Candles

Следующие две недели мой малыш провел в инкубаторе. Он родился недоношенным, и ему требовался медицинский уход. Я очень волновался — мне едва удалось сохранить жизнь Чарли, и страх потерять его не давал покоя. Однако в этот раз судьба нам улыбнулась, и вскоре мы оказались дома. Я не заходил в свою квартиру после смерти папы, поэтому попросил Джорджа побыть с нами несколько дней, пока я не привыкну. — Какой он прекрасный, — говорил Смит, восхищенно смотря малышу в глаза, — так похож на тебя. — Не слишком привыкай к нему, я не разрешу вам видеться. — Сэмми… — Это не обсуждается, Джордж, — я пытался оставаться непреклонным. — Он мой сын тоже! — альфа повысил голос, — ты не можешь так поступать! — Не буди ребенка, — разозлился я, — ты опасен для него. — Я никогда не обижу его… — Когда-то ты так говорил про меня, — я болезненно улыбнулся. — То, что произошло между нами не должно на нем отражаться, — сказал бывший после короткой паузы, — ребенку нужны оба родителя. — Джордж, — сказал я устало, — хватит. Кажется, в моем голосе отражался весь диапазон этих странных, липких, противоречивых чувств. С одной стороны я понимал, что альфа прав, но я слишком боялся. Боялся, что Джордж способен причинить боль сыну, разочаровать его, навредить. Я не мог позволить этого. Джордж избил меня два раза. Джордж отказался слушать меня. Джордж женился через несколько месяцев после нашего расставания. Он думал только о себе в тот момент. Он был ослеплен гневом и ревностью. Эти чувства оказались сильнее его любви ко мне. Есть ли у меня причины доверять этому странному альфе? А если их все-таки нет, то почему он в моей квартире, весь такой домашний семьянин, держащий на руках моего сына? Я совсем не понимал, что мне делать и как быть дальше. Я запутался в собственных чувствах, в собственных принципах и позициях. Все, чего мне хотелось — покоя. Покоя для себя и для малыша. Мы заслуживали его как никто другой. — Поспи, Сэмми, — вдруг сказал бывший полушепотом, — ты очень устал. Но я не пошел спать. Оставлять ребенка наедине с его чокнутым отцом было плохой идеей. Джордж понял это. Он старался не показывать как сильно расстроен, однако я чувствовал. Он ведь мой истинный альфа, черт возьми. Голова плыла от противоречий и недосыпа. Как жаль, что папы нет. Как жаль, что единственным близким человеком был Джордж. Мне приходилось терпеть его в своем доме. Мне каждый день приходилось подавлять эту больную, нездоровую любовь к нему. Переступать через желание поцеловать его. Перешагивать через самого себя. Больно, это так больно. Это так чертовски больно, что я даже не смогу описать этого никогда. Моя жизнь была идеальной когда-то, но теперь она — пыль, руины, осколки разбившихся стекол от розовых очков. Теперь я один, на руках с грудничком. Без работы, без близких людей, без перспектив. — Самуэль, — альфа прибавила тон, — немедленно отправляйся в кровать! Нужно было возражать. Нужно было сказать ему, что он больше не имеет право мне указывать. Нужно было сопротивляться, нужно было влепить ему пощечину. Но я больше не мог. Мои глаза слипались, и я едва разлеплял их, чтобы следить за размеренным дыханием моего спящего мальчика. Тогда я впервые уснул больше чем на несколько часов и кошмары меня не мучали. Утро следующего дня встретило меня отвратительным чувством паники. Паники, что я оставил Чарли рядом с неадекватным человеком. Чувства вины, что я уснул, что я не был рядом с малышом. Я дал Джорджу возможность сделать с моим сыном что угодно. Какой же я дурак, безответственный идиот! Мое тело вскочило с кровати прежде, чем я успел осознать это. Альфа укачивал малыша. Он смотрел на него так. Как обычно родитель смотрит на своего ребенка. Так правильно, так нежно, так любяще. Мое сердце тогда растаяло, хоть и разум говорил — это ничего не значит, Сэмми, он и на тебя так смотрел когда-то. Но он избил тебя. Но он предал тебя. Но он променял тебя на другого. Злость снова закипела во мне в тот момент, и я ворвался в гостиную. Это заставило Джорджа обернуться. — Доброе утро, Сэмми — его бархатистый голос утонул в ласке, — завтрак на столе. Тебе нужно хорошо питаться. — Отстань от меня уже со своей заботой, — буркнул я и протянул руки к малышу, тем самым давая понять, что хочу взять его. Но альфа улыбался. Он не злился, не возмущался. Молча передал мне