🩸
Проснуться с осознанием полной семьи немного странно для Тэхена, странно еще и то, что он давно не спал в своей постели своего собственного дома. Чем-то чертовски родным стала квартира Чонгука, которую они разделили на двоих — это было самым естественным действием по всем возможным ощущениям. Но то, что снизу слышен разговор папы с отцом, с живым отцом — тоже до жути странно. Ведь бывало, Элон и вправду вел с ним монологи, видя перед глазами что-то свое в стенах любимого дома. Дома, где когда-то жил любимый. Тэхен прислушивается, прикрывает глаза и неосознанно начинает улыбаться под голос отца. Так ведь и должно быть в обычных семьях, а для Тэхена и Тэгюна было вечным сопровождением по жизни осуждение со стороны и постоянное напоминание о том, что они без отца, без самого могущественного человека города и, возможно, даже всей страны. Теперь Тэхену даже любопытно посмотреть на то, как по щелчку заткнутся все, кто что-то подобное говорил. Когда они увидят отца, потеряют дар речи и сами склонятся. Почему-то Тэхен хорошо видит эту картину перед глазами. Злорадствовать не хорошо, но порой это необходимо, прямо как бальзам на душу. Тэхен нежится в постели около получаса после пробуждения, в итоге выползает из-под одеяла и принимает душ, отправляет отредактированные еще пару дней назад фотографии издательству и вдруг, увидев сообщение от Чонгука, словно просыпается, обрывая затянувшийся сон. Как это странно, что альфа остался еще в том прошлом, в котором он не знает о возвращении того, кого ненавидит больше всего на свете. Настрой и решимость пропадают, Тэхен начинает чувствовать внутри образующееся волнение. Реакция Чонгука непредсказуема, и она действительно беспокоит. Тэхен помнит все слова об отце, когда-либо сказанные альфой, помнит тон его голоса, когда Чонгук это произносил, и помнит ту боль вперемешку с ненавистью в его глазах. Но не сказать нельзя. «Я собираюсь выйти перекусить. Не хочешь присоединиться?» — прислал сообщение Чонгук. И Тэхену это так сердце греет. Он уверен, это просто более сдержанный способ сказать, что он скучает и хочет его видеть. Омега чувствует то же самое и решает, что сказать о наличии отца самое подходящее время. Потому что потом будет хуже. Недомолвки никогда до хорошего не доводят. «Я тоже соскучился, фараон. Сейчас подъеду», — пишет в ответ Тэхен и начинает быстро одеваться. Лучше не тянуть. «Я могу приехать за тобой» «Нет, это будет долго, я сам» — отвечает Тэхен и уже спускается на первый этаж. — Ты цветешь и пахнешь, пап, — подмигивает он Элону, с любовью глядящему на букет темно-красных роз. — Отец подарил? — Не знаю, как я жил без этого, — говорит Элон, кивнув. — Принесите вазу, — просит он прислугу и идет с букетом на второй этаж. — Я очень рад, что ты снова счастлив, пап, — говорит Тэхен ему вслед, на что Элон счастливо улыбается, пребывая в своем личном раю. В гостиной у окна стоит высокая мощная фигура отца. Тэхену все еще дико, внутри все замирает на миг, но он сразу себя берет в руки. Отец, заметив присутствие младшего сына, тут же завершает разговор по телефону и поворачивается, улыбнувшись. — Я хочу, чтобы сегодня вечером мы все вместе поужинали в ресторане, я уже подобрал место и забронировал стол. — Хорошая идея, отец, — кивает Тэхен. — Я рад, что хоть ты меня не избегаешь, как твой брат, — мужчина сует руки в карманы черных брюк. — Тэгюн рано ушел, я его даже не увидел. — Ему надо привыкнуть. А мне нужно ехать, у меня встреча кое с кем, просто хотел поздороваться, — Тэхен машет рукой и уже собирается выйти, но отец останавливает. — С парнем? — спрашивает он, улыбнувшись уголком губ. Тэхен застывает на месте. — Типа того, — пожимает он плечами, обернувшись к отцу. — Может, я подвезу тебя? — Нет, нет, — мотает головой омега. — У нас есть водители, да и я водить умею. — Это хорошо, но могу я подвезти своего сына, как подобает отцу? — спрашивает старший Тэхен. — Ладно, просто подвези, и все, — сдается Тэхен, закатив глаза. Отец довольно улыбается. Проигнорировав рэндж ровер сына, старший Тэхен выезжает на своем массивном черном кадиллаке. — Она привлечет внимание, — бурчит сын, сидя рядом на пассажирском сидении со скрещенными руками и сжимая в пальцах телефон. — А нам есть, от кого прятаться? — усмехается мужчина. — Слишком много мыслей у тебя в голове, сынок. — Я обычно привлекаю внимание другими способами, — пожимает плечами омега. — Я наслышан, — кивает альфа, глянув на сына. — Бунтовать ты умеешь, весь в меня. В полиции тебя уже, наверное, как родного принимают, — Тэхен говорит это более холодно, отведя взгляд к дороге. — Чего я не приемлю. — Сейчас все по-другому, — мотает головой омега. — Пока мы не доехали, лучше расскажи о своем парне. — Отец, — закатывает глаза Тэхен. Щеки едва заметно вспыхивают. — Отец хочет знать, кто покорил сердце моего прекрасного сына, — подмигивает мужчина. — Он хороший человек. Это главное, что тебе нужно знать о нем, — Тэхен отводит взгляд к окну, давая понять, что совершенно не