Надеюсь, в твоих снах найдётся место для меня

— Ну как он? — это был первый вопрос, который Фрэнк задал Джерарду, как только перешагнул порог его квартиры следующим утром. Джерард пару секунд хлопал глазами, пялясь на гитару за спиной Фрэнка, а потом, «включившись», возмущенно вздохнул, закрывая входную дверь. — Этот комок шерсти скулил полночи, — раздраженно поведал он, ткнув пальцем в щенка, который неподвижно сидел на кухне и глядел на Фрэнка круглыми печальными глазами. — Я вставал чуть ли не каждый час! Он торчал у двери и скулил, Фрэнк, это было ужасно. Уэй скрестил руки на груди, требовательно глядя на Фрэнка и ожидая от него то ли сострадания, то ли хотя бы объяснений по поводу действий щенка. Фрэнк, устроивший гитару у шкафа и скинувший куртку, только улыбнулся, а в следующую секунду заключил Джерарда в объятия со словами: — У вас обоих была ужасная ночь, вы в одной лодке, не злись. А потом он как ни в чём не бывало прошествовал на кухню к Авокадо. Уэй пару секунд стоял в коридоре столбом. — Эй, ну как ты, приятель? — Фрэнк будто уже забыл про Джерарда и, сидя напротив щенка на корточках, протягивал ему руку. Авокадо, оставшийся недвижимым на своем месте, настороженно её обнюхивал. — Давай, я тебя не обижу. Сейчас пойдем гулять. Джерард, созерцавший всё это явление из коридора, наконец опомнился и тоже зашел на кухню. — Я его не кормил, если что, — всё ещё немного недовольно сообщил он. Впрочем, его злость немного поубавилась, потому что… Что ж, вероятно, объятий и мирного «не злись» ему было вполне достаточно, чтобы успокоиться. — Я сам себя ещё не кормил, что уж говорить про собаку. Кофе будешь? Фрэнк покачал головой и объявил, что щенку надо погулять. Джерард понятия не имел, откуда у Айеро вообще взялись ошейник и поводок, но решил не расспрашивать. Авокадо же, до которого, видимо, дошло, что на горизонте у него маячит улица, попытался выразить относительно этого факта свою активную гражданскую позицию и добросовестно обтявкал Фрэнка, пока тот возился с ошейником. Джерард наблюдавший за всей этой картиной, стоя в дверном проеме, подумал о том, что эти двое нашли друг друга. Сердце Фрэнка, по крайней мере, было точно разорвано на две части и поровну поделено между Джерардом и собакой. Хотя насчет «поровну» вполне можно было поспорить. Уэй так и не определился, кому досталась большая часть. *** Во время апатичного поедания завтрака Джерард пришёл к выводу о том, что Фрэнк совершенно точно занял активную позицию. Он будет откровенно с ним флиртовать и изо всех сил его добиваться. Джерард свободен, Фрэнк влюблен, Джерард особо не сопротивляется, а у Фрэнка отличный шанс делать с ним всё, что угодно, прикрываясь благородным мотивом помочь ему чувствовать. Собственно, когда Фрэнк с Авокадо вернулись, предположение Уэя лишь подтвердилось. — У тебя милая футболка. Это было сказано в тот момент, когда Джерард в своей тысячу раз растянутой и старой как мир футболке с Нирваной наливал Фрэнку кофе. С этими собаками и собаководами он не успел даже натянуть на себя хоть что-то приличное и расхаживал перед Фрэнком в этой дурацкой футболке, в которой он всегда спал, и в шортах. И хорошо ещё, что в шортах. — Эм… Да. Спасибо. Потом оказалось, что Джерард хорошо готовит кофе и в его квартире красиво отражается восходящее утреннее солнце. Позже к этому комплекту информации добавилось восхищение абсолютно нелепым эскизом, который выпал из общей папки и который Уэй всё никак не мог запихнуть обратно, а после этого Фрэнк не преминул похвалить благородное отношение Джерарда к собакам, когда тот адресовал Авокадо лаконичное «молодец», стоило щенку бодро съесть весь положенный ему завтрак. Уэй понять не мог, что у Фрэнка хуже: флирт или чувство юмора. Но в любом случае, ворчал Джерард только из принципа. И то, что «кофе вполне обычный», а «эта мазня вообще никуда не