Лента в волосах

Цикл II. Зима Неловкое признание

      Перед учёбой в Гу Су, Чэн по ошибке завалилась в комнату сестры. Небольшие уютные покои, наполненные запахом любимых ароматических масел Янь Ли, разительно отличались от покоев наследника.       Выходя окнами на сад, девушка имела возможность любоваться цветением слив, вишен и яблонь, вдыхать тонкий аромат весны, яркий и фруктовый лета, пряной и слегка забродившей осени. В покоях сына четы Цзян всегда пахло солоноватой сыростью от реки — окно выходило на берег и держалось открытым даже в непогоду. Иногда, когда Ину надо было спрятаться от гнева госпожи Юй — вином и острыми закусками.       Алкоголь и только алкоголь виноват в её поведении! И быть может, самую каплю, шисюн. Мерзавец, всё-таки влил в неё полкувшина, так сказать, для согрева и веселья, Чуньцзе* всё-таки.       От аромата благовоний, зажжённых в главном пиршественном зале, от разрывающихся во дворе петард и хлопушек в честь пришедшего года, разболелась голова. Своё дело сделали обманчиво-сладкое вино и недосып — они сегодня вернулись с Ночной охоты. Как У Сянь мог оставаться бодрым, оставалось для Вань Иня большим секретом. Сложно ему придётся в Гу Су с его-то неуёмной энергией.       Отсидев на ужине положенное время, наследник ушла с празднества — было бы крайне некрасиво, свались она от усталости лицом в тарелку супа при дальних родственниках. Но тогда можно было бы избежать игривых взглядов сестриц, надеющихся заинтересовать богатого родича. Приходилось терпеть и вежливо скалиться.       Теперь, она идёт по стенке, цепляясь за деревянные панели. У Чэн крупноватые для девушки, но слишком маленькие ладони для юноши. Огрубевшие пальцы — тонкие и длинные, как у того самого музыканта (если бы она умела играть хоть на чём-нибудь). Кончики находят места стыков обшивки и впиваются в них, словно гибкие побеги лимонника, вгрызающиеся даже в камень.       Так, медленно, с передышками, наследник добирается до покоев. Открыв дверь, она пыльным кулем падает на пол, как оказалось, не своей комнаты. Мягкие ковры, нежно пахнущие розовым маслом (пару месяцев назад, Янь Ли, грустно улыбаясь, рассказала, что разбила флакон с парфюмом) бесшумно принимают в объятия нежданного гостя. Зарывшись лицом в длинный ворс, наследник лежала так очень долго, наслаждаясь ароматом весны и родного человека. Она даже не расстроилась, осознав, куда пришла.       Наоборот, стало хорошо.       Поднявшись сначала на четвереньки, затем на колени, а потом кое-как на ноги, широко расставив руки для равновесия, Чэн посмотрела в зеркало. Начищенная до блеска серебряная пластина отразила высокую фигуру в мужском ханьфу.       А ведь она тоже могла жить в таком уюте — неожиданная мысль обрушилась на пьяную голову. Могла бы целыми днями:       — вышивать шёлковые лотосы на органзе, переводя годовой запас ткани и ниток в Юнь Мэнэ;       — заниматься стихосложением и не дружить с рифмой;       — петь баллады о великой и чистой любви, терзая струны какого-нибудь саньсяня* и вызывая приступы мигрени у матушки;       — писать пасторали на влажной рисовой бумаге, от лицезрения которых у учителей шла бы глазами кровь;       — изгибать тело в сложных танцевальных па в итоге завершающихся запутавшимся подолом и громким от брани не элегантным падением.       На самый крайний случай — стоять плечом к плечу с кухарками и готовить суп из лотоса со свиными рёбрышками. Представив себя нынешнюю — высокую, нескладную у плиты и помешивающую какое-то невнятное варево… Чэн загоготала.       Ничего женственного в ней нет. Ей хорошо удаётся бой на мечах (не так хорошо, как шисюну, ар-р!), ночная охота, ловля рыбы и стрельба по фазанам. Неплохо для наследника из клана-пентарха, но плохо для девы.       А где вы здесь видите деву?!       Чэн расхохоталась, запрокинув голову назад. Так и упала на кровать сестры, едва не стукнувшись затылком о крышку сундука с приданым.       Была не была!       Наследник, перевернувшись на живот, дернула за ручку. Ящик оказался открыт и крышка глухо ударилась о тюфяк. Почти доверху набитый платьями и украшениями, наверняка он был неподъёмен. В зеркале вновь мелькнула высокая фигура в мужском платье. Вань Инь разозлилась и, засунув руку по локоть, выпростала из сундука первый попавшийся наряд. По ковру застучали золотые шпильки, брызнувшие из деревянного нутра.       Сжимая в руках невесомый наряд, наследник принялась внимательно разглядывать «трофей».       К несчастью это оказалось праздничное платье — полупрозрачный фиолетовый шёлк, вышитый по подолу золотой нитью. Чэн стало страшно держать невесомую ткань — её ладони, огрубевшие от постоянных тренировок, казалось, оставят затяжки на дорогой ткани и наряд будет безвозвратно испорчен…       Но она ведь пьяна!       