🩸
Джин теперь приходит в офис компании Ким, как к себе домой. Снова ловит всеобщие взгляды, слышит шепот за спиной и уже ничему не удивляется. Ему даже нравится, что все видят, что он здесь частый гость. Как обычно, он просит кофе у секретаря Тэгюна, прежде чем войти. — Стойте, господин Пак! — останавливает альфу у дверей в кабинет секретарь. Джин стоит с руками в карманах брюк и оборачивается, вопросительно смотря на омегу. — Прошу прощения, но не могли бы вы подождать снаружи? У господина Кима сейчас человек, — с мольбой в глазах просит секретарь. Джин смотрит на него, изогнув брови, так и говоря глазами: «ты вообще понимаешь, что несешь», просто игнорирует и, оставив охрану снаружи, входит в кабинет омеги. Тэгюн резко поднимает на вошедшего альфу взгляд с немой паникой и буквально кричит глазами, молит, чтобы вышел, но Джин все невербальные знаки пропускает мимо и шагает к столу, перед которым сидит средних лет альфа, партнер компании Ким. Джин его знает, не раз на всяких приемах и встречах пересекались. Он — один из этих типичных бизнесменов, которым кроме их дела ничто другое не важно, и по головам пойдут, если кто-то на пути встанет. Не новая история. — Пак… — оборачивается мужчина с растерянностью в глазах. — Здравствуйте, господин Чан, не отвлекайтесь на меня, — Джин подмигивает мужчине и обходит стол, вставая рядом с Тэгюном, который уже глазами в нем дыру выжег, вешает руку на кресло и, скрестив ноги, слушает. — Сокджин, — тихо шипит Тэгюн на альфу, сердито зыркнув. — Можешь выйти? — Не отвлекайся, — улыбается альфа, подмигнув. Тэгюн тяжело вздыхает и отворачивается к Чану, только бы не взорваться. — Простите, мы можем перенести этот разговор на потом, — извиняющимся тоном говорит омега мужчине. — Все в порядке, я лишь хотел еще сказать, что это здание нельзя проигнорировать, отличная точка для перспективного дела. — Об этом стоит прежде всего поговорить с жильцами, дать им возможность выбирать, а мы предоставим удобные условия, — кивает Тэгюн. — Вы что, впервые с таким сталкиваетесь? — усмехается Чан. — Люди всегда будут стоять горой за свои дома, — он невольно поднимает взгляд на сверлящего его глазами Джина, которому начинает не нравиться тон Чана. — Простите, конечно, но почему он вообще присутствует здесь? — Я его охрана, — Джин звучит так твердо, что тут даже ответить нечего, не обрубить. Чан захлопывает рот и недовольно смотрит на Тэгюна, тот мысленно закатывает глаза и бьет себя ладонью по лбу, и заодно Джина, который навис над ним горой. — Нельзя без выбора, господин Чан, нам не нужны враги в виде простого населения нашего города, — спокойно отвечает Тэгюн, стараясь держать себя в руках. Ситуация начинает выводить его из равновесия. — Ясно, мы поговорим об этом позже, — еще раз недовольно глянув на безмятежного Джина, мужчина поднимается и, бросив: — Всего хорошего, — шагает к двери. — Какого черта? — наконец вспыхивает Тэгюн, как только Чан покидает кабинет. — Решил затусить со стариками? — усмехается Джин и, чуть нагнувшись, берет омегу за подбородок, чтобы сожрать его губы, о которых мечтал всю дорогу сюда. — Тебе можно, а мне нет? — язвит Тэгюн, неохотно сопротивляется, но все же дает альфе себя поцеловать, нарочно больно кусает его губу и отвечает на поцелуй с легкой агрессией, что лишь больше распаляет альфу. — А ты та еще стерва, Тэ, — улыбается Джин и снова целует. — Не дам я в наше непростое время посторонним находиться с тобой в одном кабинете. Еще и наедине. — Его осмотрели при входе, охрана за дверью, — выдыхает в губы Тэгюн и гладит пальцами шею альфы. — Мне плевать. — Все, не мешай. Тэгюн без всякого желания отстраняется и возвращается к работе. Пытаясь сосредоточиться, он утыкается глазами в документы, лежащие перед ним, но сконцентрироваться не выходит. Джин нависает над омегой, целует в щеку, слушает недовольное бурчание, что-то из серии «ты мешаешь мне работать», что совершенно не волнует альфу, потому что он продолжает скользить по щеке к сладким губам Тэгюна, снова затыкает его недовольство поцелуем, долгим и глубоким, который точно выводит омегу из строя и заставляет в очередной раз пасть перед чарами Пак Сокджина. Дальше он губами чертит дорожку к красивой бронзовой шее, несмотря на протесты, оставляет там засос, чтобы еще раз напомнить этому миру о том, кому принадлежит этот омега, к ногам которого готовы падать все, на кого тот взглянет, и даже сам Джин, никогда ни перед кем не склонявшийся, раскалывается. — Ты чего такой дикий, — еле шевеля губами, шепчет Тэгюн, прикрыв глаза и позволяя альфе теперь уже все. Он проиграл снова, но тут нечего стыдиться. А тот, бесстыдно нависнув над левым плечом омеги, как дьявол, вовсю бродит пальцами по его груди и животу, прокравшись под рубашку и измяв ее, из-за чего тоже позже будет ворчать омега, которому альфа весь внешний вид подпортил, а ведь ему еще в люди выходить. Но кого это сейчас волнует? — Я хочу тебя на этом столе, — низким от возбуждения голосом говорит Джин, зарывается пальцами в идеально уложенные волосы омеги и взъерошивает их. — Только не волосы, Пак Сокджин! — восклицает Тэгюн в панике и пытается отстраниться, но Джин опьянено улыбается и пропускает все возмущения мимо ушей, целует в губы, кусает их и оттягивает зубами, снова спускается руками к груди, мнет кожу пальцами и уже собирается потянуться к брюкам омеги, как его останавливает рука Тэгюна и его строгий взгляд. Второе, к слову, вообще ничего не решает. Джина этот взгляд еще больше раззадоривает. — Ты под чем-то? — мрачно спрашивает омега, пытаясь прийти в себя от внезапной атаки, которой еле смог противостоять. — Да, мне тебя пустили в вены, — мурлычет он, а Тэгюн задыхается. Приятные мурашки берут его тело в плен. — Клуб мой, Тэ. Я хочу, чтобы мы это отпраздновали с тобой прямо сейчас. — Ты выкупил его? — удивление омеги сменяется улыбкой. — Поздравляю! — Поздравь меня иначе, — не успокаивается альфа. — Не сейчас, — Тэгюн гладит альфу по щеке и целует в уголок губ. — Лучше покажи мне клуб. — Не думал, что тебя так обрадует это событие, ты же у нас далек от подобного. — Это же касается тебя, поэтому мне важно, — пожимает плечами Тэгюн. — А еще любопытно, в каком стиле ты сделаешь дизайн клуба. — Я знал, что ты захочешь всунуть туда свой минимализм, — усмехается Джин. — Совсем немного, чтобы тебя притормозить, но пока нужно осмотреть все, — слегка хлопает по щеке альфу Тэгюн. — Верю твоему вкусу. Они выходят в сопровождении охраны, Тэгюн