хочет развивать эту тему. — Сейчас недостаточно быть просто хорошим, Тэхен. Но я буду верить твоему выбору и здравомыслию, — соглашается альфа. А Тэхен хочет верить, что встреча с Чонгуком пройдет гладко. — Спасибо, что подвез, — Тэхен открывает дверцу автомобиля, заметив знакомый мустанг у кафе неподалеку от полицейского участка. — Не за что, я счастлив, что могу это делать, — слабо улыбается мужчина, посмотрев на свою едва что-то ощущающую ладонь. — Ладно, я пойду, — омега, улыбнувшись в ответ, коротко касается ладони отца, чего тот, к своему несчастью, даже не чувствует, и выскакивает из машины, заметив, как и только подъехавший Чонгук выходит из мустанга. — Эй, фараон, — зовет омега и машет рукой. Чонгук тут же оборачивается, услышав голос омеги. Тэхен в этот миг наблюдает яркую и резкую перемену в глазах детектива. Тепло при виде омеги тут же сменяется адским пламенем, способным испепелить все, как только он переводит взгляд куда-то за спину омеги. У Тэхена холодеет все, несложно догадаться, что за спиной у него увидел Чонгук. Точнее, кого он увидел. Тэхен тоже оборачивается и видит вышедшего из машины отца. Мужчина поправляет черный пиджак поверх темно-синей рубашки и подходит к сыну. Чонгук не верит своим глазам в первую секунду, и во вторую не хочет верить, но реакция на лице омеги только подтверждает худшее, что образуется в голове Чонгука. Кошмар народа, его страдание и его боль, его смерть и наказание стоит прямо перед альфой. Живой, невредимый. А у Чонгука в жизни важное отобрал, оставил одного, коснувшись своей смертоносной рукой. И снова разрушает. Он ничего не понимает. Не хочет понимать. — Ты, наверное, парень моего сына, — улыбается старший Тэхен, шагнув к замершему статуей альфе, прожигающему мужчину густыми алыми всплесками в черных глазах. — Я рад встретиться с тобой. — Я же сказал просто подвезти меня, — готов взорваться Тэхен. У него колени подрагивают, потому что Чонгук похож на вот-вот сдетонирующую бомбу. Смотреть на него выше всех сил. — Почему он жив? — спрашивает Чонгук у омеги, не отводя взгляда от его отца. Старший Тэхен коротко усмехается. — Чонгук, я хотел рассказать тебе об этом, — быстро отвечает Тэхен, застряв между двумя альфами. Зажатый в тиски. — Манерам тебя не учили, пацан? — вскидывает бровь мужчина, сунув руки в карманы брюк. — Некому было, — цедит Чонгук. — Будешь перед ним оправдываться ни за что — опозоришь не только себя, но и меня, — обращается к сыну Тэхен, игнорируя детектива. — Это будет показатель его отношения к тебе. Разберись и сделай верный выбор, — он подходит к сыну и целует в лоб, притянув к себе. — До вечера, сынок, — мужчина отпускает его и идет к машине. Пока он не уезжает, Тэхен и Чонгук так и стоят на месте как вкопанные, альфа вот-вот готов лопнуть от ярости, травящей его, а Тэхен на грани падения первых слез, что так редко касаются его щек. — Чонгук, я хотел спокойно объяснить тебе, что произошло, но он не дал шанса, — сразу же начинает объяснять Тэхен, моментально забыв слова отца. Плевать ему на все, когда речь о Чонгуке. — Монстры вроде него еще и выживают после всего, что творили, — нервно усмехается Чонгук. — А те, кто от его руки лишились жизни, гниют в земле. Это справедливо? — Мне безумно жаль тех, кто был дорог тебе, и я никогда не стану одобрять подобные поступки отца, Чонгук, — Тэхен старается не плюнуть на все и не броситься в его объятия. Но что-то вера в то, что эти объятия его примут, слабеет с каждой секундой. — Послушай меня, пожалуйста. — Это все меняет… Тэхен, — давно Чонгук с такой тяжестью это имя не произносил. — Я вижу его, — говорит альфа, ткнув в сторону омеги указательным пальцем. — Иди и радуйся возвращению своего любимого отца. — Чонгук, не поступай так со мной, — мотает головой Тэхен, отрицая реальность, которая готова схлопнуться и раздавить его, не оставив и мокрого места. — Разве я в чем-то виноват? — Я не хочу видеть тебя, — Чонгук отводит тяжелый взгляд в сторону, поджав губы. — А куда мне идти теперь? Что делать? — растерянно спрашивает Тэхен, уже предсказывая себе очередную трещину на сердце, как только Чонгук ответит на этот кажущийся глупым вопрос. — Куда угодно, но не в мой дом, — отмахивается Чонгук и возвращается в машину. Аппетит мгновенно пропал. Тэхена чуть ли не оглушает рык не менее разозленного чем хозяин мустанга двигателя. Его душит отвержение, железным кольцом сдавив горло. — Ты тоже несправедливый, Чон Чонгук! — кричит вслед Тэхен, но его слышат лишь недоуменно оглядывающиеся прохожие. Это и был показатель его отношения? Это и было то, о чем сказал отец. Тэхен, кажется, не стоит ничего. Если его затмевает ненависть Чонгука к его отцу, то чего он стоит? Омега остался в тени прошлого, прошлой боли и прошлых чувств, к которым он даже не причастен, но Чонгук взял и смешал его с чужой кровью, втер в чужие останки, сделал частью того, о чем тогда еще ребенок Тэхен и помыслить не мог, как не мог и совсем недавно. Чонгука так легко ослепить. А любовь к Тэхену, видимо, слишком слаба здесь. Омега заходит в кафе, где они с Чонгуком должны были пообедать, поговорить и понять друг друга (что оказалось лишь мечтой Тэхена), садится у окна, заказав только американо, и достает пакет с каплями крови, похожими на его невыплаканные слезы обиды и злости. И как забавно, автор избавления Тэхена — его же отец. Тэхен усмехается, вспоминая слова Чонгука о побеге из реальности из-за трусости. Да, сейчас Тэхен делает именно так, потому что не готов воспроизводить в голове слова-клинки и оставаться спокойным. Он не сможет. Тут он слаб. Бессилен перед своими эмоциями, когда дело касается Чонгука. Разбившего в нем что-то важное.🩸
