ID работы: 8821453

Надеюсь, в твоих снах найдётся место для меня

My Chemical Romance, Frank Iero, Gerard Way (кроссовер)
Слэш
PG-13
Завершён
532
автор
Размер:
233 страницы, 24 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
532 Нравится 214 Отзывы 161 В сборник Скачать

shelter

Настройки текста
Возвращаться домой было страшно. Странно. И не особо хотелось, если по-честному. Потому что теперь, как и тогда, на пороге квартиры Фрэнка, Джерард чувствовал, что пересекает какую-то невидимую линию, обозначающую этап его жизни, его восприятия себя, мира и Фрэнка. Он поймал себя на том, что… боится чувствовать. Грусть была привычна. Для нее не требовалась дисциплина, для её достижения не нужно было делать что-то особое. Она, как незваная гостья, появлялась в душе сама. К счастью же, наоборот, нужно было идти; совершать длинный извилистый путь, постоянно оставаясь начеку, чтобы не свернуть и не сдаться знакомой, почти родной уже печали, которая притаилась у обочин дороги и шептала ему слова, ставшие почти мантрой: «Ты никогда не будешь счастлив». Начать этот путь и не сойти с него казалось почти невозможным. И пусть Джерард и хотел быть счастливым, покидать туманные пределы вечной меланхолии было страшно. Отчасти ему казалось, что он даже не хочет этого. Он думал, что счастье для него и впрямь недостижимо. Но… «Не ради чего-то великого, а просто чтобы почувствовать процесс». Он успокоил себя тем, что может отказаться в любой момент. Отказаться и вернуться в пускай и убийственную, но привычную уже пустыню. Если дорога до моря станет слишком изнурительной, он может оставить эту идею, распрощаться с Фрэнком и вернуться в разрушительное, но безопасное одиночество. Вечером воскресенья он оказался в своей квартире, и его встретили слегка спертый воздух и темнота — солнце уже село. Почему-то он стал обращать внимание на солнце. Фрэнк был бы, наверное, рад узнать об этом. Впереди, на неустойчивом троне времени, его поджидал понедельник. Понедельник означал многое: снова будильник, поставленный на слишком ранние утренние часы, колледж, вновь пары, очередные задания и самое страшное, волнительное и выбивающее из колеи — встреча с Линдси и Фрэнком. Джерард не сомневался, что завтра ему придется говорить с ними обоими. О чем и как будут происходить эти разговоры, оставалось неясным. И эта неизвестность, неопределенность, как и всегда, нервировала больше всего. ***

«Что ты чувствуешь?»

Какого черта? Джерард непонимающе пялился на экран телефона, хлопая глазами и пытаясь понять, чего Фрэнк от него хочет в шесть тридцать утра. Что он чувствует? Спать он хочет, вот что.

«Отвали». «Ну же, Джерард, этот вопрос важен».

Уэй закатил глаза.

«Что я могу чувствовать в половину седьмого, как думаешь?» «Ну, не знаю. Я вот выспался».

Выспался он. Шило в заднице.

«Меня всё бесит». «Всё?» «Всё». «Такого не бывает».

Уэй со стоном откинул телефон в сторону. Видимо, Фрэнк и впрямь любит включать психолога и теперь не отстанет, пока не получит ответ. Заноза.

«Я хочу спать. Я не хочу на пары. Я хочу есть. И я опять понятия не имею, как выполнять твоё задание, потому что мои идеи закончились ещё в самом начале. Доволен?»

Он раздраженно отправил сообщение в надежде на то, что от него отстанут, но Фрэнк в итоге всё же вытребовал у него чувства. Джерард написал, что чувствует сонливость, лень, голод и злость и, страдальчески вздохнув, уткнулся лицом в подушку. Понедельники плохие.

«Вот так и надо каждый раз. Конкретные эмоции. С ними проще работать. А насчет задания (хм, мне нравится, как это звучит) — можем встретиться на большой перемене и поболтать, потому что иначе ты опять закиснешь».