накидывает на плечи пиджак и надевает очки, Джин выходит следом, нагоняет, положив руку на плечо омеги. Все в фойе оглядываются на них, забывая о своих делах, кто-то пытается незаметно сфотографировать пару, а кто-то шепчется слишком громко. — Никогда не пойму, что могло их объединить, — болтает омега на ресепшене, что выходит чуть громче, чем он ожидает. — Будь уверен, эти отношения строятся на взаимной выгоде, — шепчет ему второй. — А еще… — услышавший их Тэгюн на секунду замедляется, но голову не поворачивает, не смотрит даже, а они в страхе замирают. — Вы уволены. — Господин! Пожалуйста! — Мы просим прощения! Тэгюн уже их не слышит и идет дальше. — Жестоко, — ухмыляется Джин. — Что случилось? — Ты их не слышал, — сухо говорит омега, коротко глянув на альфу. — Они решили, что у нас отношения на выгоде. — И правда, мне выгодно быть с тобой, потому что я могу целовать эти вкусные губы, когда захочу и где захочу, — Джин берет его за подбородок у самой машины, когда они выходят из здания, и целует засмущавшегося омегу прямо на улице. — Ты что делаешь? — шепчет Тэгюн, спрятав взгляд в глазах альфы. Чужие, что их окружают, ему выжигают кожу. — Я знаю, мы мало кому что докажем, а я и не собираюсь, но пусть видят, пусть мы мозолим им глаза, заставляем злиться и завидовать, потому что их злые языки ничего не поменяют, — альфа проводит костяшками пальцев по щеке омеги. — Что ты делаешь с моей жизнью… — вздыхает Тэгюн. Альфа открывает перед ним дверь, усаживает его в свою бмв и сам садится. Впереди и сзади за ними следуют машины охраны Пак и Ким. — Я делаю ее красивее для тебя же, хочу, чтобы ты получал от нее удовольствие, иначе для чего мы живем? — поглядывает на омегу Джин, ведя машину. — Почти всю жизнь я думал, что удовольствие в работе и в успехе в ней, — Тэгюн кусает губу. — Заработаешь ты эти деньги, а суть в чем? Максимум, дорогой гроб и памятник из золота, но к жизни нас это не вернет, — пожимает Джин плечами. — Поэтому я не стремлюсь концентрироваться только на деле отца, к которому он так пытается меня приобщить. И Чимин так же думает. Я занимаюсь только тем, что принесет мне удовольствие и о чем я не буду жалеть на смертном одре. Твой брат, кстати, тоже девиант в наших кругах, он тоже знает, чего хочет от этой жизни. — Его понесло дальше, — мрачно говорит Тэгюн. — Он водится с полицейским. — Экзотика, — смеется Джин. — Я лишь надеюсь, что он не принесет нам проблем, — поджимает губы омега. — Тэхен без тормозов, но у него голова отлично работает, он псих, но здравомыслящий, — Джин стучит указательным пальцем себе по виску. — Какой коллапс, — мотает головой Тэгюн. — Я должен за ним приглядывать в любом случае, и эти его таблетки… — Это уже другой разговор, — Джин крутит руль, чуть нахмуренно смотря вперед и коротко глядит на омегу. — Поэтому не будем об этом, — тихо говорит Тэгюн. — Сейчас будем о другом. Я возьму тебя прямо в клубе, — выпаливает альфа и, по мере того, как меняется выражение лица омеги, начинает широко улыбаться. — Сокджин! — краснеет Тэгюн и слегка бьет альфу в плечо кулачком. — Когда ты таким тоном произносишь мое имя целиком, у меня просыпается… — Замолчи, — Тэгюн впивается пальцами в бицепс альфы и тянется к нему, невесомо целуя в щеку. — Я люблю, когда ты делаешь, а не говоришь, — шепчет он ему в ухо. — Клуб еще не открыт. Зайдем — выбирай поверхность, — низким голосом отвечает альфа, заглянув в эти близко находящиеся глаза, про которые точно можно сказать: «в тихом омуте черти водятся». Джину эти черти по душе, они с его чертями идеально сошлись, как только сблизились.🩸
Тэхен путает пальцы в светлых волосах Чонгука, целует каждый сантиметр лица и позволяет альфе оставлять на своей шее и ключицах засосы. Его член внутри до упора, Тэхен еле держится, чтобы не кончить раньше времени, грубо и резко двигается на нем, привставая и снова опускаясь, разряжая воздух в душном салоне рэндж ровера, за руль которого сел альфа. И от этой незначительной мысли омегу тоже кроет. Здесь просторнее, чем в мустанге, но даже так кажется, что пространство сжимается вокруг них. Чонгук его кожу на бедрах мнет так, что следы остаются, на себя насаживает, не сразу слезть дает, их тяжелое дыхание сплетается, и от него окна потеют, едва видно силуэты множества других машин вокруг. И что, что они, не сдержав одного лишь зрительного напряжения друг друга, решили сорваться прямо на парковке, относящейся к особняку семьи Пак, в котором проходит праздничный прием в честь дня рождения Наля. Подъезжая к воротам, Чонгук прижал к окну ксиву, не отрываясь от уже разгоряченного Тэхена, и спокойно смог проехать внутрь. И теперь они торчат на парковке уже около двадцати минут, сжирая друг друга. Тэхен находит губы альфы, целует, Чонгук нападает, кусает, пробует вкус крови, горечь сигарет и кофе, который они распили перед выходом. Оторваться друг от друга сложно. Легче землю надвое разорвать сейчас. Они пока не насладятся друг другом, и то временно, ни на какой прием не пойдут. Тэхен кончает на свой живот, немного пачкая и альфу, обвивает руками его шею и лениво, мягко кусает подбородок, двигается на нем уже более плавно, помогая кончить и Чонгуку. Нарочно сжимает его член в себе, довольно улыбается, услышав рык альфы, двигает бедрами, дразнится, крепко обнимает, утыкаясь носом в его шею, и сам снова готов кончить от ощущения и осознания того, что внутри него разливается теплая сперма. — Поехали домой, я больше никуда не хочу, — морщит нос Тэхен. Чонгук с еще не рассеявшимся туманом в глазах смотрит на него, накручивает прядку темных волос на палец и, слегка причиняя боль, дергает. — Я только за. — Знаю, компания богачей тебе не особо приятна, — тихо смеется Тэхен и тянется за салфетками, вытирая сперму с себя и Чонгука. — Но ты сам захотел. Моя охрана ведь не справляется, — шутливо закатывает глаза Тэхен. — Так что, охраняйте меня, детектив. Он перелезает на пассажирское сиденье и неохотно одевается. Чонгук застегивает штаны, звенит ремнем в тишине салона, поглядывает на задумавшегося омегу, которому кудри на глаза упали. Тэхен застегивает черную атласную рубашку, надевает белье. Чонгук засматривается на то, как ткань брюк скользит вверх по его длинным красивым ногам, которые омега вытягивает вверх, едва не касаясь лобового стекла кончиками пальцев. Они выходили из квартиры аккуратными и уложенными, а теперь надевают слегка помявшиеся вещи, с потрепанными волосами и дикими глазами, в которых огонек, кажется, никогда