На ужин Тэхен приходит в приподнятом настроении и с нездорово расширенными зрачками, что за столом сразу же замечает отец, по правую руку от которого сидит младший сын. Тэхен активно поддерживает разговоры, много смеется и побеждает в количестве выпитого вина даже своих родителей. Он красными каплями экстренно заклеил все образовавшиеся прорехи, надел маску и пришел к семье, надеясь, что там забудется, успокоится и осознает истинную ценность. А слова Чонгука в голове пробивают даже плотный слой накрывшей эйфории, оставляя на ней трещины. Еще одна улыбка не успевает появиться на лице, как тут же разваливается. И тогда Тэхен поднимается из-за стола и выходит на задний двор с пачкой сигарет во избежание вопросов. — С семьей недостаточно хорошо без таблеток? — голос отца заставляет дернуться. Тэхен закуривает и поворачивает к нему голову, когда тот становится рядом. — Просто захотелось, — пожимает плечами Тэхен. Альфа усмехается. — Как ребенок. У детей все просто, но тут явно дело в другом. Ты прячешь что-то за своим фальшивым состоянием радости, — отец будто насквозь его видит. Тэхен отворачивается и делает глубокую затяжку. — В твоем копе дело? — Ты знал? — почему-то даже не удивляется Тэхен. — Чон Чонгук — один из лучших детективов, который любит совать свой нос в чужие дела, — звучит отец слегка раздраженно. — И не только нос, — пьяно посмеивается омега, стряхнув пепел на траву. Старший Тэхен бросает на сына тяжелый стальной взгляд, не понимающий шуток. — Мне убить его? — Да, почему бы и нет? — улыбается омега и пожимает плечами. Отец молча достает телефон из кармана брюк, Тэхен прослеживает за ним и перестает улыбаться. — Ты серьезно? Не надо, я пошутил, — останавливает он мужчину, сжав пальцы на его предплечье. — Этим и меня убьешь. — Ты связался не с тем человеком, Тэхен-и, — мужчина возвращает телефон в карман и гладит сына по голове. — За боль, причиненную кому-то из моей семьи, я буду наказывать так, что смерть будет мечтой. — Он не причинил мне боль, — откровенно врет Тэхен, помотав головой. — У нас с ним всегда довольно сложно. Просто не зацикливайся на нем. Я сам буду разбираться. Это моя жизнь, мой выбор. — Я предупредил. Действуй сам, как знаешь, а отец всегда будет рядом, чтобы помочь, — Тэхен прижимает к себе сына и целует в макушку. — Вы с Тэгюном — то, ради чего я буду бороться до конца своих дней. Тэхен оставил на рубашке отца одну слезинку. Пусть он справится сам, пусть сможет вынести это сам.🩸
Проходит около пяти дней. Тэхен не появляется в особняке, объяснив это тем, что уехал из города по работе. Отец хоть и казался скептичным, все-таки расспрашивать ни о чем не стал. Первые дни омега гипнотизирует телефон, ждет, что альфа напишет или позвонит, но Чонгук будто провалился сквозь землю. Или ему вдруг стерли все воспоминания о Тэхене. В итоге, не имея больше моральных сил, Тэхен ждать перестал и с головой нырнул в самые глубины спасающего кайфа. Беспробудного, поглощающего целиком. И в этот раз Тэхен ищет там другое. Элементарное выживание и утешение, ничего глубинного и особенного, что не разглядит любой другой. Он приземлен в своей примитивной цели и хочет просто не ощущать боль. Кофе и сигареты теперь не на двоих. На одну раздробленную душу. — Он не хочет видеть меня, Самин, — Тэхен лежит на полу в центре гостиной своей квартиры, невольно ставшей местом внутренних терзаний и страданий, пассивных алкогольных и наркотических вечеринок из одного или максимум двух человек, где второй — Самин, та самая постоянность в жизни Тэхена, которую не пошатнуть. И на этом большое спасибо. — Он до ужаса импульсивный, — Самин делает затяжку косяка, скрученного им собственноручно. — И слепой. — Я просто прихожу к выводу, что я никогда не был для него достаточным, как он для меня, — Тэхен медленно водит указательным пальцем по ободку бокала с шампанским, стоящим на его обнаженной груди. Бутылку одного из лучших брютов притащил Самин. Тэхен лишь посмеялся, потому что отмечать им двоим шампанским нечего, на что друг лишь пожал плечами и сказал довольно мудрую вещь: «Каждый пережитый день — праздник». Тэхен согласился и вопросов больше задавать не стал. Хуже точно не будет. — И хорошо, что ты это выяснил сейчас, пока не зашло далеко, — Самин ложится рядом с омегой и разглядывает танец выдыхаемого дыма в кровавом