🩸
В семь вечера Чонгук подъезжает к ночному клубу, где обычно и обитает дилер. Насчет места встречи он не заморачивался, потому что обычно именно там ведет свою деятельность, толкая дурь богатеньким отпрыскам. Дилер о подставе не подозревает, поэтому Чонгук, пока ехал, придумывал план, чтобы бесшумно к нему подобраться и повязать. Для начала его нужно будет выследить, слившись с толпой и не привлекая ненужного внимания. Чонгук останавливается неподалеку от клуба, сует пистолет за пояс, прихватывает наручники и выходит из машины. Не успевает он дойти, как на телефон Тэхена снова приходит сообщение от дилера: «Если ты уже на месте, не заходи в клуб, я снаружи, обойди» Альфа настораживается, но пытается убедить себя, что его еще никто не раскрыл. Возможно, дилер, учуяв опасность, решил предостеречься и, в случае чего, легко ускользнуть. Чонгук делает, как ему говорят, и сворачивает, обходя клуб. Здесь машин и людей поменьше, музыки, доносящейся из клуба, практически не слышно, а фонари тусклее. Чонгук прищуривается, завидев черный джип, и тянется к рукояти пистолета. Стоит ему приблизиться на пару метров, как дверца автомобиля открывается, и оттуда выходит Тэхен. — Привет, фараон, — улыбается он, закрыв дверь и подходя к альфе. — Что за херня? — спрашивает Чонгук, мгновенно выходя из себя при виде омеги, которого он больше надеялся не встретить. — Прости, качественных колес у меня нет, я и сам бы не отказался от них, — хихикает Тэхен, скользнув кончиком языка по нижней губе и поправляя упавшую на лоб кучерявую прядку. Глаза Чонгука наливаются кровью, а зубы сжимаются до скрежета. Альфа видит перед собой только насмехающегося над ним омегу, вздумавшего, что имеет право играть. А Тэхен ради этого взгляда и пришел, ради этого заманил, не боясь последствий. Чонгук подлетает к омеге и хватает за горло, испытывая небывалую жажду задушить. Ни один преступник не вызывал такую дикую жажду. Альфа на время прощается с рассудком, отпуская его в свободное плаванье и позволяя ярости руководить. Он грубо придавливает омегу спиной к джипу и смотрит в глаза так, что еще немного, и уничтожит, в пыль превратит. У Тэхена мурашки по всему телу скачут, сердце бешено колотится не от страха, а оттого, что он смог раскрыть в альфе что-то новое и завораживающее. Глазам не верится. — Детектив, я уже говорил, — шепчет Тэхен почти в самые губы альфы, не обращая внимание на то, что его пытаются задушить. Хватка у Чонгука стальная, омега даже пытаться от нее избавиться не станет. — Ты не похож на хорошего парня, а сейчас я в этом убеждаюсь. Убьешь меня? Так-то лучше, а то строишь из себя святого полицейского. — Я, блять, развлечение для тебя? — рычит Чонгук и грубо выпускает омегу, но не отходит, сил не находит шаг сделать. Тэхена сгрызть хочется, на каждом сантиметре его безупречного тела кровоточащие следы зубов оставить, чтобы от каждого движения болезненно стонал. Кончики пальцев альфы мелко подрагивают от злости, а вены на шее готовы полопаться от напряжения. Он каким-то чудом еще не сорвался. — Ты вознес себя до небес и думаешь, что способен играть людьми, как вздумается? Тэхен упирается ладонями в крепкую грудь и смеется, смотря альфе в глаза. — Я всегда делал то, что хотел. Никто мне запретов не ставил. Ни отец, ни папа. А ты тем более не имеешь права, Чонгук, — ухмыляется омега. — Заиграешься и пожалеешь, — Чонгук едва сдерживается, чтобы не разорвать самодовольного омегу. Никогда и никто не вызывал такой ненависти, не будил по щелчку всю существующую внутри Чонгука ярость, а Тэхен просто существует, и только лишь этим с ума сводит от бешенства. — Ты для этого мне телефон оставил? — альфа достает из кармана мобильный омеги и трясет им перед его лицом. — Я хотел, чтобы у тебя была какая-то память обо мне, а потом