не потухнет. Чонгук засматривается настолько, что не замечает, как предплечьем случайно давит на руль. Громкий сигнал на всю округу приводит его в чувства. Тэхен смеется, а Чонгук с каменным выражением лица убирает руку, а мысленно уже избил предательский руль. — Губы… — говорит он, очертив пальцем в воздухе их контур. — Сейчас, иди сюда, — манит он, и Тэхен с улыбкой вновь перебирается на его колени, не упуская ни единой возможности ощущать тепло альфы. Чонгук открывает бардачок, помнит, что Тэхен туда закидывал свой блеск с легким алым оттенком, открывает его и, взяв пальцами подбородок сосредоточенного омеги, аккуратно, стараясь не выйти за контуры, наносит кисточкой блеск на мягкие искусанные самим же Чонгуком губы. — Не дергайся, а то по лицу размажу, — говорит он, пытаясь в полумраке что-то разглядеть. Тэхену хочется смеяться. А еще ему хочется навечно так застрять, смотреть в глаза такого серьезного Чонгука и сидеть у него на коленях до конца дней. То, как он придает этой мелочи значение, играет огромное для самого Тэхена, и он готов хоть миллион раз в поцелуе стереть блеск, чтобы альфа снова и снова делал это так же старательно. Забавно ему и удивительно, что эта глыба льда сохранила в себе огонек где-то внутри, и победа в том, что Тэхен прочертил себе путь до него и нашел, чтобы согреть замерзшие по пути руки. Их жизнь после аварии друг с другом еще теснее сплелась, нет того, что их не объединяло бы. Все одно на двоих, одна квартира, одна постель, одна посуда, даже завтракают, обедают и ужинают они из одной. Тэхен либо рядом, либо на коленях Чонгука, кормит его, потом ест сам, делает затяжку, отдает альфе, пьет, протягивает стакан ему, моет его, затем моется сам. Так просто и молча это стало важно для них, никто об этом вслух не говорил, и словно все так, как и должно быть. Правильно в их случае. Может, это какая-то новая форма сумасшествия, открытая ими, еще не известная миру, только они просвещать его и не хотят. Пусть это остается только между ними, пусть только они будут теми больными, которым не помочь справиться с неизведанной болезнью. Их обоих все устраивает. — Свободен, — заканчивает Чонгук и бросает блеск обратно в бардачок, хлопает омегу по заднице, чтобы слезал, но Тэхен смотрит так, что сразу ясно, он что-то задумал. Эти глаза, в которых вечная провокация, вспыхивают, это неповторимое и не похожее ни на что пламя являет себя Чонгуку вновь. Тэхен накидывается и целует, нарочно размазывая блеск по губам альфы. — Блять, Тэхен, — рычит Чонгук, но ответно целует грубо, больно, наказывая за нарушение. — Ты старался, прости, — улыбка виноватая, а в глазах ни капли сожаления. — Пойдем. Я готов даже в наручниках пойти, чтобы от тебя ни на шаг. — Дай повод, и я надену их на тебя при всех, — обещает альфа. Тэхен верит и даже надеется, что повод подвернется. А если нет, он сам его придумает. Что ему терять среди тех, кто там будет? Он всегда был белой вороной и выделялся своей нетипичностью, своим пофигизмом ко всему окружающему. Кто еще удивится, увидев подобное? Они наконец выходят из машины, Тэхен пальцами поправляет волосы альфы и бурчит, что тот не стал надевать костюм, хотя для него Чонгук всегда выглядит идеально и без всяких костюмов. — От тебя за милю разит копом, — усмехается Тэхен. — Так и преступников спугнешь. — На то и расчет, — хмыкает альфа и, схватив Тэхена за руку, идет к особняку. Если бы еще совсем недавно ему сказали, что он окажется в такой ситуации, ни за что бы не поверил. Но вот он здесь, идет на день рождения одного из вышек этого города в компании омеги из семьи Ким и проклинает мысленно все, на чем свет стоит. Блестящие глаза, где красная ночь отражается, его сдерживают от порыва забить и вернуться в участок к своей пыльной работе, которую он любит. Ведь, вообще-то, охрана Тэхена не была приказом капитана полиции. А Чонгуку приказ и не нужен, чтобы оберегать своего омегу. Они входят, и взгляды гостей сразу устремляются на них. Чонгук крепче сжимает руку омеги, пышет враждебностью, кричит своим видом о том, что не из их числа, резко выделяется, снова порывается свалить, но переводит взгляд на Тэхена и сдерживается. Он здесь только ради него. Остальное не важно. Тэхен, игнорируя привычные взгляды, замечает своего папу и брата. Первый, держа бокал шампанского, завидев рядом с младшим сыном полицейского, поджимает губы в тонкую линию. Он все еще негативно настроен по отношению к Тэхену, имеющему связь с полицией. А Тэгюн в шоке от того, как брат умудрился явиться в их круги с чужим для них человеком. Только Тэхену плевать. Он выпускает руку альфы и, прежде чем подойти к семье, которая лопнет, если не прокомментирует это, крепко обнимает именинника, единственного, впрочем, кто никогда не смотрит на Тэхена странно и осуждающе. И даже сейчас он словно и не заметил, с кем пришел омега. Наль выглядит как божество, в белом с золотом костюме он похож на неземное создание. Тэхен поздравляет его с днем рождения, целует в щеку, пообещав посвятить каждый бокал сегодня лишь ему, и наконец подходит к семье. — Ты осознаешь, что творишь? — шипит Тэгюн, стараясь звучать тише, чтобы их никто не услышал. — Завтра об этом весь город будет говорить. — Тэхен, в этот раз ты поступил максимально безрассудно, — вздыхает Элон. По нему видно, как он пытается сдерживаться, чтобы не закатить сыну скандал. Младший только сильнее с этим полицейским сближается, а Элон не в силах это контролировать. — Я, конечно, в свое оправдание могу сказать, что он здесь для моей охраны, что правда, но не плевать ли мне, кто и что скажет? — усмехается Тэхен. — Рано или поздно это стало бы известно. Так что, лучше вам просто молча принять это. Хотя бы сделать вид. — Тэхен, это поставит под сомнение… — Ладно, пойду выпью, чтобы вас и все это окружение было легче терпеть, — обрывает папу Тэхен. — Хорошего вечера, любимая семья, — омега подмигивает Элону и Тэгюну и разворачивается, берет с подноса официанта бокал шампанского и залпом осушает, морщась от кислинки. — Чего покрепче бы, — вздыхает он, разглядывая пустой бокал в пальцах, оборачивается, чтобы вернуться к Чонгуку, и сталкивается с Джевоном. Омега будто чем-то болен. Похудел, побледнел, глаза пустые, никакой реакции. — Джевон, привет, — говорит Тэхен. — Ты в порядке? — Бывало и лучше, — пожимает плечами Джевон. — Этот вопрос для меня сегодня слишком актуален. — Ты слегка паршиво выглядишь, — сочувственно улыбается Тэхен. — Выпей, мне это все