Ровенна, поднимая дочку с пола и приводя в порядок задравшееся небесно-голубое платьице. – Роджер, идите к остальным детям, поиграйте… Только чтобы без происшествий! Ох, милая, да отдай же ты этого нюхлера!       Восьмилетний Роджер лишь украдкой закатил глаза, но не посмел ослушаться и за руку увёл сестру в игровую.       Праздник шёл своим чередом, но в начале двенадцатого Генри начал капризничать – сказался слишком ранний подъём. Сначала он потребовал пирожное, потом сказку, затем – песню, а в конце концов просто уснул на руках у миссис Поттер.       – Давай его сюда, мам, - полушёпотом попросил Джеймс и, опережая протянутые руки Арвин, осторожно принял мальчика. – Ничего, Вин, я помогу.       Она в ответ лишь благодарно кивнула, и вдвоём они поднялись на третий этаж, где располагалась детская.       – Как ты вообще? – полюбопытствовал Джеймс, садясь в низкое кресло, пока Арвин осторожно раздевала сына и укладывала его в постель.       Коротко оглянувшись на него поверх покатого плеча, она качнула головой:       – По-всякому. Семейная жизнь – она такая… Никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь.       – А что Адриана?       – Вернётся в середине января, - откликнулась Арвин и не смогла сдержать облегчённый вздох. – Видите ли, целители решили, что ей лучше переждать праздничную суматоху в Швейцарии, на источниках… Чушь собачья. Как будто я не понимаю, что она просто решила повесить все домашние обязанности на меня. Ненавижу… Джимми, как же я её ненавижу!       Она отвела глаза, глядя в тёмное окно, за которым взрывались первые из ракет доктора Фойерверкуса. Теперь она со смехом вспоминала первые месяцы замужества: как она боялась тогда, как обмирала, ожидая слежки, как верила во всемогущество свекрови. Подумать только, долгие недели в её присутствии она даже думать боялась о чём-нибудь важном, всерьёз предполагая, что эта омерзительная женщина способна каким-то образом проникнуть в её мысли.       Тонко почувствовав всколыхнувшуюся у неё внутри волну гнева, Генри сквозь сон жалобно позвал:       – Мамочка…       – Тш-ш-ш… – прошептала она, умильно округлив губы, и села на край кровати рядом с сыном. – Засыпай, маленький. Закрывай глазки… Жил-был горбун на горбатом мосту, - пропела она, пропуская лёгкие прядки сквозь пальцы, - монетку нашёл он в горбатом лесу…       – Купил себе кошку с огромным горбом, - вполголоса подхватил Джеймс. – С тех пор они счастливо жили вдвоём.       Эту шуточную колыбельную в один куплет она не раз напевала ему самому, несмышлёному карапузу, младше на невообразимые пять лет, стоило ему принести к ней ссаженное колено или разбитый нос – и рифмованное успокоительное действовало, и боль отступала, и всё было хорошо.       Коротко улыбнувшись, Арвин протянула ласковую руку и взъерошила ему волосы. А Джеймс вдруг подумал, как это странно, что Бог не дал ему ни одной сестры по крови, зато по духу – сразу двух. Их дружба с Арвин была почти такой же, как с Авророй, но всё же совсем, совсем другой, потому что Арвин была старше и по-женски мудрее, и у неё уже была своя семья – и это простое обстоятельство раскинулось между ними будто пропасть, раз и навсегда выстроив чёткую субординацию их взаимоотношений. И всё же иногда, совсем редко, Джеймс думал, что, если он и женится, то только на такой, как Арвин. Разумеется, ему нравилась Лили, он был влюблён, а иногда даже задумывался – не та ли это любовь, о которой все говорят и пишут в книгах… Но, если уж выбирать жену, то только такую, как МакГонагалл… то есть, уже Грэйволф.       Вот почему его сердце так искренне болело за неё, такую красивую и такую несчастную. Раз за разом он задавался одним и тем же вопросом: зачем она вышла замуж за Аласера? Неужели только потому, что он красив и богат?       Должно быть, его метания как-то отразились на лице, потому что она вдруг покраснела и отвернулась. Часы внизу пробили полночь.       Наступил тысяча девятьсот семьдесят пятый год.