Он закиснет. Да если так посмотреть, то он просто гребаный кефир. Возможно, ещё и просроченный. *** К полудню хорошего настроения на удивление стало немного больше. Они встретились с Линдси. Просто столкнулись в коридоре, а в следующую секунду уже крепко обнимали друг друга и — Джерард готов был поспорить — оба чувствовали, будто с плеч падает тяжелый груз сдерживаемых эмоций. Короткой перемены было, безусловно, слишком мало, чтобы обсудить всё, что хотелось, поэтому пришлось говорить кратко. Линдси поведала, что чувствует, как она выразилась, очищающую грусть. Будто, оставшись одна и больше не держась за спасательный круг, которым являлись отношения с Джерардом, она наконец-то получила шанс полностью погрузиться в свои чувства и мысли, остаться с ними наедине и услышать, что они шепчут ей; вновь встретиться один на один со своими снами и, вытирая слёзы глубокой ночью, исследовать свои эмоции. Джерард не мог понять её на сто процентов (девушки вообще ощущают всё чертовски глубоко и сильно, и это невероятно), но ответил, что тоже чувствует хоть какое-то, но облегчение. Хотя бы просто потому, что теперь его не разрывает на две части, не швыряет между привычкой и виной. Обнимать девушку оказалось всё так же приятно. Она была всё так же прекрасна. Он всё так же дорожил ей. И по привычке он чуть было не поцеловал её на прощание, но потом неловко застыл на месте, а через секунду она улыбнулась. Печально как-то, но всё же улыбнулась. Она потрясающая. Он любит её. Он никогда не сможет её отпустить. Они договорились традиционно встретиться в четверг — о многом можно было поговорить. На пару Джерард в итоге опоздал, и профессор недовольно посмотрел на него поверх очков и что-то пометил в своем журнале. Джерард его не выносил и с самого первого курса хотел намалевать с него шарж. Но всё как-то не начинал. Спешно раскладывая на рабочем месте художественные принадлежности, он понял, что чувствует что-то вроде подступающей паники. Он вспомнил, как когда-то чувствовал, что жив, и подумал, что Фрэнк наверняка снова захочет вытащить его в это состояние. И это было страшно. Быть живым казалось теперь самой пугающей вещью, которая могла с ним случиться. Потому что сейчас, впервые за всю свою жизнь, он оказался максимально близко к таинственной неизвестности. *** Первым, как обычно, показался Рэй. Джерард не был удивлен от слова «совсем» — у него сегодня, видимо, день встреч и важных разговоров, потому что не далее как на прошлой перемене его уволок к себе Марк и принялся втолковывать про заключительную часть проекта. Марк по-прежнему был занудой, но по какой-то причине работа над проектом больше не вызывала в Джерарде тот наплыв раздражения, какой приходил раньше. То ли он поумнел, то ли просто радовался, что скоро это всё закончится. Так вот, Рэй, едва ли не подпрыгивая, приблизился к Джерарду и — Уэй готов был поспорить — мог бы наброситься ему на шею, если бы они были чуть более близкими друзьями. Впрочем, скоро Рэй ушел, потому что, обернувшись на Фрэнка, он увидел, как тот насмешливо-серьезно приподнял бровь, мол «Не вздумай на него вешаться». Джерард тряхнул головой. Он думает о каких-то глупостях. — Привет. Ну, в общем, да, говорить «привет» — это заразно. Фрэнк расплылся в улыбке. Встретиться с ним спустя почти неделю было странно. Джерард вроде как даже немного… соскучился. Потому что приятно было видеть людей, которые искренне тебе улыбаются. — Привет. Уэй в нерешительности потоптался на месте и собрался уже было спрашивать, как дела, когда Фрэнк вдруг уставился на него и выдал: — Я могу тебя обнять? Уэй завис и захлопал глазами. Обнять? — Эм, ээ… Мм… Я полагаю… Да? Улыбка Фрэнка вмиг стала шире. Он сделал шаг вперед, потом ещё один, почему-то очень медленно. Будто давал Джерарду время привыкнуть к тому, что он так близко. А потом — взгляд, улыбка и руки Фрэнка на шее Джерарда, и дыхание Фрэнка куда-то Уэю в плечо, и ещё он низкий, так что им весьма удобно обниматься, и ради бога, они в коридоре колледжа, на них наверняка все пялятся. Джерард несмело поднял руки и аккуратно прикоснулся к спине Фрэнка, неуклюже отвечая на объятие. Он не хотел закрывать глаза. Но всё же закрыл. Сдался этому мимолетному желанию просто почувствовать человека и прикоснуться к его жизни. Он ощущал дыхание. Своё. Фрэнка. — Что ты чувствуешь? — почти шепотом, в область его шеи. Чудо, что Джерард это услышал. Господь… — Эм, ты… У