терпеть только алкоголь позволяет, — усмехается Ким и, мягко сжав плечо омеги, обходит его со спешкой. Нужно напиться раньше, чем начнутся фальшивые беседы с золотыми лицемерами, здесь собравшимися. — Если я выпью столько, чтобы мне стало хорошо, меня отсюда выносить будут… — бормочет Джевон себе под нос. — Кого куда будут выносить? — за спиной омеги оказывается Джин. Джевон резко оборачивается и поджимает губы, с явной обидой смотря на улыбающегося альфу, который, как обычно, выглядит безупречно и притягивает взгляды. — Ты сегодня очень красивый, Джевон-и. — Тебя не касается, — сухо бросает Джевон и собирается обойти его, но Джин успевает взять его за локоть и остановить. — Ты чего? — хмурится альфа. — Хоть кто-то из Паков снизошел до того, чтобы наконец со мной заговорить, — натягивает улыбку Джевон. — Я вообще не понимаю, что здесь делаю. — Во-первых, выбора у тебя не было, иначе поползут слухи, почему это младший сын Чон Сынвона не явился на такое замечательное событие. Гляди, как твой отец лучезарно улыбается всем, — кивает на невдалеке стоящего мужчину Джин. — Меня сейчас стошнит, — поджимает губы Джевон, в сторону отца даже не смотрит. — Во-вторых, тогда было не самое светлое время в нашей семье, сам знаешь, что случилось на показе моего брата, — спокойно объясняет Джин. — Я думал, что заслужил хоть от тебя нормального отношения, — у Джевона глаза щиплет, он быстро моргает, старается не смотреть на альфу. Не хватало расплакаться тут перед ним и остальными. — В-третьих, малыш, я знаю, что у вас с Чимином сейчас, но ты должен помнить, что я от тебя отворачиваться из-за этого не собираюсь, ты всегда можешь рассчитывать на меня, тебе ясно? — Мне от этого, увы, не легче, — тихо говорит Джевон, глотая ком, засевший в горле, и уходит, вырвав руку из хватки. Джин смотрит ему вслед с сожалением. Ему обидно за омегу, но разве может он повлиять на брата? Любовь не навяжешь, не привьешь. Джину остается надеяться, что страдания Джевона не будут вечными, чувствам свойственно меняться и исчезать, он сам много раз ошибался, сталкивался не с теми людьми, уверенный, что это те самые. Только светлая и счастливая улыбка Джевона в памяти омрачается его болью в глазах, которую он даже скрывать уже не в силах. Джин делает глоток шампанского и мысленно говорит тост «за твое счастье», следя глазами за уходящим омегой. А Джевон не знает, куда себя деть. Порыв просто уехать становится все более сильным, как и жар в глазах, которым хочется лить слезы. У Джевона чувство, будто каждый здесь смотрит на него и каждый знает, что омега — жертва безответной любви, автор которой тоже ходит здесь, с ума своей красотой всех сводит, а Джевон смотреть боится, избегает, среди людей затеряться пытается, только бы с ним не столкнуться. Он находит брата. Юнги дальше, даже тут они не могут находиться с Хосоком рядом. Друг с другом на дистанции, ведь вокруг слишком много взглядов, а главное — зоркий взгляд отца, который и им жизнь портит. И от этого тоже Джевону грустно. Хоть у кого-то же все должно быть хорошо, но и тут провал. — Я хочу уйти, — тихо просит Хосока Джевон, вцепившись пальцами в его пиджак на локте. — Потерпи, кнопка, я здесь тоже не планирую задерживаться, вместе уедем, — Хосок смотрит на Сынвона, стоящего неподалеку в компании мужчин. Тот ловит взгляд сына, глазами смеется над ним и его бессилием и предупреждает не делать глупостей. Но Хосоку как никогда плевать. Его волнует лишь Юнги, к которому до дрожи в руках хочется прикоснуться прямо сейчас. Омега стоит с родителями на другом конце зала. Хосок засматривается, не пытаясь скрыть свой взгляд, и пусть все видят, кому его внимание посвящено, пусть не пытаются его впечатлить и влюбить. До уровня Юнги никто никогда не дотянет, и жизни им не хватит. — Я буду рядом, — бормочет Джевон и выходит на задний двор, где разбросаны красиво сервированные столики для гостей, а вечерний алый свет соревнуется с маленькими фонариками, освещающими двор. Омега берет бокал вина и делает сразу несколько глотков, все же решив прислушаться к совету Тэхена. Его локтя касается чья-то теплая рука, но аромат доходит раньше. Джевон мысленно усмехается, совсем свихнулся, мозг вышел на новый уровень, максимально повторяя запахи, но омега сразу же вспоминает, в чьем доме находится. Лучше бы это было глюком его сознания. — Джевон, пожалуйста, послушай меня, — слышит омега за спиной этот мягкий с нотками тревоги голос. Он жмурится, надеясь, что фантом оставит его, рассеется, если игнорировать, но ничего не происходит. — Позволь мне… Джевон оборачивается и видит Чимина. Хрупкий хрустальный бокал мог бы хрустнуть в руке, как и душа Джевона, но он всеми силами сдерживает себя, чтобы не развалиться на куски прямо у ног омеги. Хоть бы голос не дрожал, взгляд не был слишком жалким. Изображать сильного Джевон не собирается, и в ноги не упадет, нужно всего лишь постараться выдержать это убивающее присутствие. И уйти бы подальше, чтобы сердце снова не начало разрываться от боли. Не при нем. Все это пусть будет не при нем. За закрытой дверью. Сейчас увидеть Чимина — это как человеку с травмой в момент лечения показать его главный триггер и обнулить все достижения. Только начать лучше спать, пытаться есть, чтобы хватило на существование, не запускать себя, элементарно функционировать… А теперь снова пошел регресс. — Оставь меня, прошу тебя, — негромко выдавливает из себя слова Джевон, мазохистски смотря Чимину в глаза, а в отражении видя свою смерть. — Не подходи ко мне, не смотри в мою сторону. Я в прошлый раз все понял. — Что ты понял? — Чимин грустно улыбается. Ему хочется кричать, встряхнуть Джевона, только бы его самого кто привел в себя. У Чимина ощущение, будто он на своих руках кровь Джевона чувствует. Он знал, с чем столкнется, когда подойдет, но в реальности разрушения намного масштабнее, чем Чимину казалось. — Ты выдумал что-то свое и уверовал в это. — Уйди, Чимин, — на грани просит Джевон. — Ты делаешь хуже, — еле слышно. С мольбой в блестящих глазах. Чимин поджимает губы, опускает глаза, коротко кивает и, пару секунд постояв в надежде, что диалог все-таки сможет состояться, оставляет омегу, боясь причинить еще больше боли. Это видно. Видно, как каждое произнесенное Чимином слово режет Джевона, как он, сам того не замечая, жмется, хочет зажмуриться, как готовый укрыться от удара. Так на него один только голос Чимина действует. Так быть не должно. Джевон не смотрит ему вслед, он ставит бокал на