ID работы: 8776965

city of red lights

Слэш
NC-17
Завершён
15197
автор
Размер:
723 страницы, 38 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
15197 Нравится 4157 Отзывы 6429 В сборник Скачать

цианидовая семья

Настройки текста
Примечания:
Проснуться от чужого тепла для Тэхена в новинку. Совсем рядом. Тесно прижав к груди. Омега чувствует тихое сердцебиение. С ним спит тот, на кого взгляд устремленный в презрение с горькой ненавистью превращается. Его беззвучное дыхание щекочет плечо и шею, мурашки провоцирует, отчего сквозь сон улыбка просится на губы, от которых живого места не осталось. Этот зверь, которым альфа оказался на самом деле, всего Тэхена сожрал, нигде без своего присутствия не оставив. Все тело в его росписях. Где-то слишком грубые пальцы, где-то губы рождали багровые цветы, а где-то зубы приятную боль дарили, пуская опьяняющую кровь. Он пил Тэхена всю ночь, каждой каплей наслаждался, боль принимал во всех ее видах и жалел лишь о том, что раньше не испробовал. Тэхен это сожаление в глазах с красным отблеском видел и довольствовался. Чонгук не переставал с собой бороться, и с каждым поцелуем, новым толчком и прикосновением рук, сдавался, заходя все дальше и дальше. А двери за ним сразу же громко захлопывались. Тэхен помог принять поражение и обернул его в победу. Чонгук получил Тэхена, — в этом победа. Недолго длится удовольствие от созерцания спящего альфы, у которого еле прикрыта нижняя часть тела. Тэхен не успевает схватить фотоаппарат, чтобы сделать пару красивых снимков, как Чонгук уже смотрит на него своим неизменно раздражающим взглядом. Так, словно не было ничего. Словно не он пришел к Тэхену, не он шагнул к нему, не он трахал всю ночь напролет, никак не насыщаясь.  — Моральный урод вернулся? — улыбается Тэхен, надеясь, что разочарование голосом не выдал. А Чонгук холодными глазами скользит по обнаженному омеге, сидящему перед ним с фотоаппаратом в руке. Этот проклятый пирсинг на сосках красиво поблескивает в утренних лучах. Солнце проползло в спальню через шторы, найдя щель. Взъерошенные волосы перьями торчат в разные стороны, губа прикушена, глаза медленно заражаются тем же холодом, что завладел чонгуковыми. Так он и действует. Стоит о ненависти на какой-то миг забыть, как Чонгук вновь напоминает и окунает с головой.  — Дерзкая сука снова с нами? — парирует альфа с хрипотцой в сонном голосе, от которого Тэхен готов растечься еще разок.  — Никуда не уходила, — смеется он и делает фото, на котором обнаженный альфа сверлит его мрачным и откровенно недовольным взглядом. Весь кадр испортил, и в то же время украсил.  — Я и его сломаю, — угрожает Чонгук ледяным тоном, и Тэхену вдруг самому хочется сломать этот фотоаппарат, но только об голову альфы.  — Дерзни. Придется в другую страну лететь за новым, — Тэхен пододвигается к Чонгуку ближе, обводит пальцем острую линию челюсти под пристальным взглядом, который только раззадоривает, и снова поднимает фотоаппарат, но не успевает еще раз сфотографировать. Альфа хватает тонкое запястье и с напором опускает руку омеги. — Мразь, — рычит Тэхен, не переставая улыбаться. Чонгук резко садится, и их с омегой лица оказываются друг напротив друга. Он больше не борется, сразу действует, потому что двери на замки закрылись и терять нечего. Чонгук целует, обрушиваясь волной мурашек по телу Тэхена, не ожидавшего резкого контраста горячих губ с замерзшими глазами. Не успевает омега расслабиться, как Чонгук, кусанув напоследок, отстраняется. Он отскабливает свой взгляд от омеги, от которого во рту слюна скапливается, отбрасывает одеяло и встает, направившись в смежную со спальней ванную комнату. Тэхен с пьяной улыбкой валится на подушки и смотрит вслед, бесстыдно таращась на упругий подтянутый зад детектива. Чонгук стоит под струями прохладной воды и пытается настроить себя на работу. Когда в голове фрагменты ночных событий, сконцентрироваться на важном выходит с трудом, а внизу, кажется, снова растет напряжение, и это бесит альфу еще сильнее. Пока Тэхен в зоне влияния, взять себя в руки не выходит. Хотя, даже будь он на другом конце планеты, точно так же действовал бы на Чона. Чонгук жалеет, что попробовал. Теперь без этого вкуса на языке жить будет тяжело, и все мысли будут только о нем. Тонкие пальцы пробегают по спине, кажутся иллюзией, еще больше заводят, когда тянутся вперед и гладят по груди и напряженным кубикам пресса. Чонгук поворачивает голову вбок и видит свое проклятье, от которого снова теряет рассудок. Тэхен стоит в кобуре Чонгука на голое тело, не забыв о пистолете, который в чехле покоится. Альфа не уверен в том, что Тэхен его не захочет применить, так опасно блестит взгляд больших глаз. От этого омеги можно ожидать, что угодно. И на опасность плевать, потому что Чонгук видит картинку, и она его снова выбивает из колеи. Красивое тело, постепенно мокнущее от летящих на него капель воды, темные ремни кобуры, висящие на плечах, и пистолет сбоку. Тэхен никогда не выглядел таким опасным. Обнаженный и вооруженный. Первое — самое пугающее для Чонгука. Если бы омега сам не пришел в его руки, альфа бы пошел за ним и сорвался, потому что никакая работа в голову не идет. Ее целиком Тэхен заполнил. Омега, что сейчас рассыпается в руках Чонгука и собирается заново. Тяжелое дыхание, звонкие поцелуи с запретом на нежность, шлепки влажных тел и стоны, растворяющиеся в воздухе. Чонгук сдавливает его в своих руках до хруста костей, до натянутых и впивающихся в кожу лямок кобуры, трахает сладко, горячо и долго, в этот самый момент забыв о работе и обязанностях. Пока Тэхен в его руках тает, ему никто другой не является угрозой. Тэхен снова позволяет альфе кончить в себя, позволяет целовать шею и плечи поверх еще свежих отметин, позволяет сжимать ягодицы до боли, — все позволяет. Но уйти бы не позволил. Чонгук выходит, стирает влагу с тела большим полотенцем и собирается на работу, которую никто не отменял. Пока альфа подбирает свои вещи по дому, начиная со спальни, в которой они обозначили финиш, Тэхен делает кофе, надев большую футболку и трусы.  — Сигарета и кофе на двоих. У нас уже было такое. Что скажешь, фараон? — спрашивает омега из кухни.  — Мне нужно быть в участке через двадцать минут, — отвечает альфа, надевая влажную от душа кобуру, что он в порыве сорвал с омеги, которого ритмично вжимал в стенку душа. Тэхен не удивлен.  — Если бы ты не взял меня в ванной десять минут назад, я бы решил, что ты пожалел о ночи, — омега пожимает плечами и бросает на альфу короткий взгляд. Чонгук ничего не отвечает, пока застегивает джинсы.  — Ты надоел мне, — разгорается Тэхен, не выдерживая молчания. Не после того, до чего они дошли ночью. — Зачем ты пришел вчера, Чонгук? Утешить себя? Утолить жажду? Я же знаю, эта жажда в твоих глазах читается до сих пор, — Чонгук косится на Тэхена, и тот с сухой ухмылкой убеждается в своих же словах. — Или все же меня утешить захотел? У тебя вышло. Пару дней продержусь без секса, — омега ставит кофе в турке на плиту.  — А ты так узко мыслишь, оказывается, — уже полностью собранный Чонгук подходит к кухонной стойке.  — С тобой только так. Ты вроде чертов Шерлок, но на деле… — пожимает плечами Тэхен.  — На деле? — альфа поднимает бровь, вперившись взглядом в омегу.  — Ты идиот, фараон, — выдыхает тот.  — У идиота есть принципы, — Тэхен ощущает спиной, что Чонгук оказывается позади него. Напряжение снова набирает обороты. — Те, с которыми он жил очень долго, ни разу не нарушив, не предав, но тут появляется Ким Тэхен, пусть не тот, но часть того самого, и…  — И разрушает эти принципы к чертям? — прерывает альфу Тэхен, повернув голову в бок и глядя на Чонгука.  — Портит жизнь, — каменно отвечает Чонгук, без эмоций глядя омеге в глаза сверху вниз.  — Тогда какого хрена ты тут делаешь? — спокойно спрашивает Тэхен, развернувшись к альфе. Позади раскаленная плита, но она не соперник огню, исходящему от Чонгука. Тэхен не показывает, как что-то словно ножом по стеклу скребет внутри него от двух слов альфы. — Ты вчера целовал мне руки и ноги, а сегодня снова глазами плавишь. Ты считаешь себя нормальным? — сухо смеется омега. — Когда я зову тебя психом, я ни на секунду не ошибаюсь, Чонгук.  — А чем лучше ты, раздвинувший ноги для того, кого так презираешь? — с язвой отвечает Чонгук.  — Нам надо лечиться, — улыбается Тэхен и отворачивается, как ни в чем не бывало, снимая турку с плиты. — Но тебе пожизненно.  — Научись контролировать свой рот, — цедит Чонгук на ухо, обжигая жарким дыханием.  — А иначе? — ухмыляется Тэхен. В глазах вдруг темнеет, будто свет отключили. Чонгук успевает подхватить ослабшее тело и не дать омеге удариться головой о кафель. Он поднимает Тэхена на руки и быстро несет в спальню. Несколько сотен тысяч нервных клеток теряет, пока смотрит на обмякшее в его руках тело, пока опускает его на кровать и ищет телефон. Через секунду, уже собираясь звонить в скорую, он сталкивается с глазами Тэхена, что глядит на него, словно ничего не произошло.  — Я не умираю, — тихо говорит он. Ноги подвели, слабость выжирающих душу и силы дней дала о себе знать. — Не звони никуда.  — Опять неделю не ел? — раздраженно спрашивает Чонгук.  — Дело в другом, я думаю, — слабо улыбается Тэхен. — Чернота почти забрала меня, — взгляд альфы мрачнеет и тяжелеет. — Шучу. Короткое замыкание.  — Дурь твоя? — хмыкает детектив, присев на краю постели возле лежащего омеги. — Если кайф в том, чтобы доводить себя до черты, то и брать тебя под арест нет смысла.  — Я совсем безнадежен?  — Перестань рыть себе могилу.  — Так забери у меня лопату, — звучит еле слышно. Глаза обессилено прикрываются. Под веками сумасшествие на американских горках, хочется прочистить желудок и просто умереть. Разрушительные последствия не лучших дней обрушились слишком внезапно. Если бы не вчерашнее появление детектива, омега бы наверняка продолжил себя заживо варить во тьме собственного сознания. Тэхен слышит, как Чонгук говорит:  — Рики, я задержусь, — и бросает трубку. Тэхен чувствует, как кровать рядом прогибается, его обвивают крепкие руки и притягивают к себе. Омега утыкается носом в грудь Чонгука, словно для них подобные объятия — привычное дело. Каждая часть тела, которой альфа не касается, словно замерзает, не обогретая теплыми руками. Внутрь него хочется просочиться и раствориться. Глупо врать самому себе, что хочется держаться от него подальше. Какие-то непонятные приливы снова и снова приносят Тэхена к Чонгуку. Этот хладнокровный и не умеющий сострадать детектив врезался в омегу на скорости, они друг о друга размазались так, что разделить будет трудно. Тэхен и не хочет себя отделять. Как бы он не злился, как бы не взрывался от ненависти, ему без этого уже тяжко будет. Он с Чонгуком что-то чувствует. Чувствует, что не обладает всевластием, и какой-то маленькой, едва заметной частичкой Тэхену такой расклад по душе.  — Я отвезу тебя домой, — негромко говорит Чонгук.  — Я дома, — отвечает Тэхен.  — К твоей семье. Тебе надо прийти в себя. Сколько дряни ты принял, пока здесь находился?  — Сбился со счета, — слабая улыбка. Чонгук поджимает губы. В его руках Тэхен быстро засыпает, утомленный ночью и изнеможенный из-за таблеток, выкачивающих из его тела жизнь. Чудо, как он не подошел к краю пропасти. Он спит около часа, и весь этот час альфа лежит рядом, разглядывает красивое лицо и худые плечи с рисунками укусов его личного авторства. Вспоминает ночь и вкус этой кожи, который не забыть даже при огромном желании, думает о том, как точно омега вписывается в каждую деталь чонгуковой жизни, хотя именно тем является, кто ему противопоказан. И как с этим бороться? Как этому противостоять? Он так удобно лежит в его руках, что ничего менять не хочется. И Чонгук себя за это ненавидит. Когда Тэхен просыпается, Чонгук помогает ему одеться и без лишних разговоров, не слушая слабых протестов, несет в свою машину, не позволив идти на своих двоих.  — Это что за армия? — удивляется омега, вертя головой из стороны в сторону. Спереди и сзади мустанга едут по два черных джипа, принадлежащих семье Ким.  — У полиции слишком много забот, а для вашей охраны твоя защита — первостепенный долг. Я просил не ездить в одиночку, и теперь они тебе этого не позволят, — спокойно объясняет Чонгук, крутя руль.  — А вдруг убийца среди них? — усмехается Тэхен. — Нигде и ни с кем не безопасно.  — Это пока все, что мы можем предпринять.  — Я не хочу ехать домой. Видеть панику в глазах папы и непонятно что в глазах Тэгюна. Я никому ничего не хочу объяснять, — Тэхен прислоняет голову к прохладному окну.  — Думаю, тебе нетрудно будет изобразить на лице улыбку.  — Ты меня раскусил?  — Твои глаза не улыбаются, даже когда ты хочешь, чтобы это так выглядело, — пожимает плечами альфа. — Говорю же, я смотрю на тебя дольше десяти секунд, — не упоминает, что смотрел фотографии в старом телефоне омеги. Из них он многое узнал и понял для себя. Тэхен умеет заражать глаза улыбкой, но Чонгук распознал в них ту точку, которая похожа на еле заметный, но существующий изъян на ровном покрытии: она и выдает его неискренность.  — А кто-то годами глядит и не замечает… Чонгук провожает Тэхена до порога, в дом заходить и не думает. Он бы вообще его у ворот высадил, но омега не в том состоянии. Элон с тревогой смотрит на сына, коротко кивает Чонгуку в благодарность, хотя глазами отталкивает, подальше от сына требует держаться. Чонгук не подает виду, что что-то из этих сигналов распознал. Он просто сразу же уходит, не попрощавшись.  — Я скоро поеду заказывать гроб, — Элон прикладывает ладонь ко лбу, дает себе пару секунд, чтобы успокоиться, делает глоток вина и ставит бокал на кофейный столик. И вот начинаются его нервные хождения из стороны в сторону. Стандартная поза: руки, обнимающие худые плечи, на пальце все еще блестит обручальное кольцо, черный атласный халат и хвостик на затылке. И тревога в глазах, которые беззвучно кричат. В этом весь папа.  — Какой еще гроб? — хмурится Тэхен.  — Ты медленно загоняешь меня в могилу, Ким Тэхен, — для самого себя сдержанно говорит Элон. Волна только-только его накрывает. — Решил пострадать в одиночку, так хотя бы предупреди, что ты жив, и тебе не угрожает опасность. Почему ты плюешь и на себя, и на свою семью? Твой отец тоже молча страдал, чтобы меня не расстраивать, но только хуже делал. Ничего не говоря, брал пистолет и уходил из дома. Что я должен был думать в такие моменты? — смотрит на сына, а в глазах отражение прошлого. — Что он идет чью-нибудь кровь проливать? Войну устраивать? И трубку не берет. Молчит, убивает этим молчанием, точно как ты. А он, оказывается, всего лишь выпускал обойму в небо, — улыбка, болью облитая, трогает его губы. — Так он мне говорил, когда с пустым магазином возвращался, хотя я запах крови на нем отчетливо чувствовал. И все равно верил всему, потому что единственное, что мне было важно, — то, что он вернулся. Что он жив и здоров. Остальное не имело никакого значения.  — Я жив и здоров, пап. Ты сам отправил мне армию. А потом и он…  — С полицией водиться не лучшее решение. И Хосок…  — Па… — резко обрывает родителя Тэхен.  — Ты с ним спал, — твердо говорит Элон, посмотрев на сына так, словно на предателя глядит.  — Спал, — Тэхен не видит смысла что-то утаивать. По нему и так все видно. А Элону ответ все равно, как пощечина.  — Черт с ним, — выдавливает он, и сам себе противоречит негласно, осушая бокал. — Но пусть только это дальше не зайдет.  — О чем ты говоришь?  — Твой отец ненавидел их. Полицейские — самые грязные люди. Они хуже убийц и шлюх. Пока ты платишь им, они на твоей стороне. Если кто-то больше заплатит, на тебя наручники наденут за все твои грехи. Сразу же их вспомнят и на тебя пальцем покажут. Да даже если ты безгрешен будешь, найдут тебе преступление. Они полны лжи.  — Да вокруг нас ложь, пап, — сухо улыбается Тэхен. — В тебе, в Тэгюне. Во мне. В каждом из тех, с кем мы за семейным столом сидим, обсуждая успехи в бизнесе и гордясь тем, как мы могущественны вместе. Избавиться от нас выгоднее всего как раз тем, кто к нам ближе всего. Пак Хенбин, Чон Сынвон. А может, и Мин Джисоб. Поищи где-то там лживых. И прекрати уже это. Отца нет, это моя жизнь, и я сам с ней разберусь.  — Ты делаешь мне больно, Тэхен, — еле слышно говорит Элон, сломано смотря в глаза сыну.  — А ты хоть раз замечал, как делаешь больно мне? Тэхен резко поднимается с дивана, игнорируя вспыхнувшее головокружение, и, не желая слышать что-то еще, быстро уходит в свою комнату. Когда чувство, что внутренности раскалываются на части, наконец утихнет? Когда оставит в покое? Не успевает омега зайти в комнату, как следом входит Тэгюн, вернувшись с работы и застав папу расстроенным. Тэгюн не стал задавать вопросов, коротко обнял родителя, шепнув «я поговорю с ним», и поднялся к брату. И эта картина не нова.  — Можно было придержать рот закрытым, Тэхен, — сразу нападает Тэгюн. — Ты не понял еще, что когда открываешь его, то делаешь больно?  — Уйди, я не хочу ссориться, — спокойно говорит Тэхен, раздеваясь.  — Когда теряешь часть себя, многое утрачивается. Думаешь, я с папой душа в душу живу? Мне столько хочется ему сказать, но мне легче с тобой устроить очередную перепалку, чем в его разбитые глаза смотреть.  — Тогда ты хорошо меня понимаешь. Он душит нас, — Тэхен бросает одежду на пол и переодевается в домашние вещи.  — Он жив только по одной причине — мы с тобой, — тихо говорит старший брат.  — Мы потеряли отца, для папы мир остановился. Я не думаю, что отцу на том свете еще важно, с кем я или ты спим, — усмехается Тэхен, залезая в постель. Все, что сейчас нужно омеге — хороший сон.  — Делай, что хочешь, только ему боль не причиняй, — Тэгюн подходит к кровати и опускается на край. — Я знаю, у нас в семье негласная традиция переживать тяжелые моменты в одиночку. Но если совсем плохо, вспоминай иногда, что у тебя есть брат, который тебя услышит.  — Я забыл, — тихо говорит Тэхен, кусая губу. — Когда ты едва не погиб, я забыл об этом.  — Я к этому привык, а папа никогда не смирится, — мотает головой Тэгюн.  — Моя семья, — одними губами шепчет Тэхен. Даже с такими братскими отношениями, в которых каждый день — маленькая война, ближе Тэгюна Тэхену нет никого, и не будет. Даже сквозь тонкую пелену ненависти они видят друг в друге спасение и поддержку.  — Что? — не понимает Тэгюн.  — Хочу знать подробности о вас с Джином, — меняет тему младший, расплывшись в улыбке.  — Откуда…  — От этого проклятого общества не утаить ничего, — пожимает Тэхен плечами.  — А ты ничего рассказать не хочешь? — с хитрым прищуром спрашивает Тэгюн, разглядывая засосы на плечах и ключицах брата.  — В общем, слушай. Ничего интересного…