полумраке. — Уже далеко зашло, Сами, — натянуто улыбается Тэхен. — Я впустил его в самую далекую часть меня, позволил ему все во мне собой заполнить, я с его сердцем подружился, как мне казалось, но, видимо, всего лишь придумал это себе. Какое тут будущее, если он теперь будет видеть во мне только отца, которого никогда не простит? Кажется, это все. Они оба несправедливы ко мне, — Тэхен присаживается, осушает бокал, ставит рядом на пол и поворачивает голову к Самину. — Ну а мне теперь плевать на обоих. Давай повеселимся, — Тэхен хлопает и подползает к кофейному столику, на котором рассыпан белый порошок. Тэхен аккуратно дробит его пластиковой картой на тонкие линии, наклоняется ниже и, зажав одну ноздрю, снюхивает одну дорожку. Самин приподнимается на локтях с зажатым в зубах косяком и смотрит на друга обеспокоено. Веселиться хорошо, но Тэхен все больше похож на живой труп. Дурь, в которой он себе не отказывает, стремительно высасывает из него жизнь. — Тэхен, может, тебе немного остановиться? Так и передознуться можно, — говорит он осторожно, подсев к другу. — Что ты говоришь? Бред какой-то, — отмахивается Тэхен. Его зрачки похожи на бездну, где пропадает все и вся. — Лучше закинься, и пойдем в Эфемерность к Джину. Вернуться в то время, когда не было оков чувств, оказалось лучшим решением для Тэхена. Это куда интереснее, чем сидеть и горевать в четырех стенах о том, у чего нет шансов и будущего. Теперь точно. У Тэхена было много времени, чтобы подумать о том, как для него было бы правильнее. Но он снова и снова бьется то о стену в виде Чонгука, то о стену в виде отца, отскакивая от одной и ударяясь об другую, и так до бесконечности. Он думал о том, стоило ли отцу вообще возвращаться и становиться причиной, по которой Чонгуку стал омерзителен Тэхен. Он также думал о том, стоило ли Чонгуку всучать свое сердце в руки, как ненужный флаер на улице, который через пару кварталов будет выброшен в урну. Насколько сильно он хотел его вообще брать? Тэхен уже сомневается. И так он застыл, остановился между адом и еще большим адом, решив просто закрыть глаза и нырнуть в другом направлении, позволить пучинам иллюзий и эйфории унести его в лучшее и приятное сердцу, чем колебания, от которых Тэхена скоро просто-напросто разорвет. Он надевает обтягивающие кожаные штаны со шнуровкой, идущей от бедер и почти до колен, обнажая полосы бронзовой кожи. Поверх почти прозрачной черной кофты, через которую видны татуировки, омега накидывает кожанку и идет в Эфемерность — клуб, ставший лучшим в городе буквально за пару недель. — Здесь шикарно, — выдыхает Самин, только попавший в сказку для взрослых. Тэхен хватает друга за руку и тащит к диванчику в более уединенной зоне, где сидят Тэгюн и Джин. — Привет, ребятки, — широко улыбается Тэхен и плюхается на диван возле брата, отпивает из его высокого стакана коктейль и морщится. — Слишком приторно для меня. — Иди сюда, — Тэгюн хватает брата за локоть и, подскочив, утаскивает за собой в уборную, где потише. — Тэгюн, нет, не начинай читать нотации, я думал, мы это уже прошли, — Тэхен пытается приложить указательный палец к губам брата, но тот сердито хлопает его по руке. — Нагло врешь родителям и мне, что уехал в другой город по работе, а сам снова в отрыве? — шипит Тэгюн. — Я знал, что с тобой опять что-то не так… эй! — омега слегка бьет брата по щеке. — Ты меня слушаешь вообще? Как сильно ты обдолбался? — Тэ, я чувствую себя лучше некуда, — Тэхен кладет руки на плечи брата. — Просто не дергай меня, не делай хуже, пожалуйста. — Ты сам себе хуже сделаешь, если продолжишь в том же духе, — мрачно отвечает старший. — И где Чонгук? Ты же с ним постоянно. — Я не знаю, может, он снова погряз в работе или трахает какого-нибудь красивого омегу, который не похож на своего отца, — прыскает Тэхен. — Боже… — Ты о чем, Тэ? — не понимает Тэгюн. — Меня бросили из-за моего отца, и добавить мне тут больше нечего, — Тэхен несильно отталкивает от себя брата и шагает обратно в зал, поскорее туда, где можно затеряться и раствориться, став чем-то единым с такими же отчаянными и безнадежными. С такой стороны он себя впервые видит и такое впервые ощущает, и самому себе кажется ошибкой, неудачным экспериментом, и тут он не победил, отдал победу кому угодно, но сам остался ни с чем. Пусть трогают, пусть задыхаются от его красоты и мечтают ею обладать. Тэхен с пустыми глазами, смотрящими в никуда, плавно двигает бедрами в такт замедлившейся музыки, подняв руки, откинув голову и чувствуя незнакомые прикосновения, к которым заново привыкать. Размяк в любимых руках, привык, одомашнился, теперь ему заново становиться тем, кем всегда и был — ничьим и одиноким. Смоки на глазах не добавляют дерзости, они усиливают тоску, которая даже сквозь пелену дури не дает о себе забыть. Так ненавистно все вокруг, но так необходимо. Это старое-новое, с которым удивляться больше нечему, тут все предсказуемо и предельно ясно. Тут как день сурка, но с риском умереть и не вернуться в порочный