мне вдруг стало скучно, и я решил, что никто не развлечет меня так, как ты, — хихикает омега и сразу же вздрагивает от неожиданности, резко замолчав. Чонгук превращает мобильный Тэхена в щепки, швырнув его в кирпичную стену позади омеги. — Я знать бы тебя не хотел, — цедит Чонгук, стиснув челюсти. — И воздухом бы одним с тобой не дышал, а ты мне о памяти говоришь? Уйди к черту, Тэхен, — с разъедающей ненавистью произносит чужое имя. — Свали, блять, пока я тебя не убил. У Тэхена с лица сползает улыбка. Он так и стоит, замерев, и глядит на остатки телефона, затем поднимает взгляд на альфу. Чонгук не шутит, он действительно может убить, у него глаза четко об этом говорят. Нешуточное обещание. Тэхен добился, чего хотел. Вывел из равновесия, но радоваться не получается. Чонгук его, наверное, заражает своей злостью, потому что омеге теперь тоже хочется убить детектива. — А денег, чтобы возместить ущерб, хватит, фараон? — спокойно говорит Тэхен, надеясь отравить своими словами и заставить харкать отравленной кровью. Омега смотрит на еще больше заводящегося от сказанного Чонгука и, открыв дверцу рэндж ровера, садится за руль. Автомобиль с рыком срывается с места и уезжает прочь. — Блять! — рычит детектив, задыхаясь от злости. И хорошо, что Тэхен уехал, иначе не смог бы уже. Чонгук бы убил. Убил и не пожалел.🩸
Тэхен сидит на кровати Тэгюна, прислонившись спиной к мягкой спинке и обняв одну из множества подушек. Омега с тоской в глазах наблюдает, как брат собирается на работу, роясь в гардеробной. — Чимин приглашает нас на тусовку сегодня вечером, — Тэхен сползает вниз и подгибает колени, ложась в позе эмбриона. — Я пойду. — Никто и не сомневался, — Тэгюн входит в комнату, застегивая светлую лиловую рубашку. — Ты знаешь, как я отношусь к таким сборищам. Ничего полезного оттуда не возьмешь. — А тебе обязательно во всем польза должна быть? — вздыхает Тэхен, подняв взгляд на брата. — Не умеешь ты отдыхать, Гюн-и. Постоянно себя держать под контролем, изредка пить, и то в меру, читать художественные книги строго по выходным — не развлечение. Ты все равно не расслабляешься по полной. — Мне так нравится. Я зову это развлечением. Моя жизнь слишком полна серьезных дел, которые я не могу зашвырнуть подальше и пойти нажираться до свинского состояния, — Тэгюн разглядывает себя в зеркале и поправляет воротник. — Ты выгоришь, если хоть раз в месяц не будешь самому себе поводок ослаблять. От тебя ничего не останется, ты и так занудный, — Тэхен сталкивается в отражении с мрачным взглядом старшего, — а потом у тебя мозг сварится, и тогда я точно не смогу с тобой разговаривать по-человечески. Всем нужен отдых, даже Богу. — Если я и пойду на эту тусовку, то только ради того, чтобы найти Джина и отдать ему его дурацкий браслет, — фыркает Тэгюн. — А после я вернусь домой и буду отдыхать по-своему. И мне будет отлично. Просто шикарно. — Звучишь так, будто самому себе это доказать хочешь, — сухо усмехается Тэхен, улегшись на спину и свесив голову с края кровати. — Даже старики интереснее тебя время проводят. — У них куча времени на это. — Я так думаю, ты только после сорока начнешь тусоваться? — Тэхен, не умеющий находиться долго в одной позе, переворачивается и ложится на живот, подперев голову руками и смотря на брата. — Гюн-и, не губи себя. Ты пожалеешь потом. — Ты не знаешь, каково быть мной. Каково держать на плечах огромную компанию и контролировать каждый свой вздох, чтобы не провалиться в чужих глазах, чтобы не дать осечку и впоследствии не стать посмешищем, — с нотками печали, которые не хотел показывать, говорит омега, повернувшись к Тэхену. Скрывать нет смысла, младший и так осознает масштаб ответственности, лежащий на его брате. — Дурак. Те, перед кем ты пытаешься выглядеть безупречным, не стоят этого. Я