Наше прошлое

— Юра, сколько раз я тебя просил не пугать её?! Приступы только прекратились и вот всё заново… — родной голос дяди выводит меня из такой родной и привычной темноты. Приступов действительно не было достаточно давно, но лишь потому что я перестала выходить из дома и контактировать с людьми. Не сказать, что я прям жажду общения, но всё же человек — существо социальное, поэтому первое время было трудновато. — Я в норме, — получилось не очень впечатляюще, голос прозвучал как-то слишком хрипло. — Вот, видишь, Яков, твоя принцесса в полном порядке, — зелёные холодные глаза встретились с моими буквально на миг, но этого хватило, чтобы меня снова сковал страх. Дальнейшая перепалка обошла меня стороной, не хотелось это всё слушать, а тело не желало двигаться ни на сантиметр. Я полностью погрузилась в себя, витая в каких-то только мне понятных мыслях. — Серьёзно?! Я не понесу ЭТО никуда, найди другого идиота, — мимолётное предложение, достигшее моего сознания, заставило всё-таки вслушаться в разговор, до этого меня не интересовавший. И всё услышанное мне, мягко говоря, не понравилось, поэтому сделав немалые усилия я всё-таки приняла сидячее положение, получив при этом удивлённый взгляд дяди. — Я и сама в состоянии, — получилось слишком эмоционально, как будто маленький обиженный ребёнок не желает слушать родителей. Аккуратно поднимаюсь на ноги и практически сразу падаю обратно на кушетку. В голове сплошной мат и ничего более, катись оно всё в бездну, почему эти психологические проблемы так мешают мне жить?! Я согласна падать в обмороки, но не согласна после этого становится амёбным существом, не способным даже ходить без посторонней помощи. — Я могу идти? — блондин повернулся в сторону двери, как будто то, что он сказал, было утверждением, а не вопросом. — Остановись! — никогда не слышала, чтобы Яков говорил таким приказным тоном. — Я сказал, что ты её проводишь, значит ты её проводишь! И мне не важно, что тебе придется сделать, чтобы она попала домой живой и здоровой! Сглатываю комок, невольно подступивший к горлу. Неужели дядя не понимает, что мне такая помощь только хуже сделает? — Я правда могу сама, — чувствую злой взгляд Плисецкого, прожигающий дырку в моей голове. — Дядь, все правда в порядке, я сейчас полежу минут 10 и как огурчик. Не особо бодро и не особо убедительно, но я хотя бы пыталась. Дальнейший разговор прошёл мимо моих ушей, ведь по тону и взгляду Якова было понятно, что от своей затеи он не отступится. И ладно бы это было наказанием только для фигуриста, так ведь нет, я тоже пострадаю. У нас и так отношения не ладятся, а тут ещё и это. — Поднимай свою тощую задницу и тащи в раздевалку, — бросил Юра, направляясь к выходу из медпункта. Кажется, стоящий в проёме Яков его не смущал абсолютно. — Я, кажется, ясно выразился по поводу её ситуации. Блондин резко разворачивается и через пару секунд меня за шкирку поднимают с койки. Ноги всё ещё не держат, а присутствие рядом этого парня не делает ситуацию легче абсолютно никак. — Тебе ещё инвалидность не выдали, мышка? — с насмешкой и толикой презрения, всё как мы любим. — К твоему большому сожалению, нет, — голос дрогнул где-то на середине. — Значит так, давай не будем доставлять друг другу хлопот. Сейчас ты, без лишний обмороков и криков, делаешь то, что я говорю, а через час мы расходимся и снова забываем о существовании друг друга. Договорились? Не дождавшись моего согласия, Юра опустил меня обратно на кровать, присаживаясь на корточки между моих ног. — Залазь, — это явно было не приглашение, а приказ. Протягиваю руки, обнимая за шею. Как же он вырос с нашей последней встречи. Такое ощущение, что от милого маленького мальчика не осталось ровным счётом ничего. Голос, телосложение, манера речи — всё поменялось. И от этого страшно… Человек, стоящий передо мной, чужой и незнакомый. — Попросил же без обмороков, — подхватывая