Так сложно что-нибудь сказать, помоги

Просто дурацкое совпадение. Наваждение, которое не желает рассеиваться. Кажется, что со временем к этому привыкаешь, когда испытываешь нечто подобное с такой частотой. Но... нет. К этому. Не. Привыкаешь. Не становишься сильнее, не делаешься устойчивее, не вырабатываешь чёртов защитный механизм. Может быть, узнаёшь больше о своих уязвимых местах, слабостях, о том, куда лучше всего бить, если решишься, но и всё. Это очень банально и очевидно, тут, на самом деле, совершенно нечему удивляться. Стоит защитить одно место, как открытым становится другое. В любом случае чем-то приходится жертвовать. И вопрос, наверное, только в том, чем ты пожертвуешь охотнее. Или чем не жертвовать ты уже не можешь. Финитевус перестаёт вглядываться в ученика, точно в жуткого призрака. За несколько секунд до этого альбинос застывает на короткий мог, не двигается. Можно даже подумать (если бы не все движения до этого), что учёный проходил стадию сонного паралича по пробуждению. Уже нет, даже если это и было близко. Но во взгляде его (том, с которым он смотрел на Фаргуса после его слов) было что-то несвойственное их обыденному взаимодействию как ученика и учителя. Ёж даже думает, что он что-то уловил, но толком разобраться в этом возможности пока не предоставилось. Страх. Холодный и сдержанный ужас. Оцепенение. Будто перед Мастером сидит вовсе не Фаргус, а нечто такое, что знаменует собой что-то настолько кошмарное, что Финитевус даже забывает, как двигаться. Возможно, новоприобретённая... зеркальность, если позволите, только ухудшила ситуацию, добавив ненужных эффектов, расцениваемых как негативные или... неуместные конкретно в нынешних обстоятельствах. Но уж простите. С этим ёж не может ничего поделать. Слова его были восприняты Мастером как-то не так. Это тоже было видно по глазам, в кой-то веки по-настоящему «открытым и искренним». Стоит ли нарушать эту застывшую в ожидании таинственной катастрофы тишину? Никакой катастрофы, разумеется, не планируется. Но Фаргус понимает, что этот факт правдив только для него. Всё не только субъективно, но в этой субъективности один и тот же фактор, безопасный для одного, способен без шуток погубить кого-то другого. Ученик медленно наклоняет голову немного вперёд и набок. Он смотрит не отводя взгляда, почти деликатно, но вместе с тем цепко и внимательно. Он дотошен до деталей, наблюдаемых в наставнике, почти так, как никогда. Они вроде бы как на ладони, прямо перед ним, подойди и возьми, но при том почему-то... ускользают. Извиваются как змеи. Вырываются и падают на пол. Ёж снова сжимает их пальцами, настолько эффективно, насколько это возможно. А скользкой бледной чешуе и дела будто нет до его хватки. Выгибаясь, змеи шмякаются обратно на пол, дразнят вялым движением хвоста. Образно выражаясь. Это немного раздражает, но Фаргус честно пытается сконцентрироваться и не поддаваться эмоциям, подступающим изнутри к глотке вибрирующим волнением. Всё так прозрачно, но при этом ситуация (он чувствует) всё равно. Уходит. Из под контроля. — Мастер... — мягко и негромко обращается Фаргус. Финитевус наконец моргает. И на глаза его падает первый невидимый занавес, отделяя внутренне от действительного. Уголок губ ежа коротко и почти незаметно дёргается от досады. Мастер же отворачивает голову и утыкается взглядом в руки, сложенные перед ним на одеяле. «До чего это всё нелепо, неловко и совершенно не вовремя...» — в сознании проскальзывает первая адекватная и оформленная мысль. Это хороший знак, пусть и крайне относительный в своей «хорошести». Доктор чуть морщится и пальцами правой руки сжимает левую ладонь. Крепко. Пытаясь унять предательски очевидную дрожь. Фаргус её, конечно же, уже заметил. Поджимая губы, учёный вдавливает большой палец в ладонь, массируя и растирая. Это необходимо не столь физически, сколь психологически, ибо руки не чувствуются. Но по причине, опять же, психосоматики. Окружение не слишком способствует быстрому «приходу в себя». Но способствовало бы, пожелай альбинос открыться. Ему мешают... его стесняют собственные барьеры. В защиту их самих будет сказано, что выставлены они были очень давно и не беспричинно. Фаргус же сидит совершенно открытый и готовый не только внимать, но и помочь всем, чем возможно. Так что проблема, выходит, односторонняя. Со стороны Фаргуса однозначный «плюс». Финитевус же выдаёт пусть и шаткий, но «минус». Плюс на минус... дальше сами знаете. — Позвольте Вам помочь, — ёж настойчив. Но, честное слово, он буквально только начал. Так что жаловаться рано. Мастер же с этим, кажется, не согласен. Он вдруг смотрит на ученика резко, причём так, будто тот решил посягнуть на что-то неприкосновенное и строго запрещённое. Это тоже вполне можно понять. Поэтому Фаргус остаётся непоколебим. Под этим взглядом он не вздрагивает, не отводит глаз, не отказывается от своих намерений. Так и стояли две стены. Каждая на своей стороне. И ни на шаг друг к другу не приблизились. Подобное ироничное замечание могло бы стать уместным, но нет. Фаргус хмыкает в себя. Он куда более функционален, чем стена. Или даже известный стеллаж, которым ёж когда-то рисковал стать. Финитевус молчит несколько секунд. Словно в действительности обдумывает предложение помочь (он не обдумывает). После чего, откинув одеяло, встаёт, всё ещё ничего не говоря (нарочно, чтобы была фора). Делает пару довольно уверенных шагов к ученику (нет, не к нему). Сдёргивает со спинки стула свой плащ. Фаргус терпеливо ждёт, следя глазами. Мастер накидывает плащ на плечи с видом безграничной невозмутимости, что получается в действительности убедительно (только бесполезно). Застёжки щёлкают на груди. Финитевус смотрит сверху вниз испытующе. Оценивающе. Ученика этим не взять. — Нет, — отрезав это, учёный разворачивается и широким шагом выходит из комнаты. Фаргус испытывает лёгкое замешательство от силы секунды две. За это время успевает нахмурить брови, глядя в спину удаляющемуся наставнику, задаться мысленным риторическим «что?», фыркнуть (снова внутрь себя) и отложить в сторону рассуждения, способные замедлить его действия. На полку «обдумать, проанализировать и вывести все возможные итоги при первой же удобной возможности». И таким нехитрым образом, став легче на несколько мысле-килограмм, Фаргус стремительно поднимается и движется следом за альбиносом. Уровень наглости подлетает на парочку делений. Не без помощи неутешительных факторов, кричащих о том, что всё не просто «стабильно плохо», но устремляется по вертикальной оси вниз. Ось эта, кстати, подписана именем Мастера, так что оставить это без внимания Фаргус не может. Даже если это поставит под угрозу его собственное благополучие. Выруливая в коридор следом за Финитевусом, ёж начинает думать о том, что в некоторых случаях практичность Мастера становится оспоримой. Это немного грустно, но погрешность допустимая, как и для любого живого существа. — Пожалуйста, перестаньте, — он хочет добавить «Вы ведёте себе как ребёнок», но благоразумно этого не делает. В противовес прибавляет шагу, но не пытается поравняться с Доктором, держится немного позади. — Вам нужно хоть немного отдохнуть, — он ведь даже не говорит «Вам нужно в принципе больше отдыхать», то есть компромиссное одноразовое предложение. Так сказать, ни к чему в дальнейшем не обязывает. Но Мастер легко это игнорирует и продолжает вышагивать дальше, даже не обернувшись на ежа. Шаги их обоих гулким эхом отскакивают от холодных стен. То же самое происходит со словами Фаргуса. И он всё ещё не отступает, хотя пора бы. — Вы плохо себя чувствуете. «Ещё хуже, чем обычно...» — И сами знаете, как это может сказаться на Вашей работе. Финитевус в курсе, пусть и вредничает жутко. Фаргус считает, что детали излишни. Они сами собой подразумеваются. Ошибки, невнимательность, неспособность сконцентрироваться. Ученик целится по больному, так как понимает, что попытка вызвать у Мастера что-то вроде чувства переживания за себя самого куда проигрышнее, чем давление на такой фактор, как ценные труды наставника. Оно и ежу (пфф... хах) понятно. «Вступите уже со мной в диалог», — несмотря на это, он отчётливо осознаёт: Мастер молчит, потому что ему нечем парировать. А если попытается, любые его попытки что-то противопоставить разобьются о неоспоримые аргументы ученика. Поэтому Доктор выбирает другую тактику. Фаргус и это может понять. Но стоит ему подумать об этом, как Финитевус подаёт голос. — Я сказал «нет». Ну... такое. — Маст... — Фаргус, — учёный резко останавливается и разворачивается на сто восемьдесят градусов. Почти математически точное движение. Завораживает. Фин вгрызается в ученика недобрым взглядом, граничащим с хищным. Ёж вынужденно останавливается чуть меньше, чем в метре. Смертник, вполне способный уйти с линии огня, но не собирающийся делать этого, даже когда дуло пистолета упирается ему в лоб. Оружие очевидно заряжено. Предохранитель снят. Но Фаргус держит марку, будто зашёл поинтересоваться чем-то будничным или «здесь только для того, чтобы подать вон ту баночку». Не сказать, что внутренние ощущения чем-то роднились с выражением лица. Они почти застыли, задержали дыхание, с лёгким трепетом ожидая продолжения. — Как долго ты собираешься донимать меня этим? — Финитевус не скрывает своего раздражения. Но сейчас оно только даёт Фаргусу больше поводов укрепиться в собственной позиции. И если бы это было удобно, он подметил бы напрямую, что Мастер начинает играть сам против себя. — Сколько потребуется, — отзывается ёж, тем не менее, довольно сдержанно. — Прекращай. — Нет. Минус на минус даёт плюс. Когда-то это уже должно сработать. Финитевус разворачивается обратно и двигается дальше. Фаргус делает шаг следом. Но происходящее приобретает немного неожиданный оборот. То есть... это можно было учитывать, но вряд ли рассчитывать. Наставник глухо рычит себе под нос. И в рычании этом слышится не только злость, но и бессилие. Достаточно откровенное, чтобы Фар изогнул бровь. А потом открывается портал. И Мастер неуловимо исчезает в нём. Золотое кольцо схлопывается почти мгновенно, едва ли дав успеть проскользнуть кончику плаща. Фаргус останавливается, глядя на пустой коридор. Доктор ретировался. То есть, можно так сказать, сбежал. Ушёл от разговора. Ну или... просто ушёл. Это можно зачесть как «1-0» в пользу Фаргуса. Можно было бы... при других обстоятельствах. А сейчас ежу не хочется ни усмехнуться иронически, ни подметить, что он был прав. Да, вроде бы и правый, но сейчас он стоит в опустевшем помещении, ощущая, как внутри него самого что-то провалилось вглубь и неприятно ударилось о дно желудка. Ёж кривит губы, морщит лоб и трёт пальцем под носом. Искать наставника по базе — занятие бессмысленное. Если тот захотел уйти, он уйдёт так, чтобы его не нашли. Ничего, кроме как временно отступить, пока что не остаётся.