Прошлое из осколков

А утром была миссия, та самая, куда Энакин и Оби-Ван летели вместе. Как раньше, почти. Вроде бы всё так же — два друга, несокрушимый тандем, полет и предвкушение приключений, но в том и дело, что вроде бы. Всё было как раньше, только не самое главное — дружба и непосредственное взаимопонимание, ощущение того, что в кабине пилота сидят два близких и почти родных друг другу человека. Нет. Там, где до этого были весёлые обсуждения будущих миссий и разговоры о прошлых, сейчас была гробовая тишина с витавшей в воздухе неприязнью. Кеноби напряжённо молчал, избегая смотреть на Энакина, предпочитая уставиться в окно, он заранее узнал подробности задания и что каждый из них на нем должен делать, чтобы и тут не иметь повода говорить с бывшим учеником. Мужчине было просто физически тяжело и неприятно быть рядом с этим человеком. Невыносимо от того, что он сидит от него всего лишь в метре. Не лучше ли подумать о чем-то более приятном? О том, что ждёт его по возвращению. Вернее, кто. При мысли об Асоке его лицо несколько просветлело, ведь эта девочка в самый короткий срок стала Магистру дороже всех. И любимее. Да, это так, глупо бороться с собой и отрицать очевидное. Вот только сама Асока ничего не знала, пока ещё даже не догадывалась о его возникших чувствах. И не могла, скорее всего, ведь и сам он осознал их только сейчас и думал, стоит ли ей о них сказать. «Едва ли» — подумал он с сомнением — «Она так молода и красива, несмотря на свои шрамы, а я гожусь ей в отцы. Она лишь посмеётся надо мной и всё. Но как же трудно будет тогда жить дальше, словно я ничего ей не говорил». Так размышлял Кеноби, радуясь тому, что Энакин тоже не спешит начать разговор. Он хотел этого, честное слово, но только вот то выражение лица, что было у Оби-Вана, мешало ему это сделать. Хотя Скайуокер умышленно не уточнял у Совета подробностей миссии, думая, что узнает их за разговором с Кеноби, но его не получалось и тот ясно давал это понять. А ведь лететь предстояло далеко, на Мандалор, где находилась штаб-квартира преступной организации Дозор смерти. Её им и следовало разгромить. Кстати, у Оби-Вана были к нему личные счёты за смерть мандалорской герцогини. Но вот только новый лидер этой организации был гораздо более жесток и беспринципен, чем его предшественник Пре Визсла. Хотя, куда уж там? И в полном молчании бывшие друзья достигли их лагеря, устроенного в пригородной части. Это даже не квартира была, а почти палаточный лагерь из нескольких низких строений. Действовать сообща как раньше не получалось, и герои работали очень разрозненно, это ощущалось и наверно поэтому Дозорные начали одерживать верх. Вот уже половина бойцов-клонов была уничтожена, пав под их выстрелами и штыками. Какое уж тут мирное разрешение конфликта, живыми убраться уже счастье. Впрочем, был и ещё вариант — убрать лидера и тогда остальные сдадутся, преступники часто трусливы и потеряв опору, мигом сливаются. Надо только подобраться к нему. И эта мысль одновременно пришла в головы некогда товарищей, а теперь почти врагов, объединив их на один миг. Последний раз. В последнюю минуту. Но пока они этого не знали, а просто зашли с разных сторон и пронзили лидера мечами, разведя их после в влево и вправо. Этого оказалось достаточно и тот начал испускать дух, падая куда-то вперёд, но вот и именно, что испуская, а не уже испустив. Жизнь оставалось не более минуты, но мандалорец до последнего мига не выпускал из руки оружие — тонкий и длинный штык. Хватка пальцев не становилась слабее с каждой секундой слабости тела. Всё реже было дыхание, всё медленнее билось сердце, но всё сильнее и крепче была жажда доказать самому себе, что его смерть была не напрасной. Да, он уходит и это точно, да, проиграл, но разделит это поражение с победителем. Хотя бы одним, хотя бы после смерти. И вот собрав последние силы, вернее, сконцентрировав их в правой руке, боец выбросил её вперёд и резко, так резко, как только был способен на последнем издыхании, ткнул своим штыком перед собой, туда, где стоял один из победивших его. Холодный металл плавно вошёл во что-то мягкое и одновременно упругое. Влажная теплота крови брызнула прямо в его лицо и это были последние его ощущения. Последние в жизни и самые сладкие. Он сделал. Он смог. Он успел. А смерть, дав передышку, уже