ближайший столик и срывается обратно в дом. Едва не сшибая на своем пути гостей, он влетает в уборную на первом этаже и, заперевшись, оседает на пол, тяжело дыша и с ужасом глядя перед собой. Кто мог подумать, что теперь даже его присутствие начнет отравлять ему кровь и сбивать все примитивные функции жизни в его организме. Трудно дышать, сердце так бьется, что Джевону становится страшно, что оно просто остановится, хотя так было бы легче. Джевон достает телефон дрожащими пальцами и в сообщении просит Хосока написать, когда тот будет собираться домой, чтобы альфа его не искал и не переживал. А до тех пор омега выходить не собирается, велика вероятность, что он еще с Чимином пересечется, и также велика вероятность, что в этот раз держать себя при нем в руках уже не выйдет. Вечер плавно течет к ночи, гости наслаждаются приемом и осыпают именинника подарками, не перестают поздравлять и фотографироваться. Когда начинается красивая медленная музыка, альфы приглашают омег на танец. Джин, довольно улыбнувшись, выходит одним из первых и, протянув руку растерянному Тэгюну, выводит омегу на специальную площадку. Все хлопают, кто-то фотографирует их, поэтому Тэгюн сразу берет себя в руки и, положив ладонь на руку альфы, выходит с ним потанцевать. Хосок смотрит на Юнги, стоящего напротив в нескольких метрах от него, и, плюнув на все, шагает к нему под сжигающий затылок взгляд отца. Юнги смущенно улыбается, никого, кроме альфы, не видит, и как только попадает в его объятия, впервые за вечер чувствует спокойствие. Только Кир и Джисоб, которые тоже выходят танцевать, не могут скрыть легкой тревоги, ведь их сын танцует с Хосоком — сыном Сынвона, ставшего для них опасным окружением. Хенбин приглашает Наля, все радостно хлопают и поздравляют омегу без остановки. Наль всем ярко улыбается и уносится в танец с мужем. Чимин, покручивающий в пальцах бокал шампанского, нервно кусает губу, смотрит на танцующие пары и пытается улыбаться. У него после короткого и неудавшегося диалога с Джевоном настроение упало, но он пытается не подавать виду, здесь слишком много внимательных глаз, сразу слухи выдумают. Его талии мягко касается рука. Он оборачивается и видит Намджуна, одетого в черные брюки и белую рубашку. Чимин его никогда не видел в таком виде и, кажется, еще больше восхищаться альфой нельзя, но Намджун доказывает обратное. У того у самого трепет внутри от омеги, которого он выводит на танец и прижимает к себе, как драгоценность. При этом он опасливо осматривается, ведь даже здесь, в особенно охраняемом из-за количества важных гостей доме, может оказаться кто-то чужой. Намджун готов в любой миг прикрыть омегу от пули. — Я не люблю такие танцы, — вздыхает Тэхен, отпивая коньяк. За спиной тенью стоит Чонгук, внимательно наблюдающий за всем, что происходит вокруг. — Но с тобой бы потанцевал, — улыбается омега и откидывает голову, смотря на альфу. — Голым. Дома. Чонгук ничего не отвечает, но в его глазах реакцию Тэхен улавливает и довольно улыбается. Альфа подходит к омеге чуть ближе, зарывает пальцы в его волосах и мягко гладит затылок. Тэхен готов замурчать от удовольствия. Никакие показушные танцы ему не нужны, пусть только будет рядом и напоминает о себе своим теплом, пусть смотрит только на него, пусть видит только его, пусть хочет только его. Когда уверенно подошедший к Элону Сынвон протягивает тому руку, гости затихают и обращают все свое внимание на них. Элон пару секунд смотрит альфе в глаза, будто не решается, но все-таки принимает приглашение и выходит. Большая ладонь скользит по его лопаткам к талии и прижимает к себе. Элон кладет руку на плечо альфы, а другую вкладывает в его ладонь. — Могли мы подумать, что когда-то так будет? — негромко спрашивает Элон, смотря мужчине в глаза. — Ты и я. Танцуем. — Нет, Тэхен бы без рук меня оставил за то, что я к тебе прикасался, — коротко улыбается Сынвон. Элон с болью смотрит на альфу, вздыхает и опускает печалью застеленный взгляд. — Ты и вправду все еще горюешь, — хмурится Сынвон. — Столько лет прошло. — Моя боль бесконечна, — грустно улыбается Элон, подняв глаза на альфу. — Сегодня о ней забудь. После танца вновь вынужденный держать дистанцию Хосок, чтобы не взрываться из-за отца, пьет. Он долго с собой боролся, но все время, что он пребывает здесь, Сынвон не перестает напоминать о себе и омрачать все вокруг своим присутствием. Хосок мысленно себе говорит держаться, не слетать с катушек, но третий стакан с коньяком на дне срывает в альфе с петель ограничители один за другим. Он обходит гостей, коротко общается с партнерами и, чтобы не сталкиваться с отцом, уходит подальше в сторону, где, оказывается, ищет тишины не только Хосок. Прислонившись к колонне плечом, стоит Тэхен с сигаретой в пальцах и глядит на алое небо. — Тошнотворное зрелище было, — с отвращением говорит Хосок, встав чуть позади омеги. Одна рука в кармане брюк, другая держит стакан. — Ты о чем? — спрашивает Тэхен, оглянувшись на Хосока. — Наши родители. Сначала одни, потом другие, сколько же грязи в этих двух фамилиях, — альфа отпивает коньяк и поджимает губы. — Что значит «сначала одни»? — не понимает Тэхен и медленно разворачивается к Хосоку, стряхивая пепел на траву. — Как бы я тебя ни ненавидел, но твоей способностью закрывать на дерьмо глаза восхищен, — скалится Хосок, а в глазах огонь уже поглотил весь мир. — Хосок, что ты несешь? — усмехается Тэхен, подняв бровь. — Сам себя слышишь? — Как у тебя получается игнорировать тот факт, что твой отец трахал моего папу? — Хосок, произнося эту грязную правду вслух, в эту секунду жалеет, что в стакане не отбеливатель, а коньяк. Он бы сейчас осушил его, очистил свой рот от этих мерзких слов, которые был вынужден озвучить, за что еще больше злится на омегу. Тэхен смотрит на него, как на психа, несколько секунд, хлопает глазами и как-то неестественно смеется. — Что? — Ты издеваешься надо мной, прикидываясь идиотом? — рычит Хосок и делает шаг к омеге, тот вскидывает голову и смотрит на альфу, как только родившийся. Ему что-то говорят, пытаются объяснить, а у него блок стоит, информация никак не доходит. — Мой отец и твой папа? — повторяет Тэхен, что даже звучит дико. — Ты перепил и не знаешь, какой еще повод найти докопаться до меня? — Ты серьезно не слышал об этом? — теперь Хосок готов рассмеяться. — Мой папочка был без ума от твоего отца. Справиться с его смертью он так и не смог. Думаешь, почему сбежал, оставив нас с этим ублюдком? — безрадостно усмехается