годится» — это так, просто атрибут зверски невыспавшегося человека. Собираться на пары, когда по его квартире вышагивал Фрэнк, оказалось странно. Конечно, Фрэнк изо всех сил делал вид, что ходит вовсе не за Джерардом, а за Авокадо, но, так или иначе, его попытки скрыть свои истинные намерения оказались провальными. В конце концов дошло до того, что Фрэнк просто схватил щенка на руки и наблюдал за Уэем, что бы тот ни делал. Когда Джерард уже натягивал куртку, Фрэнк, всё ещё держа Авокадо на руках и почесывая его за ухом, вдруг спросил: — Что ты чувствуешь? Уэй замер на пару секунд. Потом повернулся к Фрэнку. Тот слегка улыбался. Как и всегда, впрочем. Почему он постоянно улыбается?.. Это оттого, что он — море, или просто оттого, что Джерард рядом? Уэй был уверен, что нет такого чувства, но всё же сказал: — Тепло. Фрэнк кивнул. Он не обнял его на этот раз, но в тот момент, когда Джерард открывал входную дверь, Фрэнк окликнул его: — Эй, Джерард! — и, когда Уэй обернулся, он закончил предложение: — Спасибо, что доверяешь. По пути на пары Джерард думал, как одним словом назвать комбинацию тепла и доверия к Фрэнку, но так в конце концов и не придумал. *** Они довольно много переписывались в этот день, пока Джерард отсиживал положенное время в колледже. Фрэнк говорил о том, что Авокадо очень послушный и из него вырастет прекрасная собака, о том, что рисунки Джерарда просто потрясающие (Уэй смущенно улыбнулся, читая это сообщение) и ещё о том, что у Джерарда дома очень вдохновляющая атмосфера, в которой прекрасно писать музыку. Одним словом, Джерарда с головой забросали комплиментами и остались этим вполне довольны. Во второй половине дня, впрочем, хорошего настроения немного поубавилось. Сказывалась усталость от дерганой ночи, к ней активно добавился Марк со своим проектом (Джерард подумал, что Марка слишком много в его жизни, честное слово), а по пути домой вновь атаковали мысли. Четырнадцать дней. Что говорить Фрэнку через четырнадцать дней? Айеро живет и дышит этой датой, наверное. Он надеется, что за эти жалкие две недели Джерард… Что? Влюбится в него? Этого не произошло за месяц, с чего бы этому происходить сейчас? Но всё же… Уэй буквально физически чувствовал, как его мозг отказывается об этом думать. Информации и так было слишком много, спасибо учебе, и рефлексировать на тему Фрэнка просто не оставалось сил. Мысли путались, сталкивались одна с другой, скрипели от старости и противоречили. Тепло к Фрэнку и вся эта стереотипность, с которой Джерард так борется; адресованные друг другу улыбки и ситуация с Линдси; мысль о том, что «нельзя так быстро после расставания», о том, что «ты его не знаешь», о том, что «ты к нему ничего не чувствуешь» и с грохотом трескающиеся крепостные стены. Объятия. Какая-то даже… забота. Фрэнк в него влюблен. В нём этой любви столько, что она согревает не только его, но уже и Джерарда. А Джерард… просто лужа. В нём усталость, пустота и вечная сонливость. И Фрэнк прав, пожалуй. Джерард согласен сейчас с той его фразой. «Счастье — это не аналитический вопрос». И их ситуация — тоже. Мыслями здесь не поможешь, достаточно уже нарефлексировали. Только вот вместо мыслей… Что? *** К тому времени, как Уэй наконец вернулся домой, он уже еле переставлял ноги. Сейчас бы лечь спать, но… Фрэнк. Собака. Наверняка опять разговоры. Сложно быть с людьми. Людям нужно внимание, людям нужно время. И особенно всё это нужно родственным душам. С людьми нужно быть. А Уэй никак не мог научиться быть с самим собой. И если он всё же скажет Фрэнку «да» через четырнадцать дней, то… Он не сможет. Это согласие, эти родственные души — это навсегда. От этого не откажешься. Это ответственность, проблемы, это другой человек постоянно рядом. Это слишком сложно для того, кто не в силах разобраться с пустыней в своей голове. Так что, несмотря на тепло и улыбки, возможно, лучше