Candles

Джордж ничего не сказал. Не кричал, не ругался, не угрожал. Он взглянул на меня напоследок, ухмыльнулся своим же мыслям и ушёл прочь. Я до конца не осознавал произошедшее, испытывал сильный шок. — Что ты себе позволяешь, Сэмми? — папа выглядел злым и напуганным, — а если бы ты убил его? Счастье, что я вовремя подоспел! — Ну и пусть, пап, — слезы непрерывно капали на футболку. Свежие раны на моих руках снова начали кровоточить из-за попыток задушить Джорджа, — он ведь уничтожил меня, и ему ничего за это не было. — Бог ты мой, Сэм, что с твоими руками? — вскрикнул папа, а я вздрогнул, — ты порезался? Или… — Не спрашивай, — он ужаснулся, — мне и так очень плохо. — Тебе нужна помощь, сынок, — твёрдо заключил старший Браун, — ты не справляешься сам. Уже пять месяцев прошло, но ничего не меняется. Притворяешься, чтобы меня не огорчать. На деле же все по-прежнему. — И что ты предлагаешь, пап? Таблетки наверняка нельзя будет принимать во время беременности. — Но ведь это не единственный способ лечения, Сэмми. Нужно сходить к психотерапевту. — Не хочу, — противился я, — снова мусолить произошедшее, вскрывать старые болячки. — Иначе не выйдет, сынок. Нужно победить самого себя и сделать это. Ради малыша. Я по-прежнему не желал жить, но ребёнок, оказавшийся заложником обстоятельств, должен был родиться. Он ведь не виноват в глупости своих родителей. Мой любимый сын, душа и жизнь моя, прости меня. Прости, что совсем не забочусь о тебе. Я ведь ещё не был ни на одном УЗИ. Не знаю, насколько ты здоров. Твой глупый, бестолковый папа очень виноват перед тобой. Мое сердце бьется только ради тебя. Кажется, я возьму своего крошку на руки и все печали отойдут, испарятся, пропадут сами собой. Обрету смысл жизни, буду бороться с демонами, обитающими внутри моего изуродованного тела. Жаль только, что альфе придётся расти без одного из родителей. — Я хочу на УЗИ, пап, — неуверенно заявил я. Он же тем временем рылся в аптечке, желая сделать что-то с моими порезами. — Отличная идея, — ответил он. Омега продолжал копаться в коробке с лекарствами, но через долю минуты все-таки нашёл бинты, — наконец-то! Папа обработал мои раны перекисью водорода, а затем перемотал руки бинтом. Я пообещал себе больше не заниматься самоуничтожением, однако за месяц успел сделать это привычкой и даже зависимостью. Иного способа заглушить боль я не находил. Утром следующего дня мы отправились в центр наблюдения беременности. Меня трясло от волнения, но папа крепко держал за руку, и это придавало сил. Напротив сидел омега с большим животом. Его альфа смотрел на него так, будто вся вселенная заключена в глазах этого парня. Они выглядели счастливыми. Когда-то я тоже ловил на себе такие взгляды и поэтому ни на минуту не сомневался, что связался с человеком, который действительно питает ко мне чувства. — Самуэль Браун, — вырвал меня из размышлений мягкий голос медбрата, — проходите. В последний момент хотелось сбежать оттуда, слишком уж я волновался за малыша. Пережить столько стрессов без последствий практически невозможно. Тем более, что я всегда был дохляком, часто болел. Вдруг он уже.мертв? Собрав волю в кулак, я решительно вошёл в кабинет. Специалист по УЗИ уложил меня на кушетку, намазал живот липкой штукой и стал проводить каким-то прибором. Мне было щекотно, и я невольно улыбнулся. Впервые с того времени как расстался с Джорджем. — Можете вставать, — оповестил омега через десять минут молчания. Он подал мне салфетки, и я принялся вытирать свой живот. — Что с моим ребёнком? — обеспокоено спросил я, натягивая свитер, — он здоров? — Я указал все в протоколе, — он подал мне бумажку с прикреплёнными к ней «фото» моего малыша. Он жив! Это самое важное! Облегченно вздохнув, я вышел из кабинета. Папа помог мне надеть верхнюю одежду, и мы вызвали такси. Я немного злился на человека, который обследовал меня. Наверняка в протоколе ничего не будет понятно! В конце концов, в случае возникновения проблем он обязан был сообщить мне. Иначе мог лишиться работы. Ники уже ждал нас дома. Я понял это по его сапогам, беспорядочно валявшимся на проходе. Он всегда был неряшливым! С кухни до нас доносился божественный запах пирога, который умел готовить только мой друг по рецепту своего покойного дядюшки. Что на него нашло? Обычно папа занимался готовкой. Любопытство поглотило мою жалкую душонку, и я, даже не сняв пуховик, направился к Николасу. Он стоял ко мне спиной и, похоже, не услышал шагов — телевизор был включён на полную громкость. — Бу! — напугал его я. Ники вскрикнул и обернулся. Увиденное шокировало меня. На шее омеги красовалась красная, свежая метка. Метка, черт возьми! Ее ставят только в самых серьёзных отношениях! Как это могло произойти? Я что-то забыл? Друг ничего мне не рассказывал! — Спокойно, — Ники нервно улыбнулся, — я сейчас все объясню. — Что у вас тут, мальчики? Почему не разделся, Сэмми? — возник на кухне мой родитель. — Его пометили, пап. — Не может быть, — он широко распахнул глаза, — у тебя ведь давно никого нет, Ники. — Теперь есть. Я встретил любовь всей своей жизни, — признался друг, — извините, что не рассказывал раньше. Я не был в нем уверен. — Не следует извиняться, солнце, — папа обнял его, — надеюсь, ты будешь счастлив. — Спасибо, — Ники перевёл взгляд на меня, — завтра я переезжаю к нему. Это время с вами было незабываемым. Как в хорошем, так и в плохом смысле. — Мне нужно переодеться, — растерянно произнёс я, — поздравляю. Мир вашему дому. В тот момент желание остаться наедине с собой захлестнуло меня полностью. Я ушёл в свою комнату. Он ничего не сказал мне. Не поделился со мной таким важным, таким сокровенным. Я рассказывал Николасу все. Мне казалось, что именно так поступают лучшие друзья, не иначе. Этот омега был частью моей души, он все знал про меня. Кто-то мог бы подумать, что я завидую успеху Ники, но это не так. Я радовался за него, правда. Всем сердцем. Но осадок все равно остался. Тем не менее, я пришёл к выводу, что не стоит забивать себе голову подобным. Ну не посчитал нужным он рассказать, это не его обязанность. Каждый поступает как хочет. В конце концов, в моей жизни были более важные вещи. Малыш, например. Сейчас все мои силы должны быть направлены на его здоровье и благополучие. Вспомнив про протокол, я побежал за своей сумкой, оставленной в коридоре. Оказалось, что новость о Ники была не единственным сюрпризом на сегодня. На бумаге чёрным по белому красовалось заключение: монохориальная диамниотическая двойня.