Creating "Quartet Of A Down"

Концерт, на котором он впервые разговаривал с Сержем, их общие рассуждения, музыкальные импровизации, развивающиеся невысказанные чувства к друг другу и те же чувства, только уже высказанные; мечты о великолепной карьере, новые друзья, желание сотворить что-то особенное; внезапное охлаждение Сержа ко всему, что происходило тогда в их жизни, большая ссора, поездка Танкяна на другой конец света, ожидание и его недавнее возвращение – эти воспоминания пронеслись в голове Дарона всего за полминуты.        Маленький отрезок времени был слишком перегружен памятью об этих судьбоносных событиях. Малакян не вынес, и на его глазах появились слёзы.        Между тем до пяти оставалось полтора часа. В эти 90 минут не было ни желания, ни спокойствия, чтобы чем-нибудь себя занять. Дарон без дела сидел всё это время.        – Вы сдержали слово и приехали, – официальным тоном бросил Танкян. – Рад.        Гитарист посмотрел на него обиженно и исподлобья.        – Пойдёмте в гостиную, вас там ждёт незабываемое зрелище, – Серж повернулся и степенно прошёл на второй этаж.        У Дарона было плохое предчувствие, но он игнорировал его. Он подумал, что где-то в глубине души у него и так навалом сильных и противоречивых чувств – если обращать на них внимание, обязательно поступишь как-нибудь глупо.        В гостиной Танкян сел за стол, снял пиджак, которого он не снимал ещё с утра, расстегнул манжет на рукаве рубашки и задрал рукав до локтя, и всё делал молча. Юноша сидел напротив него и тоже не нарушал тишины.        Только однажды он тихо выдохнул, поняв, что делает Серж, и ужаснувшись этому. Однако в лице Малакяна почти ничего не поменялось.        Серж достал шприц, обнаружил вену и ввёл себе опиум.        Он, сам хорошо этого не осознавая, хотел возбудить в Дароне жалость к себе. Поэтому жадно смотрел на молодого человека, пока вещество не оказало своего влияния...        Глаза Танкяна бестолково упёрлись в стену, будто он ослеп. Малакян успел увидеть, как рот композитора чуть открылся в бесшумном вздохе. В душе Дарона всё перевернулось, он хотел вскочить, крикнуть имя человека, сидящего напротив себя, но ужас перед сотворявшимся сковал тело и голос.        – Я ведь говорю – это зрелищно, – коротко рассмеялся Серж через несколько минут. Видимо, страдание на лице Малакяна его веселило.        – А я не верил слухам о том, что вы принимаете опиум, – прерывисто выговорил Дарон.        – Зря, очень зря, – пожал плечами улыбающийся Серж. Настроение его с каждой минутой повышалось. – Вы думали, я оставлю всё, как раньше? Нет. Этот мир, эта жизнь мне осточертела, а опиум – отличная возможность отвлечься!        Выражение поддельного счастья в глазах Танкяна, в некогда глубоких и нежных глазах, было Дарону невыносимо.        Он привстал, крикнул:        – Ты не Серж, ты кто-то другой!!        – Лучше сядьте смирно и продолжим спокойно проводить время, – вдруг строго одёрнул его композитор. Малакян повиновался, сам не зная отчего.        Опять бездвижность и безмолвие. Каждая черта в лице Танкяна выражала блаженство, вид юноши мог послужить резким и показательным антонимом.        "Нет, это действительно его глаза, глаза Сержа, – говорил с собой Дарон и этим усугублял свою боль. – Мои... любимые глаза."        Предел был преодолён. Малакян ощутил прилив бешеной злобы, ком был у горла. Вот-вот что-то должно было произойти.        – Отпускает, – уже без особого удовольствия сообщил Серж. – Я вколол мало. Сейчас введу дозу побольше.        Дарон мгновенно протянул руку, выхватил шприц, отскочил от стола и кинулся к окну. Серж чувствовал слабость, и, неловко встав из-за стола, не угнался за собеседником – Дарон выкинул шприц в окно.        – Придётся покупать новый, – гневно сказал Танкян, тщетно стараясь быть равнодушнее.        – Ты ничего не купишь! – возопил юноша. – Где у тебя ещё эта дрянь?!        И он принялся как можно быстрее открывать ящики в комнате. Серж тут же настиг его и со всей силой, которая у него осталась, сжал его руки. Но Дарон вскоре высвободился и продолжил.        – Хватит! – разозлённо воскликнул Танкян. – Бесполезно: в этой комнате лежит далеко не всё! И во всяком случае, я куплю столько, сколько мне нужно будет!        Они стояли посередине комнаты, враждебно смотря друг на друга.        – Да, – безнадёжно признал Малакян.        – Ты просто не сможешь меня остановить, – с суровым видом продолжал композитор. – Я уже долго на этом сижу, и если откажусь, то у меня наступит ломка. Ты никогда не сможешь себе вообразить этой вещи! По рассказам, это хуже смерти!        – Ты должен бросить опиум сегодня же, сейчас же... Иначе тебе точно будет хуже... – внушал гитарист голосом, готовым надломиться. – Сколько времени ты этим занимаешься?..        После паузы Серж ответил:        – Почти три недели.        – Сколько?! – взвизгнул Дарон. – Почему ты такой легкомысленный?! Ты убьёшь себя и не заметишь, а я... я тоже без тебя жить не смогу! Тебя заберут в лечебницу... О-о!        Это "о-о!" было проникнуто таким горем и боязнью потери, что задело какую-то струну в душе Танкяна. Не успел он опомниться, как юноша прижался к нему и начал неудержимо всхлипывать у него на груди. Сержу передалось ощущение того, словно Дарон готов защитить его от любой силы, которая может причинить композитору зло. От всего, что может принести разлуку и страдание.        Сержа охватила жалость к юноше и страх будущей боли (которая неумолимо наступит после отказа от опиума), так что и он в свою очередь заплакал.        – Я ошибся, – промолвил Танкян, поглаживая Дарона по плечу. – Я решил, что в мире всё поддельно, продажно, что все люди вокруг меня мелочные и приземлённые – и ты тоже. Неверно, тебя нельзя было приравнивать к остальным.        – Спасибо... Но не все люди мелочные.        – Ты, наверное, ещё в обиде на меня за то, что я разорвал контракт.        – Что? – Малакян почти с укором поднял глаза на Сержа. – Ты в своём состоянии можешь об этом думать? Разумеется, мне всё равно насчёт контракта!        Из открытого окна доносился шелест листьев. В кронах деревьев играло солнце. Танкян лежал на диване в одной белой рубашке. У него был, на первый взгляд, беззаботный вид: он закинул руки за голову, на губах значилась лёгкая улыбка.        Дарон сидел рядом, на краю дивана, глядел на Сержа отвесно и безотрывно. Серж также не отводил глаз. Кроме шелеста листьев, нечастого пения птиц и тиканья часов не было слышно ничего.        Танкян отметил:        – Теперь мне гораздо легче.