🩸

Входящий в число лучших клубов города закрыт для большей части посетителей, а о безопасности позаботились на высшем уровне. Этим вечером туда пришли только избранные, со всех сторон обставленные охраной. Это узкий круг, состоящий из самых близких людей, с которыми Джин общается уже не первый год. Клуб оцеплен, и подъехать к нему нельзя ближе чем на двести метров. Король веселья в этом городе решил устроить еще один праздник в честь победы над смертью, что была так близка.  — Это такое безумие, устраивать тусовку после случившегося, — закатывает глаза все еще не успокоившийся Чимин. Он долго отговаривал Джина не делать этого, но тот остался при своем категоричном и не терпящем возражений: «это наш город, и мы в нем диктуем правила».  — Твой брат любит пошуметь, — пожимает плечами Джевон, откусывая кончик клубники. — Ни для кого из нас не новость, что он безумен в своих желаниях.  — Еще немного, и я взорвусь, — Чимин откровенно недовольным взглядом смотрит на пришедшего на их тусовку с Тэхеном Тэгюна. — Только ради Джина, пусть бог даст мне сил, я выдержу этот вечер, — вздыхает омега.  — Выпей и расслабься, — Джевон пробегает пальцами по бедру Чимина и, обвив руками стройную талию, притягивает к себе, целуя в грудь.  — Пока Тэгюн перед моими глазами, сомневаюсь, что смогу, — бормочет Чимин, положив одну руку на плечо сидящего перед ним на барном стуле Джевона и гладя пальцами его затылок. В другой руке у него маргарита, которую он выпивает залпом, после чего просит бармена повторить.  — Отключи мозги, — шепчет ему в шею Джевон, закрадываясь пальцами в джинсы Чимина, обтянувшие красивый упругий зад.  — Не играй, а то я тебя прямо тут трахну, — предупреждает Чимин, мазнув губами по щеке довольного парня.  — Я думаю, наших друзей мы уже не удивим, так что, ты вполне можешь, — Джевон ведет кончиком языка по шее Чимина вверх, огибая чуть выпирающий кадык и поднимаясь вверх. Он коротко кусает его за подбородок и проникает ловким язычком в рот омеги.  — Иди к черту, ты уже пьян, — выдыхает в губы Чона Чимин. Соврет, если скажет, что Джевон в этот момент не заставляет его гореть и желать большего. Плюнуть бы на все, да уйти с ним, как они обычно делают. Наверное, так этот вечер и кончится. — С каких пор ты стал таким бесстыдным? «С тех пор, как понял, что в любую секунду могу тебя потерять», — мысленно отвечает ему Джевон, но не озвучивает. Он никогда не расскажет, как его кромсает изо дня в день с того самого вечера, как они слились воедино втроем. Хоть с тех пор Намджуна и не видать, Джевон не может расслабиться. Одно только то, что Чимин не принадлежит ему, убивает. Только лишь этого достаточно, чтобы вместо кислорода удушающий газ вдыхать. Джевон ничего не говорит и не скажет. Вместо этого расплывается в улыбке и целует, с наслаждением покусывая и посасывая любимые мягкие губы. Пока они находятся в плену друг друга, Джин, завидев наконец явившегося Тэгюна, забывает про всех и, точно как в тот злосчастный день, покинув диванчик, идет прямиком к омеге.  — И в горе, и в радости, Ким Тэгюн, — улыбается Джин. Омега поднимает взгляд и забывает, что нужно наполнять легкие кислородом. Джин выглядит так, словно жизнь в нем забурлила в два раза сильнее. Все так же красив и желанен каждым в красном городе. Идеальный альфа с большими черными глазами, взгляд которых Тэгюна заставляет смущаться. Пак с нездоровым блеском в глазах глядит, как охотник, обещающий жертве скорый конец со свободой. Тэгюн в его капкан давно попал.  — Вечер не успел начаться, а ты уже под чем-то, — начинает с недовольства Тэгюн. Джин коротко улыбается и прижимает омегу к себе, гладя большими ладонями по спине, скрытой тонкой светлой тканью рубашки, ведет носом по виску, втягивает его аромат и целует в скулу. У Тэгюна ноги готовы подкоситься, поэтому хорошо, что альфа его так крепко прижимает к себе.  — Меня накрыло, стоило увидеть тебя, — шепчет Джин, скользнув рукой на поясницу омеги. — Мой злобный ангел.  — Контролируй себя при людях, — тихо бурчит Тэгюн, а сам начинает тонуть в альфе.  — А тебя все люди волнуют, — усмехается Джин. — Здесь только семья, Тэ.  — Твой брат меня убивает глазами прямо сейчас, — из-за плеча альфы Тэгюн видит этот взгляд, так и кричащий «уходи, тебе здесь не рады». Назло ему хочется задержаться, помозолить глаза. Тэгюн приподнимается на носочках и целует Джина в щеку, смотря Чимину в глаза. У того бокал с коктейлем в руке готов лопнуть.  — Ты умеешь быть сукой, — понявший все Джин берет Тэгюна за подбородок и заставляет смотреть на себя. — Бери выше. Бери глубже, — шепчет он, глубоко целуя омегу. Тэгюн вцепляется пальцами в рубашку на груди альфы и позволяет тому творить с его ртом все, что ему хочется. После парочки коктейлей станет абсолютно плевать.  — Мой брат уже такой большой мальчик, — Тэхен, сидящий на диванчике с Юнги и еще парой знакомых омег, стирает невидимую слезинку. Тэгюн и Джин подходят к ним и садятся рядом. Первый закатывает глаза и берет коктейль. — Эй, а поделиться с другом? — с шутливой обидой спрашивает Тэхен Джина, ткнув пальцем в уголок своего глаза. Намекая на алую слезу.  — Можно открывать клуб наркоманов, — встревает Чимин, подошедший к ним с Джевоном в обнимку. Ему полегчало после пары коктейлей, но раздражение никуда не девается. Оно держит Чимина в напряжении уже не первый день. С той самой минуты, как брат чуть не погиб, а человек, который успел стать какой-то значимой частичкой в жизни омеги, вдруг исчез, оставив след холодного разочарования. Чимину надоело. Чимину надоели все.  — Мы с Джином его давно возглавляем, — усмехается Тэхен, словив маленький пакетик с порошком, брошенный Джином.  — Как бы тебя твой коп не засадил, — язвит Чимин, завалившись на диванчик и закинув ногу на колено Джевона. — Хотя, он не посмеет тронуть Ким Тэхена. Наши семьи неприкосновенны. Ты с рук его кормишь деньгами, пока творишь дерьмо у него под носом?  — Хочешь со мной об этом поговорить? — с опасной улыбкой, ничего хорошего не обещающей, спрашивает Тэхен, рассыпая на краешке прозрачного столика белые дорожки. Чимин закатывает глаза. Не знает, на что Тэхен способен, если коснуться запретного. Только Чимин обычно не переходит границы, это сейчас ему хочется душу каждого ковырнуть, только бы в свою не заглядывать.  — Ты осторожнее, не заиграйся, Хосок не обрадуется еще одному альфе меж твоих раздвинутых ножек, — смеется Чимин, сгорая от необъяснимой злости. Джин смотрит на него серьезно, взглядом требует замолчать и придержать коней. Вдруг как-то тихо становится, музыка уходит на второй план. Юнги, который в очередной раз жалеет, что оказался в этой компании, хочет просто раствориться в воздухе. Слова Чимина отравленной стрелой влетают в сердце. Даже Джевон понимает, как мерзко это звучит. Он рефлекторно переводит взгляд на Юнги, мысленно ему сочувствует и кричит, что это все бред, и в это верить не стоит. Одному Тэгюну все равно. Он лучше остальных знает правду. Ему брат рассказывал о другом. О том, кто заставил его голос дрожать от волнения. О том, кто его заполнил собой.  — У нас с Хосоком идеальные отношения. Нам взаимно плевать друг на друга, разве кого-то тут это удивляет? — спокойно, с улыбкой отвечает Тэхен, подняв голову и пальцем стерев остатки порошка с кончика носа. Тэгюн поджимает губы и отворачивает голову. Видеть, как брат себя уничтожает, больно, но он давно эту войну проиграл. — Не хочешь в наш с твоим братом клуб? Может, приятнее станешь.  — Если убивать себя, то быстро и безболезненно, — мило улыбается Чимин. — Юнги, давай выпьем? К черту это все, — переключается он сразу же, решив не зацикливаться. Этим вечером Чимину будет плевать. Но Юнги даже смотреть на него не хочется. Сегодня Чимин бьет свои же рекорды. Юнги молча встает и уходит на балкон. Раствориться не вышло.  — Он как был занудой, так и остался, — закатывает глаза Чимин и заказывает текилу. Юнги выдыхает, оперевшись на перила и прикрыв глаза. Он думал, развеется, отвлечется от работы и дома, где ни на миг не забывает о Хосоке и о том, на чем они закончили. Все эти дни он грыз себя, мысленно ругал Хосока и испытывал горечь, которая никак не превращалась в слезы, что омега себе запретил. Он сам себя убеждал, что подобного и надо было ожидать от альфы вроде Хосока. Что в этом грязном городе грязные все. Что сам виноват, доверился, душу открыл и был уверен, что взаимно. Все на Хосока валил, думал, от этого легче будет, но ничего не менялось. Перед глазами только фотографии из интернета были, где Хосок с другим. С тем самым, кто предупреждал о грязи этого места. А теперь он слышит опровержение всего, что он себе надумал, и от этого вовсе не легче. Наоборот, Юнги себя ужасно чувствует. За веру в свою глупость, за свою наивность и привычку сразу все перечеркивать, не давая шанса никому. Он злится на себя, на то, что поверил в ложь. В ней все купаются, ею живут и ею делятся, кормя зрителей. Их уровень птичьего полета основывается на лжи и притворстве, чуждым для Юнги. Хосок просто играл. Тэхен умело подыграл. Юнги сглупил. Юнги хочется дать себе по лицу. Он открывает глаза, слышит приближающиеся шаги, по аромату узнает, кто к нему вышел, не оборачивается. От пришедшего болью пахнет.  — Почему ты миришься с этим? — не выдержав, спрашивает Юнги, повернувшись к Джевону. Они в тот вечер, оба подкошенные ножом в спину, не успели об этом поговорить.  — Потому что люблю, — Джевон без раздумий отвечает, даже не спрашивая, о ком речь. «Мириться» — это то, что он делает в последнее время, имея шанс быть рядом с Чимином.  — Только он об этом не задумывается, — мотает головой Юнги.  — У него дерьмовый опыт в отношениях, поэтому он стал таким. А я пытаюсь его починить. Ему больно, это не все видят. А я вижу.  — А он видит, как больно тебе?  — Нет, — улыбается Джевон. На его улыбке повеситься хочется. — И не должен знать. Я буду рядом, пока это возможно, и не дам ему ощутить даже капли того, что я испытываю. Его это разорвет, — спокойно говорит омега. Он это давно уже решил для себя.  — А с тобой что будет? — вздыхает Юнги.  — Я об этом не думаю, — пожимает плечами Джевон. — Слушай, Юнги, — хмурится омега. — Знаю, ты разочарован в моем брате, но позволь мне объяснить тебе, как дело обстоит на самом деле, — быстро говорит он, боясь, что его прервут и не дадут закончить.  — Я уже понял, как все обстоит, — отвечает Юнги. — Я услышал Тэхена. Просто… это было слишком внезапно. Он ничего мне об этом не сказал, поэтому я поверил. Я ведь не знал, каковы их отношения на самом деле, — мотает головой омега. Даже вслух о своей глупости говорить стыдно, но не перед Джевоном, с которым они друг другу больше, чем кому-либо уже открыли.  — Он должен был тебя предупредить, знаю, но наш отец взял нас за глотки и не дает лишнего шага сделать, — сердито бурчит омега. — Ты поговоришь с Хосоком?  — Да, я должен, — соглашается Юнги. Джевон не сдерживается и заключает омегу в объятия. И у Хосока есть спасение, он не должен его потерять.