ответить Фрэнку другим словом. Впрочем, стоило Джерарду войти в свою квартиру, размышления о будущем почти тут же переключились на обозревание настоящего. Дома его встретила подозрительная тишина. Или эти двое затаились где-то, или Фрэнк оказался грабителем и мошенником и сейчас уже летит на частном самолете куда-нибудь в Россию со всем ценным имуществом Уэя. Было бы обидно. Но ситуация оказалась куда более прозаичной, на самом деле. Эти двое — Фрэнк и Авокадо — просто-напросто спали, оба свернувшись калачиком на кровати Джерарда. Обнаружив это явление, Уэй сначала впал в некий ступор на несколько секунд, слегка нахмурился, а потом глубоко вздохнул. Будить его? Да как-то жалко. Парень спал, подложив под голову согнутую в локте руку и слегка подтянув к себе ноги. Рядом с ним, у его коленей, приютился щенок. Эти двое точно нашли друг друга. Оба полны любви и оба хотят, чтобы их любили в ответ. Сердце Уэя сжалось от этой мысли, и он… Он решительно втянул воздух в грудную клетку и лег рядом. Прямо так, в одежде, не раздеваясь. Авокадо повел ушами, но глаза не открыл. Фрэнк тоже не просыпался. Его дыхание было спокойным, темные волосы спутались, ресницы подрагивали. Ему снилось что-то? Ему снился… Джерард? В который раз уже? Думать по-прежнему было тяжело. Может, потому, что все возможные мысли давно уже исчерпали себя. Целый месяц одни и те же: Фрэнк чужой, Фрэнк странный, Фрэнк влюблен, а у Джерарда пустыня, у Джерарда Линдси, у Джерарда нет родственной души. А Фрэнк говорит чувствовать. Джерард боится, Джерард думает о стереотипности и глупых людях, но… Он должен делать что-то новое каждый день. И не потому, что Фрэнк так сказал, а потому, что он знает: это ему действительно нужно. Он чуть подвинулся, оказываясь ближе к Фрэнку и закрывая глаза. Он слушал его дыхание. *** Его разбудило какое-то шебуршание. Черт его знает, сколько было времени, комнату до краев заполнила густая, словно кисель, темнота. Звук повторился. Уэй приподнялся на локтях, оглядываясь по сторонам, а потом возвращаясь обратно. Раздался тихий скулеж. Черт, собака… — Авокадо, прекрати. Щенок навострил уши, а через несколько секунд ткнулся мокрым носом в руку Джерарда. Тот едва ли не вздрогнул. — Чего тебе? — недовольно. Кожи коснулась мягкая шерсть, Уэя слегка ударили лапой по руке, а потом щенок вновь переключился на Фрэнка. Черт, Фрэнк. Парень по-прежнему спал, но, судя по всему, это ему оставалось делать недолго. Авокадо полез к нему, подобрался к его лицу, попутно задевая нос Джерарда хвостом, и принялся его обнюхивать. — Авокадо! — зашипел Уэй, хватая собаку и оттаскивая её от Фрэнка. Это шерстяное бедствие разбудит Айеро, и тогда будет очень неловко. Щенок возмущенно тявкнул, и Джерард чересчур громко втянул воздух в легкие. Надо валить. Сделать вид, что он работает над чем-нибудь на кухне, или что-нибудь в таком роде, или вообще закрыть Авокадо в ванной и пусть он не мешает людям спать. Щенок, возможно, обладавший телепатическим талантом, заворочался, принимаясь вырываться из рук Уэя. — Эй, ты! На Джерарда снова тявкнули, и Фрэнк пошевелился. — Замолчи, создание, — почти умоляюще прошептал Джерард, но Авокадо плевать на это хотел. Он почти сразу же после этого выкарабкался-таки от Джерарда и набросился на просыпающегося Айеро, облизывая его нос. — М… Хэй… — голос Фрэнка был хриплым. Можно было героически готовиться к смерти от неловкости ситуации. Джерард сделал глубокий вдох. Фрэнк проснулся окончательно, отпихивая от себя радостную собаку, и, открыв глаза, посмотрел прямо на Джерарда. Тот выдал идиотски-нервную улыбку. Они валяются с Фрэнком в одной кровати, и между ними носится собака. — Привет, — сонным шепотом. — Эм… Привет. Фрэнк улыбнулся. Этой улыбки почти не было видно в темноте, но Джерард услышал её. — Прости, он разбудил тебя. Я пытался его убрать, он такой наглый… — Забей, Джи, всё