Как быть отцом?

      Она не удержалась от построения логической цепочки, которая, появившись в воображении Элли, въелась ей в мысли и отравляла их несвойственным девочке пессимизмом.       У неё может быть только один родитель.       Она почти всю жизнь жила одна с мамой, которая была для неё целым миром. Элли обожала Аннабет и восхищалась тем, какая она серьёзная, но в то же время ласковая. Но вдруг с мамой случилась беда, и Элли думала, что мир кончился, однако прямо как в сказке, тут же нашла вторую половинку мира мамы — того самого озорного мальчика с фотографии в спальне. Он, конечно, вырос, стал строже, мужественнее, но она сразу узнала его по глазам. Перси стал ей настоящим отцом, вторым родителем, которого ей, как оказалось, так не хватало. Однако вместе с этим она очень хотела, чтобы мама проснулась, и у них была настоящая полная семья. Но и тут её ждало разочарование — стоило маме проснуться, папа сразу же попал в крупную передрягу.       Подслушивать чужие разговоры — плохо. Так говорила Элли Аннабет с самого детства, приучая дочку к простым правилам поведения. И Элли знала, что поступает плохо, когда медленно подкрадывалась к двери на кухню, где сейчас слушали что-то с телефона и обсуждали ситуацию тётя Талия и дядя Фрэнк. И если её застукают, то девочка провалится под землю со стыда.       — Почему мы сидим здесь и бездействуем? — воскликнула Талия, судя по звуку, стукнув рукой по столу. — Они скрутят его и пиши пропало, нет никакого Джексона!       — Мы не знаем где он, и потеряем время, пытаясь его найти, и возможно нас самих загонят тем самым в ловушку, — спокойно ответил Фрэнк, делая звук телефона тише. Элли прислушалась.       «Курю» — услышала она приглушенный голос папы и замерла.       — Что он может сделать? — спросила Талия с нотками отчаяния в голосе. — У него есть хоть какая-то подготовка?       — Кроме упрямства? Нет, — глухо ответил Фрэнк, шурша одеждой. Видимо, надевал пальто.       — Они убьют его, сержант Чжан, — тихо сказала Талия, но недостаточно тихо, чтобы Элли этого не услышала       »… но последнюю сигарету я тебе выкурить дам. Доставай, Джексон, и наслаждайся. Время пошло» — услышала девочка грубый приглушённый будто тканью голос из динамика. Видимо это и был голос человека, который угрожал папе расправой. Девочка крепко сжала кулачки, а слезы предательски жгли глаза. Её переполняла обида. За маму, которая так и не встретила снова того самого мальчика с фотографии, в которого была так сильно влюблена с самого детства. За папу, который пережил и так очень много боли, и сейчас ему снова собирались сделать больно, и он возможно теперь не переживёт это, так и не встретившись с мамой. Обидно за себя, что как бы она ни старалась быть хорошей дочкой это никак не может изменить тот факт, что весь мир просто напросто против существования их семьи. Им даже не дают ни единого шанса.       «Время вышло» — эти слова заставили Элли сжаться и прильнуть опять к двери кухни, прижимаясь к поверхности ухом.       «Черт возьми, ты прав» — раздался голос папы и после послышались какие-то шорохи, шум, звуки ударов, металлический грохот, звон и шуршание ткани.       Девочка тихо и горько расплакалась, хватаясь маленькими пальчиками за дверь, и сползла на пол, поджимая коленки к груди. Элли закрыла лицо руками, представляя, что никогда в жизни больше не увидит папу нигде, кроме как на их глупых общих фотографиях, которых они сделали до обидного мало. Если бы она могла, то только бы и делала, что фотографировала папу, чтобы запечатлеть его навсегда. Но сейчас она ничего не могла изменить. Даже новость о том, что мама проснулась и почти поправилась не могла её подбодрить даже немного. Она не хотела выбирать между ними. Не хотела решать, кого она хочет видеть рядом с собой, маму или папу. Кто из них больше достоин жить. Но почему-то судьба складывалась так, будто бы ей все-таки нужно было выбрать, иначе кто-то обязательно умрет. Элли не хотела, чтобы все складывалось так. Но жизни было плевать на то, как хотелось ей. И от того было только еще более горько.       Девочка отползла от двери ближе к своей комнате, чтобы никто не понял, что она подслушивала. Хотя, конечно, выйдя из кухни, Талия догадалась, что Элли все слышала, но ругаться не стала. Она осторожно присела на корточки рядом с ней и погладила по волосам.       — Хэй, детка… — тихонько сказала девушка, глядя на кроху. — С папой… Все будет хорошо, — выдавила из себя Талия и взяла девочку за руку. Та только жалобно всхлипнула и разревелась уже громче. Грейс тяжело вздохнула и притянула ребёнка к себе, мягко прижала к груди, поглаживая Элли по волосам.       — Ты ж моя хорошая… Давай… Съездим, проведаем маму, м? — она чуть наклонилась, чтобы посмотреть девочке в лицо.       — Как я скажу маме что потеряла нашего папу? — тихо спросила Элли, глядя на Талию.       — Хэй, мы его не потеряли… Он… Пытается добраться до больницы. И мы поедем туда, увидимся с мамой, и будем его ждать… Он расстроится, если нас не будет там, — она чмокнула девочку в лоб и заулыбалась. — А пока поговорим с мамой, хорошо?       Элли посидела немного, пытаясь успокоиться и уткнувшись Талии в куртку. От неё приятно пахло свежестью и даже будто бы грозой. Вдохнув этот запах несколько раз, девочка стала немного успокаиваться и вытерла рукавами щёчки от слез.       — Ладно… Будем ждать папу в больнице?       — Так точно, юная леди, — ответил Фрэнк, только что вышедший из кухни. — Перси что-нибудь придумает. Он же тот ещё прохвост, — он подмигнул девочке и та тихо рассмеялась. Может быть, все и правда не так плохо… А пока она не будет говорить маме, кто такой папа. Будет сюрприз. Ей понравится.       Аннабет думала, что никогда не проснётся.       Она все спала, и сны её были самыми разными — некоторые были совсем фантастическими и нелепыми, другие — вполне себе реалистичными. Иногда она почти что просыпалась и слышала окружающий её мир, но была не в силах ни подняться, ни пошевелиться, ни даже открыть глаза.       Ей снилось, что она стала архитектором, работает в крупной компании и постоянно реализовывает все новые проекты. Почему-то в этих снах было много греческой атрибутики, но это Аннабет списывала на давнее увлечение древнегреческой мифологией. Порою снились битвы, герои, монстры, и все в какой-то безумной какофонии. Кого-то из героев она вспоминала — мозг брал образы её друзей, вроде Пайпер и её парня Джейсона Грейса, и подставляла их в нужные роли, а некоторые были ей незнакомы — когда-то она читала, что мозг запоминает тысячи лиц, и незнакомцы во снах скорее всего были когда-то случайными прохожими, так что Аннабет воспринимала это нормально.       Иногда она могла слышать свою дочь, в те моменты, когда она почти просыпалась. Чувствовала, как Элли держит её осторожно за руку и рассказывает о своей неделе в школе. Чейз бесконечно жалела, что не могла быть с ней во все эти моменты, и отчаянно хотела проснуться, но что-то будто не пускало её. Как Аннабет ни билась, она не могла даже чуть-чуть пошевелить рукой, чтобы дать Элли знак, что она её слушает. Чем дольше девушка спала, тем больше скучала по своей дочери. Однако Чейз очень сильно беспокоило то, что Элли постоянно в речи употребляла слово «папа», хотя его в лексиконе дочки раньше не было. Кого она назвала отцом, своего временного опекуна? Конечно, лучше его, чем, например, биологического отца, но она все равно не представляла, как будет объяснять Элли, что этот мужчина больше не сможет быть с ними. Аннабет чувствовала, как её разъедает ревность каждый раз, когда девочка с восторгом и трепетом рассказывала, как папа отвел её в парк развлечений в прошлую субботу, или как они вместе смотрели мультики. К тому же у девушки создавалось впечатление, что этот опекун никуда не годится — он сам забирал Элли из школы, кормил, постоянно был с ней, как будто у него совершенно не было работы. Откуда тогда у этого мужчины деньги? В такие моменты к ней в голову закрадывалась тревожная мысль, что если это Родригес, то вполне возможно, что он не работает и имеет кучу денег как бы просто так. Но Аннабет отказывалась верить, что после всех её нравоучений, рассказов, о том какой этот страшный Крис Родригес ужасный и коварный, ее дочь повелась бы на этого придурка и стала бы восторженно звать его папой буквально с первых дней. Чейз только могла надеяться, что дети в конце концов мудрее своих родителей. Однако ей представлялся безработный мужчина средних лет, который, видимо, на выделенные органами опеки деньги, все-таки водит её дочь в парк развлечений и покупает еду и одежду.       