🩸

У Тэгюна стойкое ощущение, что он вернулся в прошлое, где Джин был чужим и вел себя чуждо. Как только его ранение зажило, альфа стал тем, кем был всегда. Активность в соцсетях взлетела с еще большим количеством внимания. Джин ушел в отрыв, как в старые добрые, беспредельно накачивая себя алкоголем и наркотиками, окружая себя лицемерами, которые хвалятся тем, что в компании одного из лучших альф города находятся. А тому и плевать, он за своей пеленой кайфа ничего не видит, купаясь в лучах славы, как прежде. Тэгюну кажется, он ушел на второй план. А ему много не надо, чтобы панцирь стал обратно закрываться, и в этот раз плотно, прочно и окончательно. Он смотрит, как Джин всем ярко улыбается, со всеми шутит и обнимается, как с Тэхеном белые дорожки занюхивает, а потом, в конечном итоге с неестественным блеском в глазах смотрит на Тэгюна, что в очередной раз жалеет о том, что пришел. Но, казалось, теперь все будет иначе. Теперь, когда он промолчал. Тэгюн пьет неизвестно который коктейль, а опьянение лишь слегка его коснулось, как назло. Он сидит на диванчике с закинутой на колено ногой, и медленно поднимает глаза, смотря на идущего к нему Джина. Альфа обходит столик и садится у колен омеги, положив на них руки и слегка сжимая пальцами коленные чашечки.  — Чего тебе надо? — отстраненно спрашивает Тэгюн, смотря в сторону.  — Не изменяешь себе? — улыбается Джин, гладя колено омеги.  — Ты не изменяешь себе, — сухо хмыкает Тэгюн.  — Я в своей естественной среде, Ким Тэгюн, — Джин смеется, кусает колено омеги и улыбается, точно как Дьявол. Он казался бы слишком красивым, почти нечеловечески, и так и есть, только Тэгюн за обидой ничего не распознает. Он весь вечер одинок. Он весь вечер чувствует пустоту.  — Прекрати, ты ведешь себя ненормально, — Тэгюн пытается сдвинуть ноги в сторону, но альфа грубо хватает его и сдерживает, не давая шевельнуться и ускользнуть от него.  — А что нормально, Тэ? — слегка раздраженно спрашивает альфа. Тэгюн замирает, не показывает, что испугался, продолжает держать маску равнодушия. — Ты вообразил себе что-то, что не совпадает с реальностью, так? Ты только одно знай: ни от одного своего слова я не отказываюсь. И пойми наконец, чего ты хочешь и на что соглашаешься. Ты продолжаешь строить в голове какие-то картинки, приятные твоему глазу, и мне жаль, если то, что ты видишь перед собой, не похоже на них. Я не вписываюсь? Тэгюн молчит. Ему хочется накричать на альфу, выкричать все, что душит, но это лишь усложнит все. Легче принять удар. Он будет заслуженный отчасти.  — Тогда перестань давать нам мнимые шансы, — с горечью улыбается альфа. Тэгюн не выдерживает, подскакивает с дивана и быстро идет к выходу.  — Я дал бы нам еще один, а там сам смотри, — громко говорит ему вслед Джин, так и оставшись сидеть на корточках у диванчика. Тэгюн садится в машину и просит водителя отвезти его домой. Первые минуты он больно кусает губу, неотрывно глядя на город за тонированным окном, но стоит моргнуть, как с ресниц срываются слезы. Он сам виноват. Закрыв глаза, собрался прыгать в неизвестность, уверенный в мягкой посадке. Обычно такие прыжки плохо кончаются. Тэгюн боится итога. Если прыгнет, прежним не будет, назад время не откатит. Ошибки боится. Все, что он строил всю свою жизнь, начиная с карьеры, заканчивая собственной душой, будет безвозвратно изменено. Искажено? Тэгюн боится себя не узнать. Свою жизнь перевернуть с ног на голову и осознать, что все было зря. С Джином не так просто, как кажется. С ним — почти себя предать. Так это видит Тэгюн. Этого и боится. Меняться ради него. Смириться с ним. Покончить с ним. Жить дальше. Выйдет ли?

🩸

Юнги наконец-то едет домой. Почти. Пальцы нервно сжимают телефон, а взгляд неотрывно устремлен вперед. Раздражает, что передний джип охраны семьи Мин, без которой сын мэра просто не смеет передвигаться, не дает увидеть дорогу впереди. Юнги просто вздыхает и откидывается на кресло. С этими покушениями все стало совсем сложно. Это отразилось большой частью на отношениях тех, кого Юнги пытается называть друзьями. Чимин, что и без того был не самым приятным человеком, теперь стал просто невыносимым. Джевон, который скрасил своим присутствием вечер для Юнги, тоже медленно рушится все из-за того же Чимина. Джин готов всему городу доказать, что его не напугать, Тэгюн явно испытывает непрекращающееся напряжение из-за случившегося, а Тэхен словно не понимает, что происходит с его жизнью. Так их видит Юнги. В этой нестабильности и он выделяется тем, что спокоен. Больших потрясений ему жизнь не преподносила в последнее время. Разве что появление Хосока, которого Юнги, откровенно говоря, очень не хватает. Впереди едущий джип вдруг тормозит. Юнги вытягивает голову, чтобы посмотреть, что там происходит. Телефон в руке вибрирует. Приходит сообщение: «выходи», и Юнги, не медля, дергает ручку двери.  — Господин Мин! — в растерянности окликает водитель, готовый выскочить за омегой.  — Все хорошо, поезжайте без меня! — быстро говорит Юнги и, еле сдерживая улыбку, идет вперед через образовавшуюся пробку. На дороге развернулось эффектное зрелище для прохожих и проезжающих. В нескольких метрах от первого джипа Минов, из которого уже повыглядывала охрана, готовая стрелять, стоит красный макларен P1, привлекающий всеобщее внимание и спровоцировавший пробку. Дверца с пассажирской стороны плавно взлетает вверх, приглашая омегу. Юнги еще раз маячит парням, показав большой палец, и запрыгивает в макларен.  — Откуда? — удивляется Юнги, разглядывая салон. Хосок, сидящий за рулем, незамедлительно жмет на газ, и машина улетает прочь из центра города.  — Сегодня купил для маскировки, — широко улыбается Хосок, не сдержавшись при виде омеги. Он выглядит иначе. Так, словно и не является главой крупнейшей компании. Джинсы, футболка и кожаная куртка. Обычно уложенные волосы спадают на лоб. От такого Хосока воздух сам покидает легкие, помахав ручкой, заставляет задыхаться. — Никто не поверит, что Чон Хосок на гиперкарах разъезжает.  — Она очень быстрая, — Юнги восхищенно выдыхает и на эмоциях вцепляется обеими руками в торпеду. — Много ты выложил за маскировку. Она привлекла внимание всего города.  — Какая разница, за нами никто не угонится, — подмигивает Хосок, ускоряясь. Резко выделяющийся на улицах окраинного района кровавый, как ночное небо, макларен с привлекающим внимание рыком подъезжает к маленькой уютной пиццерии, в которой Юнги с Хосоком и Сонуном когда-то сидели после боя альфы, отмечая победу. Юнги, не в силах скрыть свою радость, выскакивает из машины и идет внутрь. Хосок следом. Они выбирают столик в уголке, где потише и не так много внимания, и садятся, заказав пиццу и по бутылке пива. В машине, где наслаждение скоростью выбивало все мысли из головы, они не могли ни о чем говорить, но теперь, оказавшись друг напротив друга, иначе не могут. Этого и жаждали.  — Я скучал по этому месту, — разглядывает помещение Юнги с легкой улыбкой на губах.  — Тут пицца лучше, чем в большинстве крутых ресторанов. Одно твое слово, и мы сразу же приехали бы сюда.  — Я не привык о чем-то просить, — мнется Юнги, опустив глаза в тарелку.  — Значит, я научусь угадывать твои желания, — мягко улыбается Хосок.  — Хо…  — Я должен был сказать тебе, — прерывает его Хосок, перестав улыбаться. — Но я был так страшно зол. Думал, закончу этот цирк с Тэхеном, приеду к тебе, и мы обо всем этом забудем, свалим куда-нибудь оттуда. Да хоть сюда.  — Это я должен был тебя выслушать, — быстро говорит Юнги, подняв глаза на альфу. — Ты говорил, что не любишь недомолвки, а я, как обычно, чтобы себя не травмировать, развернулся и ушел, боясь услышать правду.  — Джевон сказал тебе?  — Мне было достаточно услышать Тэхена, чтобы убедиться. Я не хотел верить, но… — Юнги кусает губу и смотрит в окно. — Он такой красивый омега…  — Что? — Хосок думает, что ослышался. — Юнги, слышишь себя? — Хосок поднимается с места и опускается на корточки перед омегой, беря его руки в свои. — Ты, самый прекрасный омега в моей жизни, слышишь себя?  — Хо, люди… — смущенно бормочет Юнги, сталкиваясь со взглядами посетителей. Некоторые начинают улыбаться, наблюдая за парой.  — И что, что люди? — отмахивается Хосок, видя перед собой только Юнги, по которому истосковался до ломки. — Пусть и они со мной согласятся. Я обойду босыми ногами весь мир, в кровь их сотру, но докажу, что ни одного такого омегу больше не увижу. Но мне даже и доказывать не надо. Омега, принесший свет в мою жизнь, где его давно не было, сделавший меня счастливым, сидит передо мной. Никто мне лучше тебя не будет. Никогда. У Юнги сердце колотится, слова в горле застряли. У него сил нет что-то ответить. Он молча тянется к Хосоку и обнимает за шею, утыкаясь носом в плечо. Ему только Хосок нужен, его тепло в этом холодном городе не даст угаснуть. Люди в пиццерии начинают хлопать и поздравлять их. Юнги от смущения хочется спрятаться, а Хосок посмеивается.  — Пицца за счет заведения!