Хосок, кивнув куда-то в сторону, где находится Сынвон. — Не удивлюсь, если это мой отец грохнул твоего за окончательно разрушенную семью. — Я никогда о таком не слышал. Ты что принял? — улыбается Тэхен треснуто, до последнего надеясь, что это бред. — Поделись со мной, хочу как раз чего-нибудь нового попробовать. — Хватит притворяться, будто ты не знаешь, о чем я, — Хосок хватает омегу за руку и крепко сжимает. Тэхену больно, но он не подает виду. Сигарета выпадает из пальцев и тлеет где-то под ногами. — Пусти, Хосок, — твердо говорит Тэхен, смотря в глаза беса напротив. — Ненавижу твою семью, — ядовито цедит Хосок, мечтая увидеть боль и страх в глазах омеги. Ту же боль, тот же страх, что и в его глазах были, когда он остался без полноценной семьи и обжегся об равнодушие отца в полной мере. Альфу неожиданно сильно толкают в плечо. Он делает шаг назад, коньяк в стакане немного выплескивается. Перед Хосоком оказывается Чонгук. Тэхена он скрывает за своей спиной. — Руки убрал от него, — чеканит каждое слово Чонгук, держа Хосока за пиджак. Другая рука уже до хруста сжимается в кулак. Прошлое напряжение между ними пустышка по сравнению с тем, что сейчас чувствует Тэхен, задыхающийся от того, как накаляется воздух. — А ты убери от меня, — сдержанно отвечает Хосок, въевшись взглядом в глаза полицейского. Они у них обоих сейчас одного оттенка ярости. — Еще раз к нему подойдешь, даже просто посмотришь, лишишься своих, — рычит Чонгук. Его глаза снова наливаются кровью, как тогда, в клубе, когда он избил альфу, посмевшего трогать Тэхена. — Контролируй угрозы, коп, тебя завтра же выпрут, если будешь превышать полномочия, — сухо усмехается Хосок. — Чонгук, пошли, — просит Тэхен, потянув альфу за руку на себя. В этот раз нельзя позволить ему сорваться на Хосоке, это будет кровопролитие века, которое обоим принесет огромные проблемы. Не то место, не тот случай, не с тем окружением. — Пожалуйста, идем домой. Чонгук чудом цепляется за голос омеги, и лишь поэтому отступает, но все еще предупреждающе смотрит на альфу. Злится на себя, что на секунду, увидев кого-то подозрительного, отошел от Тэхена. Ложная тревога. Хосок отходит и, как ни в чем не бывало, закуривает. Ему тоже марать руки не хочется. Много любопытных глаз хотели бы это запечатлеть, но он никому такого удовольствия не доставит. Тэхен садится в машину. Чонгук заводит двигатель и выезжает. Омега смотрит перед собой и видит диалог с Хосоком, который никак не может прекратить повторяться в голове. — Мне нужно поговорить с папой, — тихо говорит омега, подняв тяжелый взгляд на альфу. — Поедем в особняк, я дождусь их с Тэгюном там. А ты езжай без меня домой, я буду в безопасности. — Что он сказал тебе? — спрашивает Чонгук в своем привычном ледяном тоне. — Я не могу говорить об этом, пока не услышу подтверждение от своего папы, — мотает головой Тэхен. Ему даже думать о таком страшно, представлять опасно. — Я буду рядом, — коротко говорит Чонгук и едет в особняк семьи Ким. Там Тэхен места себе не находит, еле борется с собой, чтобы не обнулиться с красной таблеткой, она бы облегчила восприятие, но Тэхену сейчас нужно быть в здравом уме, чтобы убедиться, что не ослышался, что правильно Хосока понял. Омега слышит подъехавшие машины спустя пятнадцать минут и подскакивает с кресла в гостиной. Элон входит, отдает пальто прислуге и переобувается в мягкие домашние тапки. Завязывает волосы в хвостик на затылке, просит чай и входит в гостиную, столбенея на пороге. — Ты когда успел приехать, милый? — спрашивает Элон. Тэгюн входит за ним и устало плюхается на диван. — Ты чего здесь? Поссорился со своим полицейским? — спрашивает омега, но Тэхен игнорирует все вопросы и задает свой без предисловий и хождения вокруг да около. Так будет легче, так будет быстрее получить ответы. — Папа, отец был верным мужем? Элон на секунду выглядит растерянным и уязвимым. Тэгюн, услышав неожиданный вопрос, тоже голову поднимает и удивленно-возмущенно смотрит на брата. — Конечно, Тэхен-и, он любил лишь меня до последнего вздоха, — спокойно отвечает Элон, только его бегающий взгляд ни на чем не концентрируется. — Я не спрашиваю о любви. Он не изменял тебе? — напирает Тэхен. — Откуда вдруг такие вопросы? Ты пьяный, малыш? — хмурится Элон. Прислуга приносит ему чай и ставит на столик, Элон взглядом требует выйти и оставить их. — Почему все всегда думают, что я не в себе? — нервно смеется Тэхен. — Он не изменял мне. Как ты вообще додумался до такого? — Элон опускается в кресло и берет свою чашку, взгляд уводит, не смотрит в глаза младшему сыну, пока тот его сверлит и ничего другого не видит вокруг. — Даже с Джинином? — Тэхен спрашивает и задерживает дыхание. — Что? — выдыхает удивленно Тэгюн, а Элон медленно отпивает горячего чаю и поднимает взгляд без удивления на младшего сына. — Кто рассказал тебе? — сдержанно спрашивает он. — Неважно, об этом знают другие, а твои дети в неведении. Так это правда? Тэхен изменял тебе с Джинином? Так ты еще и в курсе, — криво улыбается Тэхен. — Папа, — переводит взгляд на Элона Тэгюн. — Что происходит? — Как я вам мог сказать о таком? — Элон ставит чашку на столик и поднимает глаза. — Как я мог? Вот вам секрет, дети мои, ваш любимый отец изменял вашему папе с другим. Не лучшая память о нем, — подрагивает голос омеги. — И ты все равно был с ним, — поджимает губы Тэхен. — Вам не понять еще этого, и, я надеюсь, вы не столкнетесь с подобным никогда, — Элон разглаживает ладонями брюки на коленях и после недолгой паузы продолжает: — Единственной любовью Тэхена всегда был я. Омег в его постели было немало, но свою жизнь вместе с душой и сердцем он положил к моим ногам. — Как ты прощал это? — тихо спрашивает Тэгюн, с сожалением глядя на папу. — Звучит так бредово, — издает сухой смешок Тэхен. — Немало омег? Ты о каждом знал? — Нет, и не хочу, — мотает головой Элон. — Мне его любви хватило сполна, а ему моей. Он просто… не мог бороться со своими демонами, — слабо улыбается омега. — Ему нужно было их кормить, иначе они бы его просто уничтожили, а следом и нас — его семью. — Джинин был влюблен в него? — спрашивает Тэхен, неторопливо ходя из стороны в сторону за диваном и все не осознавая подлинность услышанного. — Джинин, не познавший счастья с Сынвоном, выдумал его себе с моим мужем, и я понимаю его, нельзя не потерять голову перед таким, как Тэхен, — Элон подходит к шкафу с винами и достает бутылку, наливает себе в бокал немного красного. — Только Тэхен не мог дать ему