тебя… У тебя толстовка уютная. Его одежда мягкая, а он — теплый. Ради бога, Фрэнк обнимает его. Дожили. — Что ты чувствуешь, Джерард? Будто вековые крепостные стены трескаются, а потом с грохотом падают на черную землю. А Джерард стоит вдалеке, смотрит на это, завороженный, и боится. И взгляд отвести не может. — Неловкость. На нас все пялятся. Нет на самом деле никакой неловкости, когда глядишь на разрушающиеся каменные громады, но сказать «неловкость» было проще, чем подобрать слово к той настоящей эмоции, что заполнила его грудную клетку и вместе с кровью текла прямо в пальцы, которые касались толстовки Фрэнка. Прошла ещё секунда. Парень отстранился. Отзвук падающих камней всё ещё звучал в сознании. Фрэнк улыбался. В глазах Джерарда стоял немой вопрос. Через секунду Айеро пожал плечами и ответил как ни в чем не бывало: — Ты должен исследовать эмоции. Джерард приподнял бровь, всё ещё не зная, как сформулировать вопрос, но Фрэнк, кажется, понял его и без слов. — Ну, ты же говорил, что ничего не чувствуешь, кроме грусти и вины. Тебе нужно делать что-то новое, чтобы испытывать новые эмоции. — Например, обниматься с тобой? — это так необычно звучит. Айеро ухмыльнулся. — Например. Джерард не имел ни малейшего понятия, что ему на это отвечать. Они вместе прошли в столовую, и Уэю оставалось надеяться, что люди вокруг не станут на них пялиться. *** Это было просто невозможно. Фрэнк Айеро сошел с ума. Они мирно и спокойно (ну, относительно) сидели в столовой, и Джерард рассказывал Фрэнку про поездку домой и картину, Фрэнк смотрел на него и улыбался (и Джерард постоянно думал о том, что Фрэнк всё ещё как бы влюблен, и это смертельно неловко, и Джерард всё ещё не знает, что с этим делать). Потом Фрэнк снова сказал, что Джерарду надо выходить из своей клетки — рисовать, гулять, пробовать, а потом вдруг что-то будто щелкнуло в его голове, и он скороговоркой выдал: — Сходисомнойксобакам. Джерард моргнул и переспросил: — Что, прости? Фрэнк посмотрел на него умоляюще. — В приют. Там собаки. Тебе понравится. Сходи со мной? Джерард понятия не имел, как всё так получилось, но теперь он стоял на автобусной остановке и ждал Фрэнка, чтобы ехать вместе с ним к собакам. И он не мог не признать: ему это нравилось. Если бы не Фрэнк, то он так бы и просидел весь вечер дома, и этот день был бы практически таким же унылым и беспросветным, как все остальные. А сейчас… — Хэй. Уэй едва ли не подпрыгнул на месте и обернулся. Он хотел было сказать их легендарное «привет», но не успел: в следующий миг Фрэнк крепко обнимал его, уткнувшись носом в плечо, а Джерард стоял как столб и хлопал глазами. Потом до него дошло, что было бы неплохо перестать изображать дерево и обнять Фрэнка в ответ. Он так и сделал. А потом, когда они, отстранившись друг от друга, залезли в крайне вовремя подошедший автобус, Уэй подумал о том, что Фрэнк будто бы и впрямь решил добиваться его: поддержка, объятия, совместные истории, чувства. Так это обычно и происходит. И теперь Фрэнк может сколько угодно прикрываться тем, что всеми своими действиями он просто вызывает в Джерарде разные эмоции, чтобы помочь ему. Уэй, сам того не подозревая, подарил Фрэнку отличную отмазку, и Фрэнк будет ей пользоваться. Что же, пожалуй, в самом начале, месяц назад, Джерард бы посчитал Фрэнка ненормальным и послал бы куда подальше его и его объятия. Но сейчас… Айеро сидел в автобусе у окна, так что Джерард мог незаметно рассматривать его, а если что сделать вид, что тоже глядит на городской пейзаж, а вовсе не на Фрэнка. Он невысокий. И его волосы больше напоминают гнездо — за весь этот месяц Джерард ни разу не видел, чтобы на голове парня было что-то, более-менее похожее на прическу. У него довольно тонкие брови и самое интересное — у него необычные глаза. Чуть нависшие веки делали его взгляд каким-то магически пронзительным, будто бы всё его внимание концентрируется на тебе, а ты, в свою очередь, буквально залипаешь на его глаза. Он был красив, не было смысла с этим спорить. И Джерард влюбился бы в него, наверняка бы влюбился с первого же взгляда, если бы Фрэнк снился ему или, по крайней мере, если бы Джерард был свободен и не думал так разрушительно много. Возможно, он запрещает себе влюбляться. Из-за Линдси (всё ещё) и из принципов. Возможно, он делал это всю жизнь, потому что «это не твоя родственная душа, смирись: ты не будешь счастлив». И он, пожалуй, даже не знает, каково