🩸

 — Боже, они решили, что ты сделал мне предложение, — хихикает Юнги, обнимая руку Хосока, когда они выходят из пиццерии.  — Зато бесплатно поели, — улыбается Хосок, снимая блокировку с машины. Местные детишки уже успели перед ней пофотографироваться. Время уже за полночь. Юнги, как только с Хосоком увиделся, написал родителям, что волноваться не о чем, но омега уверен, что папа и отец в любом случае будут недовольны, что их сын разгуливает без охраны. Но сейчас Юнги это не волнует. Он рядом с одним только Хосоком, как с целой армией. Пока они едут на самую высокую точку на краю города, откуда виды на местность, как на ладони, держатся за руки. Хосок одной ведет, другой поглаживает запястье омеги, ни на секунду не желая разрывать контакт. Доезжают они быстро. На парковке у обзорной площадки стоят еще несколько машин, вокруг только приятная тишина, укрывшая их сразу, как замолк двигатель макларена. Юнги скидывает куртку и тихонько включает музыку.  — Знаешь, тебе идет такой образ, — улыбается омега.  — Это какой? — поднимает бровь Хосок.  — Как будто ты один из этих гонщиков, которые собираются на площади в выходные ночью, — хихикает Юнги.  — Видишь, тебе самому смешно, — улыбается уголком губ альфа. — Мне до них далеко.  — Ты уверен, что все хорошо? — вдруг спрашивает омега. — Ну, твой отец…  — Мой отец идет к черту, — Хосок вешает руку на руль и поворачивается к Юнги. — Я пытался держать дистанцию, чтобы он решил, что его слово для меня что-то значит. Возможно, я рискую, находясь рядом с тобой. Рискую тобой же, но мне без тебя не то.  — В первую очередь ты рискуешь собой. Всю жизнь ты борешься с ним и страдаешь.  — Плевать на меня, Юнги, — отмахивается альфа. — Я с ним еще много лет буду бороться, но если он тебя посмеет тронуть, я ему войну объявлю.  — Я за тебя боюсь, — тихо говорит Юнги и пододвигается к Хосоку, уложив голову на его плече.  — Я хреновый гонщик, но отличный боксер, — коротко смеется Хосок, гладя омегу по щеке.  — И один твой хук запросто отправит его в нокаут, — по-детски мило улыбается Юнги, подняв голову и глядя альфе в глаза.  — Мой омега, — восхищенно выдыхает Хосок, очертив пальцем нежно-розовые губы Юнги.  — Твой омега объелся, — бормочет Мин. — Живот лопается.  — Дай, посмотрю, какой он большой стал, — Хосок опускает голову и тянет край футболки вверх.  — Хо… — успевает выдохнуть омега, откинувшись на сидение, когда губы альфы касаются живота над пупком. Хосок ведет по нежной теплой коже кончиком носа, попутно оставляя короткие поцелуи, от которых омега мелко дрожит и покрывается мурашками. Его пальцы зарываются в пепельно-русые волосы Хосока и мягко сжимают. Альфа медленно поднимается вверх, задирая футболку омеги выше.  — Боже, — вырывается негромко из губ Юнги. Хосок целует грудь, очерчивает языком ореолы сосков, слегка посасывает, а рукой гладит внутреннюю сторону бедра омеги меж сведенных колен. Чем дольше он эту пытку растягивает, тем тяжелее думать о ее конце. У Юнги кожа сладкая и очень нежная, как сахарная пудра. Хосок не может ее вкусом насладиться. Он поднимает голову и целует омегу в губы, сразу же утянув в глубокий поцелуй. Юнги расслабляется, невольно разводит колени, которые все это время плотно сжатыми держал, гладит пальцами затылок альфы, тянет к себе и его губами дышит. У него легкие начинают возгораться от нехватки кислорода, но он не может оторваться. В нем такое желание пробуждается, которому сил нет противостоять. У Хосока так же, Юнги чувствует это. Альфа бы зверем зарычал, если бы мог. Каждая мышца в его крепком теле напрягается, а руки гладят тело омеги, ни миллиметра не упуская, везде указывая свое присутствие. Юнги слепнет от этого тягучего желания, сам тянется к ширинке альфы, другой рукой давит ему на грудь, чтобы опустился на сидение, а сам ему на колени взбирается, крупицы воздуха уловив и продолжив на миг прерванный поцелуй. Дышать совсем нечем, у Юнги слезы брызгают, но он не может остановиться, когда у них все верно идет к сладкому моменту, которого оба так хотели, даже если и вслух не произносили.  — Юнги, — останавливается Хосок, ощутив слезы омеги на своей щеке. — Что с тобой? — встревоженно спрашивает он. Юнги утыкается лицом ему в шею и жадно хватает воздух. Хосок прижимает его к себе и мягко гладит его по спине, помогая успокоиться.  — Прости, малыш, — шепчет альфа, поглаживая Юнги по голове. — Я забылся, черт, как я мог…  — Все хорошо, — шепчет омега, выравнивая дыхание. — И я этого хотел, — он стирает слезы и смотрит на Хосока. — Не вини себя, тут нет твоей вины, — Юнги кладет голову на грудь альфы и закрывает глаза. Хосок удобно усаживает его на своих коленях и целует в макушку.  — Тогда просто посидим так, — говорит он, разглядывая кровавый город, расстелившийся у их ног. Юнги большего и не надо. Главное в любимых руках.

🩸

Каждый раз, когда глаза снова открываются и заставляют встретить новый день, Тэхен какой-то частью себя разочаровывается. Насколько жизнь его любит, что никак не столкнет в пропасть смерти, никак не прекратит круговорот постоянно повторяющихся в жизни событий, поступков и людей. В этот утренний серый день, проснувшись на узком диване в студии в обнимку с Самином, Тэхен проверяет телефон и узнает, что был убит сын-омега одного влиятельного предпринимателя, сотрудничающего с главенствующими в городе семьями. Убит был во время ужина в ресторане. Точный выстрел в голову, прилетевший будто из ниоткуда. Знакомая ситуация, но в этот раз с трагичным концом. Тэхен даже представлять не хочет, в каком ужасе находится город и все, кого он знает. Он отбрасывает телефон в сторону и аккуратно переворачивается, чтобы не потревожить сон Самина. Омега не помнит, чем закончился вчерашний вечер в кругу близких. Кокаин, танцы с Джином, пока Тэгюн смотрел на них с разочарованием, вероятно, в очередной раз не понимая, что они ищут в белых дорожках. Снова танцы, обнимашки с туалетом, тупое чувство пустоты, еще одна дорожка. Последняя, потому что Чимин, которому хоть и плевать, вроде как, заставил притормозить. Алкоголь, короткое отключение на диване, смех Джина рядом, а потом его же исповедь где-то над головой, касаемая Тэгюна и чувств к нему. Тэхен точно не помнит. А может, Джин, такой же обдолбанный, его спутал с Тэгюном. Поэтому вряд ли это было для ушей младшего в семье Ким. А потом еще раз танцы и еще раз пустота. Экран телефона с номером Чонгука. Какая-то сила не дала позвонить. Поэтому Тэхен позвонил Самину и уехал из клуба. Самин мило морщит нос и причмокивает во сне. Почувствовав копошение рядом, он открывает глаза и ясным взглядом смотрит на Тэхена, уставившегося в потолок.  — Не говори, что ты всю ночь не спал, — сонно говорит Самин, потирая глаза.  — Недавно проснулся, но лучше бы не делал этого, — сухо отвечает Тэхен.  — Кому бывает хорошо после долгого кайфа? Получай последствия, — с сожалением говорит Самин.  — Мы скоро пойдем на похороны, — вдруг негромко говорит Тэхен, посмотрев на Самина.  — Кто умер? — тихо спрашивает омега, боясь ответа.  — Одному человеку не удалось от смерти убежать, — Тэхен встает у окна и закуривает. — А все думали, что Кимы — единственная цель. Пока что все нам важные люди в порядке, Сам-и, но мы, видимо, все на прицеле.  — Надо что-то делать…  — Мы ничего не сделаем. За нас делают, — Тэхен невольно думает о Чонгуке, и почему-то к нему душа тянется сильнее всего. — А нам нужно жить дальше.