ребенка. Смотрел на него с тревогой. С гордостью. С любовью. Казалось, мое сердце скоро разорвется от чувств. Чарли был воплощением нашей былой любви. Чарли должен был расти в полноценной семье. Но Джордж все испортил. Он разрушил нашу идеальную жизнь, он разрушил наши отношения. Он все сжег. Испепелил. Уничтожил. Я видел сожаление в его глазах. В каждом взгляде, в каждом движении, в каждом слове. Он словно стал живым воплощением этого слова. Но уже поздно, Джордж. Поздно, поздно, поздно. Уже ничего не исправишь, Джордж. Ничего не выйдет, ничего не получится, милый, хороший мой, любимый. Я больше никогда не смогу доверять тебе. Я больше никогда не смогу уважать тебя. Я больше никогда не смогу чувствовать себя в безопасности рядом с тобой. Все закончилось, Джордж. Эта наша нерушимая любовь все-таки дала трещины. Правильно говорил отец, что все заканчивается. А я ему никогда не верил. Ведь мы с Джорджем были нерушимы. Наша любовь обладала той самой силой, которая была способна сравнять с землей самые могучие горы, иссушить глубокие океаны, растопить ледники. Я так думал. Я так думал, безнадежный романтик, глупый омега с мусором в голове. Все оказалось иллюзией. Чарли был спокойным. Он много спал и почти не плакал, хорошо кушал и быстро рос. Я наблюдал за своим ребенком с упоением. Он стал моей единственной надеждой. Стал смыслом жизни. Этот маленький альфа спас меня от смерти много раз. Спасает до сих пор. Будет спасать всегда. Потому что он теперь стал важнее чем кто-либо и что-либо. — Спасибо, что дал мне возможность поспать, — сказал я едва слышно, но мой неугомонный бывший все равно услышал. Его губы расплылись в улыбке. — Тебе не следует благодарить меня. Это наш сын. Я исполняю свои обязанности. Ну да, наш сын, Джордж. Наш. Твой и мой. Только вот где был ты, когда мы с сыном переживали трудные времена. Где был ты, когда наш сын мучился от стрессов своего папы, когда я всеми силами пытался не потерять его? Ты злился, Джордж. Ты ненавидел меня. Этот гнев разъел твою душу, Джордж. Этот гнев изуродовал тебя. Ты даже не стал слушать меня тогда, Джордж. Я и не заметил как слезы стали скатываться по моим щекам. Что на меня нашло? Что со мной, черт возьми, происходит? Как мне заботиться о Чарли, если сам я буквально расщепился на части? Мой малыш смотрел на меня своими большими чистыми глазами. И тогда мне показалось, что целого мира больше не существует. Есть только я и он. И этого вдруг стало достаточно. — Ты хочешь съездить на могилу папы? — вдруг спросил меня альфа. Дрожь прошлась по всему телу. Конечно, я хотел. Я так сильно соскучился по папе. Мне хотелось рассказать ему, что у него теперь есть внук. Рассказать, что я жив, что я все еще тут, несмотря на все проблемы, которые выпали на мою долю. — Конечно, — искренне признался я. — Завтра я отвезу тебя туда, — сообщил он. — С Чарли это будет нелегко, — я покачал головой, — он ведь совсем маленький, его не стоит везти куда-то. — Мы оставим Чарли с моими родителями. Наймем няньку… — С твоим чокнутым папашей? Нет уж, Джордж, — заворчал я. — Прекрати, Сэмми, — альфа улыбался, — это ведь его внук. Разве он виноват? В том, что произошло между нами. Не виноват. Так же как и Чарли. — Знаю, Джордж, но все-таки, — я пытался быть вежливым, — мне не хочется оставлять ребенка с твоими… Он расстроился, я видел. Чувствовал. Не то чтобы меня это сильно волновало. Но я старался понимать его. Он альфа, у него родился альфа, первый и возможно единственный ребенок. Конечно, Джорджу хотелось показать его. И я позволю. Но не сейчас. Каждый день становится похожим на другой, когда у тебя появляется ребенок. Время летит незаметно, и вот ему месяц, два, три. Его глаза начинают темнеть, а в чертах лица все больше прослеживается Джордж. Мне очень нравилось быть папой. Держать малыша на ручках, чувствовать биение его сердца. Любить его просто потому что он твой. Твоя плоть и кровь. Твое продолжение. Когда он смотрит на тебя своими ясными глазами, когда он крохотной ручкой сжимает твой палец, когда он улыбается. Когда его щечки розовеют, когда он произносит непонятные звуки. Когда он переворачивается со спины на животик, когда он грызет свои игрушки, когда он накручивает на пальчик мои волосы. Все это стало особенным для меня, и я почувствовал себя так глупо! Подумать только — всегда боялся стать типичным