круг. Эта мысль привлекает и манит, но Тэхену нравятся пожары и обледенения в сердце, нравятся грозы и засухи, нравится свой собственный крик в голове, разрывающий черепную коробку, и нравится гробовая тишина, когда кажется, что действительно умер. Пока Тэхену это нравится. Он целуется, чувствуя на своих вкусы разных губ, он пьет, жалким краешком сознания понимая, что мешать алкоголь и порошок идея не из лучших, он отлучается в туалет и встречается там с Джином, который только-только вдохнул в себя пару дорожек. Они смотрят друг другу в глаза пару секунд с полнейшим пониманием и расходятся, как старые добрые друзья. Джин возвращается к своему омеге, а Тэхен к своему отчаянию. Он кружится с Самином в тесной толпе, потом видит, как друга кружит кто-то другой, а сам Тэхен оказывается в плену чужих рук, и все таких же незнакомых. Он слышит, как из собственных губ вырывается короткий стон, когда чья-то ладонь, не встретив сопротивления, нагло лапает его задницу и порывается пролезть в штаны. Тэхен откидывает голову на крепкое плечо, смотрит на любимого со вспышками алого в черных глазах, со светлыми волосами, на которых огни играют, которые так много раз Тэхен сжимал в кулаке в пик удовольствия, он смотрит на губы и на родинку под нижней, закрывает глаза и тянется за поцелуем, а целуют другие губы. Чужие. Тэхен видит перед собой другого человека. Красивого и откровенно горячего, но не того. И все равно позволяет себя целовать и трогать. В первые секунды последних капель действия наркотика в крови Тэхен будто бы прозревает. Он видит себя в чужой постели, в чужих руках. На прикроватной тумбе рассыпан порошок, но омеге смотреть на него не хочется, хоть и было бы сейчас лучшим вариантом, не успев вынырнуть, снова туда прыгнуть с головой. По голой коже груди и впалого живота скользят руки незнакомого альфы, а Тэхена охватывает страх из-за того, насколько сильно его отчаяние, прожигающее грудную клетку и ищущее себе выход в ком-то другом, в ком-то, кто готов обогреть прямо сейчас. Казалось бы, ничего нового: так было до, так было в прошлой жизни Тэхена, где он не чувствовал себя так мерзко, находясь в чьих-то плавящих руках на чужой постели. Внутри слишком пусто сейчас. Этот отвратный привкус собственной мерзости медленно отравляет. Тэхен будто пробуждается, поднимает голову и видит, как с него стягивают штаны. — Отвали, — рычит он, толкнув альфу ногой в грудь. — Какого черта, детка? Ты же сам только что хотел, — недоумевает мужчина, едва не рухнув на пол от внезапного толчка в грудь. — Не трогай, — предупреждает Тэхен, игнорируя слова мужчины. Оставаться здесь нельзя. Тэхена словно пожевали и выплюнули, искупали в грязи и помакали в общественный туалет. Все болит, пальцы мелко трясутся, чужой запах и незримые следы губ по всему телу. Омега поднимается с постели, вдруг мечтая разрыдаться в голос, в темноте находит ванную, куда пошатываясь идет, слыша вслед поток оскорблений, умывается холодной водой, даже не думая смотреть на себя в зеркало, возвращается, поглядывает на часы, где всего лишь три ночи, и надевает то, что с него уже успели снять. Его провожают ядовитым «ну и вали, шлюха». Тэхен на это лишь сухо усмехается. На улицах довольно тихо и относительно холодно. Тэхен остался без транспорта, потому что уехал из клуба непонятно с кем, а звонить и поднимать панику охране не хочется, к тому же это точно дойдет до родителей, если Тэгюн еще не сообщил все раньше. Желание только одно — застрелиться. Тэхен обнимает себя за плечи и бредет в сторону квартиры, радуясь, что хотя бы знает местность. Легче не стало. Никогда не становится. Только хуже. Тэхен начинает жалеть обо всем разом и хочет покончить с собой еще больше, потому что он все еще ощущает на себе чьи-то следы и депрессивное послевкусие наркотиков, оставивших пепел в душе. Все перегорает с окончанием действия. Тэхен слышит рык знакомого автомобиля и не оборачивается, внутри сжимается. Еще одна иллюзия или просто совпадение. Звук приближается. Черный мустанг выравнивается с Тэхеном и тихо едет рядом. Омега поворачивает голову в его сторону с опаской. — Охрана теперь не нужна? У отца везде глаза и уши? — ядовито бросает Чонгук, оглядев Тэхена с ног до головы и поджав губы. Он замерзнет. Об этом думает Чонгук, и сам же себя одергивает. — Что ты делаешь здесь? — спрашивает Тэхен, не желая больше смотреть на альфу. И так больно от его голоса, еще и глаза его полные ненависти на себе ощущать — точно нет. — Не твое дело. — Вернулся мерзкий легавый, — поджимает губы Тэхен. Даже «фараоном» его звать не хочется. Это прозвище не для того, кто сейчас находится перед омегой. — Трудно, наверное, было притворяться любящим. — Садись в машину, отвезу тебя домой, пока кто-нибудь не убил по дороге, — раздраженно хмыкает Чонгук. — Ты этого и хочешь, не скромничай. — Сядь в машину, — четко повторяет альфа. — Не сяду я никуда, — зло шипит Тэхен и ускоряет шаг. Только бы не упасть. Омега слышит звук хлопнувшей дверцы за спиной, но не реагирует. А