появилась снова и не предупреждая начала застилать глаза туманом, а уши закладывать ватой вечного покоя, такой плотной, что даже в последнюю свою секунду на этой земле мандалорец не услышал дикого, полного боли крика. Его издал второй победитель, когда первый, пронзённый штыком, тяжело повалился на траву прямо с ним рядом, прижав ладонь к животу, где на светло-бежевой тунике со страшной быстротой расползалось пятно тёмной крови. Лицо столь же стремительно бледнело, а голубые глаза затуманивала темная дымка. — Нет! — бешено закричал его товарищ — Оби-Ван! Нет! Это кричал впавший в полное безумие, не веривший собственным глазам, Энакин. У него просто в голове не укладывалось, как так, всё же было прекрасно, даже в какой-то момент, когда они вместе наносили удар, он на секунду поверил, что всё как раньше. Но потом... Вот Оби-Ван стоит напротив и через миг уже падает, поражённый предательским тычком. Ещё живой, но дышит очень часто, кровь течёт, не прекращая, глаза смотрят на него, но уже ничего не видят, они даже помощи не просят, как будто бы понимают, что она уже бессмысленна. Добрые, мудрые глаза, понимающие всё и многое прощавшие. Только предательство не сумели простить. Не смогут больше. Неужели же это конец? Нет, просто невозможно, не сейчас, не теперь, когда этот жалостный, слепой взгляд бывшего учителя показал Скайуокеру как легко потерять то, что дорого. То даже, что ты не знал, что является таковым. Всё возможно, пока ты жив. Жив, не умер. Вот, что важнее всего. Ярости не было, желания отомстить кому-то тоже, лишь только отчаянное желание спасти и помочь, использовать все возможности, только бы Кеноби выжил. И даже не замечая оставшихся врагов и плюнув на итоги миссии, скорее всего, провальные, наплевать на всё, главное сейчас спасти Оби-Вана. И не думая, что делает, действуя лишь по одному наитию, Скайуокер бережно поднял его Силой и на руках донёс до корабля, при этом держа ладонь у него на лбу, поддерживая той же Силой остававшиеся в теле крупицы жизни. Очень мелкие и жалкие. Как хорошо, что дроид-медик работал и сразу же принялся за дело. Энакин не ушёл, остался сидеть возле импровизированного операционного стола, держа холодевшую уже ладонь Оби-Вана. Глаза его, ничего не стесняясь, заливались слезами, первыми за этот суровый месяц. — Не умирай — шептал он, сжимая безвольную руку — Пожалуйста, не уходи, не умирай, брат... Последнее слово сорвало плотину и глухие рыдания рванулись наружу, поливая горячим потоком окровавленную тунику и белую простыню. А медицинский дроид, никого не замечая, продолжал совершать необходимые действия. Хотя, посути, уже бессмысленные... — Ранение смертельно. Медицина бессильна. Проститесь с ним — произнёс над склонённом головой Энакина механический голос, но он его даже не услышал. Куда оглушительнее был тихий шёпот, похожий на шорох падающих листьев. Его можно было скорее прочесть по губам, нежели реально услышать. — Энакин — хрипло прошептал Оби-Ван, глаза которого уже почти закрылись — Береги её...Береги Асоку...Я...Любил...Её... Голос становился всё тише. Дыхание реже и поверхностней. Грудная клетка почти уже не поднималась. Серые губы вздрогнули ещё пару раз, а потом свелись последней судорогой. Глаза на миг распахнулись и обойдя весь медотсек, остановились на лице Энакина и посмотрели на него так, как это было прежде. Тепло, ласково, с почти родственной любовью. Посмотрели и начали тускнеть, превращаясь в тёмные провалы. Лицо тоже теряло краски, а руки, последний раз вздрогнув, безвольно упали вниз, а сила жизни испустила последних вздох, уступая место высокому долгому писку аппаратуры. И когда Скайуокер снова взглянул на Оби-Вана, того уже не было в этом мире. Он всё же ушёл. Не успев сказать о главном, не сумев сделать много, но успев самое важное, что было в его душе на тот момент — позаботиться о судьбе своей дорогой девочки, которой как раз сегодня хотел предложить свою любовь. Ту, о которой Асока не знала, но явно успела ощутить и понять всем сердцем, только теперь ужасно одиноким и навеки больным. Таким же, как то, что сейчас смотрело на мертвое тело, считая виновным во всем только себя. Чётко ощущая, что сейчас он реально потерял очень важное, то, что никогда уже не вернётся. Того, кому можно было теперь только сказать: Прошай, брат, я тебя любил...