папочкой, который не видит ничего, кроме своего ребенка, который смотрит на того влюбленными глазами. Теперь же я понимал их, хоть и в поле моего интереса были и другие вещи, помимо Чарли. Например, Джордж, не отходящий от малыша даже на работу — отдал свой отдел фирмы во временное управление лучшему другу. На мой взгляд, это было опрометчивым решением — альфа, хоть и был редкостным психом и придурком, но дело свое знал. — Ты мог бы иногда появляться на работе, Джордж, — подметил я, — знаешь, хороший руководитель должен контролировать работу подчиненных. — У меня есть дела поважнее, Сэм, — он улыбнулся. — Нам с Чарли иногда нужно отдыхать от тебя, — я посмотрел на альфу с вызовом. — Оу, конечно, дорогой, — кажется, его голос был буквально пропитан сарказмом, — вот Чарли скажет мне, что хочет отдохнуть от любимого отца, тогда я оставлю вас. — Не будь так заносчив, Джордж, — ощущение потери контроля над ситуацией раздражало, — я все еще могу лишить тебя права видеться с ребенком, помни об этом. — И что же ты будешь делать тогда? — кажется, бывший разозлился, — что ты дашь малышу, Сэмми? Что ты можешь ему дать? Ты ведь останешься совсем один, Сэм. У тебя нет работы и деньги, оставленные папой, когда-то закончатся. Что потом, Самуэль? Что ты, черт возьми, будешь делать потом? Обречешь моего ребенка на голодную смерть? Заставишь его расти без семьи, пропадая целыми днями на работе, лишь бы прокормить его? Что ты будешь делать без меня, Сэм, скажи?! Как ты справишься с этим? Он знал. Знал, где мое больное место. Надавил. Обсыпал эту кровоточащую рану огромной горсткой соли. Я не заметил как слезы заполнили мои глаза, как я даже не нашел ответа. Я не мог сказать ни слова. Я не мог возмутиться, не мог отрицать. Ведь Джордж прав. Чарли был обречен на жалкое существование со мной. Я был ментально не здоров, беден. Без работы, без близких людей, без малейшей веры в себя. — Прости, что мне пришлось говорить это вслух, — деликатно произнес он, но я лишь вымученно улыбнулся. Какой же ты мудак, Джордж, что заставляешь меня снова быть слабым и беззащитным перед тобой, заставляешь меня проигрывать, — я беспокоюсь за вас. Очень. — Ложь, — я перевел замутненный взгляд на его лицо, — жалкая ложь. — Да, Самуэль, я вру. Конечно, я вру. Как же иначе, Самуэль, я вру, поэтому провожу с ребенком все свое время. Поэтому не иду на работу. Поэтому делаю то, что обычно отцы-альфы не делают совсем. Разделяю с тобой все трудности родительства. Жертвую своим сном, чтобы ты выспался. — Не удивлюсь, если ты делаешь все это просто потому что хочешь задобрить меня, а не из искренней любви к сыну, — тыльной стороной ладони вытираю дорожки слез со своих щек. Будь же сильным, Сэмми, хоть когда-нибудь. — Думай как хочешь, Самуэль. Ты, конечно, можешь отнять у меня сына. И я не смею тебя останавливать. Только вот ребенок не должен страдать из-за разлада между родителями. — Хорошо, Джордж, — мое решение было импульсивным. Я знал, что буду жалеть позже, — будешь видеться с ним, но только при одном условии. — Говори же. — Ты прав. Я ничего не могу дать своему сыну. Когда-то я был преуспевающим журналистом, но ты сломал меня так сильно, что даже любимая работа перестала приносить удовольствие. Поэтому, — я скрестил руки на груди, — Чарли будет считаться официальным наследником компании твоего отца. И единственным. Только в этом случае я разрешу вам видеться. — Это непростое условие, Сэмми, — опешил Джордж. Смешно! — Я так и думал, в общем-то. Твои слова ничего не стоят. — Не спеши злорадствовать, милый, — как он меня назвал? — Чарли будет знать и любить отца. Я сделаю все для этого. Вдруг он торопливым шагом удалился. Какой же придурок! Что с ним, черт подери, не так? Я не переставал удивляться его взбалмошности, его самолюбию, его гордости! Да как он смеет смотреть в мои глаза с таким явным вызовом! Звук застегивающегося пальто. Скрежет ключей. Я недоуменно направился к источнику шума. — Мне нужно съездить домой и обсудить все с родителями, — объяснил альфа, даже не дожидаясь моего вопроса. Как будто меня вообще интересует, куда он уходит! Да пусть не возвращается, — приеду как смогу. Держись, солнышко и поцелуй сына за меня, когда он проснется. — Не смей больше никогда называть меня так! — выкрикнул я в его удаляющуюся спину, закрыл дверь и смущенно улыбнулся.