Чонгуку не надо много, чтобы нагнать Тэхена. Смесь алкоголя и чужого, слишком яркого запаха, как удушающий газ для Чонгука. И больше второе. Он присматривается к омеге и видит на шее следы засосов, мрачнеет, жалеет, что вышел из машины и это все увидел. Зубы до скрипа стиснуты, и вдруг хочется убивать. — Повеселился? — спрашивает он, сам себя еще больше выводит. — О да, меня хорошо выебали, — криво улыбается Тэхен. — Но тебе же плевать, да? — Абсолютно, — выплевывает Чонгук, а сам уже думает о том, как будет поднимать уличные камеры, чтобы проследить, откуда вышел омега, и выяснить, с кем был. — Я хочу остаться один, меня раздражает твое присутствие, — Тэхен поджимает губы и яростно старается не смотреть на альфу. — Тогда заткнись и иди вперед, забудь о том, что я где-то рядом, — Чонгук замедляется и идет следом на расстоянии нескольких метров. — Не мучай меня, уже достаточно хватило, — тихо говорит Тэхен, смотря вперед. Глаза от холодного ветерка слезятся, определенно из-за этого. Спустя минуту ему на плечи ложится куртка с самым любимым и родным запахом. Первая мысль — стряхнуть ее, растоптать, ведь именно так бы и поступил омега раньше, но сейчас и это сделать не в силах, как и что-либо произнести. Тэхен закрывает лицо руками. Он хочет упасть коленями на асфальт и просто заплакать. Омега обещает себе это, только бы потерпеть, пока стены дома не окутают, не спрячут от лишних глаз. Они вернулись к исходной точке, когда взаимные оскорбления и грубость были в порядке вещей и приносили Тэхену особенный кайф, а теперь каждое слово, сказанное Чонгуком, все быстрее и болезненнее губит, поэтому омега хочет в ответ тряхнуть стариной, сказать пару ласковых, как раньше, но язык не поворачивается. Это как себе же хуже делать. Дальше они идут в тишине, Тэхен слышит только шаги позади себя, хочет накричать, послать к черту и попросить оставить в покое, но сил просто нет. Тэхен идет как во сне, не до конца осознавая происходящее. А может, это сон, иллюзия, как в клубе, когда Тэхен поднял глаза и увидел его. А сейчас за ним идет вовсе не Чонгук, а человек, который заберет его жизнь. Было бы чудесно. Они доходят до самого дома, Тэхен оборачивается и все еще видит перед собой Чонгука, к которому так хочется прижаться и никогда не разрывать контакта. Но альфа все еще на расстоянии, к нему не потянуться. — Если у тебя есть хотя бы капля справедливости по отношению ко мне, то лучше не приближайся, это нечестно, — просит Тэхен. — Я только больше путаюсь. — А ты не вытворяй того, о чем потом будешь жалеть. — Я точно не пожалею о том, что позволил кому-то меня согреть, ведь ты этого не сделаешь, — Тэхен улыбается сломано, устало, стягивает с плеч куртку альфы и протягивает ему. — И это забери. Ничего не оставляй после себя. — Мне она не нужна, — даже не думает брать вещь Чонгук. — Чужим провоняла. Тэхен сухо усмехается. — Я заеду за своими вещами, как смогу, или можешь вышвырнуть все к черту, — Тэхен опускает руку с курткой и пожимает плечами. — Надеюсь, не до встречи, — бросает омега и отворачивается, двинувшись к дому. — Передай отцу, что совсем скоро он будет гнить в тюрьме пожизненно, — мечет еще один нож в спину Тэхена Чонгук. Омега оборачивается и цедит: — Я не связка между вами, Чонгук, не приплетай меня, не делай частью того, к чему я не имею никакого отношения. Разбирайся сам. Надеюсь, твои глаза когда-нибудь откроются. Тэхен хлопает входной дверью и залетает в лифт, надеясь скорее оказаться в квартире и дать чувствам волю. Он смотрит в зеркало в лифте и больше не контролирует слезы, видя там пустую оболочку. Как докатился до того, чтобы страдать из-за каких-то чувств, над которыми всегда смеялся? Никогда в любовь не верил, не воспринимал всерьез, для себя не видел будущего с ней… и в последнем, впрочем, был прав. Тэхен буквально вбегает в квартиру, падает на кровать и прижимает к груди куртку альфы, мысленно благодарит, что хоть это оставил. Тишину большой пустой квартиры нарушает плач, превращающийся в рыдания. Тэхен, кажется, давно так сильно не плакал, не давал эмоциям волю, а они все льются и льются, мочат подушку, а легче не становится. Его запах в руках только хуже делает, но и с этим расстаться Тэхен не сможет. Его ломает. Не из-за нужды в дозе. Из-за нужды в Чонгуке. В его руках, в его тепле, в его голосе, произносившем «ты мое пламя» так твердо. Казалось, этому быть вечно, бесконечно. Но пора уже понять, что всему на свете приходит конец. Почему-то их конец наступил слишком быстро.🩸
