Надеюсь, в твоих снах найдётся место для меня

Никто толком не мог сказать ему, почему это происходит. В то время, как его сверстники в свои шесть или семь вдохновлённо рассказывали всем и каждому о том, как были во снах храбрыми принцами и спасали принцесс от драконов, Джерард только обиженно хлюпал носом и уходил подальше от детских компаний, где каждый пытался перекричать остальных и рассказать своё сновидение. Никто из них, мелких и глупых, ещё не знал тогда, насколько важны были сны. Детям просто нравилось попадать каждую ночь в новые удивительные миры и быть частью восхитительных историй, которые ни за что не могли бы произойти в реальности. Тогда маленький Джерард отсиживался в углу со своими машинками и злобно глядел на ребят, не имея своих историй, а значит автоматически вылетая из их компании. Он не мог сказать точно, когда появились взволнованные нотки в ласковом «Тебе сегодня что-нибудь снилось, милый?», что так любила спрашивать мама. Джерард только через несколько лет понял, почему она так часто подходила к нему с этим вопросом. Он уже проучился в школе пару лет, когда его впервые отвели к врачу. — Мой сын, Джерард, он… — мама сминала в руках ткань своей синей кофты. — Не видит снов. Доктор посмотрел на него тогда очень удивлённо. Ему задали какие-то вопросы, отвели в один кабинет, другой. Потом, в следующие несколько недель, кабинеты стали для него обычным явлением. Его осматривали, заставляли выполнять странные вещи, брали кровь, а он ведь ненавидел иголки, засовывали в какие-то аппараты, постоянно что-то писали в его карточке, глядели на какие-то снимки, негромко переговаривались и снова писали, писали, писали… Джерард лишь растерянно хлопал глазами, не понимая, почему все относятся к этому так серьезно. Да, он не видел снов, и да, это было обидно, и да, он хотел бы, чтобы всё вдруг изменилось, но… Он помнил интонацию и взгляд доктора, когда спустя, кажется, миллион кабинетов и несколько сотен врачей они с матерью снова оказались у него на приёме. — Боюсь, что ваш сын… Мы ничего не можем поделать. Таких случаев — по пальцам пересчитать, и это за всю известную нам историю. Случаются, конечно, отклонения, но чтобы совсем не видеть снов... — доктор посмотрел на Джерарда взглядом, полным искреннего сочувствия, а тот растерялся от этого ещё больше. Да что, в конце концов, в нём такого неправильного? Почему все смотрели на него так, будто он вот-вот должен был упасть замертво? — Мне жаль, миссис Уэй, — добавил док напоследок. — Мне правда жаль. Все родители с нетерпением ждали того момента, когда смогут открыть детям самый очаровательный закон этого мира. И когда Джерарду наконец его объяснили, когда стало понятно, почему все так на него смотрели, он… Просто пожал плечами. Ну подумаешь. Не увидит он во сне какую-то родственную душу, ну и что? Он только потом понял, что. Когда вокруг него вдруг стали появляться первые парочки, он увидел, что. Люди теряли головы. Люди преображались. Люди светились счастьем и разве что не летали. С тех пор как ему исполнилось одиннадцать, в мире вокруг стало постепенно появляться всё больше и больше счастья. Но счастья не всеобщего, а персонального, личного, интимного. Такое счастье можно увидеть, но ты никогда не станешь его частью. Будто ты отделен от него пуленепробиваемым стеклом. Это не твоё счастье. И если все остальные лишь улыбались, зная, что однажды и они станут такими же счастливыми, то Джерард… Его вдруг будто окунули в ледяную воду, которая сковала его легкие и лишила возможности дышать. Он лишь тогда понял, почему так сочувственно качали головами врачи. Он никогда не будет так же счастлив. Чёрт побери, он писал письма Санте. Однажды перед Рождеством он написал несколько писем гребаному Санте, в которого уже даже не верил. Ему всё казалось, что в каждом письме он выражается недостаточно понятно, или искренне, или красиво, или зачеркивает слишком много строчек. Наверное, Санте не хотелось разбирать столько писем от обнаглевшего мальчишки. Наверное, поэтому он не помог. Ещё одним вариантом стал бог. Джерард часто видел маму, которая молилась со слезами на глазах. Он тоже попробовал несколько раз. — Эм… Бог? — он стоял на коленях у своей кровати и неуверенно смотрел в потолок. — Знаешь, я, кхм… Я не уверен, что ты меня слушаешь, но, Бог, я очень хочу быть счастлив. И я не хочу, чтобы мама плакала. Бог, пожалуйста, я хочу видеть сны. И то ли богу не понравились его молитвы, то ли там, наверху, вообще не было никакого бога, но он тоже не помог. С тех пор Джерард при упоминании бога лишь раздражённо закатывал глаза. Следующим пунктом стала травка. Он был отчаявшимся озлобленным подростком, который хотел хоть что-нибудь, черт