coercion

      Это было просьбой. Неловкой, трусливой, и Вергилию честно очень долго не хотелось просить, но хотелось телу. Оно жаждало прикосновений, объятий, которыми Данте в последнее время его сильно обделял. Не хочешь - не надо, Верг. Проблема была лишь в том, что Данте уже довёл его до привычки, наркотической зависимости. Без насильственной ласки брат не мог жить.              Вергилий приходит в этот раз сам, хотя он же и послал Данте к чертям подальше - опять. Вергилий робок и труслив, потому что прийти первому все равно, что и показать слабость. Куда ещё-то слабее.              Но он приходит. Старается подкрасться бесшумно, не привлекая лишнего внимания, но Данте все слышит, пускай и не реагирует: скрип половиц под босыми ногами, мелкие выдохи и тихий шорох по ковру. Может, обычный человек действительно не различил бы всего этого, но Данте гораздо ужасней всех смертных вместе взятых. Вергилий гораздо менее внимателен с появлением пуза и даже умудряется задеть носком одну из бутылок, который брат так и не прибрал. Вряд ли он вообще хоть раз думал о том, чтобы прибраться здесь.              Вергилий останавливается в метрах трёх от накрывшего лицо журналом и закинувшего ноги на стол брата и замирает, боясь шевельнуться. Данте может сделать что угодно, у него совершенно нет никаких рамок и границ.              - Что? - Данте прекрасно знает, чего брат решил показаться спустя неделю ссоры. Он снимает с лица глянцевые страницы и устремляет проницательный взгляд голубых глаз на Вергилия. Губы вздрагивают в ухмылке, но он берет в себя руки и возвращает лицу серьёзное выражение. Такое непривычное и почти угрожающее, с насупленными бровями и недельной щетиной. Вергилий смотрит в ответ упрямо, исподлобья: сам знаешь, что.              - Дотронься до меня, - его голос хриплый и глухой, все это время он молчал, маниакально поглощая тексты - страница за страницей. Единственное его занятие и интерес, способ отвлечься от всего отвратительного, что происходит. Ненависть к брату сменилась отвратительной жаждой ласки и любви, сопротивляться не имело смысла.              Данте заинтересованно вскидывает брови и дёргает уголком губ.              - Не хочешь извиниться? - он издевается, дразнится, но при этом разводит руки в приглашающем жесте. Вергилий переступает с ноги на ногу и неловко делает шаг ближе. А после почти уверенно подходит к демону и становится рядом, опустив взгляд. Глаза у него красные от недосыпа и слез, испещрённые голубыми сосудами пальцы слегка подрагивают, когда Данте берет их в руки. Данте шире и властней, ему невозможно противостоять, не ответить на поцелуй тоже невозможно. Он ведь, в конце концов, сам за этим пришёл.              Вергилий чуть прогибается в пояснице под сухими и очень горячими ладонями, невольно прижимаясь животом к Данте. Плацента крепится к задней стенке матки, и поэтому живот у него сравнительно небольшой для его срока. Но откуда ему знать о таких нюансах.              Данте осторожен. Поцелуи его мягкие, язык тёплый, щетина колет почти приятно. Вергилий не вырывается, и нет смысла стискивать его запястья до черных гематом да искусывать шею и плечи до кровоподтёков, чтобы угомонился и дался, наконец, в руки. Данте забирается второй рукой под футболку и гладит низ живота. Нежно, трепетно, чувствуя, как толкается в ладонь ножка его ребёнка. Сердце изнывает от щемящей нежности, его Вергилий прекрасен во всех смыслах.              - Я люблю тебя, ты знаешь? Каким бы отвратительным и капризным ни был, - пальцы ведут по животу, задевают мягкие волоски ближе к резинке штанов. Их совсем немного, как и волос на теле брата в принципе, но они есть, и Данте от этого, черт возьми, сходит с ума.              Щенок действительно изголодался по тактильным ощущениям. Он даже добровольно, пускай и чертовски робко, опускает руку на чужое предплечье, ища поддержки, и получает тёплую усмешку в губы. Данте зарывается в шелковистые, полмесяца назад остриженные до нормальной длины, волосы и проталкивает в чужой рот язык, требуя более сильного доверия - докажи, что хочешь этого, Вергилий.              Вергилий прикрывает глаза и расслабляется, отвечая на поцелуй. Сильные руки, крепко обнимающие его, кажется, не собираются приносить никакого вреда, и чувство это непривычное.              - Ты должен быть покладистее, Верг. Тебе же самому будет проще, - Данте целует в скулу, в висок. Позволяет уткнуться себе в плечо и даже впиться от переизбытка чувств зубами в мышцы. Ему не больно, а спина под ладонями мелко дрожит.              