это: влюбляться. Отчего люди так счастливы, всех себя отдавая другим? Он не имел ни малейшего понятия, зачем ляпнул в следующую секунду: — Фрэнк… — и, когда парень повернулся к нему, спросил: — Сейчас странный вопрос будет, но… Каково влюбляться? Он закусил губу, чувствуя себя максимально по-идиотски, а Фрэнк чуть приподнял уголки губ: — Влюбись — узнаешь. Джерард почти сразу же отвел взгляд и уставился в пол. Он чувствовал, что Фрэнк смотрел на него некоторое время, а потом снова отвернулся к окну. Джерард не может влюбиться во Фрэнка. И это не просто какие-то «бестолковые убеждения», как сказала Линдси, это что-то вроде… Ладно, это убеждения. Возможно, бестолковые. Но прочные и не очень поддающиеся изменению. Не то чтобы Джерард особо пробовал их менять, конечно, но всё же… У него есть ряд причин, по которым он не может влюбиться во Фрэнка. Во-первых, Линдси. Всё ещё. Если он едва ли не сразу после их расставания заявится к Фрэнку с распростертыми объятиями и скажет что-то вроде «Я твой, забирай меня», то это будет самый идиотский и тупой поступок в его жизни. Потому что а) Линдси плохо и б) они только что расстались, и тут же начинать что-то с другим человеком — свинство. Во-вторых, да, убеждения. Толку ему влюбляться во Фрэнка, если он всё равно не будет счастлив? Он проклят самим богом, какой тогда смысл? И в-третьих… Он вдруг понял, что это будто бы желание идти «против системы». Фрэнк влюбился в него — и влюбляться во Фрэнка в ответ будет банально. Банально, стереотипно и глупо. Так делают все они — недалекие люди, которые носятся с этими родственными душами и выставляют напоказ своё «счастье». Джерард не может быть одним из них. Джерард не может быть стереотипным. Он должен быть особенным. Зачем? Чтобы его полюбили. Это осознание вдруг настигло его, словно удар в живот, выбивающий весь воздух и заставляющий задыхаться. «Я не такой как все, они все глупые, они верят во сны и в соулмейтов, а я умный, я делаю не так, как они, посмотрите на меня». Полюбите меня за то, что я особенный. Уэй судорожно вздохнул, выпрямляясь в кресле. Он убегает от того, кто влюблен в него, чтобы за то, что он не влюбился в ответ, его полюбили абстрактные другие. Джерард повернул к Фрэнку голову, и тот почти сразу же посмотрел на него, улыбаясь и слегка вскидывая брови. Джерард только закусил губу и покачал головой. *** Они услышали лай собак сразу же, как только вошли в холл приюта. Здесь, в холле, располагалась информация о самом приюте, о работниках, о животных, здесь была куча фотографий людей со своими новыми питомцами и здесь всё было как-то немного неряшливо: кипы бумаг неровные, шаткие, календарь показывал не ту дату, а из шкафа выглядывал рукав чьего-то пальто. Джерарду был хорошо знаком этот беспорядок: он присутствовал и в творчестве. Сколько бы ты ни пытался навести чистоту, всё равно через пару часов где-нибудь будет валяться бумага, на какой-нибудь поверхности обязательно появится пятно от краски, а в раковине обнаружится грязная кружка и кисточки. Так было и здесь, и эта легкая небрежность расслабляла: не было тут напускного лоска и идеальности, как в каком-нибудь офисе, здесь всё говорило о том, что вокруг кипит жизнь. Фрэнк буквально расцвел, стоило им зайти в помещение. Девушка-администратор приветливо им улыбнулась, и взгляд её остановился на Айеро. — Фрэнк, верно? Парень расплылся в улыбке и горделиво кивнул. Девушка перевела взгляд на Джерарда, который пытался лучше рассмотреть помещение, но не хотел откровенно пялиться. — А вы в первый раз? Уэй неловко кивнул и зачем-то помахал рукой, как идиот. Администратор хихикнула и пригласила их пройти. Фрэнк тут же едва ли не подпрыгнул на месте и — Джерард мог поспорить — готов был схватить Уэя за руку, как маленький ребенок, и потащить смотреть собак. Но он всё же сдержался, оставил руку Джерарда в покое и, получив разрешение войти, ринулся вперед, к животным. Джерард двинулся за ним — не хотел отставать. Они попали сначала в небольшую комнату с грызунами и птицами, и Фрэнк сказал, что они все очень милые, но сначала собаки, и напролом пошел дальше. В следующей комнате их встретили кошки. Клетки располагались одна на другой в несколько ярусов, и все были заполнены пушистыми четвероногими. Фрэнк хотел было пройти и эту комнату, но Джерард попросил его остаться здесь ненадолго. Он едва ли не со смехом вспомнил свою фразу, сказанную Майки, о том, что он