Так вкуснее

      Блицу приходится пошире расставить ноги, откинувшись на спинку кровати. Одна из них всё ещё болит, всё-таки переломы, нанесённые принцем Гоэтии, не просто обычные травмы. И уж точно крайне хреново их можно свалить на падение с лошадки. Особенно игрушечной. Но… Луна смеялась, показывая инстаграм-фотки Милли и Мокси. Сме-я-лась.       И Блиц в очередной раз терпит Столаса, оседлавшего его член… какой уже раз за месяц? А за ночь? Клюв у него надёжно заткнут кляпом, глаза завязаны, лапы стянуты над головой. Это похоже на танец, скольжение вверх-вниз, как лодка на водах Стикса. Стоит у Блица только из вежливости — столько раз кончить даже демон не выдержит. А вот стояк у Столаса самый настоящий, член сочится прозрачными капельками. Блиц уже сто раз успел пожалеть о том, что предложил адскому принцу тогда, на аттракционе, кончить без рук. Столас пристрастился, и теперь его клоака уже растрахана так, что выпускает член Блица с чвоканьем, но он не останавливается. И не остановится.       Блиц не знает, куда деть руки, и в конце концов обхватывает бёдра принца, подаёт его чуть на себя, заставив изогнуться, уркнуть через кляп и двигаться быстрее.       Злополучная книга лежит на прикроватном столике, посвёркивая обложкой. Тень Столаса танцует на ней, перекрывая лунный свет. Блиц с трудом отрывается от разглядывания тиснёного полумесяца. Пора бы уже домой, скоро утро. Значит, принца нужно поторопить, но и в то же время не нарушить очередной договор. Блиц тянется к Столасу, ослабляет его кляп, вынимает. Закрыв глаза, впивается ему в клюв поцелуем. Принц отвечает так жадно, как будто только этого и ждал, Блиц слышит, как ухает его сердце. Вот сейчас, в это мгновение он хотел бы быть только здесь. Есть что-то в поцелуях такое, что нельзя объяснить просто сотрудничеством, такое, что заставляет и сердце Блица биться чаще. Но всё же Столас кончает быстрее и первым, дёргаясь, пытаясь освободиться. Точнее, он может это сделать в любую секунду, но игра есть игра. Блицу нравится это слово, нравятся необременительные правила.       И нравится могущество, которое даёт Книга Луны.       Спихнув с себя принца, Блиц сдёргивает с него повязку, Столас щурится на свет. Нашарив сигару, Блиц закуривает, готовясь слушать очередные извинения. В Аду счёт времени легко утратить, особенно когда Небесная Чистка только что миновала. Но два, а то и три раза в месяц встречаться со Столасом — уже перебор. Блиц, подпалив верёвку и отдав сигару, с содроганием думает о том, что с принцем можно просыпаться в одной постели каждый день, и что Стелла очень рисковая мадам.       Но голос Столаса, вкрадчиво мурлыкающего слова вроде «гримуар» и «особый доступ» заставляет принять любое его предложение. Магия ли это? Блиц не знает и не задумывается. Фестиваль плодородия? Пусть фестиваль. Особенно когда Столас, шелестя кожаной сбруей по простыням, обхватывает колени и наклоняет голову. Уркнув, проглатывает член Блица полностью, бес, заранее смирившись, лишь тихо напоминает:       — У нас уговор, а уже утро…       — Не будь таким занудой, Блици, — Столас, чуть отстранившись от по-прежнему заинтересованно привставшего члена, урчаще просит: — Давай просто так. Без договора.       И снова глотает. Блиц, чувствуя, как член проваливается в бездонную глотку принца, может только слабо попросить:       — За… заплатишь.       Столас кивает, член Блица скользит по горлу и бес взрыкивает. Хорошо. Если бы было плохо или страшно как первые пару раз со Столасом, он бы вышел из игры. К чёрту поверхность, и в Аду заказов бы хватило, раздобыть бы только ангельское оружие. Это куда как проще, чем украсть у гоэтического принца его гри-му-ар. И почему хорошие мысли приходят настолько поздно? Когда уже лежишь на кроваво-алой постели, и твой член проглочен совоподобным демоном, который одним взглядом может обратить тебя в камень или пепел.       