Как-то раз Элли коротко рассказала историю, которая не на шутку испугала Аннабет. Сначала этот горе опекун был «грустный и усталый», лежал на диване и не реагировал на Элли. Чейз не понимала, насколько нужно быть безразличным ослом, чтобы, будучи безработным, просто словить грустинку, и взять и забить на приёмную дочь. Просто игнорировать её, будто бы девочка — это пустое место. Потом Элли сбилась в своём рассказе, видимо, подбирая, что стоит сказать, а насчёт чего нужно промолчать. Эта избирательность напрягла Аннабет ещё больше — её дочь никогда ничего от неё не скрывала, и то, что девочка начала врать и умалчивать какие-то детали, — возможно, как раз по указке этого опекуна, — не могло её не насторожить. Она не поняла, от кого они прятались, но походу у этого опекуна были серьезные проблемы с законом, в которые он затянул её несчастную маленькую доченьку. Чейз с удовольствием воображала, как свернёт шею этому недоумку и поскорее заберёт дочь обратно, и постарается, чтобы та забыла все это безобразие как страшный сон.       Она так и не смогла составить цельный образ опекуна в своем воображении. Как он выглядел, как говорил, почему принимал странные и нелогичные по её мнению решения. Одно его существование и тот факт, что Элли называет его папой и искренне любит, заставляло Аннабет кипеть внутри от злости. Нужно будет серьёзно поговорить с дочерью по поводу того, кому верить можно, а кому нет. Эта тема за, возможно, месяцы сна, стала для неё невыносимо болезненной, хоть она и трепетно ждала, когда Элли придёт и поговорит с ней ещё немножко.       Почти такой же болезненной, как Перси Джексон.       Аннабет ещё до комы часто снился её лучший друг/бывший парень. Сны с ним были для неё одновременно блаженством и наказанием. Чейз обожала погружаться в счастливые или волнительные моменты, которые они пережили, но раз за разом неумолимо наступало утро, заставлявшее её вспомнить, что это все закончилось и по какой причине.       Но сейчас она поняла, что эти сны были ничтожеством, по сравнению с тем, что она видела сейчас.       Много раз её мозг воспроизводил счастливые моменты из прошлого, заставляя её чуть ли не чувствовать кожей прикосновения Перси, или снова ощущать вкус его губ, когда он как бы невзначай чмокал девушку на переменах, или даже в классе, пока никто не видит. Боги, Аннабет никогда не была ни в кого влюблена так сильно, как в Перси Джексона. И пускай вся школа смеётся над такой идеальной парочкой, но она понимала, что это все от зависти. Перси был самым искренним, добрым, понимающим, отзывчивым и при этом горячим парнем, которого она вообще знала. Его порою детская игривость и наивность заставляли девушку снова и снова смеяться до боли в животе. Рассеянный, вечно растрепанный и забывший про домашнее задание, — хотя они обсуждали его днем ранее по телефону, но обсудить и сделать это не одно и то же, — он пробуждал в Аннабет непреодолимое желание позаботиться, помочь с учёбой, погладить, поцеловать, особенно когда Перси скажет какую-нибудь глупость. Если бы могла, она бы никогда не отпускала его руку и бесконечно целовала бы. Вечность рассматривала бы его удивительные глаза, или непослушные волосы, небольшие ямочки на щеках и слегка заостренный нос, или же контрастный короткий шрам на тёмной брови.       Часто вспоминались поцелуи. Перси как минимум пару раз в неделю заходил к ней в гости «позаниматься историей», или, чуть реже, приглашал её к себе, и во время визитов добрую часть времени они посвящали «укреплению отношений». Обычно это происходило, когда Перси уже надоедало пытаться вызубрить имена всех исторических деятелей, или осилить очередную главу бесконечной по его мнению книги, так что он вопросительно-умоляюще смотрел на Аннабет, кивая на кровать. Девушка по обыкновению тяжело вздыхала и кивала, приводя стол в порядок, пока Перси усаживался на кровать. Потом она садилась рядом, или Джексон усаживал её к себе на колени, и они подолгу целовались. Скорее всего каждый из них вдохновлялся чем-нибудь на досуге, так что их поцелуи становились все более страстными, да и руки будто сами собой лезли куда не надо. В какой-то момент даже дошло до того, что они избавлялись от толстовок или свитеров, если дома было не холодно, и целовались так. Аннабет слукавит, если скажет, что не заигрывала с Перси. Конечно, они договорились, что не пойдут дальше поцелуев пока не окончат старшую школу, но она просто не могла удержаться, чтобы не подразнить его. Смотреть, как он заливается румянцем, видя её в джинсах и бра, или видеть наивное смущение и растерянность в его глазах, когда она ненароком проводила языком по его шее, пока он лепетал что-то о том что ему щекотно. Это была всего лишь игра, но она в жизни не играла во что-то лучше этого.       