Глаза кровью наливаются, когда смотрят на разросшиеся по стене перед кроватью маленькие фотографии, теперь напоминающие ядовитый плющ. На фотографиях Чонгук и кто-то, кто иглой вонзился в самое сердце и пустил себя по его венам, не спрашивая разрешения. Побочный эффект при сопротивлении стал губительным, отравляющим все живое внутри организма альфы, ненавидящего все то, что напоминает о нем. Он бы собственную квартиру сжег, потопил в пламени, как само пламя, что обожгло его душу, коснулось шрамов, снова напоминая о боли, которой уже почти не было. Чонгук готов был отпустить, пойти своей дорогой без тяжести прошлого, взяв за руку того, кто показывал лучший путь. Обнуление. Полный откат назад, в самое пекло, откуда все началось. Его глаза, его губы. Где-то даже голос. Все стало реальностью, в которой Чонгук не хотел бы существовать. Он бил руки, раздирал об асфальт, опустошал обоймы на полигоне, пытался выгнать образ, слившийся воедино, не позволяющий разъединить, разглядеть родное там, где он начал видеть вражеское, ненавистное. А те, кто на небесах, ополчились, осудили, разгневались, подливая масла в огонь, где уже и так Чонгук горит. Все напомнили, и альфа сам себе напомнил, стирая зубы в порошок от одной мысли о старшем из семьи Ким. Кошмары и правда способны становиться явью. Только это не просто кошмар, это конец для них с Тэхеном, которого Чонгук любит, в котором давно уже не видел травмирующих воспоминаний, в чьих глазах свое лишь отражение видел. Теперь Чонгук видит там его отца, в голосе его слышит, в каждой детали наблюдает и все дальше отталкивается, отторгая жестокую иллюзию, давясь реальностью. Нечто хорошее в жизни, как дорогая и мало кому доступная вещь, как мгновение, которое главное не проморгать, успеть им насладиться. Чонгук не успел ничего из этого, его откинуло в прошлое. В глазах Тэхена с чуть размазанной тушью блеск пыли из растертого стекла, а Чонгуку его будто в глотку засыпают, заставляя жевать и проглатывать. Одна боль от другой отражается, отбивается и удваивается, становится тяжелой концентрацией, которую не выдержать. Чонгук в этом затерялся, выхода не видит. Прошлое шепчет о мести, о справедливости, не дает эти самые глаза открыть. Чонгук обещает месть. Обещает любимому папе, ушедшему слишком рано, справедливость.🩸
Хосок смотрит на отца сверху вниз и едва сдерживает улыбку. Так легко было справиться с тем, кто тиранил всю жизнь, превращая эту жизнь в ад. Теперь наблюдать слабость, которой нельзя не упиться. А Джевон стоит рядом в полной растерянности, но и ему явно стало легче дышать. Хоть он и был недоволен тем, что сделал брат, все равно выдохнул, это нельзя отрицать. — Хороший удар, сынок, я чуть не впал в кому, — слабым хриплым голосом говорит Сынвон, лежа в своей постели. Его лечение проходит в родном доме, потому что мужчина отказался находиться вне своей крепости, а мысли о возвращении Тэхена не дают ему покоя. — Как справляешься со своими новыми обязанностями? — Работа не пыльная, — отвечает Хосок, не меняя каменного выражения лица. — С Тэхеном уже встретился? — Нет, он не афиширует свое возвращение и он меня не волнует. — Как раз он и должен волновать, Хосок. Я уже говорил, но не вовремя ты против меня пошел. Положение у нас сейчас рискованное. — А ты все не сдаешься, продолжаешь во мне сомневаться, — хмыкает Хосок. — Ты думаешь, без тебя мы не сможем разбираться с возникающими проблемами? Ким Тэхен — всего лишь одна из этих незначительных проблем. — Зря ты так о нем думаешь. Он на что угодно способен, — начинает нервничать мужчина. — Не напрягайся, тебе нельзя сейчас. Если ты думаешь, что я могу позволить кому-то лишить себя того, что мне ценно, то ты снова меня недооценил. Пойдем, Джевон, — Хосок разворачивается и идет к двери. Он и минуты в одной комнате с отцом не выдерживает. Проведать приехал формально, без какого-либо желания. Думал, наконец услышит что-то более удовлетворяющее, но Сынвон остался непреклонен. — До встречи, отец, — тихо говорит омега и идет за братом. Сынвон глядит детям вслед и вздыхает. Не проходит и десяти минут, как дверь в спальню мужчины вновь открывается, только теперь перед ним стоит бывший друг, вернувшийся из Ада. — Твой сын долго терпел, — Тэхен неторопливо подходит к кровати Сынвона и разглядывает его покалеченное лицо. Чон поджимает губы и сам глядит на мужчину, никак не может привыкнуть к мысли, что тот снова здесь, со всеми ними. — Ты ничего не знаешь, Тэхен, — спокойно отвечает Сынвон, присев в постели и прислонившись к спинке кровати. — Я знаю, что кто-то меня предал, — Тэхен с руками в карманах темно-серых брюк подходит к окну, рассматривает открывающийся вид с полуулыбкой и ловит в отражении нечитаемый взгляд Сынвона, сверлящий его спину. — Я знаю, что кто-то из моего окружения. Я знаю, что все здесь прогнили в жажде примитивных удовольствий и поэтому творят аморальные вещи. — О чем ты говоришь, Тэхен? — хмурится непонимающе Чон. — Мысли вслух, — слабо усмехается Ким. — Что же еще я знаю… — задумчиво щурится альфа, медленно повернувшись к Сынвону. — Кое-что, что сломает тебя. Чуточку, возможно. А может, тебе и вовсе уже плевать, — пожимает плечами, скрытыми тканью черной рубашки, Тэхен. — Ты всегда любил сначала словесно извести, ничего не изменилось, — раздраженно выплевывает Сынвон. Не нравится ему словосочетание «сломает тебя». Оно по отношению к Чону неприемлемо. — На мне не играй в эти игры, Тэхен. — Сынвон, друг мой, скажи, тебе не жаль, что рухнули