🩸

Не все в полицейском участке еще привыкли к внезапным появлениям самого Ким Тэхена. Ближе к вечеру суета в главном офисе стихает, многие офицеры уже покинули свои рабочие места, заполнив участок приятной тишиной. Тэхен проходит меж столов и машет заметившему его Рики.  — Где он? Снова терзает кого-нибудь на допросе? — усмехается Тэхен, усевшись прямо на документы на столе Чонгука.  — Он у капитана, — Рики отпивает кофе и протягивает омеге коробочку с пирожными. Тот отказывается, мотнув головой.  — Что-то случилось? — спрашивает Тэхен, хмурясь.  — Ты не ошибся. Чонгук снова применил силу на допросе, и капитан это видел, — пожимает плечами Рики, как будто для них это обычное дело. Так и есть. — В любом случае, он опять заткнет кэпа. У Чонгука всегда есть аргументы.  — Безупречный фараон, — улыбается уголками губ омега. — Последнее слово всегда за ним.  — Как ты, Тэхен? — спрашивает Рики, звуча мягче, чем секундами ранее. — В последнее время столько страшных событий происходит…  — Держусь благодаря Чонгуку, — отвечает Тэхен, следя взглядом за вернувшимся детективом. И ничего нового. Стоит альфе увидеть Тэхена, как его глаза кровью заливаются, а улыбка омеги шире становится.  — Снова один разъезжаешь, — рычит Чонгук, нападая сходу. Он подлетает так быстро, что Тэхен понять ничего не успевает.  — Неужели я должен бояться ехать в полицию в одиночку? — притворно удивляется Тэхен. — Разве меня тут не защитят? Чонгук подходит вплотную к омеге, сидящему на его столе, и защелкивает на тонком запястье один браслет наручников. Другой надевает на свое. Рики все это наблюдает с разинутым ртом, перестав жевать пирожное. А Тэхен с расслабленной улыбкой поднимает взгляд на внутренне сгорающего Чона.  — До решетки рукой подать, детектив. К чему все это? Чонгук ничего не отвечает. Он дергает руку в браслете и тащит Тэхена за собой к выходу.  — Пока, Рики! — машет младшему детективу Тэхен, еле поспевая за Чонгуком. Они выходят на улицу, уже укрытую алым полупрозрачным одеялом, Чонгук открывает дверь мустанга с водительской стороны и подталкивает омегу.  — Садись.  — Ты любишь усложнять, фараон, — ухмыляется Тэхен и залезает в машину, перелезает через рычаг передач и, утянув за собой в салон автомобиля Чонгука, усаживается в пассажирское кресло. Пока альфа заводит машину, орудуя закованной рукой, омегу дергает. — Грубый, черствый мудак, — хмыкает Тэхен, нарвавшись на взгляд, способный разорвать на кусочки.  — Тебе ясно было сказано не передвигаться в одиночку, — цедит Чонгук, выезжая за пределы полицейского участка. — Одного из ваших богатеньких друзей все-таки убили, и ты, как мне известно, был сегодня на его похоронах.  — Все ты знаешь, — хмыкает Тэхен. — А знаешь, кто его убил?  — Оружие то же, что и в прошлый раз, когда хотели убить твоего брата. Камеры наблюдения ничего не дали. При огромном желании не определить, кто стрелял, — мрачно отвечает альфа, давя на газ и летя по длинной дороге.  — Кого ты опять избил? — спрашивает Тэхен, пододвинувшись к альфе, чтобы им обоим было удобнее.  — Очередного убийцу, — бесцветно отвечает Чонгук, смотря на дорогу.  — У тебя к ним особая неприязнь. Я чувствую, не просто так, — Тэхен ведет свободной рукой вверх по бедру альфы и шепчет на ухо: — Куда мы едем?  — Домой, — Чонгук поворачивает голову к омеге, не сдержав мимолетного порыва, губами с ним сталкивается и тут же возвращает взгляд на дорогу. — Ты дикое пламя, тебя контролировать надо.  — Контролируй, фараон, — расплывается в улыбке Тэхен, скользнув кончиком языка по линии челюсти альфы.