меня под ноги и резко поднимаясь. — Держись крепче и не ёрзай. Несмотря на грубый тон, шёл Плисецкий достаточно аккуратно, приседая в дверных проёмах, чтобы я не ударилась головой. — Волосы пахнут всё так же, — это умозаключение сорвалось с губ, прежде чем я успела это осознать. — А твои патлы выглядят всё хуже с каждым годом, — видимо, с желанием задеть, проговорил он. Молчание воцарилось на несколько секунд. — Могу сказать марку шампуня, если тебе так нравится, — мягче, чем говорил до этого, словно в его голове что-то переключили. — Нет, не надо, — утыкаясь в его макушку. — Это случайно вырвалось, прости. И за то, что тренировку твою испортила, тоже извини. Ответа от него не последовало. Ну, по крайней мере, он не так уж и зол, что не может не радовать. Хотя, видимо, ему просто надоел тот факт, что я не перестаю трястись от страха. Больше мы не обронили не слова, а когда вошли внутрь мужской раздевалки, меня аккуратно опустили на скамейку. — Предлагаю отвернуться, — открыв шкафчик и достав оттуда штаны с кофтой. — Что-то мне подсказывает, что это зрелище не для таких слабонервных и психически неуравновешенных. Полоснув ножом по больному. Ну а что с него взять, ведь правду говорит, кому как не ему знать подобное лучше остальных. Отворачиваюсь и упираюсь глазами в пол. Сзади слышу ехидный смешок, его явно веселит сложившаяся ситуация, не удивлюсь если он попытается что-то сделать, зная мои слабости. — Только не питай никаких надежд из-за сегодняшней ситуации, — на ухо, опаляя горячим дыханием, заставляя вздрогнуть от неожиданности и вжать голову в плечи. — Если бы не Яков, ты бы вообще так и осталась валяться в коридоре. — Ты слишком о себе высокого мнения, Плисецкий, — придавая голосу такую же ехидную интонацию. — Весь мир не крутится вокруг тебя, если ещё не заметил. Меня хватают за запястье, резко разворачивая. Кажется, я задела чьё-то самолюбие, улыбка сама собой расползается по лицу. Безумная улыбка, которая пугает даже Якова — единственного и родного на этом белом свете человека. Рука фигуриста сжимается сильнее, заставляя меня немного застонать от боли. Только поджившие раны снова открылись. Блондин отдёргивает свою руку, как только видит красное пятно, стремительно расползающееся в разные стороны. Его лицо надо бы поставить в рамку, ведь столько разных эмоций редко увидишь на этой чёрствой физиономии — беспокойство, страх, недоумение вперемешку с отвращением. — Это что? — указывая на нижнюю часть моего рукава, уже успевшую стать алой. — Как будто ты тупой, кровь, естественно, — помахав для достоверности в воздухе конечностью. Плисецкий на миг замолкает, смотря на меня с недоумением и откровенным интересом. — Ты же сам сказал, что я неуравновешенная, чего теперь удивляешься? — Яков в курсе? — достав бинт из рюкзака и приближаясь ко мне. — Нет, — протягиваю ему трясущуюся тонкую палочку. Он с осторожностью опускает рукав, оценивая текущее положение дел. — До вены достала? — безэмоционально. Люблю, когда не разводят панику. — Если бы достала, то не сидела бы тут, — наблюдая за всеми действиями фигуриста. — Дёрнул меня чёрт тебя в коридоре трогать, — со злобой и яростью, которые совсем не сочетались с осторожными движениями блондина. — Извини, Юр, мне просто не стоило при… — Лучше помолчи, меня раздражает твой голос, — не дав договорить. — Что ж ты не съехала отсюда нахер вместе со своей матерью?! Меня как будто окатили холодной водой, погружая в те моменты, которые хочется забыть. Дыхание снова начало сбиваться, не давая сделать полный вдох, оставляя мою голову без кислорода. Тело начало биться в конвульсиях, всё вокруг поплыло, предвещая скорую отключку. Только не опять! В тот момент, когда я уже практически полностью погружаюсь во мрак, мой взгляд останавливается на такой спасительной холодной зелени глаз Юры. — Я, кажется, просил, чтобы не было обмороков, — чётко, ясно, но