последний день.
её последний день.
Всё было неважно. Совершенно всё — от самой безобидной мысли до войны или Судного Дня. Это было начало конца. А может, и середина. Она склонялась к тому, что это был конец конца, и первый раз за свою жизнь она действительно была права — без личных мнений и без вариаций на тему правды, которые кому-то казались верными.
Каково это — знать, что ты умрёшь даже не через день, а буквально через час? Она никогда не представляла себе этот момент настолько спокойным. Единственное, что отягощало последние минуты её существования — это усталость и память. Она устала помнить, и точно знала, что то, что ждёт её после второй смерти, снимет эту усталость, как лёгкий сон посреди дня. Потому, что там не будет совсем ничего. Ей все дороги закрыты, и её почти что удивляло то, насколько она была этому рада.
Воздуха было мало, он раздирал горло, и проще было не дышать, но Авроре не хотелось провести так это время. Собрав остатки магии, она легко провела по шее, и всё прошло. Этого заклинания не хватит надолго, но ей и не нужно. Воздух пах рассветом, немного туманом и росой. Это был очень хороший воздух, так она подумала. Жизнь в мегаполисе утомляла, и временами природы хотелось невыносимо.
Сюда она шла по воде. Сутки или двое? Аврора не обращала внимания на время и на погоду. Она шла, наплевав на законы физики, потому что больше не нужно было экономить силы, и думала, пытаясь окончательно сформировать картину у себя в голове.
что тогда там произошло?
Никто не знал. Никто не мог видеть это так, как это видела она, а в первые годы после того, как всё закончилось, она была абсолютно разбита. Даже слишком, чтобы хоть что-то вспоминать. Это состояние прижилось, Аврора не хотела и знать о том, что было в самое счастливое время её жизни. Всё изменилось только сейчас.
Диктофон был маленьким и потрёпанным. Она зачем-то притащила его с собой, будто чувствовала, что он пригодится. Сложно было знать будущее наверняка, но своим предчувствиям Аврора предпочитала верить.
Она собиралась с мыслями. Ей хотелось расставить все точки над «i», а может, и над «ё» заодно. Но отчего-то было страшно. Предстоящая «исповедь» навевала почти что животную панику. Аврора считала себя существом интеллигентным, но, впрочем, какая разница, кто она такая и кем себя считает? Около суток назад она отказалась от собственного имени, считая, что больше не имеет права носить его.
так кто же она такая?
кто?
Она стояла над пропастью. Внизу виднелись облака. Впереди — смерть, только шагни, и всё закончится. Там, под облаками — человеческий мир. На уровне её ног тоже плыли облака. Они мягко путались в сухой траве, цеплялись за шершавые камни. Над бездной медленно и устало всходило пыльное тяжёлое солнце. Заклинания хватило бы ещё на некоторое время, но Аврора не видела никакого смысла в том, чтобы затягивать это бессмысленное действие.
она так устала.
так устала вечно быть разбитой.
Она рвано вздохнула, почти по привычке, потому что дышалось легко и спокойно. Это был страх, волнение… Что-то ещё? Чувства — это непривычно. Почему? Почему они снова есть? В то время, как все носили маски, Аврора жила без эмоций. Бесконечная пустота на месте души, теоретическое знание того, как это должно работать.
Так ведь было не всегда, правда?
Кнопка диктофона едва заметно заедает, но с мягким щелчком вжимается в корпус. Её руки слегка дрожат, но это скорее от болезни, нежели от чего-то ещё.
— Запись первая… Она же и последняя. Я слишком долго жила, не понимая и не желая вспоминать. У меня больше нет времени на это, и нет пространства, чтобы отступать. Пришло время уходить, и меня больше не заботит то, что останется после меня здесь. На самом деле, ничего не останется. Что ж, мне больше пятнадцати веков, и я согласна с тем, что после моей смерти от меня не останется даже воспоминаний. Эта запись… Чисто для себя. Больше никто не сможет понять. Я… И Она. Нет, не так… Я и Рейвен. Всё, что я помню.
Я создала её из своих чувств. Мне было одиноко, никто не мог меня понять, все считали, что я психопат. Да так оно и было, наверное. Сперва она и правда была тенью. Наверное?.. Мы могли только говорить, я не могла её трогать, но и этого было достаточно. В-всё, — её голос дрожит, это невозможно контролировать, всё тело сжимается от несуществующей боли, — что я помню из того периода… Это даты. Всего две. Шестое октября тысяча восемьсот девятнадцатого года — это тот день, когда я впервые услышала её голос. И двадцать восьмое августа тысяча восемьсот двадцатого года — это тот день, когда… Когда она стала реальной.
Мы могли обниматься, могли держаться за руку… Это казалось безумием, но я думаю, это и была цель моей жизни, если она хоть когда-то у меня была.
Она была целиком создана из чувств. Из моих чувств. Но как только она обрела материальную форму, я вдруг поняла, что больше не могу чувствовать, если сильно отдаляюсь от неё. Она, Рейвен, была проводником. В первое время было очень страшно. Потом я поняла, что это очень удобно — ходить на задания без эмоций, ведь не всегда можно контролировать собственные инстинкты и рефлексы. Это лишь сделало меня сильнее и вывело на третью строчку рейтинга. В то время меня боялись очень многие… Не скажу, что мне это нравилось, но Рей была довольна.
