Как быть отцом?

      Перси стоял на кухне, рассеянно намыливая одну и ту же тарелку уже минут десять, в нерешительности поглядывая на часы. Аннабет выписали из больницы около недели назад, и они «пробовали жить вместе хотя бы пока все не уляжется». Стоял канун Рождества, и Джексон очень хотел провести его с родными и близкими, при этом не ставя их под удар всяких сумасшедших уродов. Однако пока что он не понимал, возможно ли вообще провернуть что-то настолько амбициозное. И кое-что ещё его беспокоило, заставляя каждый раз неприятно сжиматься сердце и затрудняя дыхание, практически до потемнения в глазах.       Аннабет его бесила.       Перси не был уверен, что это правильное слово, однако ему было легче думать так, чем вдаваться в глубины своих же посылов и размышлений, от которых он и так изрядно устал. Но тем не менее, эта девушка просто выбивала из его головы любые дельные мысли, оставляя только бессвязную кашу из заботы, волнений и накопившегося гнева с усталостью, а поэтому любое несогласие практически мгновенно перерастало в конфликт. Аннабет, очевидно, не до конца понимала тяжесть их положения и «жила как привыкла», что было абсолютно неприемлемо с точки зрения Перси. Конечно, он ловил себя на мысли, что начинает звереть и терять рассудок, размышляя, как бы оставить их с Элли дома, и тормозил себя. Но беспокойство продолжало накапливаться, а Чейз как назло не хотела входить в положение и вести себя аккуратнее. А Джексон, не получая никакой эмоциональной разрядки, только больше закипал, пытаясь подавить в себе эти эмоции, явно выходящие из-под контроля.       Можно же заботиться спокойно. Это Перси говорил себе каждый день, глядя по утрам в зеркало, пока умывался. Но в своём состоянии постоянной готовности к встрече с этим ублюдком, он просто не мог рассуждать холодно и спокойно. Он чувствовал, будто внутри него все больше и больше сжимается пружина, которая однажды сорвётся и запустит такую цепную реакцию, что никому не поздоровится.       И сегодня он сорвался. Позже, он надеялся, что ему хотя бы станет от этого немного легче, но нет. На душе только стало мерзлее от самого себя. Перси наконец сполоснул несчастную тарелку от мыла и со вздохом глянул на часы.       Всего час назад это был обычный вторник. Джексон, с тяжёлым сердцем, отпускал Аннабет и Элли погулять немного одних — он чувствовал, что сильно устал после трех смен, так что не стал сильно противиться, когда Чейз пришла к нему договариваться о прогулке. Впрочем, это уже был большой шаг вперёд — пару раз Аннабет уходила гулять с Элли, не сказав об этом Перси, или первая забирала её из школы, но, получив пару ласковых от второго родителя, перестала так делать. Конечно, умом Джексон понимал, что она просто не привыкла, что кто-то ещё может нести ответственность за Элли, и что с кем-то нужно согласовывать свои действия, потому что она всегда принимала решения единолично. Однако девушка иногда даже открыто показывала свою неприязнь к такому положению дел, заставляя Перси все больше и больше закипать, видя её упрямо вздернутый нос, или упертые руки в бока. Аннабет упорно не признавала в Джексоне никакого авторитета, и парень не понимал, чего она добивалась. Хотя, впрочем, догадки были. Например, возможно Аннабет думала, что он стал с возрастом вот таким вот ворчливым мудаком, который ограничивает женщин в их правах и пытается запереть их дома. Перси признавал, что так оно могло выглядеть со стороны, и не мог никак ей втолковать, что он ведёт себя так исключительно потому что на улице их поджидает опасность, и что как только Родригес сядет со своей шайкой обратно в тюрьму, они могут гулять хоть с рассвета до заката свободно и где угодно. Чейз же говорила, что Джексон только разводит лишнюю панику, и что если жить в страхе, то все окончится куда более плачевно, ибо так они потеряют хватку в самый неподходящий момент. И все доводы Перси о том, что он в этом всем уже не первый месяц, и что чем осторожнее они будут тем лучше, не работали совершенно, ещё больше выбешивая парня. У них с Аннабет были диаметрально противоположные взгляды на ситуацию, и ни один из них не был готов дать слабину. И так как мелких конфликтов было за эту неделю как минимум два в день, это не могло не вылиться в скандал.       