***
Коллектив получил своё название довольно спонтанно. В разгар репетиции в студию вошёл незнакомец, одетый в испачканный краской костюм. Он поздоровался и попросил стул. – А... кто вы будете? – не понял Танкян. – Меня прислал мистер Уилсон, которому поручено провести ваши ближайшие выступления. Я художник, мне сегодня нужно начать работу над афишей. Мистер Уилсон вам не говорил? – Не говорил, – развёл руками Одаджян. – Однако так и есть. Разрешите вас зарисовать. У меня уйдёт на это не больше десяти минут. Музыканты переглянулись. – Разрешаем, – сказал Малакян. Пока они в присутствии постороннего сдержанно спорили, как должна звучать партия клавишных в новой песне, пришедший взял себе стул, вытащил маленький планшет и сделал наброски музыкантов. – Благодарю, – произнёс художник, вставая и сосредоточенно изучая то, что у него получилось. – Эти наброски я буду использовать, когда буду рисовать афишу. Правда, я не знаю, как называется ваш коллектив, а название мне тоже предстоит написать. Он вопросительно взглянул на музыкантов. – По-моему, то название, которое мы вчера подобрали, замечательное, – заявил Серж. – Но это была только шутка! – возразил Джон. Дарон раздельно и значительно сказал: – А мне понравилось. – Мне тоже! – поддержал Шаво. – Я решительно предлагаю назвать коллектив так, как мы придумали. Три пары глаз с вниманием обратились к Долмаяну. Тот ответил: – В целом я не против... – И это отлично! – улыбнулся Танкян. – Какое же название мне написать на афише? – напомнил о себе художник. – Quartet Of A Down, – довольно ответил Одаджян.***
День премьеры. На выступление зазывала афиша:Смешение регтайма, блюза и чарующей южной энергетики
Новый многообещающий музыкальный коллектив
QUARTET OF A DOWN
Под этой надписью красовались карикатурные рисунки музыкантов. Ожидающая внутри публика была немаленькой и пестрела людьми самых разных профессий и социальных положений – всем было интересно услышать и увидеть то, что здесь происходило. Но нашлось два зрителя, которых не обуревало любопытство, а грызла злость. Это были О'Фингал и его сынок, обречённые ходить почти на все громкие культурные мероприятия города. С О'Фингалом-младшим пришла его молодая жена, мягкая и воздушная. Она не разделяла с мужем и свёкром их чувство мести, и в её несмелых словах ощущалось сочувствие к армянским музыкантам. – Просто недостойны такой сцены, такого количества зрителей, – негодовал бизнесмен. – Этот Танкян – наркоман, совсем недавно выписан из больницы, – вторил тем же тоном Петер. – И ведь все об этом знают! Почему же он окружён ореолом славы, как раньше, в дни своего композиторства?! – Мало того, что наркоман, так ведь ещё грубиян и извращенец на пару со своим Дароном, – презрительно выдал О'Фингал. – Именно! Их должны были просто растоптать. – Дорогой, но ведь вы поступили с ними несправедливо, – робко возразила жена Петеру. – Помолчала бы! – оборвал её тот. – Справедливо. Что ты можешь об этом знать? Впоследствии, видя успехи квартета, О'Фингал сильно пожалел о том, что контракт был разорван. А за сценой тем временем шли последние приготовления. Квартет был охвачен радостным волнением. – Мы обязаны отыграть как следует, – говорил Малакян, морально готовя себя к выходу. Серж смотрел ему в глаза. – И мы это сделаем, – ободряюще улыбнулся Танкян и поцеловал гитариста. – Зрители будут в восторге. Подошли Джон и Шаво. Долмаян произнёс: – Ну-с, подтянули брюки и вперёд! Занавес открылся, послышались аплодисменты. Жизнь наполнилась прекрасной музыкой.