Еще ей очень нравилось дремать, обхватив Перси покрепче и устроившись поудобнее на его груди, слыша размеренное сердцебиение и чувствуя тонкий аромат моря, который всегда исходил от парня, ощущать кожей его тепло, наслаждаться тем, как он мягко прижимает её к себе и очаровательно что-то бормочет сквозь сон. Ради этого дела они всегда одевались, так как кто знает, кто зайдёт в комнату, пока они будут спать, а родители не станут волноваться, если найдут их спящими в одежде. Зато Аннабет могла наслаждаться абсолютным спокойствием, просто лёжа рядом с возлюбленным.       И хотя ей нравилось раз за разом переживать все эти моменты и видеть Перси снова и снова, все в конце концов сводилось к тем самым событиям, оборвавшим её счастливое и беззаботное пребывание в старшей школе.       Аннабет считала, что с ней-то такое никогда в жизни не случится. Она обладала аналитическим складом ума, умела анализировать свои решения, прежде чем что-то действительно сделать. Но увидев те снимки, на которых Перси так страстно целуется с Рейчел, ей просто снесло башню. Даже не стала спрашивать, откуда у Люка появились эти фотографии, не стала разбираться с Перси, что именно случилось. Нет, она просто пошла, как последняя дура, сначала отругала его при всех и влетела пощёчину, а потом, когда он пришёл объясняться к её дому, закатила от ревности такой скандал, что, кажется, стекла дрожали в окнах. Чейз думала, что просто задушит его, вывернет руки, которыми он пытался провести по её плечу, чтобы успокоить, снова ударит его по лицу, на котором застыло самое жалкое выражение лица из существующих на земле. Она была просто в ярости. Ей хотелось, чтобы этот мудак никогда не существовал вообще. Он посмел с таким чувством целовать другую девушку, когда клялся ей в вечной любви и преданности, а она ему как идиотка беспрекословно верила. Аннабет чувствовала себя преданной и абсолютно разбитой. И хотелось выпустить куда-то весь свой гнев, всю свою обиду, отомстить скотине Джексону за все то вранье, которым он её пичкал.       И как-то очень вовремя Люк пригласил её на их студенческую вечеринку. И она ни секунды не думая согласилась приехать куда угодно, чтобы отдохнуть и забыть обо всем.       Отдохнула, называется.       Аннабет хотела попробовать все виды алкоголя, представленные на вечеринке, зная, что больше никогда в жизни не позволит себе нечто подобное. Она приглянулась этому идиоту Родригесу, который вдруг стал пить с ней и активно флиртовать. Ну, а почему бы и нет? Сегодня можно и так. Шот за шотом, и она все меньше задумывалась о том, что делает и говорит. Потом она помнила, как её обнимают и ведут в ванну. Кажется, ей стало ужасно плохо и её вырвало, но кто-то заботливо подержал её волосы и потом помогли умыться и почистить зубы. В тот момент она точно знала, с кем идёт в спальню, но когда вечеринка кончилась, она абсолютно не помнила его лицо. Помнила, что было больно, но потом вроде как наладилось и даже потом было приятно. Однако ни имени, ни приблизительных черт лица вспомнить она так и не смогла.       Но наутро она проснулась в комнате одна, поняла что сделала и возненавидела себя. Молча и спокойно собралась, оделась, ускользнула из этого омерзительного дома и уже сидя в раннем пустом автобусе, в голос разревелась. Да, она дико любила Перси, да, он обидел её тем, что поцеловался с другой девчонкой, пытался выставить это все будто бы это был какой-то розыгрыш… Но Аннабет точно переплюнула его с этими детскими чмоками. Она-то пришла на вечеринку, напилась как непойми кто и занялась сексом с кем-то, кого даже не помнила. Ей хотелось провалиться под землю от стыда и никогда больше не возвращаться в общество. Всё произошедшее шло настолько вразрез её принципам и моральным установкам, что все ещё казалось ужасным кошмаром. Но это теперь была её жизнь, её колоссальная ошибка. Считала, что сама себе испортила жизнь, и теперь не знала, как исправить ситуацию.       Аннабет растирала по лицу слезы, прокручивая в голове варианты развития событий. Если признается Перси, после всего, что она ему высказала, он никогда её не простит. В лучшем случае он будет злиться на неё, наругает, перестанет общаться и возненавидит. В худшем случае — примет это на свой счёт и попытается поддержать, при этом будет полностью разбитым и чувствовать себя втоптанным в грязь. Ни один из вариантов не подходил ей, но и врать ему она долго не сможет. Оставался один единственный выход, который ей совершенно не нравился, но выбора у неё как такового не было — окончательно оборвать с ним любой контакт, чтобы не было соблазна проболтаться. Это станет её собственным наказанием, которое она сама себе назначила.       