в порядке. Уэй распахнул глаза и уставился на Фрэнка. В следующую секунду Айеро как-то судорожно вздохнул, потом откинулся на спину, медленно проводя рукой по лицу. — Прости, я… Я сейчас… — он сделал ещё один вдох, на этот раз глубокий, словно собирая себя в кучу. — Просто… Настроюсь на реальность. Ах, да, точно. Во снах Фрэнка Джерард — его парень. Улыбчивый и полный любви. В его снах он Джи. Если бы сейчас Фрэнк спросил его о том, что он чувствует, Джерард сказал бы: вина и неловкость. Вина. Опять. Он не может ответить Фрэнку взаимностью, он не может, потому что Линдси, стереотипность, прошлое, проклятие бога и… Да всё он может. Просто он тряпка. Он сделал глубокий вдох. — Всё в порядке. Они оба замолчали. Джерард тоже лег на спину и принялся смотреть в потолок. Авокадо, словно почувствовавший их напряжение, сел у них в ногах и смотрел то на одного, то на другого, ожидая. Джерард тоже ждал. Непонятно чего, правда. Спустя какое-то время Фрэнк вздохнул, наконец подавая голос. — Просто странно, что в моих снах ты один, а в жизни другой. Мне кажется, я с ума схожу. Джерард повернул к нему голову. — Ты знаешь, мне иногда тоже так кажется. Фрэнк ничего не ответил. Они лежали в тишине какое-то время. Потом Авокадо, которому, видимо, надоело сидеть без дела, снова полез было к Фрэнку, но тот молча оттолкнул его от себя. — Я позвонил в службу контроля, — каким-то пустым голосом сообщил он после этого. — Сказали привозить его. Так что, если ты не хочешь… — Что тебе снилось? Потому что Джерарда достало это гребаное чувство вины. Фрэнк повернул к нему голову. Он молчал какое-то время, и они просто смотрели друг на друга, различая в темноте лишь силуэты. — Этот вечер, — ответил наконец парень. — Ты пришел домой, и ты обнимал меня, и мы играли с Авокадо. В нём сбивающая с ног искренность. Фрэнк больше ничего не сказал, а Джерард вспомнил о том, как лежал когда-то с Линдси, обнимая её, и думал о том, что Фрэнка он вот так никогда не обнимет. Почему-то казалось, что всё это было очень давно. И ещё он больше так не думал. Не был уверен в том, что не обнимет Фрэнка. Вместо этого он думал о том, что ему надо чувствовать. А самый простой способ чувствовать — физически. Поэтому объятия. Поэтому Джерард, быстро, больше не раздумывая, словно боясь передумать, подался вперед, прижимаясь к Фрэнку всем телом и закрывая глаза. Дыхание парня тут же участилось. Он ничего не сказал, выждал несколько секунд, а потом перекинул руку, обнимая Джерарда в ответ. С ним было уютно. Он по-прежнему лежал на спине, а Джерард уткнулся куда-то в пространство между подушкой и шеей парня, уже умирая от нехватки воздуха, но не желая двигаться. Он чувствовал его сердце. Он живой. Они оба живы. И Фрэнк — не картонная декорация. Он живой человек, живая душа, удивительно любящая и чувствующая искренне и сильно. — Мне нравится быть с тобой, когда я чувствую, а не думаю. Он сказал это не сразу, спустя пару минут, тихо-тихо, чтобы эти слова услышал только Фрэнк, чтобы они не развеялись по воздуху, чтобы никто больше об этом не узнал, чтобы даже для самого бога эти слова остались неизвестны. — Тогда хватит убегать от меня. Тихо. Секундное молчание, а потом… — Я боюсь. Признание. — Чего? — Быть счастливым. Фрэнк чуть улыбнулся. Джерард почувствовал дуновение его дыхания на своей шее. — Ты знаешь, в индуизме есть история о зарождении жизни, и, согласно ей, все мы — воплощения бога. Он познает себя через нас. Через наши истории, жизни и страхи, и действия. И он не побоялся воплотиться в тебе. Вот и ты не бойся. Быть счастливым не страшно, поверь. Страшно лишь выйти из своей раковины. — Почему так? — снова не сразу и едва-едва слышно. Фрэнк тоже перешел почти на шепот. — Потому что эта твоя раковина сама заполнена только страхом. Только страх ты и знаешь. Поэтому я прошу тебя пробовать новое. Узнавать другие