наши с тобой великие планы, когда меня уничтожили? — приподнимает темную бровь Тэхен. — Или ты победно попивал шампанское, когда меня «похоронили»? Дай мне знать, как это было для тебя, — Сынвон хорошо видит эти всплески адских огней в черных глазах мужчины, блеск в них с безуминкой. Двадцать лет назад это могло навести ужас на любого, а сейчас даже Сынвону не по себе. Что время сделало с этим и без того страшным человеком? — Я много лет не мог поверить в то, что тебя в этом городе больше нет. Наши не успевшие сбыться планы тут же затмили многие из тех, кого мы с тобой так ненавидели и держали на привязи, пока вдвоем были на пьедестале. В одиночку удерживать их стало труднее, и каждый решил, что может иметь эту власть, — Сынвон отпивает воды, задумчиво смотрит куда-то перед собой, вспоминая прошлое без друга, и поднимает на него взгляд. Тэхен слушает его внимательно, все еще стоя у окна. — Дальше сам знаешь. Я предпочел быть кем-то вроде серого кардинала, воздействовать на город через Джисоба. Так всем было легче, а я просто не видел себя одного на вершине. — Предают самые близкие, так уж повелось, — с тоской говорит Тэхен. — Ближе тебя у меня никого не было, а я твою натуру знаю. Быть вторым или быть в тени не в твоем стиле, Сынвон. — Думай, как хочешь, Тэхен, — равнодушно отвечает Чон. — Моя правда озвучена. — Конечно, — улыбается уголками губ Тэхен. — Дети твои чудом выжили. Почему не добил их, как другие? — вопросительно поднимает брови мужчина и медленно подходит к постели альфы. — О чем ты говоришь, черт возьми? — снова недоумевает Сынвон. — У тебя что-то с головой случилось после той аварии? — Когда узнаешь, посмеешься вместе со мной, — Тэхен улыбается, нависает над Чоном и, глубоко вздохнув, поднимает парализованную руку. — Убить меня можно и более изощренно, ты же умеешь, — напряженно звучит Сынвон, смотря на руку альфы. Охрану звать не будет, сам разберется. Перед сыном пал, и перед другом станет? — Просто вдохни глубже, хочу, чтобы ты почувствовал это, — Тэхен не слушает его, прижимает ладонь к его носу и губам и внимательным помрачневшим взглядом смотрит в растерянные глаза альфы. — Ты поймешь, я уверен. Сынвон сначала пытается отлепить руку Тэхена от своего лица, но голос его заставляет замереть, вдохнуть, как и хочет альфа. Кровью пахнет. Другого и не ожидалось. — Я хочу извиниться за это, — искренне говорит Тэхен, наблюдая за Сынвоном. У того глаза будто больше стали, остекленели, и весь он застыл, не дышит. — Я много крови этими руками проливал, а его кровь отличается. Не отмывается, не дает мне забыть. Этот нежный аромат хлопка… Когда глаза Сынвона заполняет понимание, Тэхен убирает руку и выпрямляется, снова отходит к окну с легким облегчением, коснувшимся его души. — За что? — бесцветным голосом спрашивает Чон. — Из-за тебя, — спокойно отвечает Тэхен. — Из-за Элона. Он был напоминанием, которое не давало мне покоя. Упрямо стоял на своем, не уходил, пока я отпускал живым, вот и дошел до своего конца. Джинин единственный знал, что я не умер, и никому об этом не сказал, решив, что сможет начать со мной жизнь с чистого листа. Но он мне никогда не нужен был. Мне нужна была месть и моя семья, — сам своим словам кивает альфа. — Ты не волнуйся, я похоронил его достойно. Скажи об этом детям, пусть больше никогда не ждут папу. И ты не жди того, кого любил один лишь ты, Сынвон, — с сочувствием смотрит Тэхен. — Даже на том свете он тебя не примет. — Уходи, — цедит сквозь плотно стиснутые зубы Сынвон. — Уходи, Тэхен. — Как скажешь, друг, — не спорит Тэхен. — Скорейшего выздоровления, — он останавливается у двери, собираясь оставить альфу наедине со своими мыслями. — С твоим сыном разбираться у меня нет ни малейшего желания. Сынвона оглушает тишина, которую после себя холодным шлейфом оставляет Тэхен. Спустя много лет что-то в Чоне еще разрушается, и приходит чудовищное осознание пустоты, которая все время встречала альфу, когда он думал, что хоть немного прикасается к частичке своей души, что его всю жизнь отторгала. Он одержимо искал и писал письма на электронные адреса, на заученный номер телефона, и всегда получал в ответ жестокое молчание. Не потому что ему не хотели отвечать. Потому что больше некому было. Сынвон подносит стакан с водой к губам, она якобы помогает успокоиться, но нет. Стакан лопается в крепко сжатых пальцах и острыми осколками осыпается на колени мужчины, который даже глазом не моргнул. Его убивали молчанием попусту. Вкачивали яд потерянного времени зря. Травили воздух забытой любовью бессмысленно. За тяжелым вздохом следует дрожащее дыхание. Альфа закрывает глаза ладонью, давит на веки, сдерживая боль, и мотает головой, сходя с ума от мысли о том, сколько ужасов за собой принес в этот город жестокий призрак прошлого. — Ответил бы ты мне, Джинин, если бы мог? — еле слышно спрашивает Сынвон, подняв глаза к небу. Он точно там, каким бы ни был при жизни. Он родился с крыльями, ему их просто отрезали. Сынвон тоже свои руки умыл в его крови.