хочет толстого рыжего кота. Не то чтобы толстый рыжий кот был пределом его мечтаний, конечно, но Джерард никогда не был против завести кого-нибудь. Впрочем, толстых рыжих котов в приюте не оказалось. Были бестолковые крошечные котята, тыкающиеся в прутья клеток и пронзительно пищащие, кошки всех цветов, расхаживающие у внешних стен клеток и жалобно смотрящие на людей, и пушистые коты, улегшиеся на пол своих тесных домиков и молча рассматривающие то, что происходит вокруг. Джерард остался бы посмотреть на них дольше, но Фрэнк не вытерпел и позвал его: — Джера-а-рд. Собаки… Уэй посмотрел на Фрэнка и не смог сдержать улыбки. — Ладно, пойдем. Фрэнк просиял. Когда они вышли из комнаты с котами, то попали в небольшой коридор, из которого вело несколько дверей, а дальше, за поворотом, видимо, и жили те, кого Фрэнк так хотел увидеть. Лай становился громче, когда они приближались. В конце концов, они вышли в огромный двор, который со всех сторон заполняли ряды клеток. Их было не просто много — их было невообразимо много. Здесь были, кажется, собаки всех мыслимых и немыслимых пород: питбули, бульдоги, стаффордширы, йорки, чихуахуа, ретриверы и ещё бог знает кто. Собак было очень много, и сердце Джерарда сжалось. Вот кто-кто, а все эти ребята точно были, наверное, очень одиноки. — Посмотри на них, — Фрэнк будто бы прочитал его мысли, сразу же остановившись у самого первого вольера с американским питбультерьером — порода и другая информация о собаке была написана на карточке, прикрепленной к вольеру. — Каждый раз, когда я начинаю думать, что с моей жизнью что-то не так, я вспоминаю, что есть те, кому хуже. Это помогает взять себя в руки. Да, мой хороший? Последние слова были адресованы уже собаке. Это был взрослый пес, его шерсть, светлая с большими коричневыми пятнами на спине и вокруг правого глаза, была довольно ухоженная — видно, что о ней заботились. Джерард встал у вольера рядом с Фрэнком. — А я только больше загоняюсь, когда думаю о том, что в Африке дети голодают или вот… Собаки… — он неловко пожал плечами. Фрэнк не взглянул на него, всё его внимание сконцентрировалось на собаке, которая встала на задние лапы, виляя хвостом и глядя на Фрэнка любящими глазами. Но парень всё же ответил: — Ты постоянно падаешь в вину, вот и всё. Но виной ты никак не поможешь. Она похожа на самоубийство. В другой обстановке он бы, наверное, сказал ещё что-то, но пес, стоявший перед ним, просто-напросто захватил его полностью. Фрэнк присел на корточки рядом и болтал ему что-то про то, что он «хороший и красивый мальчик», а Джерард просто стоял рядом и не знал, куда себя деть. Фрэнк, видимо, правда очень любил собак. Это было мило. Пока Айеро осыпал питбуля любовью, Джерард огляделся. Здесь, на этой огромной просторной площадке, была, наверное, минимум сотня клеток, и все их обитатели беспрестанно лаяли, скулили, ходили кругами, и всё здесь каждую секунду было в движении. Здесь постоянно кипела жизнь. Наверное, жить с собакой здорово. Хочешь, не хочешь, а встаешь утром и идешь с ней гулять, пока ленивый город только-только просыпается. И наверняка ведь можно наткнуться на какие-нибудь красивые виды, если отойти чуть дальше от собственного дома. А ещё утром город абсолютно другой, нежели днем: он пахнет свежестью, и в ранних утренних часах есть какая-то тайна, которая бесследно исчезает, стоит только машинам и людям заполнить широкие проспекты и узкие улочки. Надо как-нибудь погулять утром. Он давно этого не делал. Джерард оглянулся на Фрэнка. Тот всё сидел со своей собакой. — Эй, Фрэнк, ты так и будешь с ней ворковать? Фрэнк поднял на Джерарда растроганный взгляд: — Ну ты просто посмотри на него. «Ну ты просто посмотри на него» неизменно вырывалось из уст Айеро каждый раз, когда они подходили к следующей собаке. Джерард отчасти понимал его: невозможно было не растаять, когда почти все эти псы радостно лаяли, виляли хвостом, вставали на задние лапы и пытались просунуть морду сквозь прутья решетки. — Я бы их всех забрал, будь моя воля. — Тем самым ты убил бы Рэя. — И соседей. — И себя. — Печально, Джерард. — Печально. Фрэнк рассказал, что приезжает сюда уже не в первый раз и вообще хочет стать волонтером в ближайшем будущем. Потому что своя собака, по его словам, ему пока не светит — не то чтобы Рэй уж очень не любил животных, но держать пса в тесноватой съемной квартире — не лучший вариант. Ещё Фрэнк поведал о том, что в