всего, что он хотел, ведь он был и есть мой альфа. Джинин сходил с ума от безответной любви. Сынвон окончательно потерял своего мужа, как родственную душу, и стал еще более жестоким, а Джинин просто исчез, как только не стало Тэхена. И никто не знает, куда он делся. — Папа, разве это нормально — спокойно смотреть, как твой любимый человек спит с другими, даже если он любит тебя? — у Тэгюна в голове осознание произошедшего много лет назад не укладывается. — Такая любовь… она на другом уровне, у нее свои законы, — Элон делает глоток вина и опускается обратно на кресло. — Мне не понять, я и не хочу, — мотает головой Тэхен, с болью и отрицанием смотря на спокойно говорящего о таком папу. — Что еще мы не знаем о нашем отце? — Он был самым светлым человеком, — у Элона слезы на глазах выступают, он опускает взгляд на дно бокала. — Я будто в какой-то бред попал, — шепчет Тэхен, не веря, и смотрит на брата. Тот так же растерян сейчас, как Тэхен, когда услышал это от Хосока. — Я ухожу, — Тэхен обходит диван, на котором сидит брат, и идет к двери. — Тэхен, Тэгюн… простите, — виновато смотрит на детей Элон. — Ты забываешь, что мы уже не дети, — поджимает губы младший сын. — Выпей таблетки и ложись спать, пап, — бросает Тэхен и выходит. Тэгюн нагоняет его уже на пороге. — Откуда ты узнал? — Я наконец понял, за что Хосок ненавидит нас, — отвечает Тэхен, пожав плечами. — Папа как будто и при жизни отца был не в себе, — тихо говорит Тэгюн. — Конечно, так любить, закрывая глаза на многочисленные измены, — хмыкает Тэхен. — Безумие. — В любом случае, это далекое прошлое, и нас оно не касается, поэтому постарайся вести себя с ним помягче, больше этот вопрос поднимать не будем, — просит Тэгюн брата. — Эта тема не самая приятная для нас всех. Тэхен вздыхает и коротким кивком соглашается. Тэгюн прослеживает за тем, как омега садится в свой рэндж ровер, за рулем которого сидит Чонгук, и возвращается в дом. Принять такое будет сложно, понять папу просто невозможно. Людям бы одну измену любимого пережить, а Элон столько выстрелов в спину выдержал, так еще и оправдывает каждый из них. Может, это и правда что-то другое, не каждому понятное. По крайней мере, Тэгюн понять эту любовь не может. — Что происходит, можешь, наконец, сказать? — слегка раздраженно спрашивает Чонгук, поворачивая руль и держа курс домой. — Чонгук, почему ты ненавидишь моего отца? — тихо спрашивает Тэхен, прикусив губу. Альфа резко переводит взгляд на омегу. — Глаза наконец открылись? — хмыкает Чонгук. Они доезжают домой в молчании, у Тэхена нет сил говорить по дороге. Смотря в окно, он все время поездки пытался дать себе передышку, утрамбовать в сознании новую открывшуюся тайну, в которую до сих пор не верится. Рука не поднимается стереть идеальный образ отца, сохранившийся в памяти. Хотел бы он это забыть, но занывшее сердце не позволяет. Почему не может быть так, что все вокруг сговорились солгать? Уже дома Тэхен залезает на мягкий диван и прижимает колени к груди, пока Чонгук по привычке варит кофе для них с омегой. Тэхен искусал губы в нервном ожидании разговора, которого уже не избежать. Вопрос задан. Все, что он так долго отрицал, услышать волнительно. Тэхен отчаянно хватается за крупицы светлых отрывков воспоминаний об отце, о том свете, который он с собой нес, куда бы ни пошел. О той любви, какой даже в сказках позавидуют. Последнее уже заводит в сомнения, слова папы слишком резкие и безумные. Красивая картинка покрылась трещинами. Еще одна истина, и она взорвется мелкими, впивающимися в кожу, осколками. — Когда мы были детьми, страшнее него человека в этом городе не было, — говорит Чонгук, помешивая готовящийся кофе. — Что? Почему? — тихо спрашивает Тэхен, наблюдая за альфой. — Бывают опасные преступники. Их все боятся, от одной мысли о них людей в дрожь бросает, — Чонгук убирает ложку и цедит: — А он был во главе. Ему весь город тогда принадлежал. Хоть это ты знаешь? — Про город я знаю, но человек, о котором ты говоришь — не мой отец, — мотает головой Тэхен, крепче обнимая колени, мечтая схлопнуться и просто исчезнуть. Слышать это больно, каждое слово клеймо выжигает на душе, но жить в неведении уже нельзя. Кто-то чужой притворился его отцом и творил кошмар в этом городе. — Я думал, ты примешь это, раз спросил, — Чонгук поглядывает на Тэхена. — Я не знаю, что думать, считай, моя картина мира сейчас рушится, я просто не понимаю, — Тэхен подскакивает с дивана и начинает нервно расхаживать по гостиной. Подходит к окну, смотрит куда-то в пустоту, тихо спрашивает: — Что… еще ты знаешь? — Район, где я родился, был местом отходов для Тэхена, — продолжает Чонгук. — Там все грязные дела вершились. Там убивали, продавали наркотики, искали союзников. Среди худших. Там творился хаос, простые люди не могли спокойно существовать, их либо убивали, либо грабили. С моим папой случилось первое, — альфа поджимает губы. — Нет, нет, — Тэхен мотает головой, подходит к столику, где лежат сигареты, и закуривает, продолжая нервно мерить шагами гостиную. — Это бред. Я никогда не слышал такого ни от кого. — Сейчас об этом не говорят, — пожимает плечами Чонгук. — Большинство, как и ты, возносит его, ведь это самое большинство было уверено в его чистых делах и любви к городу, для которого он старался. Но что творилось в тени, запомнят лишь те, кто своими глазами видел это. Неизвестно, что было бы с городом, если бы власть у него осталась. — Поэтому нас хотят убить, — тихо говорит Тэхен, поднимается и садится на полу у панорамного окна и глядит на этот красный город под ногами. Он будто всю эту кровь своими глазами видит прямо сейчас. Кровь, что проливалась из-за отца и его собственной рукой. — Это же кошмар, и мне не верится в него. — Не может это небо быть еще краснее, — Чонгук ставит на полу возле омеги чашку с горячим кофе и опускается рядом. — Когда-то давно здесь были подобные ему главы. — Тогда небо было серым, а под ногами — прах, — тихим, чуть хриплым голосом говорит Тэхен, не уводя стеклянного взгляда от окна. — Я не могу принять то, что мой отец из числа таких… чудовищ. Я готов был умереть за свою правду о нем, боже, сколько я спорил с тобой… — Тэхен замолкает, в голове у него взрыв. — Скажи, что ты выдумал это из ненависти к таким, как я. Скажи, что такого не было, — с надеждой смотрит на Чонгука омега. — Пожалуйста. — Мне жаль, — коротко отвечает альфа, мотнув головой. Тэхен нервно смеется, сжимает пальцами волосы у корней и не понимает, что не так, почему