В школе она слышала какие-то слухи о Перси, один страшнее другого. Конечно, скорее всего все они были враньем, придуманы только чтобы поддержать разговор, а потом полетели по рукам, но одна сплетня крепко въелась ей в голову, заставив сердце болезненно сжиматься и каждый день искать глазами в толпе черную макушку.       «Ты слышала, Джексон почти повесился».       Мысль о том, что она сделала своему Перси слишком больно и слишком резко, проскальзывала где-то на границе сознания, но услышать от других людей такое предположение было полной жутью. Она думала, что Перси просто сильнее этого, он уже справился с их расставанием и вот-вот начнёт заигрывать с новой девчонкой… Но этого все не происходило, заставляя Аннабет кусать губы и нервно осматриваться, пытаться поймать хоть один слух, что Перси завёл новые отношения. Сам же Джексон на слухи никак не реагировал, видимо, был непрошибаемый, либо тупой, либо настолько замкнулся в себе и своей грусти, что окружающий мир потерял для него всякий смысл. И Аннабет молилась всем богам, которых знала, чтобы это был не последний вариант. У неё не было выбора, но если бы её вранье стало бы причиной суицида Перси Джексона, она бы в жизни себя не простила. Однако они все-таки встретились на церемонии вручения аттестатов, и Аннабет с облегчением смотрела в его глубокие зелёные глаза, рассматривала его непослушные волосы, подмечала что он также как и раньше смешно морщит нос, когда его смущают… Но не смогла заставить себя подойти к нему и хотя бы поздороваться.       Ведь она уже знала, что беременна.       Несколько раз Аннабет снился момент, когда она узнала об этом. Это был худший день в её жизни. Она не помнила уже точной последовательности событий того дня, но прекрасно могла снова и снова прочувствовать все те эмоции, накрывшие её тогда. Гнев, обида, паника, отрицание, как она сначала попыталась сломать все в своей комнате, кричала, плакала, хотела сделать что-нибудь с собой. Родители отнеслись к новости… Что же, относительно нормально. Они были в шоке, и, как казалось Аннабет, разочарованы в ней навсегда. Тогда ей просто хотелось услышать от отца что-нибудь из серии «Я разочарован в тебе» или «Я не хочу тебя знать», или чтобы на неё хотя бы накричали. Это бы развязало ей руки и она бы могла пойти и покончить со всем этим, а заодно и с собой, чтобы не мучить окружающих своим существованием.       Однако, трезво оценивая ситуацию и видя состояние своей любимой дочери, Фредерик Чейз только усадил Аннабет рядом с собой, мягко обнимая, и стал тихо объяснять ей, что они со Сьюзен не перестанут любить её, и что они конечно шокированы, но готовы оказать любую поддержку, на которую будут способны. Аннабет от этих слов стало одновременно и тошно и спокойно на душе. От того, что они так любили её, что готовы были простить все что угодно, и продолжать помогать и заботиться, а она так их подвела. Они ведь беспрекословно верили ей, не подозревая, что нечто подобное вообще может произойти в принципе.       Когда она немного успокоилась и они смогли закончить с ужином, то всей семьёй сели в гостиной и отец стал максимально деликатно расспрашивать Аннабет о случившемся. По его лицу и словам было видно, что он глубоко убеждён в том, что виноват во всем этом Перси. И что Фредерик искренне считал, что Джексон бросил его дочь, как только узнал что та беременна, однако Аннабет все-таки переубедила его, добавив, что даже жалеет, что это точно не Перси. Мистер Чейз конечно был обескуражен всей этой историей, но старался не показывать эмоций, чтобы не расстраивать Аннабет ещё больше. Девочка и так была напугана и явно отругала себя куда больше, чем Фредерик вообще позволил бы себе. Аннабет отправили спать, а отец сел с её мачехой на кухне, обсуждать ситуацию, и решать, что они будут делать дальше.       Чейз помнила, как приняла решение оставить ребёнка. Эту задачу родители полностью возложили на неё, сказав, что не хотят оказать ни малейшего влияния и это только её собственный выбор. Аннабет мучилась кошмарами и бессонницей, никак не могла избавиться от снующих туда сюда в беспорядке мыслей. Она принимала идею абортов как явления нормального, ведь каждая девушка вольна решать, брать такую ответственность или нет, но в конце концов для себя она решила, что идти на такой шаг не станет. Аннабет сочла справедливым, что после такого поступка она сама себя проучит, и несмотря ни на что станет отличной матерью.       