***

      На ходу надевая куртку, Сириус вышел из гостиной Гриффиндора и направился прочь из башни, на первый этаж. Им был разрешён выход в Хогсмид, что было очень даже кстати – на сегодняшний вечер приходился первый день полнолуния, а потому не мешало бы проверить Визжащую хижину и убедиться, что им с Лунатиком никто не помешает. Это и была причина, по которой они остались в Хогвартсе – мистер Люпин пока что не оправился от потери жены, а потому взваливать на него ещё и собственные мохнатые проблемы было бы слишком даже для Римуса. Джеймс долго уговаривал его поехать домой, и Сириус почти согласился – в конце концов, они с Арвин давненько не виделись, да и от рождественских кексов миссис Поттер мало кто может отказаться добровольно… Но Лунатику он был всё же нужнее, пусть друг и упирался, с завидным упорством повторяя, что справится сам.       – Сириус!       Обернувшись на звук торопливых шагов, он мигом нацепил на лицо улыбку – его догоняла Нэнси. В памяти у Сириуса что-то шевельнулось. Уж не обещал ли он ей сегодня свидание?       – Куда-то спешишь? – уточнила она, легко клюнув его в щёку, для чего ей пришлось подняться на носочки – не хватало роста.       На мгновение задумавшись, он туманно ответил:       – Да так, есть пара дел.       Так обещал он свидание или нет, Мерлинова борода?..       Недоверчиво нахмурившись, Нэнси осторожно уточнила:       – А можно с тобой по делам?       Это было крайне нежелательно, а потому Сириус, обворожительно улыбнувшись, легко коснулся её губ и заверил:       – Брось, детка, тебе это будет не интересно. А ты лучше дождись меня и подготовься к сюрпризу.       – Сюрпризу? Какому?       «Если бы я знал», - подумал Сириус, вслух же сказал:       – Как бы не так! Великие фокусники никогда не раскрывают своих секретов.       Отчеканив всё это с невозможным пафосом, он вновь поцеловал её, на этот раз дольше и глубже, а после, весьма довольный собой, уверенно зашагал вниз по лестнице, рассеянно прикидывая, какой же сюрприз устроить вечером. Может, сводить её на Астрономическую башню?.. Да ну, холод собачий.       Выйдя за ворота замка, он поднял воротник куртки и, прикрывая глаза от летевшей навстречу позёмки, пошёл в направлении деревни, стараясь держаться чуть левее, в стороне от крайних домов. Даже издалека он видел, что кривые улочки полны народу, что удивительно в такую погоду.       Впрочем, чем ближе он подходил к Хижине, тем реже ему встречались прохожие – никому не хотелось связываться с тамошними привидениями. Ловко нырнув в дыру в заборе, он уверенной рысцой приблизился почти вплотную к ветхим стенам и осмотрелся, уделяя особое внимание дверям и оконным переплётам. Нет, всё было надёжно заперто – старый дом спал в ожидании, когда же вернутся его единственные законные хозяева.       Удовлетворённо хлопнув ладонью по пористому дереву, Сириус усмехнулся и тут же вскинул голову на раздавшийся рядом скрип снега. Ему могло и почудиться за свистом разыгравшейся метели, но звук повторился, и он, осторожно вытащив палочку, спиной почти прижался к стене и выглянул из-за угла дома.       Перед чёрным ходом, вкривь и вкось заколоченным досками, стоял мальчишка лет десяти – по всему видно, даже не первокурсник. Запрокинув голову так, что шапка съехала на затылок, паренёк снизу вверх с прищуром смотрел на Хижину, что-то про себя высчитывая.       – Эй! – окликнул Сириус, убирая палочку за пазуху и выходя на свет так, чтобы мальчик мог его видеть. – Ты что тут делаешь?       Вздрогнув при звуке его голоса, мальчик вновь прищурил довольно наглые голубые глаза и запросто спросил:       – А ты?       – Невежливо старшим отвечать вопросом на вопрос, - с усмешкой напомнил Сириус, подходя ближе.       – Говорить с незнакомыми на «ты» тоже невежливо, - заметил мальчик, чем вызвал у Сириуса волну едва сдерживаемого хохота.       Склонившись к мальчишке, он для верности упёрся ладонями в колени и лукаво сощурился.       – Так Вы, сэр, самый настоящий умник, выходит?.. – уточнил он, не в силах сдержать усмешку. – Что ж, давайте с Вами знакомиться. Для меня честь быть представленным столь интеллигентному юному джентльмену.       Коротко кивнув в ответ на похвалу, малыш представился:       – Я Оливер.       – Сириус Блэк, - представился он, пожимая протянутую ладошку, и Оливер внезапно улыбнулся:       – Я тебя знаю! Ты с моей сестрёнкой на одном курсе.       Прикинув, кто это может быть, Сириус не нашёл однозначного ответа. В любом случае, сейчас у него были дела поважнее – нужно было скорее уводить мальчишку отсюда, пока ему не пришла идея проникнуть внутрь, чтобы поохотиться на привидений.       – Что ты тут делаешь, Оливер? – уточнил он, протягивая руку и уверенно уводя мальчика прочь. – Разве ты не знаешь, что в Хижине водятся привидения?       – Знаю, - просто откликнулся он. – Но папа говорит, что никакие это не привидения, а обычные бродяги, которые шумят и портят жизнь честным людям.       Громко фыркнув, Сириус оценил:       – Он очень умный человек, твой папа.       Внезапно воздух прорезал протяжный вопль.       Вскинув голову, Сириус увидел, как по снегу, наметённому по обе стороны ближайшей улицы, метнулся слепящий зелёный отблеск. Взгляд его, скачками перемещаясь от одной фигуры к другой, тут же вычислил тех, кто послал заклятие – Пожиратели смерти, семеро или больше, недружным строем шагали по улице, паля заклинаниями направо и налево.       Поднялся крик, детишки, до этого исполнявшие рождественские гимны, бросились врассыпную.       Метнув взгляд на застывшего с открытым ртом Оливера, Сириус схватил мальчика за шкирку и втолкнул его в ближайший снежный нанос.       – Протего хоррибилис! – указал он на сугроб и, всей рукой ощутив скользнувший по воздуху магический щит, бросился вперёд, на крики.       Первым, что он увидел, был стоявший на коленях Фрэнк Лонгботтом, гриффиндорский семикурсник; к груди он прижимал бездыханное тело Алисы Голд. Глаза девушки были закрыты, но кровь изо рта ещё текла – значит, жива. Замерев возле одноклассницы и её парня на долю секунды, Сириус взмахнул палочкой и приказал:       – Экспеллиармус!       Палочка выпорхнула из рук наступавшего на них Пожирателя так, что чуть не свернула хозяину пальцы. Но рассуждать особо было некогда, и Сириус, бросив щит в ту сторону, где остались Фрэнк и Алиса, побежал вперёд.       Всё новые и новые вспышки взрывали холодный воздух. Несколько раз Сириус едва успевал, пригнувшись, увернуться от красных лучей Разоружающих заклятий. Послав наугад заклинание в стоявшего ближе всех Пожирателя, он втянул голову в плечи и, не сдержавшись, зажмурился, но всё же успел разглядеть, что на этот раз вспышка была зелёной.       Встав в полный рост, он выкрикнул:       – Импедимента! – но противник увернулся, ушёл из-под самого заклинания, ответив слабеньким Экспеллиармусом.       Легко отбив заклинание, Сириус где-то внутри, на самом краю сознания, боролся с недоумением – зачем он медлит? Почему не убивает?       Собственная заминка стоила ему равновесия и, приняв на ноги очередное заклятие, он полетел в снег, точно в придорожные кусты.       Барахтаясь в сплетении заснеженных веток, он пытался подняться на ноги, но тут ему вдогонку прилетело ещё одно заклинание – на этот раз Круциатус, но исполненный вполсилы, почти неощутимый, так что Сириус глухо охнул, скривившись, и на мгновение затих, подняв глаза на приближающегося мучителя.       Вблизи было видно, что роста он отнюдь не богатырского, но наверняка ловкий и юркий – ведь от Импедименты Сириуса даже Джеймс не всегда мог увернуться, а ведь он ловец... Остановившись рядом с поверженной жертвой, Пожиратель отвёл в стороны полы капюшона мантии и внезапно сдвинул костяную маску вниз ровно настолько, чтобы было видно высокий смугловатый лоб и глаза – чёрные, яркие, прожигающие насквозь.       Сириус похолодел, но на этот раз дело было вовсе не в укутавшем его снеге.       – Рег… – выдохнул он, не в силах совладать с дыханием.       – Не суйся, - отрывисто приказал брат и взмахнул палочкой. – Петрификус тоталус!       Заклятие парализовало его полностью, лишив даже способности говорить, а потому Сириус не мог закричать, но внутри… Внутри он заходился от крика, потому что догадывался, давно догадывался – с тех самых пор, как ушёл из дома. Но теперь, увидев Регулуса среди этих отвратительных тварей, которые и жизни-то недостойны… Нет. Какими бы натянутыми ни были их отношения, такой участи для брата Сириус не хотел.       Внезапно его чуткого нюха достиг резкий запах гари, и крики усилились. Скосив глаза, он увидел, как Пожиратели собрались вокруг «Кабаньей головы». Регулус был среди них – по крайней мере, Сириусу казалось, что он видит брата даже с такого расстояния. Один за другим волшебники подняли палочки, и крыша трактира вспыхнула синим пламенем.       Собрав все силы, Сириус пытался пошевелиться, но не смог – заклятие держало крепко. От натуги у него из глаз полились слёзы, но он не сумел пошевелить даже пальцем, и ему оставалось только лежать на снегу и ждать, когда действие заклятия сойдёт на нет.       