Kos

      Ривай: «Апельсиновые деревья из воспоминаний не вырастить».       Я проклял себя трижды, а еще не вечер. То, что Эрен неповоротливый, я всегда знал, видел. Но дело одно, когда речь идет о устойчивой поверхности относительно ровного покрытия, но совсем другое, когда происходит смена декораций. И как только он чуть не выпал из лодки прямо в мутную бирюзу озера, наполненного ледяными глыбами, пришло понимание, что не все так просто, как кажется, и это только начало. Так и вышло: торчащие, выпирающие камни на нашем пути как ловушки для парня. Не понимаю, в чем дело. Под ноги не смотрит? Вместо того, чтоб оглядывать красоты, пейзажи, вкушать великолепные виды, я обеспечиваю поддержку как только могу, чтоб не расшибся, упадет же. Ползем по-черепашьи вдоль проплывающих вековечных холодных глыб. Я не доволен прогулкой. Совсем. А буквально несколько дней назад радовался ей, ждал. Каждый перекур между записями я тратил на планирование праздничного дня. Эрен во всю участвовал в процессе выбора маршрута, сопровождаемых, поиске того заветного домика из сказки, о котором он мне рассказывал. Я провел с ним весь Адвент, и финал хотел отпраздновать вместе. Близкий конец угнетал меня и гложил, как собака кость. Что-то произойдет, обязательно случится, чувствую это. Его точно попытаются отобрать у меня. Оттого не отхожу от парня, вечно перевожу все его внимание на себя, что часто сводится к одному — перебиранию его локонов, усадив к себе на колено. Он при этом всегда задорно хохочет, рассказывает что-то из личной коллекции мифов и приданий, а я думаю о том, что могу всего этого скоро лишиться, в один щелчок, и лишь потому, что этого кому-то там захотелось.       Ледник вблизи оказался не так безобиден: раскинутые грозно щупальца, присыпанные свежим снежком, опасны. Инструктаж нам дали довольно емкий, запугали, заставили подписать бумаги, чтоб не отвечать за то, что через несколько лет нас по кускам начнет выплевывать ледовый монстр. Я впрямь испугался, потому что выданное нам обмундирование, кошки и ледорубы вряд ли спасут Эрена от неуклюжести. Мы уже протопали около двух часов по бугристой местности. Усталость ощутима, а теперь еще нужно перебраться через ледяной язык. Серьезно? Я точно запомню этот день на всю свою жизнь. Ухватил карабином на своем поясе канат, намотал на руку его свободный край — буду держать нерасторопного как на привязи. Человек спецподготовки начинает ряд, второй замыкает его. Мы справимся. Надеюсь на это.       Холодно. Холоднее, чем температура внизу. Ото льда веет пронизывающе, пробирается повсюду, холодит внутренности. Величие льда, страх перед ним, заставляет отдать тому почести. Ничего подобного я не видел, не встречал, сравнить не с чем. Новизна ощущений сковывает все. Мы — малюсенькая точка на его спине.       Эрен справляется не так хорошо, как хотелось бы, но моя помощь ему пригодилась. Оглядываюсь часто, получаю улыбку и раскрасневшийся кончик носа в ответ. Доволен он, значит, и я тоже. Взбирались мы ровно пятьдесят восемь минут, приметил время.       — Привал! — объявил впереди идущий и остановился.       Как хорошо. Я и Эрен рухнули прямо на синее, облокотившись на зуб. Устали — слабо сказано. Люди, что сопровождают, покинули нас ненадолго, сказав, что хотят проверить место спуска. Мы только дышали и вовсе не говорили, тишина давила в уши, пока что-то не заревело, как зверь, зычно затрещало и охнуло. Ощутил легкую вибрацию в теле и, распахнув шире глаза, уставился на паренька подле.       — Это что? — прохрипел я.       — Он так разговаривает. — сразу отозвался Эрен.       — Кто он? — мои догадки скачут подле.       — Ледник. Он же живой и тоже хочет поговорить. — в миг расплылась улыбка, показывая его добрый нрав, — значит, мы ему понравились.       Я притих, а что тут скажешь? Каждый верит в то, во что хочет. Какой смысл уверять другого в том, что это лишь многолетняя масса спрессованного снега. Но звучит интересно.       — Кофе? — кладезь легенд заерзал, стащил рюкзак, и вынул из него небольшой термос.       — Из твоих рук и яд испить готов, — говорю, что думаю. Этот проклятый напиток цвета ночи для меня и впрямь отрава. За последнее время я выпил его больше, чем за всю свою жизнь.       Вместе с кофе мне были предложены мягкие вафли в шоколадном узоре (не удивлен) и апельсины. Я только наблюдал, не отрываясь, как это сложно, — снять кожуру с цитруса. Но скорее то связано больше с холодом, замерзшими пальцами. Эпическое, хоть и не долгое сражение. Апельсин проиграл и дольку мне всунули в рот без предисловий. Но не это поразило. Эрен не убрал ладошку, а держал у моего рта, и я не понимал происходящего, пока он не прояснил.       — Там косточка. Отдайте мне. — что? Я должен сейчас пережевать и выплюнуть семечко в его ладонь? Новости. — Хочу ее потом вырастить. — неубедительно, плевать не стану. — Я всегда любил апельсины. — заговаривает. — Когда меня забрали, только он остался в моих руках. Ничего не стало. Мама, любимые вещи, игрушки, первые друзья — все исчезло. Только апельсин, я очень крепко его держал. Сохранилось всего пара косточек, и они очень важны для меня, понимаете? Так я храню свои воспоминания, чтоб ничего не забыть, — такое себе доказательство, — и когда-нибудь я обязательно выращу из них апельсиновые деревья.       Впервые он говорит что-то подобное. Никогда ведь не заикался о своей судьбе. Да я и не спрашивал. В такое вообще не стоит лезть, бередить. Мне больше ничего не осталось, как подчиниться и дать ему то, что он хочет. Потому что хранимое им с таким трепетом никогда не вернется, больше того — не прорастет, что бы он ни делал, как ни старался, — семена не взойдут. Жаль, конечно. Но не скажу того вслух, выплевываю зернышко и только отвожу взгляд. Это все из разряда «сам придумал — сам поверил — радуюсь, живу». Так еще уметь надо.       — Пора! — слышу голос проводника, отдохнули в общем.       Спускаться оказалось не проще: это не ступеньки, а вековой лед. Если вверх я Эрена тащил, то теперь опускаю. Не выдержал и поинтересовался, нет ли другого пути. Боюсь, завтра я не смогу вновь повторить такое восхождение. Оказалось, что есть. Мысленно поблагодарил всевышнего за щедрость.       Мы спустились к раскрытой пасти чудовища, и было надеялся, что все, самое сложное позади, но неугомонный пацан сорвался в прямом смысле с привязи и побежал в сторону разинутого рта ледяного монстра.       — Стой, — проорал я, замечая предупреждающие надписи и ограждения. — Нельзя!       — Живем один раз! — визгнул он и сразу после этого споткнулся, и, конечно же, шлепнулся, распластавшись на снежку.       — Горе, — пробормотал недовольно и побрел к неугомонному.       Я не только вижу, знаю, чем он взял этих грозных дровосеков, — мордашкой. Скулит, строит глазки и упрашивает своим нежным голосочком, пока те не задумались. Скрегочу зубами, но не встреваю. Как же хочется вмешаться, всех привести в чувство одним словесным пинком. Какого черта? «Вы не просто со щетиной в два пальца, ребят, ваши души должны быть бородатыми. Что вы идете на поводу у глупого и нерасторопного? Мало ли что он там хочет. Какие пещеры, вы в своем уме?». Ледяная тварь шевелится, похрустывает, издает странные звуки, она проглотит нас и не заметит.       — Что скажешь? — один из бородачей таки решил сам спросить мое скромное мнение и потихоньку отвел от запала Эрена. Кто платит — тот и решает, да?       — Насколько безопасно? — это все, что мне надо знать.       — Зима, потому все стабильнее. Но не в каждую стоит соваться, ему так тем более, — мужик кивнул на говорливую обузу, что все еще танцевала на месте со своим «хочу».       — Веди так, чтоб он остался цел, накину сверху бумажку-другую. — я не могу запретить Эрену чего-то желать, не имею права.       На том и порешали.