Вергилий не плачет, но стискивает челюсти сильнее, когда мозолистые пальцы пересчитывают выпирающие позвонки через плотную ткань футболки. Он так исхудал, а капли жира, которые были в его теле, ушли в низ живота, чтобы защитить ребёнка.              Данте утаскивает его за запястье наверх, в комнату. Тот не упирается, тело хочет ласки и сексуального контакта. В тот раз Данте разозлился окончательно и не стал лезть ни через час, ни через сутки, ни через двое. Только оставлял на столе еду, без которой человек долго бы не протянул, а беременный и тем более. Но он не обнимал, не целовал и даже не заваливался рядом спать. Это не превратилось в привычку, но в самую настоящую зависимость. И Вергилий все ещё не до конца это осознает, пускай даже и сделал то, что в здравом уме ни за что бы не стал - попросил о таком непотребстве демона, который его довёл до слез, до истерики на ровных местах, в целом до такого унизительного поведения, совсем не достойного воина.              - Данте, - он тихо шепчет, комкая простыни под ладонями, пока брат стягивает с тощих бёдер штаны и отшвыривает их подальше, куда-то в угол. На кровати много подушек, Данте это любит, а Вергилию будет удобней, если подложить под поясницу.              Бывший король ада вздрагивает, когда горячие губы касаются груди, мягко ведут по тонкой коже к соску и прихватывают его. Данте ласкает его языком, дотрагиваясь, как его и просили. Оставляет на шее красноватые, но вовсе не кровавые следы, целует костлявые руки, прижимается к жилкам на запястьях. Гладит живот с особой нежностью, норовя вновь почувствовать толчки малыша, которых в последнее время все больше и больше, они уже гораздо мощнее, кожа сильно натягивается по форме крохотной ножки. Данте осторожно подтягивает к себе Вергилия, растягивает его ещё аккуратней, не скупясь на смазку и не жалея времени на подготовку. Тот вздрагивает от каждого прикосновения и не отрывает взгляд от чужой широкой груди: разглядывает, смотрит на перекатывающиеся под кожей мускулы, на всю эту мощь, которая спокойно может переломать ему все кости, и тяжело сглатывает. Он бы смотрел на умелые руки между собственных ног, но мешает живот.              Данте входит медленно, несмотря на то, что ребёнку это никак не повредит на данном этапе, он перестраховывается. Вергилий закусывает губу и дышит рвано, чувствуя, как брат обхватывает его за бока, придерживая и фиксируя. Бёдра Вергилия на чужих, позиция удобная донельзя. Можно выгнуться навстречу и получить больше болезненной ласки. Дискомфорт мешается с удовольствием от одной мысли, что брат его обнимает, целует и проявляет любовь - он определённо сошёл с ума.              Из глаз вновь текут слёзы, и Данте улыбается, заводится от вида пытающегося спрятаться в сгибах локтей брата и мокрых дорожек на висках. Только тут он применяет силу, прекращая фрикции и протягивая руки к красивому лицу – он хочет видеть. Перехватывает Вергилия за запястья и отводит от глаз ладони, заставляя показать себя. Тот жмурится, отворачиваясь, и кусает дрожащие губы – и сам он дрожит, чувствуя распирающий изнутри член. Хочется попросить возобновить движения, но, открой он рот сейчас, выйдет лишь жалобный всхлип.              - Выглядишь так, словно не ты ко мне пришёл, а я взял тебя силой, - усмехается Данте и широко толкается, держа партнёра за плечи. Он опускает руки к братскому члену, по пути нежно мазнув пальцами по животу, и обхватывает его, даря ещё больше прикосновений. Вергилий выгибается и всё-таки всхлипывает, широко распахивая глаза, когда Данте движется в одинаковом темпе, проходясь по самым чувствительным местам. – Всё хорошо, помни об этом.              Вергилий мелко дрожит и кончает в чужую руку. Его тело в последнее время очень чувствительное, даже слишком. Данте кончает на выпуклый живот, доводя себя до оргазма рукой, и тяжело дышит, заваливаясь рядом с братом. Тот прячет лицо в ладонях, отворачиваясь, но совсем не противясь моментально обхватившим его поперёк груди рукам. Данте горячо дышит в шею, прижимаясь губами, и гладит успокаивающе. Он отирает сперму простынями, считая, что ту всё равно давно пора заменить, и накрывает их более-менее чистой.              Вергилий быстро засыпает, измотанный долгой тревогой и сексом, а Данте ещё долго лежит, вдыхая запах чужих волос и медленно оглаживая упругий живот, искренне радуясь, когда в ладонь толкается малыш. Он счастлив, что брат теперь точно не предпримет попыток сбежать – в этом он уверен.