🩸

Первым делом Тэхен затягивается воздухом, в каждой молекуле которого частичка Чонгука содержится. Альфа вталкивает его в свою крепость, как пленного. Вот только пленный и не прочь таковым быть. Связывающие их наручники лязгают в тишине, залитой ночной кровью. Дверь за ними беззвучно закрывается. Тэхен поворачивается к Чонгуку, его голодную ярость зеркалит глазами и сбрасывает с себя тяжесть дня, как оковы. Чонгук его подхватывает за талию, впивается в горячие губы, изголодавшиеся по терзаниям, и несет в глубь дома. Тэхен яростно царапает его шею и спину, закравшись пальцами под футболку. А Чонгук рычит зло, когда наручник ограничивает в действии, но еще больше распаляется от звона связывающего их куска железа.  — Ключи, — в поцелуй говорит Чонгук, кусая нижнюю губу омеги и чуть оттягивая, не скупясь на терзания.  — Я выкрал их, — хихикает омега. Чонгук сажает его на кухонную стойку, а сам устраивается меж разведенных ног.  — Сними их с нас, — рычит альфа, вызывая у Тэхена смех.  — Фараон, с тобой так скучно играть, — омега сцепляет ноги за его спиной и притягивает ближе к себе. — Я проглотил ключик, — шепчет он в губы детектива и широко улыбается. — Достань, — Тэхен лижет губы и хихикает. Чонгук набрасывается мгновенно, будто ждал того, что его окончательно сведет с ума. Слова Тэхена, его улыбка и взгляд выводят на раз.  — Сука, — цедит он, разрывая на омеге черную рубашку, в которой тот был на похоронах еще днем.  — Разве ты не любишь таких? — жарко выдыхает Тэхен, ловя кайф от грубых действий. Чонгук отвечает укусом в сосок. Ему как в первый раз и, наверное, всегда будет срывать крышу от этого вида на миллиард. Смуглая кожа с чернильными рисунками и блестящие в ночном багровом сиянии колечки на сосках. Тэхен позволяет альфе сжирать его плоть, потому что об этом он грезил с тех пор, как пару дней назад попрощался с Чонгуком. Только его грубые, но бьющие дрожью прикосновения заставляют чувствовать по-настоящему, его губы уносят дальше, чем любой порошок или таблетки. Секс с ним спасает. Тэхен отталкивает его настолько, насколько позволяют наручники, спрыгивает со стойки и опускается перед Чонгуком на колени. Смотря на него снизу вверх, он ловит приход похлеще, чем от лсд. Тэхен расстегивает джинсы, освобождая от давления ширинки уже возбужденный член. Приспустив трусы альфы, он обхватывает немалых размеров член у основания, чувствует, как от простого прикосновения Чонгук напрягается. Тэхену нравится его контролировать, сидя на коленях. Он пододвигается ближе и мажет кончиком языка по головке. Чонгук готов сломать деревянное покрытие стойки, в которую вцепился пальцами. Тэхен продолжает только начавшуюся пытку, обхватывает головку губами и начинает медленно посасывать, одновременно лаская языком. Вкус Чонгука ощущать во рту по-сумасшедшему приятно. От происходящего у омеги внутри все кипит, а в заднем проходе неистово зудит от жажды. Он выгибается в спине, оттопыривая задницу, как ослепленный жаждой во время течки, и берет глубже, стараясь не задевать плоть зубами и доставляя только кайф. Чонгук над ним рычит, не сдерживается, толкается вперед, в горячий влажный рот, который хочется трахнуть как следует. Кровавая ночь в его глазах еще ярче становится. Тэхен его разума лишает движениями губ и языка. Альфа опускает взгляд, зарывается пальцами в темные мягкие кудри и с мазохистским кайфом смотрит на то, как невозможные раскрасневшиеся губы омеги скользят по члену, оставляя за собой блеск слюны вперемешку со смазкой. Тэхен другой. Он хоть и кажется податливым и управляемым, пока стоит на коленях, но он все равно держит альфу под контролем, изводя так, как ему хочется. А Чонгук не удивляется, не задается вопросом, почему Тэхен так хорошо сосет, еще и причмокивает с кайфом, поглядывает из-за черных кудрей, упавших на глаза, наслаждается результатом, дразнит, хотя куда сильнее. Чонгук сам толкается, Тэхен запускает член за щеку и мычит, пуская головокружительные вибрации. Чонгук сжимает волосы омеги на затылке и кончает ему прямо в рот. Тэхен хихикает, выпускает член изо рта, разрывает пальцем тонкую ниточку слюны, поднимается на ноги, хоть те и подрагивают от прошибающих волн возбуждения, открывает рот, показывая язык, на котором поблескивает сперма, и приникает к губам альфы, грубо целуя и испивая Чонгука из его же губ. Чонгук не отвергает, не отталкивает, наоборот обвивает двумя руками стройную талию и вжимает в себя, жадно целуя.  — Я хочу тебя, очень хочу, — шепчет Тэхен, как молитву, которая сразу же доходит до того, кто ее разделяет. В этот раз они добираются до постели, избавляясь от остатков одежды. Тэхен оказывается снизу, закованная рука остается на весу. Чонгук сплетает их пальцы, другой рукой поддерживает Тэхена под коленом и одним рывком проникает в его влажную, истекающую смазкой дырочку. Тэхена прошибает, он бесстыдно стонет и сам насаживается, от переизбытка ощущений крепко сжимая руку альфы. Еще чуть-чуть, и сломают пальцы друг другу. На каждый толчок омега подмахивает бедрами, а Чонгук засматривается на плавное движение его красивого плоского живота и сильнее заводится. Он берет его боком, он берет его сзади, он берет его на весу и сидя, покрывая поцелуями шею и плечи, обласкав губами, не забыв пустить крови, что взаимно. Тэхен откидывает голову, прикрыв глаза, опускается и поднимается, с хлопаньем смазки принимая в себя член альфы снова и снова. Чонгук удерживает его за бедра, гладит ладонями по красным от грубых пальцев ягодицам, на одной из которых даже след от зубов оставил. Тэхен бы его там вытатуировал или умолял снова и снова кусать, оставлять следы. Ему нравится ощущать на себе присутствие Чонгука. Если от других ему кожу содрать с себя хотелось после очередной еле запомненной ночи, то с этим альфой хочется запомнить каждую деталь. Каждый миг. Чонгук снова доходит до точки взрыва, Тэхен ускоряется, почти подпрыгивает на нем, жмурясь от кайфа и сладко постанывая. Он кончает первым, пачкая их животы, но не останавливается, продолжая с наслаждением двигаться на альфе.  — Сделай это, — просит он, обжигая жаром дыхания его шею и собирая губами капли пота, скатывающиеся по его горячей коже. Спустя несколько толчков Тэхен чувствует в себе заполняющее его изнутри тепло. Он облегченно выдыхает, восстанавливает дыхание и укладывается на грудь откинувшегося на кровать Чонгука. Член выскальзывает из омеги, и Тэхен обвивает бедра Гука ногами, прижимаясь к нему как коала, слушая учащенное сердцебиение под ухом, что звучит как музыка.  — Я хочу еще, — шепчет омега спустя пару минут молчания, подняв голову и целуя влажную грудь альфы.  — Сигарета и кофе на двоих, — Тэхен замечает подобие улыбки на губах Чонгука. Это похоже на затмение, что так же редко, как и улыбка альфы. Тэхен ее жадно впитывает, чтобы не забыть. В груди, где ветры дуют, рождаемые пустотой, тепло рождается. Маленькое, хрупкое. Тэхен уверен, оно быстро иссякнет, поэтому ему не радуется.  — А потом ты уйдешь? — боится ответа, но спрашивает омега.  — А потом ты стоять не сможешь, — угрожает без тени шутки. Тэхен улыбается и целует его в шею. — Сначала отопри нас, Тэхен, я хочу отлить.  — Пойдем вместе, — омега трется кончиком носа о плечо альфы, поднимает глаза и продолжает шепотом: — Считай, я не в себе, я под чем-то или дико пьян, и я замерзну до смерти, если с тобой разорву связь.  — Звучишь безумно, — усмехается Чонгук и поднимается, без лишних споров утаскивая за собой омегу. Он и сам не особо-то и хочет его оставлять. И пусть даже на этот миг. Момент, которому нет объяснения, они и не хотят объяснять. Чонгук потом будет анализировать происходящее, потом испытает вину перед теми, кто с небес снова смотрит. Сейчас Чонгук помнит только о существовании Тэхена. И пусть он тоже под чем-то или дико пьян. На это они всегда могут сослаться и быть оправданными перед самими собой.  — Я безумен, — тускло улыбается Тэхен, обнимает его руку и идет за ним в ванную. Пока Чонгук стоит у унитаза, справляя нужду, омега прижимается к его боку спиной и чешет пальцем ноги колено. Сперма Чонгука стекает по внутренней стороне бедра Тэхена и падает на белый кафель. Омега коротко смеется, опустив взгляд на пол, и поворачивается к закончившему свои дела альфе.  — Выглядим странно, но мне нравится, — говорит он, смотря на серьезное лицо Чонгука.  — Чертовски ненормально, но мне тоже нравится, — отвечает тот и, нажав на смыв, тянет Тэхена в душ.  — Мы будем мыться, фараон? — не понимает Тэхен. Он надеялся на продолжение. Ему Чонгука все мало, сколько бы он его не впитывал в себя, не съедал и не испивал. О завершении думать страшно. Это как конец действия кровавой таблетки, но еще более болезненный.  — Трахаться. Чонгуку тоже мало, и в этом они сошлись. Тэхен понимает, что сходит с ума от вида мокрого Чонгука и от его светлых волос, спадающих на лицо, от капель воды на его покрасневших губах и подбородке. Чонгук понимает, что не может сдерживаться, и хочет, наверное, больше самого Тэхена. Он не задумывается о том, какими ненасытными животными они выглядели бы со стороны. Им слишком хорошо, и им все мало, поэтому никто не спорит. Чонгук долго трахает Тэхена в душе, целует его шею и гладит плоский живот, стоя за спиной, пока тот варит кофе; разделяет с ним сигарету и между затяжками снова целует, сидя на подоконнике в одних только спортивных штанах, тогда как Тэхен — в одной только рубашке, спадающей с плеча. Омега говорит о работе, о том, каких знаменитостей фотографировал для журнала, а Чонгук в ответ задумчиво мычит, ни капли не удивляясь. Ему нет дела до других, и пусть этими другими будут даже боги этого мира. Ему есть дело только до омеги в его руках. С пушистыми после душа не расчесанными волосами и хриплым после громких стонов голосом. И с губами его кофейно-сигаретными, которые хочется съесть. Чонгука только это все волнует, хотя обычно не волнует ничего.  — Останься тут. В этом доме тебя никто не найдет, — вдруг говорит Чонгук, забирая у Тэхена сигарету. Сам себя не слышит, это будто кто-то за него говорит, но он свои слова не спешит перед собой же опровергать. И это подождет.  — Предлагаешь жить вместе? — не понимает Тэхен, подняв голову и заглядывая в глаза альфы. Но там, как и обычно, ничего не прочесть.  — Я хотя бы буду знать, что ты не разгуливаешь неизвестно где без охраны.  — Ты не будешь виновен в моей смерти, не переживай, — сухо отвечает омега.  — Закрой рот, Тэхен, — без обычного раздражения и злости говорит альфа. Скорее, звучит устало.  — Ты правда хочешь, чтобы я закрыл его? — улыбается и лижет губы омега.  — Мы продолжим, ты о каждом сказанном слове пожалеешь, — обещает Чонгук, смотря в бескрайние глаза.  — Ты без меня уже не можешь, это льстит.  — Я попробовал тебя на вкус, ты меня, мы в этом сошлись, — просто отвечает альфа, отвернув голову к окну.  — Идеальный ответ для черствого копа, — усмехается Тэхен. Почти не обидно, почти не кольнуло.  — Фараона? — снова смотрит в черные глаза-ловушки.  — Фараона, которого я хочу убить, — шепчет в губы омега, звуча почти искренне.  — На нас все еще наручники. Угрозы детективу полиции — не шутка, — отвечает негромко Чонгук, чуть касаясь губами губ омеги, дразнясь.  — И ты не снимешь их, пока я не захочу, — Тэхен довольно улыбается. — Надо будет, руку себе отрубишь, а я сделаю для себя выводы.  — В следующий раз по моим правилам поиграем, а пока получай удовольствие, что у руля, — улыбается альфа. У Тэхена тахикардия.  — Уже страшно, — шепчет он, куснув альфу за подбородок. Чонгук тушит окурок в пепельнице, слезает с подоконника и несет омегу обратно в спальню.  — В моих играх только одно правило: не останавливайся, — улыбается Тэхен, опускаясь на кровать и закидывая ногу на плечо альфы.  — Гори, пламя.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.