Хихикнув, заклинательница начала разоблачаться. Тяжёлые ткани скользили с жилистых плеч, опадали шкурой древесной гадюки — а каким ещё мог быть ребёнок Пурпурной Паучихи? Оставшись в чём мать родила, Чэн влезла в платье, боясь услышать не столько шаги сестры, сколько звук рвущегося шёлка. Страхи не оправдались, но вот когда она потянулась, чтобы вытащить из пучка цзань* раздался оглушительный треск ткани в районе правой подмышки. Замерев посреди комнаты, Чэн медленно трезвела от ужаса, а затем… рванула шпильку, что было сил!       На плечи густым тяжёлым водопадом хлынули чёрные пряди, спустившиеся до лопаток. Перекрученные, топорщащиеся в разные стороны, всё ещё слабо пахнущие внутренностями убитых накануне монстров, они закрыли её от окружающего мира. В рукотворной темноте было уютно, но хотелось посмотреть — хороша ли дева Цзян в отличие от наследника?       Она досадливо вздохнула: платье на ней висело мешком там, где должно было подчёркивать достоинства оформившийся девичей фигуры и опасно натянуто на чрезмерно широких плечах. К тайной радости, грудь не приходилось туго перетягивать лентами — почти нечего прятать. Повезло, фигура мальчишеская. Если бы только не лунные циклы… Вновь подняв руки и услышав звук рвущейся ткани, Чэн растрепала волосы и придирчиво посмотрела в отражение. Если нанести на лицо немного рисовой пудры, румян и помады, то получится…       — Шлюха! — Мрачно констатировала наследник, рассматривая получившийся результат. Чрезмерно яркие щеки, криво очерченный рот, тени, ссыпавшиеся на щёки, выглядят синяками, а сквозь пятна пудры проглядывала золочённая на солнце кожа. — Да нет… даже шлюхи красятся лучше! Шут!       Стало грустно и вновь хмельно.       Вань Инь смела со столика всю косметику. Покатились по полу немногочисленные баночки, пролились масла, наполняя комнатку какофонией ароматов. Виниться будет, как протрезвеет, она купит Янь Ли ещё больше помад и белил, тканей для нового платья, взамен испорченного, лент, заколок! Когда лёд сойдёт и зацветут лотосы, принесёт самые лучшие семена, самый крупный речной жемчуг!       Лишь бы простила, лишь бы как раньше пела тихим голосом колыбельную, под стрёкот цикад.       Страшно. Любимая сестра уйдёт в другой орден, в чужую семью и будет петь песни своим детям. Она искренне желала старшей сестре счастья, но боялась остаться одна. Родители — не вечные, Ин тоже уйдёт — ему будет тесно в рамках ордена. Чэн… станет лордом, не способным взять жену или выйти замуж. Это серьёзная проблема, на самом деле. Увлечённая достижением лучших результатов, она ни разу не задумывалась о возможности встретить человека, ради которого хотелось бы сбросить маску резковатого, несдержанного на действия и слова юнца.       А если представить, что в её жизни появится такой мужчина?       — Ка-ак же все удивятся, если лорд Цзян станет мамашей, — пьяно заплакала наследник, размазывая по лицу косметику. — На что надеются родители, выставляя меня мужчиной?       В серебряной пластине на стене что-то мелькнуло.       Наследник обернулась и почувствовала, как от лица отхлынула кровь. На пороге стояла бледная шицзэ. Девушка прижимала ко рту узкую ладонь и смотрела пустым взгдом на устроенный погром.       — Янь Ли? — Хрипло выдохнула Чэн, обнимая плечи руками, чувствуя себя раздетой перед старшей сестрой. — Я… я…       Слова вылетели из головы и окружённая звонкой тишиной, девушка в изодранном платье без сил опустилась обратно на пуф и закрыла лицо.       Ей остался только слух. Мягкий шелест подола, звон вминаемых в пол украшений под шёлковыми туфельками приближался. Вань Инь испуганно выдохнула, ощутив тёплые губы сестры на макушке и маленькие ладошки на плечах.       — Платье всего лишь маловато, — тихо говорила девушка, гладя младшую сестру по спутанным волосам. — Если сшить по твоим меркам, то сядет очень хорошо.       — Много видела? — Дрожащим голосом спросила Чэн.       — Всё, — попытавшись вырваться, она была ещё теснее прижата к груди шицзэ. — Ты уш... ушла, покачиваясь и держась голову и я пошла за тобой, чтобы помочь… А-Инь, посмотри на меня.       Наследник отрицательно качнула головой, но спустя несколько минут тихих уговоров, подняла глаза и увидела грустную понимающую улыбку. Сестра ласково вытирала большими пальцами слёзы с её впалых щёк, снимала испорченное платье, помогала привести себя в порядок, мягкой губкой смывая клоунскую раскраску. Вань Инь, сидя на дне лохани, глухо рыдала, прижимая колени к подбородку, чувствуя, что становится немного легче.       — Поспи сегодня здесь, — сестра похлопала ладонью по свободному пространству на кровати. — Я спою тебе колыбельную.       Наследница послушно прикатилась под бок шицзе и смежила веки, ускользая серую мглу без снов. Где-то вдали пела Янь Ли, гладя блестящие чёрные волосы младшей сестры, несущей тяжёлую ношу.