Училась после школы на заочном, родители первые несколько лет помогали с дочкой, но когда девочке исполнилось четыре, Аннабет устроилась на ночную работу и смогла арендовать для них небольшую квартирку. Элли сначала было очень одиноко без мамы по ночам, поэтому она долго висела с мамой на телефоне, но постепенно стала привыкать к этому и уже спокойно засыпала вечером и просыпалась только когда девушка возвращалась с работы. Тем временем Аннабет чувствовала долю осуждения со стороны других мамочек на площадке, которые в основном были хотя бы на пару лет старше неё. Чейз утешалась, что её случай не самый ужасный и запущенный, и что технически родила она Элли в восемнадцать, а не в шестнадцать, но такие доводы не могли работать вечно.       Она даже не думала заводить отношения. Единственный парень, который ей когда-либо был нужен, сейчас был неизвестно где, жил своей жизнью, скорее всего вступив в новые отношения. И как бы ей ни было больно и грустно, она бы все отдала за одну короткую встречу с ним, лишь бы узнать, что у него все хорошо и все сложилось как надо. Аннабет желала Перси только счастья.       Она помнила маленького Перси, с которым познакомилась в одиннадцать. Мальчик, забитый своим отчимом, но всё ещё готовый стоять до последнего вдоха, лишь бы защитить маму от этого монстра. Но всё ещё, конечно, дико боявшийся этого Гейба. Несложно было представить, что такой человек как этот Ульяно может сделать с мальчиком. Перси бесконечно ходил с опухшей щекой, или синяками на руках, которые как мог прикрывал школьной формой. Когда кто-то дразнил его отчимом, или задавал неуместные вопросы, Джексон либо реагировал слишком агрессивно, либо пугался и терялся в словах, а потом и вовсе старался побыстрее уйти куда-нибудь. Сначала Аннабет думала, что это происходит импульсивно и случайно, однако со временем она поняла, что когда у Перси появлялся новый серьезный синяк, то он становился пугливее и молчаливее. А потом в один день Перси совсем затих, но когда Аннабет спросила, что случилось, тот сухо улыбнулся и ответил, что Гейб умер. С тех пор жизнь Джексонов стала потихоньку налаживаться, хотя хулиганы от него так и не отставали. Но она больше не видела тех глаз, полных ужаса и отчаяния. Пока сама не стала причиной этого же выражения лица.       Спустя годы ей было ещё более стыдно за ту свою истерику из-за идиотских фотографий, которые и правда оказались розыгрышем. Перси даже не был виноват, ни капли. Но получил при этом больше всех, как физически, так и в моральном плане. Особенно в моральном. Раз за разом она вспоминала его разбитый отчаянный взгляд, испуганно приподнятое плечо и чуть подрагивающий голос. Гроувер уже как больше года перешёл в школу в другом штате, где активно участвовал в экологических встречах и акциях, так что потеряв и Аннабет, Перси практически не разговаривал в школе, что разбивало девушке сердце ещё больше. Её весёлый и задорный Перси потерял любое желание общаться хоть с кем-либо, и все из-за неё. Но он бы не принял её с ребёнком — так Чейз было думать легче всего. Она не ставила Джексона перед невозможно сложным выбором, но и сама не была вынуждена слышать неприятный ответ.       Очередной сон с участием Перси Джексона оборвался неожиданно резко. Аннабет будто кто-то ударил ножом под ребра, схватил за лёгкие и резко дернул. Ощущения были омерзительные, но девушка резко вдохнула и распахнула глаза, хватаясь за края кушетки. Чейз часто дышала, панически оглядываясь по сторонам, пока её за плечи не взяла какая-то женщина лет сорока в бирюзовой форме, как Аннабет позже догадалась, медсестра.       — Тише, все хорошо… Никогда не видела чтобы кто-то просыпался так шустро, — мягко сказала женщина и посмеялась, помогая Аннабет отпустить кушетку и лечь обратно на подушку.       — Я… — просипела девушка и закашлялась. Медсестра дала ей попить воды и дала лекарство.       — Я… Была в коме? — наконец спросила Аннабет, глядя на женщину. Та мягко улыбнулась и села на край кровати.       — Не совсем… Ты была в коме около двух недель, но твой период восстановления затянулся, и ты очень медленно начинала проявлять активность… Ты ничего не помнишь из этого?       — Нет… — растерянно сказала девушка и вздрогнула. — А где моя дочь? Где Элли?       — Она сейчас с временным опекуном и скорее всего с полицией, — осторожно ответила женщина и поправила одеяло Аннабет. — Отдохни, можешь ещё поспать, а я позвоню чтобы Элли привезли, хорошо?       — Да… Хорошо… Да, было бы здорово, спасибо, — рассеянно сказала Аннабет и уставилась перед собой. В голове медленно восстанавливались рассказы Элли, но очень фрагментарно. Впрочем, дочь скорее всего расскажет все ещё раз сто… В сердце Чейз болезненно заныло, а сама девушка не заметила, как стала шмыгать носом. Её девочка была непойми где непойми с кем несколько месяцев, и это было ужасно. Наверняка она дико перепугалась, запуталась и скучает по маме. Аннабет физически чувствовала, насколько ей необходимо в кратчайшие сроки увидеть Элли, иначе, казалось, у неё остановится навсегда сердце.       Девушка уткнулась лицом в ладони и просидела так очень долго, пока не услышала частый топот, доносящийся из коридора. Чейз резко убрала ладони от лица и выпрямилась на кровати, сверля напряжённым взглядом дверь своей палаты. Спустя пару минут она распахнулась и в комнату забежал маленький светловолосый вихрь, тут же налетевший на маму и вцепившись в неё своими маленькими ручками. Девочка тут же завыла, а Аннабет стала пытаться её утешить, но только больше жалела и тискала, как могла. Девочка что-то бессвязно говорила, постоянно всхлипывая и подвывая, так что Чейз даже не пыталась у неё выпытать, что случилось, а просто дала проплакаться и вытирала её слёзки.       — Они обижают папу! — наконец воскликнула девочка, схватив маму крепко за руку. — Они сделают ему больно!       — О чем ты говоришь, милая? Какой папа?       — Который мой папа! Он заботился обо мне пока ты выздоравливала, — она хлюпала ещё носиком, глядя на маму, будто бы умоляя её поскорее понять.       — Опекун?..       — Ну да, папа! — воскликнула девочка, глядя в глаза Аннабет. — Он защищал меня и попал в беду! Я не хочу чтобы он попадал в беду, — девочка снова разревелась, а Аннабет усадила её к себе на кровать и крепко обняла.       — Расскажи, пожалуйста, подробнее… Я не очень понимаю…       — Дядя Фрэнк расскажет тебе попозже, — отрезала девочка и посмотрела на маму. — Папа сказал, что прибежит в больницу, как сможет, потому что… Он знает тоже что ты проснулась, но это… — она потерла глаза ручками. — Последнее, что он узнал, — она снова захныкала. — А вдруг они сделают папе так больно, что он уснёт и больше не проснётся?       — О боже, детка моя, что же с тобой стряслось, — девушка чмокнула ребёнка в макушку и только заметила, что довольно значительной части волос на голове нет, а остальные пострижены и… Подкрашены? — Не поняла сейчас, юная леди… Что это такое? — она провела по практически выбритому виску, в ужасе глядя на оставшиеся светлые кудряшки с другой стороны.       — Мне мальчик запутал жвачку в волосы и пришлось стричь, и… — Элли шмыгнула носом. — И папа предложил такой выход из ситуации… Он сказал, что я его маленькая бунтарка… — девочка тихо посмеялась, стараясь сдержать слёзы. — Я хочу, чтобы папа пришел и рассказал тебе обо всех наших приключениях… Знаешь, папа мне такие книжки здоровские читал… И помогал всегда с домашкой, даже если уставал очень-очень… — Элли села совсем близко к Аннабет и улеглась на неё, пока мама ошеломленно перебирала волосы дочери в пальцах. — Он работает по ночам, спит часик-другой, отводит меня в школу, потом на занятия, и потом делает со мной уроки, кормит, мы смотрим мультики, хотя чаще всего он засыпает, укладывает меня спать и идёт на работу… — тихонько рассказывала Элли, взяв маму за руку. — Он пытался быть идеальным папой… И чуть не загнал себя в больницу, — девочка потерла рукавом нос. — Ему было так плохо, что он даже говорить не мог со мной… Он просто так сильно устал… Но я смогла ему немножко поднять настроение, и с тех самых пор я слежу за папой. Чтобы он вовремя отдыхал, побольше спал… Ведь он так заботится обо мне, прямо как ты, а вот о себе он совсем не заботится… Но я все равно очень люблю папу, хоть он и не самый аккуратный и совсем неидеальный… Но он мой папочка, — девочка повернулась на бок и уткнулась носиком в Аннабет, застав её в расплох.       Этот парень какой-то совсем мутный. Что он такого наговорил её дочери, что та настолько сильно вцепилась в него? Это ужасно злило Аннабет, заставляя раз за разом придумывать все более фантастические догадки по этому поводу. Может если это не Родригес, тогда просто кто-то с богатым отцом, который разбаловал её девочку? Что же, по крайней мере она узнала, что у этого прохвоста есть работа. Это уже немного её успокаивало. Ничего сказать против ночной работы она не имела права, так как сама оставляла дочь на ночь и шла в кафе на смену.       — Детка, — аккуратно начала Аннабет, перебирая локоны дочери. — Ты же понимаешь, что семья — это я и ты, правда? Этот… Опекун не сможет быть с нами. Он не папа в нашей семье, и…       — Папа! — возмущенно возразила Элли, глядя на девушку. — Самый лучший самый настоящий папочка! Ты все поймёшь, мам, когда сама его увидишь, — девочка обхватила руку Аннабет и заулыбалась.       Девушка растерянно посмотрела на дочь, но была вынуждена улыбнуться в ответ. Элли была так убеждена в своей точке зрения, что Чейз даже невольно дала слабину. Может, если этот опекун окажется все-таки достойным человеком, она разрешит им видеться… Но каким бы ни было её решение, Аннабет с нетерпением ждала этой встречи, пока Элли, видимо, пытаясь отвлечься от тяжёлых мыслей, болтала о том, что она делала в школе, с кем общалась, дружила, бегала по дворику и как считала палочками. Девушка с радостью слушала дочь, поглаживая её по плечу, но отвлеклась, услышав громкие голоса в коридоре. Элли тут же замолкла и прижалась к маме, глядя на дверь в палату. Люди в коридоре о чем-то ругались, однако голоса были скорее взволнованные, нежели яростные. Аннабет пыталась расслышать, что именно они обсуждали, когда дверь в палату резко открылась, и на пороге стоял он.       Конечно, жизнь его потрепала. Под глазами легли тёмные тени, да и они больше не блестели настолько ярко, как раньше, а в уголках уже появились первые лучики морщин. Помимо этого на нем виднелись, видимо, последствия того, о чем так взволнованно кричала Элли в самом начале. Парень был мертвецки бледным, а на лице была то тут то там размазана и подтерта кровь, на скуле сиял синяк, а нос слегка припух как от свежего удара. Одежда была разодрана и запачкана, на свежих дырках на джинсах около колен запеклась кровь, и через них было видно довольно глубокие ссадины. Руки были обмотаны тонким слоем бинта, который уже конечно протек, и все его ладони были в настоящей крови, капающей на пол, и размазанной по двери палаты, когда он за неё хватался. Куртка была мокрой и грязной, в паре мест разорванной, видимо, парень случайно зацеплялся за что-то острое и резко дергался. Он стоял на пороге, тяжело дыша и рассматривая присутствующих в палате, потом запустил руку в волосы, еще больше пачкая себя кровью.       Аннабет пыталась увидеть в нем того мальчика, которого знала много лет назад. Хотя его волосы были все так же дико взъерошены, концы были видимо недавно осветлены и уже испачканы кровью, взгляд пустой и ошалелый, какой бывал у него, когда за ним гнались придурки, чтобы добить. Девушка не без удовольствия подметила, что парень очень возмужал с момента их последней встречи. Линия челюсти и скул стала куда более выражена, он ещё подрос и стал шире в плечах, даже крепче. Однако она могла чувствовать даже отсюда, что брюнет был практически полностью обессилен и готов свалиться в лучшем случае в обморок прямо на месте.       А потом Элли сделала то, при мысли о чем у Аннабет ещё много лет замирало сердце.       Девочка вскочила на ноги и с радостными криками «Папа!» кинулась ему на шею, а парень, несмотря на свое явно тяжёлое состояние, крепко обхватил её и поднял на руки.       Подозрительным, ужасным, коварным бездельником-идиотом опекуном оказался никто иной, как Перси Джексон, и это просто не укладывалось в голове Аннабет. Она честно пыталась представить, при каких же обстоятельствах все могло сложиться именно так, но каждый раз терялась в догадках. Это казалось немыслимым совпадением, будто бы судьба хотела посмеяться над ней ещё разок. Чейз опустила глаза на свои руки, а потом снова посмотрела на Перси, и сердце неприятно закололо в груди. Ему снова больно из-за неё, только теперь физически. Смотреть, как он держит её дочь, слегка испачкав одежду своей кровью, и настороженно смотрит на Аннабет, было почти невыносимо. Парень аккуратно подошёл к ней и сел на стул рядом с кроватью, усадив себе на колени Элли.       — Привет, — тихо и чуть с хрипотцой сказал Перси, выбив воздух из лёгких девушки.       — Привет, — наконец выдавила она, глядя на Джексона, и по щекам потекли слезы. Им предстоял долгий разговор, однако Аннабет была счастлива.       Перси Джексон жив и сам вернулся в её жизнь, самым неожиданным способом.