эмоции, не зацикливаться на страхе. Он — не единственное, что есть в мире. Повисла тишина. Они оба молчали. Джерард по-прежнему обнимал Фрэнка, почти через силу, еле справляясь с привычным желанием отстраниться и убежать, спрятаться, вернуться в безопасно-одинокую пустыню. Но он не справится один. Если он вернется в пустыню, наполненную страхом и испепеляющим солнцем, то просто-напросто сгорит и не выберется. Он быстро превратится в того старика, которого рисовал, — одинокого, потерявшего надежду, считающего дни до того момента, когда наконец навсегда исчезнет, так и не начав жить. Однако… — Ты ведь знаешь, что ничего не изменится через две недели. Фрэнк кивнул. — Знаю. — И ты знаешь, что я не накинусь на тебя с поцелуями. — Да кому нужны твои поцелуи, — шутливо. Джерард отстранился в ту же секунду, убирая руки с плеч Фрэнка и гневно глядя на него. Тот подленько улыбался. — Издеваешься? Ухмылка на лице Фрэнка стала шире. — Провоцирую. Уэй поджал губы. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому они с Фрэнком разглядывали друг друга и молчали. Он красивый. Джерард практически не обращал внимания на это раньше, но теперь, в темноте, когда восприятие обострилось, он действительно почти… любовался им. Как художник, как эстет. Как его родственная душа. — Ну давай тогда, — почти с вызовом сказал он. — Сделай это. Поцелуй меня. Фрэнк ухмыльнулся и отодвинулся чуть дальше. — Не дождешься. Нахал. Чертов засранец. Джерард подался вперед и поцеловал его первым. Фрэнк отреагировал мгновенно. Закинул руки ему на шею, притягивая ближе, чуть приоткрыл рот, захватывая зубами нижнюю губу Джерарда, почти кусая, абсолютно игнорируя возмущение партнера и запуская руки ему в волосы. Джерард, опираясь рукой на подушку позади Фрэнка и тоже пуская в ход зубы (потому что какого черта, он тоже может кусаться), чувствовал себя желанным. Воздуха не хватало. Он чувствовал, как Фрэнк прижимает его к себе, наконец дождавшись, не желая отпускать и, наверное, намереваясь наслаждаться им до того самого момента пока не начнет задыхаться. Сам он ощущал себя рыбой, выброшенной на берег, бестолковой рыбой, пытающейся дышать в этом новом мире. И все эти чувства Фрэнка обрушивались на него оглушающими ледяными волнами, утягивающими глупую рыбу обратно в бесконечное море. Если бы Фрэнк спросил его о том, что он сейчас чувствует, Джерард ответил бы: эйфорию. Айеро не отпускал его несколько безумных секунд, словно бы пытаясь урвать ещё немного его тепла, его тела, его губ и дыхания, а потом наконец отстранился, полузадушено хватая искрящийся вокруг них воздух. — Ты сумасшедший, — еле-еле выдохнул Джерард, тоже пытаясь восстановить дыхание. — Ты, блин, ненормальный. Фрэнк хрипло рассмеялся, всё ещё держа руки на теле Джерарда, и тот, сдавшись, уронил голову ему на плечо. Они валялись так несколько минут, не отстраняясь друг от друга и словно бы обмениваясь энергией через кожу. Они живые. Это ощущалось и физически, и эмоционально. И это было безумно чувствовать. *** Они провели вместе весь оставшийся вечер, так и валяясь на кровати и обнимая друг друга. Ну, точнее, Фрэнк обнимал Джерарда, а тот просто лежал сарделькой, устроившись у Фрэнка под боком, и думал о том, что ему комфортно. Он наконец-то не чувствовал вины. На её место пришло спокойствие и какое-то даже… удовлетворение. Всё ощущалось диким, внезапным, сумбурным, непредвиденным и странным, но правильным. Почти постоянно к ним лез Авокадо, страстно желавший поиграть, и Джерард храбро уворачивался от его мокрого носа, пряча лицо куда-то в область шеи Фрэнка. Это было стереотипно, но впервые ему было плевать. Ему было хорошо. Они оба были рядом в моменте, в удивительном здесь и сейчас. Состояние безмыслия накрывало с головой. Они не говорили об этом поцелуе. Он не был ни признанием в любви, ни преждевременным ответом. Но он сделал их ближе.