Пятеро Пожирателей наставили палочки на трактир, и оглушающе громыхнуло Взрывное заклятие.       Сириус не мог закрыться руками или увернуться и, когда его накрыло взрывной волной и обломками, должно быть, на несколько мгновений потерял сознание, но почти тут же вынырнул на поверхность из небытия и понял, что вновь может двигаться. Кто бы ни скрывался под масками, они сделали своё дело и улизнули.       Поднявшись на дрожащие ноги, Сириус поднял палочку, выбрался на дорогу и огляделся.       «Кабанья голова» сложилась как карточный домик, крыша до сих пор горела, но вокруг уже собирались люди, заливавшие огонь водой. Среди них был и хозяин, Аберфорт Дамблдор – значит, успел выбежать раньше, чем грянул взрыв. В воздухе над трактиром, будто ядовитый зелёный цветок, расцветала Чёрная метка.       Тут и там на снегу виднелись неподвижные тела, которые медленно заметало снегом. Сириус смотрел на них и не мог узнать ни одного – может, повезло, и никто из его друзей не пострадал?       Где-то за его спиной раздался надрывный женский крик, переходящий в горестный вой. Обернувшись, он не увидел несчастную женщину, но, опустив глаза, заметил такое, отчего его желудок болезненно сжался и рванул вверх, так что Сириус едва успел прижать кулак ко рту.       В снегу прямо за его спиной лежала крохотная девочка – должно быть, лет шести или даже меньше. В лёгком домашнем платьице, босая, она распласталась на земле как брошенная хозяйкой кукла, и на её щеках лежали и не таяли нарядные снежинки…       Тряхнув головой, Сириус приказал себе не раскисать и лишь теперь, глядя на эту девочку, вспомнил – Оливер. Он ведь так и остался возле Визжащей Хижины. Что, если…       Он припустил вниз по улице, оскальзываясь и с трудом сохраняя равновесие.       – Оливер! Оливер, где ты?       На окраине деревни следов битвы было куда меньше, но Сириус всё равно увидел на снегу кровавые следы. Чья это кровь? Своих или чужих?       – Оливер! – крикнул он сорванным горлом, и, заметив какое-то мельтешение справа, порывисто обернулся, вскидывая палочку.       Мальчик выбрался из кустов и бросился к спасителю – насмерть перепуганный, белый как мел, но, кажется, невредимый. Быстро и больно ощупав его ледяными пальцами, Сириус вздохнул с облегчением, но поднял голову и увидел, как со стороны Хогсмида к ним приближается человек в плаще.       – Стой! – приказал он, поднявшись в полный рост и наставив палочку пришельцу прямо в сердце.       Дёрнув головой, тот сбросил капюшон – это оказалась Марлин МакКиннон, его однокурсница.       – Олли! – воскликнула она и, подбежав, упала на колени перед братом, прямо в окровавленный снег. – Мерлин, ты меня до смерти напугал!..       – Марли! – жалобно пискнул мальчик, обхватив её руками за шею, и тут же по-детски наивно сообщил: – Меня Сириус спас – он меня в сугроб толкнул, когда эти в масках налетели…       Снизу вверх взглянув на Сириуса затравленными глазами, она медленно поднялась, но рук так и не разжала. На лице у неё, точно на подбородке, уходя влево, запёкся густо-бордовый отпечаток.       – У тебя кровь.       – Это не моя, - откликнулась Марлин, уронив плечи и обречённо махнув свободной рукой куда-то себе за спину. – Уилфред, муж мадам Помфри… Режущее заклятие угодило ему в живот.       Она не прибавила больше ни слова, покосившись на Оливера, но Сириус и так всё понял. Из живого человека натечь столько крови попросту не могло.       – Там ещё раненные, - сообщила она дрожащим голосом. – Может, и убитые… Я видела, как ударило Джона Гамильтона…       Сириус передёрнулся. Гамильтон был вратарём сборной Слизерина. Выходит, эти сволочи не пожалели своих же?       Плохо сознавая, что делает, он придержал Марлин за плечи, и втроём они медленно побрели туда, где сновали люди.       Возле кафе мадам Паддифут собралась целая толпа, тут и там виднелись жёлтые шапочки целителей – очевидно, кто-то догадался послать патронус в больницу святого Мунго. Где-то там были и мёртвые, а потому Сириус не спешил подходить ближе. Но вот стоявший у него на пути Гидеон Пруэтт шагнул в сторону, поправляя бинтовую повязку на собственном предплечье, и ему стало видно, кто лежит на снегу.       Бок о бок с окровавленным телом мистера Помфри лежала девушка в тёплой хогвартской мантии: лицо побледнело до синевы, в тугие кудряшки набился снег, когтевранский шарф почти развязался, открывая тощую шею. Сириус почувствовал, как земля, качнувшись, плавно уходит у него из-под ног.       – Нэнси?.. – беспомощно окликнул он и, закатив глаза, рухнул в снег.