будущем хочет как минимум две собаки, и он будет жить с ними в огромном доме, и любовь всей его жизни будет ругаться на то, что кто-то из любимцев опять сгрыз его тапочки. Это было очень мило, а потом Джерард подумал о том, что в мыслях Фрэнка любовью всей его жизни был именно он, Джерард Уэй, — был и, возможно, останется. Это была смущающая мысль. Он представил себя, возмущенно предъявляющего Фрэнку сгрызенные тапочки, и не смог сдержать улыбки. Они ходили от вольера к вольеру. Собак здесь содержали весьма неплохо: у каждой был какой-никакой простор, у каждой имелись все необходимые прививки, о чем сообщалось в их личных карточках, выглядели они вполне ухоженными и были рады гостям. — Им здесь, наверное, неплохо, — заметил Джерард, когда Фрэнк усиленно очаровывался очередным псом. Айеро поднял на Уэя удивленный взгляд. — Неплохо? — переспросил он. — Джерард, посмотри на неё, — он указал на собаку. Это была немецкая овчарка, уже взрослая — ей было десять, если судить по карточке. — Она живет в клетке. У неё нет того, кто заботился бы только о ней, кто отдавал бы ей всю свою любовь. Думаешь, ей хватает тех крох заботы, которые она тут получает? Их всех здесь обеспечивают только минимумом. Они не получают любовь, которую заслуживают. Они не являются ни для кого особенными. И не думай, что они этого не чувствуют. Он перевел взгляд на собаку. Та сидела на месте, тыкая мокрым носом в железные прутья клетки. И лишь в этот момент Джерард понял, зачем Фрэнк на самом деле его сюда привёл. *** Они пробыли в приюте почти до самого закрытия, пока к ним не подошел волонтер и не сообщил, что ему очень жаль, но время посещения заканчивается. Фрэнк выглядел счастливо-печальным. Уже потом, когда они с Джерардом покинули приют, он рассказал, что каждый раз хочет позаботиться об этих животных: погулять с ними или хотя бы просто покормить, но он не волонтер и не собирается забирать собаку домой, поэтому гулять и играть с ней ему никто не разрешит. Джерард заметил, что это странно, а Фрэнк пожал плечами: — Да нет. Если ты хочешь забрать собаку, то тебе можно играть и гулять с ней сколько угодно, но рядом обязательно должен быть волонтер — ну, знаешь, на всякий случай. И он проведет с вами это время именно потому, что ты, возможно, возьмешь собаку. Но если ты пришел просто поглазеть, то глазей, пожалуйста, а у волонтеров есть более важные дела, чем наблюдать за тобой, когда толку от тебя никакого. Им здесь всегда есть, чем заняться. Джерард смотрел на то, как Фрэнк активно жестикулирует, рассказывая про своих любимцев, и понял, что действительно восхищается им в какой-то степени. Айеро буквально горит этой жизнью. У него музыка, у него вдохновение, собаки, закаты, друзья. И ещё он открыто и бесстрашно предлагает всю свою жизнь и всю энергию Джерарду. *** Они шли по пустынной дороге мимо того самого поля, где провожали однажды закат. Они проезжали мимо него ещё на автобусе, когда направлялись в приют, он находился как раз неподалеку, и теперь Фрэнк предложил пройтись пешком. Солнце село, и небо стремительно темнело. Вокруг снова была свобода. Машины проезжали изредка, час-пик уже прошел, да даже и в самое загруженное время, когда в центре неизменно образовывались пробки, здесь, по словам Фрэнка, было довольно спокойно. Они говорили о какой-то ерунде: сначала о собаках, потом о насекомых. Фрэнк ежился каждый раз, когда Джерард вспоминал и тут же рассказывал очередную историю про этих «порождений Сатаны», как их любовно окрестил Фрэнк. Потом Джерард припоминал какое-нибудь видео, например, про огромного пушистого паука или гигантскую сколопендру, и Фрэнк начинал яростно дышать через нос и старался, кажется, утонуть в своей толстовке, чтобы спрятаться от Джерарда и его страшилок. Фрэнк действительно не любил насекомых. Когда Джерард уже начал было рассказывать жуткую историю про то, как однажды какой-то друг его брата случайно проглотил живого жука, Фрэнк взмолился: — Ну ради бога, Джерард! — и Уэй расхохотался, глядя на несчастного парня. — Ну ладно, это последняя, честно. Просто представь, как бы ты себя чувствовал, если бы проглотил жука? А этот парень… Его прервал какой-то странный звук. Что-то вроде… Собаки? Фрэнк тут же остановился, и Джерард последовал его примеру. — Ты это слышал? Уэй кивнул, и Фрэнк поднял вверх указательный палец вверх, призывая к тишине. Звук раздался ещё раз. Теперь стало точно ясно: это