знаю, какие грязные делишки могут быть у богатых взрослых альф. Это они при остальных чуть ли не боги этого мира. Только их шлюхи знают, какие они на самом деле, — закатывает глаза Тэхен и потягивается, вытянув руки и ноги. — Не очень удачный пример, — мотает головой Тэгюн, поправляя волосы. — Да суть в том, что никто не идеален. И ты не будь. Тебе за это медаль не дадут, не наградят. Ты только впустую растрачиваешь себя, свое время и молодость. Ты чертовски виноват в том, что сам себе планку поднял до небес и теперь не можешь не соответствовать. А я прост в этом вопросе. От меня многого не ждут, и хорошо. Я никому ничем не обязан, — Тэхен выползает из постели брата и идет к двери. — И ты никому не будь обязан, братик, — Тэхен подмигивает брату и выходит из его комнаты. — Легко сказать, — вздыхает Тэгюн, разглядывая себя в зеркале, затем начинает расстегивать рубашку и возвращается в гардеробную в поисках менее яркой и привлекательной. Хотел бы он посмотреть, как Тэхен вел бы себя, будучи на его месте. В том шатком и опасном положении, когда любой, кому не так улыбнешься, может стать причиной твоего падения. Тэхен с его взрывным и неконтролируемым характером и дня бы так не смог, сразу бы утопил наследие и разрушил все, что с таким трудом создавалось отцом. Легко ему судить, не неся никакой ответственности. Тэгюн эту правду никогда не примет, даже если в чем-то мысленно соглашается с младшим. Ким Тэгюном быть нелегко. Нужно несколько раз сломаться и собраться с нуля, нужно научиться искренне улыбаться, даже когда жить не хочется, и при этом обрасти броней, сквозь которую не пройдут, не заденут сердце колкие слова, которые каждый раз по омеге бьют, стоит ему оказаться под прицелом глаз десятка альф и омег, которых жизнь сделала действительно жесткими и непробиваемыми. И Тэгюн таким станет, но только не сейчас, со временем, когда еще несколько раз сломается и почти решит, что это конец, что только прыжок с высоты и конец на холодном асфальте будут лучшим решением. Он уже на пути к еще большему совершенству, и никакие бессмысленные развлечения не собьют с прямой дороги, которую омега сам себе шаг за шагом рисует.🩸
Подобные тусовки практически всегда одинаковы. Богатые или не очень, они всегда имеют неизменные составляющие: громкая музыка, алкоголь, сигареты, дурь и люди, пришедшие с целью оторваться по полной. Мало что отличается. Разве что эмоции, да и то не всегда. Тэхен, входя в пентхаус Чимина, уже полный гостей и веселья, испытывает нейтральные эмоции. Вокруг много знакомых: кто-то раздражает, кто-то не совсем, а кто-то даже немного приятен. Тэхен всех этих людей знает чуть ли не с детства, поэтому ощущение, словно домой пришел, где все те же привычные родственники, не вызывающие никаких новых и ярких эмоций. И никто, совершенно никто со временем не меняется. Только если в худшую сторону. Многие расправили крылья и стали птицами высокого полета, но стоит мимо пройти Ким Тэхену, как сразу же позорно летят вниз. Им с этим омегой не тягаться, и дело не только лишь в том, из какой он семьи и как много денег имеет. Тэхен сам по себе такой. Ему даже делать ничего не надо. Глядеть в чью-то сторону или что-то говорить. Люди сами все понимают и принимают на свой счет, сами, без помощи Тэхена себя принижают, в то время как тот их и взглядом не удостоит, даже не заметит их присутствия. Не гордыня, нет. Скорее, высший уровень безразличия к вещам и людям, которые всего лишь не интересуют. А эти гордые птицы так и остаются в тени, разбитые в падении, в котором сами виноваты. Всего-то. — Ким Тэхен, — с радостью встречает омегу хозяин дома. Тэхен оборачивается, и, заметив Чимина, подходит, принимая у него стакан с выпивкой и коротко обнимаясь. — Я рад, что ты пришел. А на появление твоего брата и не