***

      Эрен: «Пока рядом, пока не исчез».       Скорее всего Ривай считает, что попал на ночлег в хлев или ветхую лачугу. Вид мало довольный, но повернуть назад точно нельзя. Наш поход занял много времени: так просто не сорваться с места и не побежать обратно. Силы на исходе, что у меня, что у него. Развели огонь, ждем, чтоб хоть немного прогрелось остывшее помещение. Я осматриваюсь, слоняюсь, глазею в оконце на синий лед, пока не стемнело. Все еще не верю в случившееся. Полусон какой-то. В пещере, полной хрусталя, я с интересом разглядывал не только фигуры, что напоминали мне каких-то невероятных существ, но и его. Почему-то редактор радиостанции для меня такой же, — один из ледяных метаморфоз. А что, если это я никак не могу его разглядеть, а лед все ведает, воспроизводит правду? Рассказывает треском и гулом, делится истиной на своем языке…       — Это что?       Услыхав, проморгался, тряхнул головой, разгоняя образы, и оглянулся. Невероятный человек перебирает и раскладывает на собственный лад небрежно вываленные мной вещи на столе, пялится на узелок.       — Каша же, для ниссе. Не важно, где ты, но подкормить маленьких помощников — никогда не грех.       — Понятно. Ты бы шел ближе к огню, замерз ведь.       И правда, что-то я замечтался, а лучше отогреться. Тем более, в открытой топке уже весело подпрыгивают огоньки, краснеет жаром. Я быстро снял шапку, расстегнул и стащил верхнюю одежду с себя. Запахло свежезаваренными травами, и, пока я возился с вещами, Ривай уселся напротив тепла на широкой лаве, набросил на плечи ворсистый плед. Поспешил присоединиться к нему и расшвырял обувь в разные стороны. Ноги гудят, бедняжки, натоптались.       — Держи, — он протянул мне варево, что густо поднимает пар.       — Просто чай? — уточняю, потому что для меня крайне важно знать состав.       Он подтвердил кивком, и я охватил кружку, подул немного и отхлебнул. Покатилось вниз, нос тут же закрутило, зажал его, но все равно пискнул, чихнув.       — Как бы после этого не заболел. — услышал заботливые нотки.       — Не заболею, — уверенно произнес и отставил горячее, тут же подсел поближе, не просто передвинулся по шероховатому дереву сидения, а юркнул к нему в плед. Он согреет меня. Потому что вместе всегда проще, о чем бы не шла речь.       Мне показалось малым простые объятья в плюшевым одеяльце. Влез к Риваю под свитер не только руками, нырнул с головой, будто спрятался от всего внешнего, как страус в песок. Минута полного забвения, когда больше никого не существует, ничего нет. Никаких проблем или забот. Я на верхушке пологих гор, где много-много воздуха, необъятная ширь. Тут меня никто не найдет, не достанет.       Позорно уснул, вымотался, и вот результат. Посапываю все на той же лаве, укрыт, вместо подушки под головой свернутый свитер, облюбованный недавно мной, довольно пускаю на него слюну. Какой же я молодец.       — Что я проспал? — еще с закрытыми глазами бормочу, потому что Ривай где-то рядом.       Слышу шаги, звук посуды, ощущаю запах еды. Мой желудок проснулся раньше меня и помуркивает довольно.       — Абсолютно ничего, разве что прогрелось. Можно освежиться, и ужин на подходе.       Я сладко потянулся, разлепляя глаза и думая о том, что не зря сбежал. Никто не знает, где я и с кем. Ледовые подвиги — дело серьезное, хоть я и указал номер Армина на всякий случай, сам ему ничего не сказал, за что немного стыдно, на самого себя обидно. Сначала я хотел взять его с собой, но понял, что ему не вырваться. Он никогда не разочаровывает семью, в отличие от меня. Мне очень хотелось поделиться с ним радостью, разболтать, какой Ривай замечательный, что он говорит, что делает — выдать все. Но быстро сообразил, что скорее всего мои слова будут походить больше на хвастовство. Не сказал… Чувствую вину за это.       — Меня озадачивает каша. Я не знаю, как и что. — услышал жалобу.       — Погоди. — вскакиваю. — Дай мне несколько минут, — пальцами расчесываю запутавшиеся волосы, поднимая высоко, а глазами ищу его в слабом освещении парочки масляных ламп, — и мы сварим самое вкусное Рождественское угощение! Один день. Всего один вечер, пока ты рядом, пока не исчез.