собака. Вероятнее даже, щенок. Щенок, скулящий где-то в кустах у забора. Фрэнк среагировал мгновенно: — Надо его найти. Джерард вскинул брови, и Фрэнк взглянул на него действительно серьезно: — Брошенный щенок, Джерард. Надо найти. Он незамедлительно скинул с плеч рюкзак, вручил его Джерарду, а в следующую секунду уже лез в заросли. — Посвети, — попросил он через какое-то время. — Он где-то тут, точно. Джерард закинул рюкзак Фрэнка себе на плечи и полез за телефоном. Они возились несколько минут: Джерард светил тут и там, Фрэнк командовал и корячился в кустах, пытаясь найти щенка, и всё это казалось Уэю бесполезной затеей, потому что щенок, наверное, просто убежал куда-то, как только услышал треск кустов, в которые вероломно полез Фрэнк. Но впрочем… — Вот он! — воскликнул Айеро и тут же скомандовал: — Убери свет, он боится. Джерард закатил глаза, выключил фонарик и отошел от кустов. Послышался скулеж, а затем голос Фрэнка: — Ну же, малыш, всё хорошо, не бойся. Он осторожно вылез из зарослей, так и не разгибаясь, а потом, когда вышел на асфальт, Джерард увидел, что Фрэнк держит в руках крошечного щенка со светлой шерстью. Тот явно дрожал и пытался вырваться, но Фрэнк держал его крепко и, не переставая, гладил и шептал ему что-то, пытаясь успокоить. Сердце Джерарда сжалось. Опять. Этот день просто решил добить его. Он не решался подходить — собаке и так было страшно, второй незнакомец мог бы стать ещё более тяжелым испытанием. Так что Уэй остался на месте, глядя поочередно то на Фрэнка, то на щенка. — Откуда он взялся? — выдавил он, и Фрэнк покачал головой. — Понятия не имею. И знаешь, это ужасно, что в Америке люди всё ещё выбрасывают животных на улицу. Кажется, за этого кроху он переживал сейчас в десяток раз больше, чем за тех собак, что остались там, в приюте. И это было действительно забавным совпадением: то, что возвращаясь оттуда, они нашли бездомного щенка. — У него есть чип? — спросил Джерард, и Фрэнк, стараясь действовать аккуратно, осмотрел собаку и покачал головой. Джерард вздохнул. — Мы должны позвонить в службу контроля. Фрэнк тут же вскинул голову, отрываясь от щенка и удивленно глядя на Джерарда: — Сейчас? Ты с ума сошел? Ему нужно хотя бы поесть. — Но волонтеры… Фрэнк покачал головой, прижимая собаку к себе. — Нет. Он меня-то боится, а представь, что с ним будут делать. Все эти тесты и прививки, и куча людей, — видя, что Джерард выглядит недовольным, Фрэнк добавил: — Мы позвоним, Джерард, я обещаю, но ему нужно хотя бы успокоиться и поспать. — Но Рэй же… Он не договорил. Фрэнк посмотрел на него выразительно-выразительно, и Джерард тут же всё понял. — Нет. Фрэнк, нет. — Всего на одну ночь, Джерард! Мы позвоним завтра, правда, но… — Фрэнк, я знаю, чем заканчиваются такие истории. Они всегда так заканчиваются. Я не могу нести ответственность за собаку, это живое существо, я… — Одна ночь, Джерард, — Фрэнк смотрел на него умоляюще, но Уэй покачал головой. — Да-да. Потом две, потом «сходи поставь ему чип», потом «ещё просто пара прививок», потом «он к тебе привязался», а потом у тебя живая собака, о которой надо заботиться. Потом собака сожрет все мои краски, и я останусь безработным. Взгляд Фрэнка посерьезнел, и Джерард незамедлительно почувствовал себя свиньей. Опять. Как хорошо, что некоторые вещи не меняются. Хотя вообще-то плохо. — Никто не заставляет тебя оставлять его навсегда, — Фрэнк осторожно гладил собаку и смотрел прямо Джерарду в глаза. — Но пожалуйста, хотя бы сегодня, подумай о нём. Ему плохо. Вселенная будто смеялась над ним. Он так боялся стереотипности — и вот, пожалуйста, самая стереотипная вещь, которая только могла произойти: он нашел собаку, он не хочет её оставлять, но его об это просят, и по закону жанра он должен сейчас согласиться. Стереотипность просто в полной красе. А ещё Вселенная смеялась потому, что некоторое время назад там, в приюте, Джерард думал, что неплохо, наверное, иметь собаку и гулять с ней по утрам. Пожалуйста: собака. Гуляй сколько влезет. И ещё совсем уж маленькие шутки от Вселенной: они нашли щенка именно с Фрэнком и именно после того, как побывали в приюте. Вселенная просто мастер посмеяться. Щенок снова заскулил, и Фрэнк тут же принялся вполголоса утешать его. — Ну же, зайка, всё нормально, сейчас злой дядя Джерард поймет, что нельзя быть такой свиньей, и заберет тебя к себе, а потом у тебя будет новый дом, слышишь? Только злому дяде Джерарду нужно