побери, понять в этом мире и в то же время улететь от всей его тяжести. Слава богу, он избавился от этого потом. Потому что, сколько бы ему ни обещали, по ночам он по прежнему ничего не видел. Из вредных привычек остались курение и алкоголь. И если без последнего он вполне мог обойтись, то сигареты стали его личным психологом. О чём он, в общем-то, не жалел. *** — Ты выглядишь так, будто на тебя свалились все проблемы мира, — заметила Лин, перебирая его волосы. Был вечер среды, Джерард положил голову на колени Линдси и выпускал дым в потолок. Соседи опять будут ругаться, ну и к черту их. — Всё нормально, забей. Её пальцы остановились. Он состроил обиженную гримасу. Честное слово, её легкие движения успокаивали. — Ты думаешь об этом парне. Это был не вопрос. — С чего бы мне о нём думать? — Джи… — она устало откинула голову на подушку, снова принимаясь водить пальцами по его волосам. Он раздражённо выдохнул. Чёрт, она видит его насквозь. — Ты чувствуешь вину. — Спасибо, я и так знаю. — Джи, прекрати. Он взглянул ей в глаза. Она отчего-то выглядела уставшей и невыспавшейся. Репетировала?.. — Никто не виноват, что так получилось, — терпеливо произнесла Линдси. — Просто, будь я на твоём месте, я была бы с ним… помягче, что ли. Не давай ему ложных надежд, лучше вообще с ним много не разговаривать, просто… не срывайся на нём хотя бы. Ему тоже хреново. Он снова выпустил дым в потолок. Он должен быть помягче с парнем, который заявляет, что Джерард — его родственная душа, и всюду за ним таскается. Замечательно. *** — Привет. У Джерарда скоро выработается рефлекс на это слово. Он начнёт орать и бросаться на людей. Точнее, на одного конкретного человека. С которым ему надо быть помягче. — Ага, давно не виделись. Ладно, он провалил задание «быть помягче». С их разговора в кафетерии в понедельник прошло три дня, и теперь, в четверг, Джерард стоял на улице у входа в кампус и курил, и надо сказать, этот четверг и конкретно эта перемена были бы намного приятнее, если бы Фрэнк не появлялся в поле его зрения, как делал это во вторник и среду. — Не поделишься зажигалкой? Джерард с максимально каменным выражением лица полез в карман кожанки. Фрэнк зажёг сигарету и, сделав первую затяжку, вдруг улыбнулся. — Ты снова мне снился. Ах, так вот почему он припёрся. — И что же я делал, позволь спросить? — Джерард постарался придать своему голосу как можно больше незаинтересованности. — Ничего, — Фрэнк пожал плечами. — Ты только улыбался. Джерард закашлялся. Чёрт, этот парень заставит его задохнуться когда-нибудь. Фрэнк просто стоял и смотрел, как Уэй пытается восстановить дыхание. Ничего не делал. Умница. — Чёрт, парень, ты когда-нибудь влюблялся вообще? — поинтересовался наконец Джерард, которому определённо надоело чувствовать себя так, будто он был кумиром тринадцатилетней девочки. — Влюблённость живёт благодаря одной только надежде, — выдал в ответ Фрэнк. Философ, блин. — Так влюблялся? — затяжка. — Нет. Тебя ждал. Я же не знал, что моя родственная душа такая… — парень выдержал паузу и откровенно издевательски улыбнулся, — противная. Джерард не удержался и закатил глаза. Как он, скажите на милость, должен себя вести? — Мне что, бросаться тебе на шею? Фрэнк хмыкнул. — Для начала достаточно не вести себя как свинья. — Я свинья, значит? Фрэнк снова расплылся в улыбке. Он выглядел так, будто один только факт того, что Джерард свинья, делал его невероятно счастливым. Закатывать глаза уже второй раз за несколько секунд было бы слишком, поэтому Джерард ограничился максимально недовольным: — Ясно. Даже если весь мир сошёл с ума, и он действительно снится Фрэнку, то он что, должен тут же падать на колени, признаваться ему в вечной любви и сваливать с ним в закат? Да и откуда ему вообще знать, что этот парень не псих какой-нибудь? Быть может, он это всё просто придумал? Джерард не мог знать наверняка. Вся концепция родственных душ была построена на том, что два человека видят друг друга во сне одновременно, нет никакого шанса соврать. А тут… У Джерарда всё как всегда через задницу. — Давай ты только до дома меня не будешь преследовать, ладно? У него не было особого желания язвить, но между ними двумя повисла тишина, и она ему не нравилась. — Ну вообще-то я уже несколько ночей сижу под твоим окном и пою тебе серенады. Я думал, ты слышал. Он что, флиртует? Фрэнк смотрел ему прямо в глаза и курил. Чуть улыбался. Джерард всё-таки не удержался. Закатил глаза, чем заставил Фрэнка улыбнуться шире. Бросил недокуренную сигарету в урну и буркнул: — Увидимся. — Ага, — Фрэнк только кивнул. Джерард зачем-то потоптался на месте ещё пару секунд и лишь после этого отправился к зданию колледжа. Господи, во что он вляпался?