Они ругались бесконечно и по любому поводу. Что приготовить на ужин — рис с курицей и овощами, или пиццу? Чем накормить Элли на завтрак — овсянкой или медовыми хлопьями? В чем она пойдёт в школу — в юбке или в джинсах? Когда Аннабет стоит выйти на работу и стоит ли выходить вообще, пока все не уляжется? В какой район съезжать следующим, когда придёт пора? Их ссоры доходили до полного абсурда, вроде споров о том, в каком магазине лучше всего покупать куриную грудку, а в каком помидоры. Чейз бесконечно ругалась с Перси по поводу курения, приводя тысячи аргументов против этой пагубной привычки, и пользуясь поддержкой статистических данных, однако тому было абсолютно все равно. Они спорили по поводу того, какой хлеб стоит покупать — ржаной или зерновой. Ругались из-за того что Перси специально «забывал» пить таблетки, потому что ему было просто неохота тратить их на себя. Кто будет читать Элли сказку на ночь? Кто моет посуду или пылесосит? Некоторые из этих споров решались быстро, когда один из них уступал другому, однако иногда из ничего мог разгореться настоящий скандал. И они с ужасом представляли, что это они живут вместе чуть больше недели. А что будет с ними, когда они проживут месяц? Может, угомонятся, а может поубивают друг дружку?       Перси искренне хотел прожить сегодняшний день без выяснений отношений, поскольку чувствовал, что уже просто не выдерживает стального напряжения между ними. Конечно, они поулыбались друг другу в больнице, Аннабет вежливо поблагодарила его за заботу, и они договорились пожить вместе, «раз Элли так ты нравишься, да и мне надо восстановиться». Джексон честно притворился, что такая формулировка его вовсе не оскорбляет, потому что не хотел напрягать только пришедшую в норму девушку. Конечно, он не очень понимал, почему она не помнила ничего из периода реабилитации, вроде того как ей приходилось пару недель с медсестрами заниматься оригами для восстановления моторики, или учиться есть приборами, но видимо её мозг отказывался принимать эти недели как часть жизни взрослой и самостоятельной леди. Что было очень в стиле Аннабет. Пару раз, уж очень рассерживаясь, он думал, что ей куда больше шло быть далёкой мамой, спящей в больнице. Конечно, гнев проходил и ему было стыдно за такие мысли, но он хотя бы был благодарен себе, что додумался при этом держать язык за зубами. Он не стремился нарочно обижать Аннабет, или принижать её в родительских правах, или ставить под сомнение её компетенцию как матери. Но он и не хотел, чтобы Аннабет продолжала при каждом конфликте ревниво тыкать его носом в то, что он на самом деле вообще-то не отец, и что она в любой момент может попросить его собрать вещи и уехать восвояси и никогда не возвращаться. Справедливости ради надо бы сказать, что она ещё не просила его уехать, а Перси ещё ни разу даже не думал собирать чемоданы.       Джексон при этом старался быть максимально понимающим. Принимал, что она говорит так, только потому что чувствует себя загнанной в угол и притесняемой, хотя он не имел понятия, как теперь это исправить. И язык у неё всегда был колкий, и сейчас она будто специально не следит за тем, что говорит, будто проверяя, как долго Перси будет все проглатывать и послушно терпеть. Почти все время парень просто не понимал, что от него требуют, и чувствовал себя ужасно. На работе дико уставал, а приходя домой мог поспать только пару часов, а потом с тревогой вставал и шёл проверять, не ушли ли куда-нибудь Аннабет с Элли опять без его ведома. И ему чуть ли не плакать хотелось от досады, хотя это было ниже его достоинства, Перси порою чувствовал что просто не выдержит. Без Аннабет справляться со всем этим было куда проще. К тому же помимо всего прочего он все ещё был в неё до глупости влюблен, что делало задачу по сохранению её в безопасности ещё важнее, а настаивание на своём мнении — тяжелее.       Но когда Аннабет спокойно вернулась с прогулки с пакетом из продуктового и без Элли, парень просто не сдержался. От испуга и беспокойства он чуть не поседел в ту же секунду, когда увидел её. Сначала он попытался быть благоразумным и спросил её почти спокойно, где Элли. Услышав, что Элли сейчас гуляет с Пайпер, Перси согнул пополам вилку, которую держал в руках.       — Они часто гуляли с Пайпер, — объяснила Аннабет, уже с осторожностью глядя на закипающего Перси. — Что, уже и это нельзя? Ей нравится проводить время с Пайпер, она ей как тётя!       — С Пайпер, — с нажимом повторил парень и ушёл на кухню, кинул испорченную вилку в мойку. — С Пайпер! — уже крикнул он, побудив Аннабет осторожно пройти на кухню.       — Да, и я не понимаю, почему ты так реагируешь…       — Да что с тобой не так?! — раздосадованно спросил Перси, раскинув руки в стороны. — На каком, блять, языке тебе объяснить, что мы не должны ставить друзей и близких под удар просто так?!       — А ну не матерись!       — Что я скажу Джейсону, если из-за нас его девушку расстреляют на месте? Как мне ему в глаза смотреть? Как это объяснить Элли?       — Они не станут делать ничего подобного! Ты больной что ли совсем?       — Ответь мне, что с тобой не так? Тебе бошку совсем снесло? Отшибло? Может тебе стоило ещё потусить в больничке, и они рано тебя выписали?       — Всё со мной нормально, это ты конченый параноик!       — Ах это я конченый?! — разозленно крикнул Джексон, ударив себя по груди. — Это я что ли ставлю свою лучшую подругу под удар чокнутого ублюдка?!       — С ними все будет в порядке, больной! Хватит! — Аннабет тоже заводилась все больше. Серые глаза сверлили Перси яростным взглядом, а кулаки сжимались и разжимались, будто девушка решала, стоит ли затевать драку.       — Ты не понимаешь, я-       — Нет, это ты не понимаешь! — взбрыкнула Аннабет, подойдя ближе к Перси, ткнула его пальцем в грудь. — Нельзя вечно жить в страхе за свою жизнь! Ты уже сходишь с ума! Возьми себя в руки!       — Ты меня не слушаешь!       — А что тебя слушать, Перси?! Ты только и делаешь, что ворчишь, нудишь, не даёшь продохнуть, без твоего ведома даже нельзя на улицу выйти!       — Потому что я боюсь за вас, Аннабет! Если с вами что-то случится, ответственность за это буду нести я, всю свою гребаную жизнь!       — Да нифига подобного! Ты тиран, и все, что тебе нужно, это тотальный контроль, и ты его себе хочешь обеспечить, пытаясь надавить мне на жалость! В первое время это работало, но я не собираюсь растить свою дочь в такой нездоровой атмосфере!       — Да, правильно, иди с ней гулять сутками напролёт, будешь растить её в здоровой атмосфере, в гробу, застреленной! — не выдержал Перси, схватив Аннабет за плечи. — Он убьёт тебя, меня, всех вокруг, лишь бы получить её! Как ты не понимаешь?       — Ты пока что единственный, кто убивает её детство, Джексон. Ты пытаешься лишить её всего, что есть у нормальных детей. Кто знает, сколько мы будем прятаться от Родригеса?       — Счёт идёт на дни, Аннабет! — закричал Перси, опустив её плечи и схватившись за свои волосы. — Он не тихо преследует нас, Чейз, он нахрен стреляет в окна, преследует по пятам и всегда ходит с пушкой наперевес! И я не знаю, сколько нам осталось! День? Два? Неделя?       — За все то время, что я проснулась, он ни разу не объявился!       — Так может потому что последний раз был когда ты проснулась, гениальная ты наша?! Просто посмотри на меня, на кого я похож?! — он похлопал ладонями себя по груди, щеки были уже красными от переполняющих эмоций. — Кого эта вся история из меня сделала? Я вообще здесь случайно, ты сама говоришь об этом каждый чёртов день!       — Ты хочешь уйти и оставить нас, так пожалуйста! Я сама тебя об этом уже прошу не первый раз!       — Ты дура! — не сдержался Перси, скрипнув зубами. — Ведёшь себя как дура, поступаешь как дура, и думаешь как дура!       — Ах так! — на глазах Аннабет выступили слезы, немного сбив пыл с Джексона. — Ты безмозглый тиран-недоумок, который не думает ни о ком кроме себя и своей жалкой гнусной жизни! — она отвесила Перси звонкую пощёчину, зависла на пару секунд и пулей вылетела из кухни, оставив его в одиночестве.       Перси раз за разом прокручивал в голове их скандал получасовой давности, и все больше жалел о сказанных им словах. Да, конечно, Аннабет ещё не может осознать и принять сложившуюся ситуацию, и принять адекватное решение. Она не знает всего того ужаса, который сопровождал Джексона во время почти что всего опекунства над Элли. С другой стороны, он же пытался ей объяснить, что сейчас все очень и очень серьёзно, но она только называла его параноиком, что просто вымораживало Перси. Наверное, по большей части, потому что он сам иногда про себя так думал, но отгонял эти мысли, утверждаясь в мнении, что он просто всегда настороже, чтобы защитить тех, кого он любит больше всего на свете. И теперь, перемыв всю посуду с завтрака и немного успокоившись, он чувствовал себя опустошенным. Сегодня был его единственный выходной между сменами, и ему предстояло отработать ещё две ночи, перед тем как ему дадут небольшой отпуск, и в этот единственный выходной естественно обязательно нужно было разругаться в пух и прах. Он убрал погнутую вилку в шкафчик и шумно вздохнул. Достал из аптечки пачку таблеток, выпил несколько штук, залпом запив их холодной водой, и пошёл к Аннабет в комнату. Та сидела на кровати и обиженно дула губы, сердито набирая кому-то смс.       — Йоу, — негромко сказал Перси, опершись на косяк и скрестив руки на груди.       — Что тебе ещё нужно, идиот?       — Ауч… Можно просто Перси, — постарался миролюбиво ответить парень, глядя, как Аннабет поднимется со своего места и направляется к нему.       — Хорошо, теперь послушай сюда, Перси, — сказала девушка и немного притормозила, опустив глаза.       — Мм?       — Я… — снова начала она, взглянув ему в глаза. Видимо, её гнев тоже поутих, и теперь она была, видимо, поражена своим же поведением ранее. — Короче, — она попыталась напустить на себя воинственный вид и вернуть былой тон голоса. — Меня категорически не устраивает нынешнее положение дел. Ты бесконечно ограничиваешь нас в каком-то бредовом порыве и желании обладать семьёй. Но все члены семьи равны между собой. И если ты хочешь нами помыкать, то у тебя ничего не выйдет, Джексон, — она говорила все менее и менее уверенно, разглядывая лицо Перси, возможно прикидывая, не перегнула ли она палку. — Послушай меня хоть раз.       — Я только и делал, что слушал тебя, — тихо, но сердито сказал Перси. — Всю чёртову жизнь. И вот к чему это привело. Если бы я не послушал тебя в старшей школе и продолжил бы пытаться помириться, этого всего бы не было.       — Хочешь сказать, ты сейчас жалеешь абсолютно обо всем? Даже о том, что Элли появилась и она не от тебя?       — Элли это единственное хорошее, что в этом всем есть. Всё остальное — полный мрак. Ты растишь дочь в восемнадцать, в гордом одиночестве, я делаю не пойми что, лишь бы родители не догадались, что мне ничего в жизни не интересно и не нужно, а потом и вовсе перестаю с ними общаться, чтобы они не догадались, что я несчастен. И все из-за дебильной фотографии с Рейчел, которая мне даже не нравилась?       — Нравилась она тебе, — возразила Аннабет, скрестив руки на груди. — Вся такая творческая, а с другой стороны богатая девочка-       — Она нравилась мне как личность! Я не могу уже восхищаться чьим-то талантом?       —…которая все про всех знает и везде болтает, так ещё и в журналистику подалась.       — Слушай… Погоди, в журналистику? — по спине Джексона пробежал холодок. Он аккуратно обошел Аннабет и достал с одной из полок потрепанную газету, и открыл на своей любимой странице. Скользнул взглядом по столбцам с текстом прямо до кусочка с благодарностью.       «И отдельное спасибо нашему специальному корреспонденту РЭДу за свежайшие и проверенные новости!»       — РЭДу? Это типа… Акроним к Рейчел Элизабет Дэр? Она издевается что ли… — пробормотал Перси, глядя на статью, и не заметил, как Аннабет уже читала её, выглядывая из-за его спины. — А кто же ещё мог раскопать на меня такую кучу личной информации… — Перси грустно усмехнулся, глядя на ядовитые строки статьи. Он и не думал, что она может обижаться на него так долго. Ну да, после того «пранка» он буквально назвал её «ёбнутой полоумной идиоткой», за что ему потом было все-таки стыдно, но извиняться он не стал, но чтобы она обижалась на него годами? Иначе как можно сымитировать настолько сильную и мерзкую неприязнь к одному факту существования его на земле.       — Про тебя… Написали в газете? — тихо прошептала Аннабет, глядя на издание. — Тут все представлено… В таком ужасном свете… — неожиданно для Перси девушка провела ладонью по его спине и вздохнула. — Мне жаль, что Рэйчел решила так поступить. Это низко с её стороны.       — Так же низко, как запирать вас дома для вашей же безопасности? — парню было достаточно глянуть через плечо, чтобы увидеть, как Аннабет залилась румянцем со стыда.       — Ну слушай… — Перси тяжело вздохнул. Он положил газету обратно на полку и повернулся к девушке. Та внимательно смотрела на парня, пытаясь угадать что именно он чувствует.       Ведь Перси Джексон стал невыносим.       С тех пор, как она выписалась из больницы, она весьма опасалась его, несмотря на безграничную любовь к нему своей дочери. Он вёл себя очень странно, дергался, бесконечно работал, будто бы может заработать все деньги на земле будучи всего лишь барменом, ужасно спал и отвратительно мало ел. От этого всего он был раздражительный, злой, вспыльчивый и агрессивный. Раны на его руках и лице только подчеркивали его скверное настроение и мутный тусклый взгляд.       С ним невозможно было создать никакой рождественской атмосферы в доме. Стоило ему прийти, как Аннабет будто бы чувствовала, что в доме становилось как-то грузно и тяжело оттого, что он волочил за собой груз проблем и наполовину выдуманной ответственности. Ей очень хотелось видеть в нем прежнего Перси — задорного, весёлого и доброго, который сам где угодно мог создать отличное настроение. Аннабет отказывалась признавать, что этот полоумный ворчун — тот самый Перси Джексон, по которому она так сохла когда-то давно. Иногда в сердцах она желала, чтобы Перси не возвращался домой, а чтобы его настигли все те кошмары, которыми он пугает её и Элли. Хотя когда вспышка злости утихала, ей было безумно стыдно за такие мысли. Ведь Перси на самом деле был вынужден рисковать жизнью ради Элли, пока Аннабет была не в силах защитить дочь. Хотя ей казалось, что все эти рассказы немного преувеличены. Вряд ли десяток вооружённых людей решили атаковать одного Перси, но показывать свое недоверие она не хотела. Мало ли, как Джексон отреагирует на такое.       