поскорее соображать, потому что кое-кому маленькому и беззащитному сейчас холодно и страшно. — Я вообще-то тут, — здравствуйте, Джерард просто мастер стереотипных ответов. — Он тоже, — Фрэнк ткнул пальцем в собаку и взглянул на Уэя, вдруг заговорщически улыбаясь. — Делать что-то необычное каждый день, помнишь? Фрэнку потребовалась ещё всего лишь пара минут, чтобы добить Джерарда окончательно. И, когда Уэй выдал обреченное «ладно», Фрэнк просиял. Через полчаса Джерард, как полнейший идиот, стоял у дверей продуктового магазина неподалеку от своего дома, держа щенка на руках, и ждал, пока вернется Фрэнк, отправившийся покупать корм. — Такими темпами через месяц я заведу слона, — недовольно сообщил Уэй собаке. — Потому что, по мнению нашего гения, в жизни надо попробовать всё, — вздохнув, Джерард погладил щенка по короткой светлой шерсти, которая, однако, кое-где была заляпана грязью. — Хорошо, что ты не слон. Фрэнк вернулся через несколько минут с полдюжиной пакетиков корма. Джерард округлил глаза. — Он что, крокодил, по-твоему? Куда ему столько? Фрэнк важно поднял указательный палец. — Собака должна питаться правильно. Примерно на этом моменте Джерард понял, что влип. Собственно, когда Фрэнк оказался в его квартире, Джерард только лишь убедился в своём предположении. Он влип. Стоило им закрыть дверь и опустить щенка на пол, тот пулей побежал в ванную комнату и забился там, так что вытащить его было абсолютно невозможно. Фрэнк потребовал у Джерарда блюдце и выложил туда корм, пытаясь соблазнить им щенка, но ничего не вышло. Фрэнк расстроено вернул корм на кухню. Джерард, всё это время наблюдавший за ним со стула, вдруг понял, что Фрэнк у него дома. У него дома Фрэнк Айеро и собака. Собака не хочет есть и черт её знает, что будет творить ночью, а Фрэнк вообще влюблен. Комедия. Уэй кашлянул. — Ну, ты, ээ… Чай будешь? Фрэнк расплылся в улыбке. Пока они ждали, когда вскипятится чай, чуть не подрались из-за имени для собаки. Это было стереотипно до ужаса. — Рэкс? — Ты что, издеваешься? Его не будут звать Рэкс или как-нибудь типа… Лорд, — Фрэнк скривился. — Фу, Джерард, это банально. Джерард вздохнул. — Ну, не знаю, пусть будет как-нибудь… Антонио. — Бандерас? — Сам ты Бандерас. Как мне, по-твоему, его называть, Гэндальфом Серым, что ли? Фрэнк фыркнул. — Он слишком мелкий для Гэндальфа. А имя должно быть необычным. Джерард принялся вспоминать необычные имена, однако Фрэнк забраковал всё, что только можно, и в конце концов Джерард рассердился. — Знаешь, называй тогда сам, мне вообще всё равно, как, хоть Авокадо. Собственно, не было абсолютно ничего удивительного в том, что щенок, по-прежнему сидевший в каком-то углу, отныне носил кличку Авокадо. Когда сели пить чай, всплыла ещё одна проблема: что делать с собакой завтра. Пары никто не отменял, однако оставить щенка одного тоже не представлялось возможным: он в чужом доме и он напуган. Одна только мысль о том, что Авокадо может сделать с квартирой, вводила Уэя в ужас. Он покачал головой: — Но я не могу прогулять пары. Я и так нахватал всякого за четверг и пятницу. — Я могу. Фрэнк Айеро готов прогулять колледж ради незнакомой собаки. Что же, он, видимо, правда немножечко святой. Идея, которую они выработали в следующие несколько минут, казалась Джерарду полным крушением всей его вечной борьбы против стереотипности. Фрэнк предложил прийти утром и остаться с собакой до возвращения Джерарда, а заодно и выяснить вопрос со службой контроля. Это казалось хорошим вариантом, но! Фрэнк Айеро у него дома. Один. Это уже просто цирк какой-то. Они сидели на кухне ещё с полчаса, даже когда кружки из-под чая уже опустели, обсуждая собак и приют. Авокадо так и не вылез, и Фрэнк со вздохом наказал Джерарду оставить корм и воду на ночь. — И не закрывай дверь в спальню. — А если он всё погрызет? — Он тебе кто, кролик что ли? Оба рассмеялись. Стало немного неловко, когда Фрэнку пришло время уходить. На улице уже давным-давно было темно, и Джерард, закусывая губу, попросил Фрэнка написать, когда тот придет домой. В глазах парня сквозило чистое обожание, когда он взглянул на Джерарда и с улыбкой сказал, что напишет. Он опять обнял его перед тем, как выйти из его квартиры. Джерард уже не вздрогнул от такого прикосновения. Когда дверь за Фрэнком закрылась, Уэй прислонился к стене и вздохнул. 1:0. Фрэнк Айеро победил его сегодня.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.