А Блиц всего лишь нащупывает пальцами очередное выпавшее серое пёрышко и стискивает. Никто пока не знает, что у Столаса появилась новая слабость. Не только малютка Октавия, за которую он порвёт весь Ад. Он, Блиц. Приближённый не просто к телу, тот, кому дозволено видеть принца любым. Даже с бесстыдно-мокрой клоакой, заляпанного спермой, взъерошенного и безмерно счастливого от того, что глотает член, двигая горлом. Двигая…       Блиц закрывает глаза и снова словно тонет. Опять накатывает головокружение, и виной всему уже не высота карусели и не алкоголь. Сам Столас словно гипнотизирует движениями, взглядами, вздохами. Заставляет подаваться ему навстречу бёдрами, забывая о боли в ноге, забывая обо всём мире вокруг, снова сжимаясь только до чувств, до танцующих прикосновений языка, до искорок наслаждения, пляшущих около головки, которые простреливают иногда до самых яиц и в конце концов сливаются и вспыхивают невообразимо-обжигающе. Блиц не слышит, как кричит, впившись в узкие плечи Столаса, как дрожит в его объятьях, не в силах открыть глаза. Нет, не больно. Слепяще, невообразимо хорошо, как будто та малость того, что это не по договору, что-то решает. Столас утирается, трётся клювом об рог Блица. Урчит. Всё неправильно. Не должен адский принц ублажать простого беса. Каких бы предпочтений в сексе ни придерживался, всё это должно оставаться просто игрой. Игры Блиц понимает и любит. А этого… этого боится.       — Мне пора, — пошатнувшись, встаёт с кровати.       Сдёргивает с себя нелепо-короткую курточку. Игры с кожей Столаса не заводят, а как будто наоборот — и портупея, и верёвка, и кляп, и ужасный прикид Блица заставляют его быть чуть более… сдержанным. Как будто если на обёртке конфеты нарисовано дерьмо, ты передумаешь её есть.       — Очень жаль, — Столас вытягивает длинные ноги, переворачиваясь на спину.       Блиц не смотрит в его сторону, стараясь игнорировать тот факт, что у принца опять стояк. Сколько раз он может за ночь и как долго способен трахаться, Блицу уже известно — как повезёт и всю ночь, когда полная луна заливает Имп-Сити и окрестности красноватым цветом, и в её сиянии…       Блиц мотает головой. С досадой проводит пальцами по Лунной книге. Придётся оставить малышку, хоть про пятнадцать клиентов была чистая ложь — Веросика с друзьями попортили бизнес, как и проклятые херувимчики.       Зато в честь особого доверия Столас показал в своём замке-особняке отдельный тайный ход, и Блиц с облегчением застёгивает рубашку, думая о его тихих прохладных стенах. Точно никаких встреч с Октавией и Стеллой, лучший путь отхода. Знал бы он о нём раньше, не попался бы Столасу тогда на балконе, он бы не затянул его в спальню и не…       По-прежнему холодно. Блиц поправил плащ, ступая в полумрак. Всё изначально выглядело паршиво – то, как он притворялся пьяным, пробравшись на званый банкет, как сам же подваливал к Столасу, позволял щупать себя за задницу и трахнуть пальцами ещё в машине по дороге в этот проклятый особняк. Ради вновь покинутой книги, но Блиц всё же осознавал, что ему просто повезло, что он по-настоящему приглянулся Столасу, и он всего лишь звонил в офис, а не сразу прислал туда банду головорезов. Игра такая.       Таксист на этот раз не сова, кто-то из Адских гончих. Но Блиц не хочет соваться к Луне. Только не сейчас, только не в таком виде приветствовать капризную дочурку. И о фестивале пусть ей лучше скажут Милли и Мокси, так это не будет очередной «старпёрской идеей».       И после этого — только спать. Спать до очередного ангельского пришествия.       Или до того момента, пока Милли не сигналит под окном из фургончика. Блицу кажется, что он и рогов до подушки не успел донести. Но, бросив взгляд на календарь, понимает, что сам виноват. Трахаться со Столасом «до» полнолуния вполне означало «накануне».       — Если ты не спустишься, я заберу твой любимый брелок с лошадкой! — Милли как будто в шутку щелбанчиком заставляет качаться крохотную пони на зеркале заднего вида.       Она не посмеет, но Блицу неприятно. Лошади. Лошади прекрасны, вот бы у Столаса хватило птичьих мозгов подарить ему хоть одну. Не плюшевую.       — Иду, твою ж мать.       — Именно! — жизнерадостно заливается Милли. — Мы едем к моим родителям на ранчо! Недалеко, Круг Гнева!       Блиц, переодеваясь, хмыкает. У Мокси будет тяжёлый денёк.