Он вообще стал какой-то неуравновешенный. Сначала он закатил скандал, когда Аннабет забрала свою собственную дочь из школы и повела её погулять, а потом зашла к Пайпер попить чаю. Утром она заставила парня выпить снотворное, чтобы он после работы нормально поспал, и пообещала присмотреть за Элли. Однако он проснулся в четыре часа дня и, не найдя их дома, развёл какую-то ужасную глупую панику. Она даже попыталась послушать, что он там кричит, но это было бесполезно — бессвязный бред, смысл которого можно было свести в одно предложение «Я чувствую себя спокойно только и только когда абсолютно вас контролирую». И черт возьми, Аннабет такое не устраивало. Ей только больше хотелось перечить Джексону, поступать так, как она считает нужным и не слушать его идиотские монологи о заботе, самоотверженности, опасности и так далее. Она решила для себя, что парень переработал и немного тронулся рассудком. С кем не бывает. Может, если он немного отдохнёт, то перестанет быть таким унылым занудой, от которого тянет то ли рыдать, то ли спать.       Она пыталась заставить его лечь поспать днем, или поговорить с ним успокаивающе. Иногда это работало, но если они уже успели поругаться в этот день, то она даже не пыталась с ним больше разговаривать. Скорее всего Джексон бы просто разгорелся ещё больше, и ссора переросла бы в грандиозный скандалище. Ей такое не надо было, во-первых, она все-таки пыталась беречь свои нервы, а во-вторых Элли и так достаточно много уже слышала и видела, отчего постоянно расстроенно спрашивала маму, почему они с папой так не ладят. Аннабет пыталась ответить дочери, но та говорила, что все её доводы неубедительные, и что они все равно могли бы поладить, несмотря на это все. Чейз не хотелось говорить что-то из «взрослой классики», вроде «вырастешь — поймёшь» или «ты слишком маленькая, а это взрослые дела». Она ненавидела, когда ей так говорили в детстве, и была уверена, что Элли обидится, если она так скажет, но больше на ум ничего не приходило.       Иногда ей хотелось попытаться убедить Элли в том, что Перси далеко не такой хороший, каким кажется ей сейчас, но это было бы подло с её стороны. Не только по отношению к Элли, но и к Перси, такого он точно не заслуживал. Вряд ли бы он нормально воспринял то, Элли, которая с обожанием в глазах называла его папой, вдруг начала бы холодно к нему относиться на пустом месте. Хотя она и надеялась, что Перси стал поспокойнее с подросткового возраста, но видимо кое-что крепко впиталось в его характер, сколько бы лет ему ни было. Аннабет отчасти было совестно, что она знала все слабости Перси, и если он выводил её на эмоции, то без капли сомнений начинала применять свои знания на практике, используя даже самые грязные приёмы. Но что-то заставляло её останавливаться снова и снова прямо перед решающей репликой.       Наверное, растерянный взгляд, полный отчаяния, которым он одаривал её всякий раз, после её тирады, заставлял проглотить последние, самые обидные слова, скомкано то ли извиниться, то ли просто закрыть тему и уйти из комнаты, подальше от этих зелёных глаз. Хотя они, кажется, преследовали её везде. Сначала ей казалось, что Перси и правда преследует её по пятам, но когда она несколько раз в поисках слежки находила его спящим, признала, что это игры её разума.       Эта ссора из-за Пайпер совершенно вывела её из себя. Она доверяла подруге как себе, а в некоторых вопросах даже больше, а Перси будто бы совершенно её не уважал и не признавал в ней тётю. В глубине души она знала, что в его словах была логика, но все-таки ей было очень обидно за то что Джексон так сильно не доверял ей и оспаривал буквально любое принятое ей решение. Она устала от этого, и устала терпеть такое отношение к себе. Вот и сорвалась на крик, хоть в конкретной ситуации она и могла допустить, что у Перси были все причины ругаться, но Аннабет просто зацепилась за повод высказать ему сразу все, что она о нем думает. И практически сразу пожалела об этом — перебирая все, что раздражало её в Перси, она совсем забыла, с кем все-таки разговаривает, и накручивая себя все больше, сказала что-то весьма крепкое и не выдержала, и влепила ему пощёчину.       