не слишком грубо. Делаю глубокий вдох, возвращая сознанию ясность и способность рассуждать, пусть и не здраво, но хоть как-то. Крепкая мужская рука всё ещё придерживают за талию, не давай кувыркнуться со скамейки на пол, а вторая немного грубо касается подбородка, не давая моей голове запрокинуться назад. Странное положение. — Этот твой туманный взгляд только больше выводит из себя, — меня аккуратно переворачивают таким образом, чтобы могла лежать. — Может на бумажке напишешь список тем, на которые у тебя «аллергия»? Можно было бы ответить, но губы совсем не слушаются, как впрочем и всё остальное. — Я слышал от Виктора, что ты проходила курс лечения, — небольшая пауза, чтобы оценить мою реакцию. — Я так понимаю, не помогло? Хочется кинуть в него чем-нибудь тяжёлым. Естественно, не помогло! Если бы помогло, то сейчас я бы сидела на занятиях в колледже, а не валялась на лавочке в мужской раздевалке Ледового дворца! Глупые вопросы, на которые он сам может дать себе ответы. — Почему не можешь и пальцем пошевелить, раз всё-таки я предотвратил утрату сознания? — тыкнув мне во впалую щёку. — Особенности, кхе, — в горле слишком сухо. — психических отклонений и моего организма. Странно, что мы так спокойно разговариваем друг с другом спустя пять лет полной тишины и беготни от любого контакта. Юрка ненавидит меня, а вроде бы и волнуется, что-то странное и непонятное. — Может всё-таки продолжим движение в сторону дома, а? — я не хочу давать себе тех ложных надежд, о которых он предупреждал меня. — Не надо было вообще никуда ходить. В носу защекотало, предупреждая меня о скором проявлении слабости перед тем, перед кем её проявлять не стоит. — Сколько ты уже пользуешься этим правилом «никуда не ходить»? — помогая мне сесть, облокотив на плечо. — Серьёзно думаешь, что после того, как ты меня послал на все четыре стороны 5 лет назад и сделал кучу ужасных вещей, я выложу тебе всё? — Да, — самоуверенный говнюк. — Ошибся с выводами, златовласка, — детское прозвище заставило скривиться блондина. Я тоже умею бить по больному! Парень замолчал, явно что-то обдумывая в своей голове. Однако, видимо не пришёл ни к чему хорошему, раз больше не проронил ни слова в течении минут семи. — Мне хоть и похер на тебя, но видеть плохое настроение тренера совершенно не хочется, — после полной тишины его голос звучал слишком громко. — Поэтому по пути мы заедем в аптеку и купим парочку бинтов и заживляющих мазей, прибавим к ним ещё различные штуки для искоренения рубцов. Без всяких церемоний, Плесецкий поднял незамотанную руку и спустил рукав. То, что он там увидел, его явно не обрадовало. — За такое обычно помещают в специальные учреждения для душевнобольных, ты же это понимаешь? Знал бы он, что я там уже бывала и не раз. — Прекрасно осознаю, — всё-таки постаравшись выдернуть запястье из крепкой хватки. — Слабо, Фея, очень слабо, — улыбаясь, как-то слишком хищно, заставляя снова почувствовать противный комок в горле. — Хотя, я уверен, что отбиваться от поклонников, тебе уже не приходится. Окинув взглядом всю меня с ног до головы. Как будто Америку открыл, ей богу! — Верно подметил, — стараясь говорить в той же интонации, что и фигурист. — Поклонников больше нет и я сделаю всё, чтобы не появились. На долю секунды на идеальном лице мелькнула мимолётная тень сочувствия, но в тот же момент сменилась на обычную злобу. — Давай не будем продолжать эти игры? Оба ведь понимаем, что ничего хорошего они нам не приносят, — закончила я, снова предприняв попытку стоять на своих двоих. — Ты права, сегодняшняя наша встреча была просто ошибкой, которую не надо было совершать, — поймав меня. И пусть я по нему скучала, и пусть это был единственный раз за многие годы, когда я говорила так много — прежней дружбы уже никогда не вернуть, ведь это я убила нашего общего любимого друга, оборвав все хорошие отношения, которые были до этого.