его представление в один миг перевернулось, и никто не пытается опровергнуть опасные слова, которые бьют омегу точно в сердце. Слова, которым не будет обратной дороги, и не забыть их, не стереть, они под кожу залезли и будут теперь там гнить. Тэхен видит лицо своего отца, отчетливо сохранившееся в памяти, и не укладывается у него в сознании мысль о монстре, который изменял любимому и ломал жизни других, и глазом не моргнув. Правда, по глазам Чонгука Тэхен видит это, злится от этого еще больше. Никто не пытается солгать. — Мне жаль, что я не узнал об этом раньше, — тихо шепчет омега, дрожащими пальцами поднимая сигарету к губам. — Я выглядел посмешищем? Наивно веря, что мой отец был спасением для всех и каждого в этом городе. Уверенный, что он нес свет и любовь, не жалел ни для кого и мог бы превратить этот город в рай на земле. Так еще и мой папа его отбеливал в наших с Тэгюном глазах, а потом пришел ты и с самого начала знал правду, — Тэхен сломано улыбается, смотря на отражение Чонгука в окне. — А я не хотел слушать. И сейчас не хочу, но уже поздно, да? — Это уже неважно, это в прошлом. Мы были детьми в то время. Наверное, все случилось так, как должно было. Но я не отрицаю, что без него этому городу лучше, я просто не могу. Его власть сломала мое детство и жизнь многих, — Чонгук говорит негромко, повесив локти на согнутых коленях, и крутит серебряный браслет на руке. — Твоя ненависть ясна, а я будто о другом человеке слышу, — Тэхен делает глубокую затяжку, что глотку жечь начинает, затем выпускает дым вверх и тушит сигарету в пепельнице. — Я больше не хочу говорить о нем, — омега переводит взгляд на Чонгука. В его глазах разбился весь мир. Мягкий голос отца в памяти, его улыбка, которую Тэхен сейчас носит, его глаза и теплые, сильные руки. Его любовь, которая пылала так, что могла мертвую планету воскресить своим огнем. Любовь к папе, любовь к детям. Она им двигала, она делала его сильнее, хотя Тэхен всегда верил, никто и ничто не могло бы отца сломать. Его сломали враги, которых он сам себе нажил. Его убила его жестокость, его бессердечность по отношению к другим. Его убил мрак, что отбрасывал лживый свет, дававший надежду людям. Он не дал им ничего. Он отобрал все. Он разбил сердце мужа, который до сих пор его тень, идущую за ним, видит. Он лишил всех дорогого. — Я не хочу… — шепчет Тэхен с дрожью и сам своему голосу не верит. — Я не хочу его имя носить.🩸
Хосок докуривает сигарету и достает телефон, пишет брату, что собирается уходить, и под взгляд отца возвращается в дом. Проходит через зал и ждет Джевона у дверей. Никто не видел стычку с Тэхеном и копом, но Хосоку было бы плевать, даже если бы все на это смотрели. Но наблюдал лишь Сынвон, он не упустит из виду. Стоял, наверное, внутренне взрывался, не представляя, что происходит между Тэхеном и Хосоком, и что его сын мог с такой ненавистью ему говорить. А Хосок определенно будет жалеть завтра, когда проснется трезвым, и реальность ударит по голове. А еще он будет говорить с отцом, тот не оставит этот вопрос открытым. Может, снова пошлет вышибал марать руки. Но сейчас Хосока ничего не волнует. Он дожидается брата. Тот выглядит убитым, выходит из уборной, держа пиджак, и зачесывает упавшие на лицо волосы за ухо. — Едем, — коротко бросает Хосок и уже собирается выходить, как вдруг из зала выходит Юнги. — Хосок, что случилось? — взволнованно спрашивает он. — Ты прошел мимо, даже не взглянул. Из-за отца? Юнги сразу же замолкает, увидев глаза альфы. Он уже видел этот взгляд, из-за которого кожа коркой льда покрывается. Знает, что это такое. Хосок делает к нему два шага, накрывает ладонью затылок и, ничего не говоря, целует в лоб, выпускает и покидает особняк вместе с братом, который на прощание машет Юнги рукой и шепчет, что все в порядке. Хотя ни у кого из них на деле не все в порядке. Но сейчас так будет лучше всего. Макларен, на котором дерзнул приехать Хосок, и четыре джипа охраны уже ждут их у лестниц. — Ты же не сядешь за руль? — обеспокоенно спрашивает Джевон, когда брат подходит к своей машине. Знает он это состояние Хосока, когда тому хочется убивать, но при брате, а теперь и при Юнги, приходится душить себя самого, лишь бы не сорваться. — Я в порядке, — отмахивается альфа. — Хосок… — мотает головой Джевон. — Так мне будет спокойнее. Пусть нас повезут в другой машине. — Хорошо, — сдается альфа и ведет брата к одной из машин охраны. — Отгоните тачку в гараж, — говорит он альфе из своей охраны. — Почему ты выпил? — тихо спрашивает Джевон, когда они выезжают. Первыми трогаются макларен и три остальных автомобиля. — Ты бы видел, как отец глаз с меня весь вечер не сводил, — цедит Хосок, приспустив окно и закурив. — Как будто я ребенок малый, за которым нужно следить. — Такие мы в его глазах, — кусает губу Джевон. — Не успел я выйти из уборной, так сразу услышал от кого-то, что ты с Юнги танцевал. Главные сплетники собрались сегодня у Паков. — Мне вдруг стало плевать, что он думает. Если решил, что, подняв на меня руку, напугает, то ошибается, — Хосок стряхивает пепел наружу и снова затягивается. Ветер сразу же уносит пепел, они летят по главной дороге города, пестрящей огнями со всех сторон. — Все равно будь осторожнее, кто знает, что он еще может выдумать, — хмурится омега. — Еще одна его ошибка… — Хосок! — неожиданно надрывно кричит Джевон. Громкий взрыв и яркая вспышка перед глазами.🩸
Сынвон выходит из машины и поправляет полы пиджака. Отдает пальто прислуге и проходит в гостиную. Не успевает он опуститься в кресло и попросить виски, как к нему влетает альфа из охраны. — Что? — раздраженно спрашивает альфа. — Что за паника на твоем лице? — Ваши дети, господин, — с дрожью выдыхает мужчина. Сынвон замирает, слушает. — Их машину подорвали… — Что за бред ты несешь? — вдруг взрывается альфа, сам того не поняв. — Что за глупости ты озвучиваешь! Уйди с глаз моих! — Господин, покушение… Он не договаривает, в него летит стакан. Мужчина успевает увернуться и спешно покидает гостиную, боясь попасть под горячую руку, уже был на грани. Сынвон тяжело дышит, нервным движением зачесывает назад выбившуюся прядку и сверлит дверь диким взглядом. В гостиной наступает звенящая в ушах тишина. Сынвон сам не понимает, как ноги подкашиваются, и он опускается в кресло обессилено. В воздухе все еще летают слова альфы, которые мозг не может принять и обработать, принять за истину. Сынвон опускает голову и смотрит на свою грудь, где вдруг сердце болезненно сжалось.