Была одна лишь проблема — никто, кроме меня, её не видел. Я никак не могла понять, что же с ними не так, ведь она была реальней их всех вместе взятых. Большинство знакомых косились на меня с усмешкой и перешёптывались между собой, дескать, я общаюсь с пустотой. Но нам с Рей не было до них никакого дела! Нам было достаточно общества друг друга.
Помню, что мы почти что не ссорились. Только несерьёзно, понарошку. Это было волшебно… Но проблема здесь вовсе не в этом. Всё началось после того, как она умерла…
В тот день мне заказали демона на четвёртой строчке рейтинга. У меня было дурное предчувствие на этот счёт, но Рей вдруг стала канючить, заявляла, что хочет пойти со мной. Я не хотела её пускать, предложила ей сходить в кино вечером… Она согласилась, но всё равно просила пустить её со мной на задание. Отказать было невозможно, и она знала, что является моей единственной слабостью.
Мы вышли туда вместе. Сражение должно было произойти на одной из пустынных площадей, окружённых заброшенными многоэтажками. Тогда ведь ещё не было перенаселения, хоть первые звоночки уже были.
Этот ублюдок, которого мне заказали… Он был силён. Я бы легко справилась с ним, если бы Рей не пошла со мной. Я чувствовала только… страх. Страх за неё. И из-за этого страха… Она умерла. Потому что если бы я не была слабой в тот момент, я могла бы защитить её. Но я не смогла. Это всё… случилось из-за меня. И только. Больше никого нельзя в этом обвинять.
Он не видел её, как не видел никто, кроме меня. Но я в тот момент смотрела только на неё, чтобы удостовериться, что она будет в порядке. Я любила Рей больше жизни, и точно знала, что не смогу без неё. Это и подвело меня, ведь я не заметила заклинание, которое тот демон пустил в меня. Реакция Рейвен была молниеносна — она закрыла меня своим телом и умерла на месте. Он не понял, почему снаряд не долетел, и пустил ещё несколько, в надежде, что это убьёт меня. Мне было плевать. Это был последний момент, когда я чувствовала хоть что-то по-настоящему. Я была убита там, вместе с ней. Всё, что они видят вместо меня — это труп, оболочка, не более. Тогда мне на секунду передались все её чувства. Это боль от того, как твоё тело и душу разрывает на миллиард кусочков, это горечь утраты, это ярость…
Когда-то я уничтожила пятьдесят миллионов человек. Нашла в своей деревне странную болезнь, немного изучила её и запустила гулять сперва по деревне, после она распространилась по стране, а потом и по всему миру. Это явление они назвали Юстиниановой чумой. Это и есть объяснение той силе, что я получила после смерти. Ведь только мои опыты были основной причиной смертей. Нулевым пациентом был немощный старик, который скоро умер бы. К нему больше никто не заходил, и я заносила ему продукты. Если бы меня не заинтересовала эта болезнь, ничего бы не было.
Аластор убивал людей ради удовольствия. Он стал дьявольски силён после смерти. Я убивала их ради интереса — а что будет, если сделать это?! После смерти это имеет значение. Меньше всего везёт тем, кто грешил мало. Они не в Раю, но и силы у них нет.
Я разнесла тот район в щепки. И поняла, что моя жизнь больше не имеет смысла. Никакого.
Я провела дома около двадцати лет. Я вышла только году к шестидесятому, и то неохотно.
Потом появилась Тень. Она была похожа на Рей… Но у неё не было лица, она не говорила ни слова, и от неё не ощущалось того тепла, что было раньше. Она висела камнем за моими плечами, она была виной, ведь я была той, кто виновен в её смерти.
Сражение с Хиллом дало мне ложную надежду, что она когда-то была реальной. Что она всё ещё рядом со мной. Но теперь я заметила кое-что… Элементы. Мелочи, на которые почти не обращала внимания раньше. И теперь я задаюсь последним вопросом: что, если все они были правы? Что, если я общалась с пустотой? Что, если это… галлюцинация. И таблетки действительно помогали. Избавиться от чувства вины. И от неё, что так тяготила в последнее время. Я уже ни в чём не уверена. И я больше не хочу видеть свою жизнь такой. Я вообще больше не хочу.
Аврора размахивается и бросает диктофон в пропасть. Она была права. Стало легче. Теперь её очередь. Нет смысла думать. Нет смысла что-то чувствовать.
Есть только рассвет. Только пыль в воздухе, облака, сухая трава и шершавые камни. Только она и её смерть. Тяжёлое красное солнце отражалось в чёрных глазах.
Однажды она отрезала себе крылья. Сказала всем, что избавилась от этой дряни. Это была ложь. Они выросли снова.
Аврора последний раз улыбается, бесстрашно и почти что безумно. Снимает с пальца кольцо и делает маленький шаг в бездну, что пожирает её без остатка. В свободном полёте разворачиваются чёрные крылья, и они сгорают вместе с ней, таким же чёрным пламенем, как и она вся.
Восточный ветер подхватывает горстку пепла и уносит. Куда? Если бы хоть кто-то знал.
На камне остаётся только бумажка. Та записка из машины, что была её последней надеждой все эти дни. В ней было неправильно лишь одно — она была написана её собственным почерком.