А потом сама растерянно уставилась на парня, осознавая, что сделала. Гнев как-то резко угас, хотя она не хотела показывать этого внешне, но ей самой будто отвесили смачную оплеуху, так она была шокирована своей же импульсивностью. Аннабет неожиданно увидела перед собой не раздражающего зануду Джексона, — которого, как ей теперь показалось, себе сама и придумала, чтобы не видеть в нем родителя для своей дочери, — а её любимого недотепу Перси, который отчаянно пытался остаться на плаву во взрослой жизни и был на грани паники от осознания того, что у него ничего не получается. Взволнованный, растерянный и напуганный, жаждущий помощи и поддержки, но взамен получивший лишь очередную пощёчину. Ей стало неимоверно стыдно за свое поведение, но гордость не дала показать этого, по крайней мере сразу, и она умчалась из кухни, еле сдерживая слезы. Она пыталась зачем-то убедить себя, что она больше не испытывает к нему ничего, подчеркивая во взрослом Перси раздражающие черты и стараясь забыть о хороших. И сейчас Аннабет поняла, что сильно ранила этим Перси. Но теперь понятия не имела, как все исправить.       Он пришёл мириться сам, буквально спустя полчаса. Аннабет автоматически попыталась сыграть в обиженную леди, но быстро поняла, что это бессмысленно, да и к тому же неуместно. Ей было неприятно, что Перси затронул тему Рейчел Элизабет Дэр, так что она решила съязвить на этот счёт, не подозревая, что тем самым раскрыла небольшую тайну. Увидев статью, где Перси выставили полным монстром, и никнейм-акроним в конце, она почувствовала, как в ней закипает ярость. Эта Рейчел умудрилась не только поучаствовать в унизительной шутке, но и спустя много лет написать про Перси такое?! Она приписала ему даже наркоманию между строк, что ещё больше возмутило Чейз. Аннабет прекрасно знала Перси Джексона, и была уверена, что ничего подобного в его биографии и быть не может. Но даже правдивые факты были пропитаны злостью и ненавистью, шокировав девушку. Сами формулировки и описания, авторские дополнения, все это делало статью ужасно дискредитирующей. Но, видимо, из-за наличия в тексте все-таки каких-то фактов, Перси не решался скандалить по этому поводу, хотя Аннабет считала, что эту редакцию нужно поставить на место. Она посочувствовала Перси, а тот съязвил насчёт её недавней претензии. Чейз было нечего возразить, так что она пристыженно покраснела и убрала руку со спины Джексона. Тот повернулся к ней лицом, и она застыла, рассматривая его глаза. Они, как обычно, были цвета моря, но если раньше оно было бушующим или игривым, то сейчас скорее был полный штиль, и над гладью простирался густой туман. Перси все это время пытался вести себя по-взрослому, когда как она хотела увидеть в нем подростка. И в погоне за детской влюбленностью чуть не упустила самого Перси, настоящего, существующего здесь и сейчас. — Ну слушай… — негромко сказал он, положив ладони девушке на плечи. Ей было страшно представить, что же он хочет ей сейчас сказать. Раньше Джексон не был для неё загадкой, но теперь он больше походил на странный и самый запутанный в мире ребус. — Слушаю, — выдавила из себя Аннабет, заставив Перси слегка улыбнуться. — Я знаю… Иногда я может быть… Не могу изъясниться корректно, — он вздохнул, тяжело подбирая слова и вдруг провел ладонью по её щеке, заставив Аннабет застыть на месте. — Но это только потому что я люблю вас с Элли, и очень боюсь, что с вами что-то случится. Понимаешь?       Аннабет растерянно смотрела на Перси, замечая, как его взгляд сменился с туманно-неуверенного на нежный и мягкий. Она не видела, чтобы кто-то смотрел на неё также с тех самых пор, как она рассталась с Джексоном. И видеть этот взгляд снова было непередаваемым ощущением. Она молча опустила глаза и чуть нахмурила брови. Ей пора бы перестать маяться дурью и начать работать с Перси сообща, а не порознь. Возможно, он не преувеличивал опасность, а наоборот, рассказывал не все, чтобы её не пугать? Это было куда хуже первоначального варианта Аннабет. Она чуть надула губы, размышляя, что сказать на это, и от изумления застыла на месте. В тот самый момент, когда Перси Джексон чуть наклонился и мягко поцеловал её в макушку, чуть прикрыв глаза. Это был аккуратный, невинный и успокаивающий поцелуй, заставлявший сердце девушки вытворять невообразимые кульбиты. Этот жест был просто переполнен заботой и нежностью, и Перси мягко перебирал локоны девушки, позволяя ей уткнуться ему в плечо. Так они постояли пару минут, просто молча чувствуя тепло друг друга, пока Джексон мягко не отстранился от Чейз, последний раз проведя ладонью по её волосам.       — Кстати. Не смей больше бить меня по лицу, — он похлопал Аннабет по плечу и обошёл ее, пошёл к выходу из комнаты. — А то получишь по заднице за такое. В воспитательных целях. Между прочим прямо по больной скуле, Чейз! Это несправедливо.       — А… Я… — от волнения вперемешку с возмущением Аннабет задыхалась и не могла подобрать слова, пока Перси, чуть ухмыляясь и посмеиваясь, накидывал на плечи куртку, которую бросил на кресло рядом с дверью в спальню девушки. — Ты… Куда? — растерянно спросила наконец Чейз, сделав пару шагов вперёд.       — В магазин. Жрать нечего. А ты сиди и жди Пайпер. Чуть что — сразу звони мне! — он строго посмотрел на Аннабет. Потом вздохнул. — Полагаю, наш бесконечный разговор о том, кто главнее и компетентнее не закончен… Так что… До скорого, коллега-родитель.       И Перси натянул на голову капюшон и отошёл, прикрыв за собой дверь спальни. Перси спускался в этот раз не на лифте, а по лестнице. Что-то вроде «чутье подсказало», а он никогда не противился своей интуиции. Ну, почти.       На первом этаже был общий коридор и почтовые ящики разных апартаментов. Прокручивая на пальце связку свеженьких ключей, парень осматривал номера ящиков в поисках того, который был привязан к их нынешнему жилью. Пару раз он порывался сунуть ключ в чужой замок, но вспоминал, что это номер одной из предыдущих квартир и искал дальше. Наконец он нашёл нужную ячейку, которая была раздражающе выше него. Руку он туда просунет, конечно, но посмотреть перед этим, что внутри, не сможет. Что его весьма настораживало, но он решил не поддаваться чрезмерной паранойе и просто открыл дверцу, скользнул в ящик ладонью.       Через щель, оставленную между верхом отсека и дверцей, могло поместиться только что-то не толще письма или счетов за коммунальные услуги. Однако рука парня сразу же наткнулась на какой-то шуршащий свёрток, и тот застыл в недоумении. Такую штуку никак нельзя было поместить, не открыв перед этим ящик. А это значит, что у кого-то как минимум есть информация о том, в какой квартире он живёт, и уже был ключ от почтового ящика. По спине пробежал неприятный холодок, но все-таки Перси ухватил свёрток и потянул на себя. Что-то было завернуто в крафт-бумагу, а сверху приклеено письмо. Джексон посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что никого рядом нет, и осторожно отклеил письмо от бумаги. Клей неприятно трещал, и парень пальцами подхватывал чуть больше бумаги, чтобы не повредить упаковку. Наконец, он осторожно положил свёрток на верхнюю перегородку нижнего яруса ящиков, а сам аккуратно раскрыл конверт и вытащил письмо. Неожиданно повеяло до боли знакомым одеколоном, и парень, сглотнув, развернул листок с посланием. Буквы были выведены бирюзовыми чернилами, очевидно, пером, от руки. «Дорогой Перси,       Как ты можешь догадаться, я в курсе всего, что происходит в твоей жизни. Впрочем, как и всегда, я приглядываю за тобой, не вмешиваясь. Однако то, что происходит сейчас между тобой и шавками Ареса — немыслимо. То, что они гоняют тебя по всему Нью-Йорку, касается уже не только тебя, но и меня, моей чести и достоинства. Рыба гниёт с головы, и если ты решишь задачу с тем, кто это всё затеял, (конечно, я не говорю про Ареса, хотя я знаю, что ты полон амбиций, но сфокусируйся на его самом назойливом щенке) с тем, кто ответственен за весь этот ад, то ты пресечешь все их дальнейшие действия в вашу сторону. Просто уточни, чей ты сын, помнишь? Они поймут намёк. А если нет, то инструмент для решения проблемы я тебе прислал. В свертке так же находится мой актуальный номер телефона — не вбивай его никуда, а выучи наизусть.       И помни, Перси. Ты должен поступить так, как правильно. Так, как поступил бы отец. И ты понимаешь о чем я.       Если всё-таки дело с родственными связями пройдет более-менее гладко, отправлю вас на недельку отдохнуть на Аляске, туда они точно не пойдут. А вы насладитесь волшебством северного сияния. Там и свидимся.

С любовью, Твой отец

      P. S. Не налегай на табак, малыш.»       Перси уставился на бирюзовые строчки, раз за разом перечитывая их и не веря в то, что читал, и думал, что если он ещё раз посмотрит, то смысл письма изменится. Голова и так раскалывалась от усталости и проблем, а теперь он был просто готов упасть в обморок. Раз Крис Родригес кто-то из подчинённых отцовских «знакомых»… То все куда серьёзнее чем он думал.       Он никому никогда не говорил, что не просто знал, кто его отец, а виделся с ним, и не один раз. Ему было запрещено рассказывать об этих встречах даже маме, однако, судя по всему, дела были серьёзные, раз отец сам предлагал произнести ту самую фразу, которая могла бы раз и навсегда повернуть жизнь Перси в неожиданное русло.       — Ты правда мой папа? — рассеянно спросил Перси, обвивая руками мускулистую шею незнакомого мужчины, держащего его на руках. От него приятно пахло каким-то морским одеколоном, либо он сам просто так сильно пах морской солью и солнцем. Запах успокаивал Перси, заставляя веки тяжелеть, а его самого прижиматься поближе к мужчине. Ростом этот морской богатырь, как из сказок, которые рассказывала мама, был не меньше двух метров, широк в плечах, и даже так, через одежду, просто устроившись у него на руках, он мог почувствовать, какой этот незнакомец сильный. Каким-то иррациональным образом Перси нисколько не боялся его, даже после того, что увидел.       — Да, Перси, мой мальчик… Я твой папа, — с какой-то нежностью в голосе подтвердил мужчина, погладив мальчика по щеке. Перси сначала было странно, что такой большой и грозный мужчина нянчится с ним, хотя он уже довольно взрослый парень, всё-таки одиннадцать с половиной лет, однако он пока что был довольно низкий даже среди сверстников, и более худой чем большинство из них, так что на руках этого незнакомца и правда чувствовал себя маленьким. Что сейчас его вполне устраивало.       — Ты пришёл к нам с маме обратно? — также полусонно спросил Перси, сжимая рубашку на груди мужчины.       — Я не могу вернуться к вам, мой мальчик… Но я могу по крайней мере спасти вас, пока не поздно, — он прижался губами ко лбу Перси, сдвинув широкой ладонью чёлку с его лица. — Горячий… Ты заболевший один дома сидишь?       — Защитить… — повторил Перси, опустив глаза и чуть улыбнувшись. Борода папы смешно щекотала ему нос и лоб. — Гейб больше не обидит нас?       — Нет, Перси… Он больше никого не обидит, — он поправил мальчика у себя на руках и кивнул помощнику. Тот кивнул боссу в ответ и стал доставать большой мешок из сумки. Ещё двое подхватили бездыханное окровавленное тело отчима Перси Джексона и стали паковать его в пакет. На груди у того было два огнестрельных ранения.       — Это… Хорошо, — Перси потерся щекой о плечо мужчины и полуприкрыл глаза. Конечно, он никогда не стал бы себя так вести, если бы не доверял этому странному здоровяку, не был обессилен, избит, и с температурой под тридцать девять. Мама не смогла остаться с ним дома, так что ему хотелось, чтобы кто-то позаботился о нем сегодня. И если этим кем-то стал странный бородатый мужчина с выточенным профилем и пистолетом за поясом, Перси был не против.       — Я уложу тебя отдохнуть… Только перед этим ты должен кое-что запомнить, Перси, — он погладил сына по спине. — Ты всегда был и будешь моим сыном. Но я не хочу… Втягивать тебя во весь этот свинарник. Я хочу, чтобы у тебя была спокойная и счастливая жизнь… Но в самом крайнем случае, прям в самом крайнем, ты всегда можешь сказать ужасно плохим людям, которые пытаются тебя унизить, — он поправил чёрные как смоль волосы сына и приподнял его лицо за подбородок, чтобы посмотреть будто в точную копию его собственных глаз цвета морской волны. — «Я — сын Посейдона, и я не советую связываться с нами», — смакуя каждое слово произнёс, судя по всему, Посейдон, и провел большим пальцем по носу Перси. — А с Гейбом… Это наш маленький секрет, да, Перси? Не говори маме, что я вмешивался. Ей это совсем не понравится. Мы считаем, что это был… Инцидент, правда? Он пропал, — мужчина широко улыбнулся, обнажив два ряда белоснежных зубов. — Ты же у меня умненький мальчик, правда? Не подведешь папку?       — Не подведу… — пробормотал Перси, улыбаясь в ответ. — Гейб пропал…       — И ты никогда все ещё не видел своего папу, ладно?       — А почему я должен врать маме о тебе?       — Я пообещал, что не буду светиться, и тем более напрямую контактировать с тобой, малыш. Это куда более опасно, чем кажется, но… — он мягко прижал сына к себе, чуть покачав. — Ты всегда можешь, когда вырастешь, по тихой приехать ко мне. Про тебя все знают там. Просто скажи, что ты Перси Джексон в любом порту Америки, и мы сможем связаться. Но только когда ты будешь уже большой и сможешь решать за себя, ладно?       — Ладно… Ты дождёшься меня? — Перси глянул на мужчину своими большими и влажными от жара глазами.       — Конечно, мой милый. А сейчас я отвезу тебя в больницу, куда ты все это время шел, потому что Гейб выгнал тебя из дома, и тебе стало плохо, а я подвез тебя немного. И ты там отдохнёшь. И Салли тоже позвонят, и она заберёт тебя оттуда после работы.       — Правда?..       — Конечно… А потом она поймёт, что Гейб куда-то делся, для приличия напишет заявление о пропаже человека, и вы будете спокойненько жить дальше, не думая ни о чем таком ужасном. Гейб в прошлом, мальчик мой.       — Честно-честно?       — Естественно, Персей. Естественно, — он поцеловал сына в макушку и строго кивнул помощникам. — Поспи. И помни. Я сделал то, что должен был сделать отец.       И Перси погрузился в спокойный и долгий сон, и ему казалось, что он никогда не перестанет чувствовать этот стойкий аромат моря и свежести.       Перси осторожно сложил письмо обратно в конверт и спрятал его в куртку. Потом с тяжёлым сердцем глянул на свёрток. Рука чувствовала знакомый вес, и как бы парень не отрицал этого, он уже прекрасно знал, что спрятано в крафт-бумаге. И лишь для отчётности он отвернул край упаковки и заглянул внутрь.       Новенькая пара перчаток и заряженный пистолет.