надеялся, — смеется Пак. Чимин выглядит сногсшибательно, как и всегда. На нем кожаные, обтягивающие красивые стройные бедра штаны и свободная рубашка в широкую черно-белую полоску, являющая вид на ключицы и едва не сползающая с плеча. Его губы, покрытые блеском, буквально сверкают, как драгоценный камень, отражая мигающий разными цветами свет в полумраке. Тэхен, предпочитающий темное, в этот раз надел светлые джинсы, подчеркивающие длинные ноги, и горчичного цвета рубашку, расстегнутую на пару верхних пуговиц. Из-за тонкости материала сквозь ткань виднеются очертания немногочисленных татуировок, рассыпанных на теле омеги, и это тоже привлекает взгляды, к которым не привыкать. Пара колец, тонкая цепочка на шее и браслет — он идеален в деталях. — Тэгюн весь в делах, — улыбается Тэхен, отпив текилу. — Он единственный из нас думает о завтрашнем дне, — кивает Чимин. — Слушай, а ты чего один? Тэхен непонимающе глядит на омегу и поднимает бровь. — Все шепчутся о том, что у тебя отношения с полицейским, — Чимин растягивает губы в улыбке. — Говорят, он горяч. Я надеялся, что увижу его сегодня с тобой. — Шепчутся? — усмехается Тэхен. — Кому, как не нам знать о том, что слухам верить нельзя, Чимин-а. Я ни с кем не встречаюсь. Этот коп просто пару раз меня задержал, и на этом все. — А я уже думал, что ты решил попробовать что-то новенькое, — смеется Чимин, делая глоток рома с колой. Тэхен в ответ лишь улыбается и, сделав большой глоток текилы, разворачивается, двинувшись к танцующей в большой гостиной толпе. В ней растворяется, как в воде, и плывет, позволяя волнам себя нести под громкую, но приятную музыку. Прикрывает глаза, прикусывает губу. По ребру ладони к кисти тянется дорожка выплеснутой текилы. В мыслях шелковая пустота, нежно оглаживающая сознание. В эту секунду даже дополнительные стимуляции не нужны, и без того хорошо. В таблетках нет нужды, ее ни в чем нет. Тэхен для таких моментов живет, когда себя можно отпустить, сердце и душу раскрыть, и никто даже не заметит, потому что у всех сейчас так. Все себя открывают без страха и образуют бескрайнее море цвета кайфа, переливающегося в алом сиянии. Тэхен пришел за очередным успокоением, ему на взгляды плевать. Как и на всех, кто здесь есть. Затянутому в круговорот омеге в один момент кажется, что в толпе он видит своего брата, который еще днем говорил, что подобный отдых ему не по вкусу. Тэхен, допив остатки расплескавшейся текилы, идет к брату, стоящему возле диванов. Тэгюн сжимает в руке телефон и кого-то высматривает среди людей. — Могу я надеяться, что мои слова дошли до тебя, братик? — с улыбкой спрашивает Тэхен, подойдя к брату. Тэгюн совершенно не вписывается в общий фон. Он как белая ворона, и всем своим видом протестует, отказываясь становиться частью общего кайфа. Яркие мигающие огни, падающие на омегу — единственное, что его серый образ приукрашивает. — Нет, — мотает головой Тэгюн. — Мне нужно Джину вернуть кое-что, — омега тычет пальцем на браслет, украшающий его тонкое запястье. Тэхен вскидывает брови и кидает усмешку. — Тебе идет, вообще-то. Он угадал с твоими предпочтениями, — Тэхен пожимает плечами и берет себе новый стакан. — Я видел Джина у бассейна, — омега тычет большим пальцем себе за плечо. — Хочу посмотреть, как ты будешь ему подарок возвращать. — Нет, — резко осаждает брата Тэгюн, строго зыркнув. — Даже не суй в это нос. Я верну браслет и сразу же уйду. — Зануда, — усмехается Тэхен и, развернувшись, идет к знакомым. Тэгюн поджимает губы и, стараясь обойти толпу так, чтобы не привлекать лишнего внимания, идет к прозрачной двери, ведущей наружу, где находится бассейн и терраса. Меньше всего Тэгюну хотелось оставлять дела в офисе и ехать сюда, снова попадать под прицелы всеобщих взглядов и взаимодействовать с Джином, но покончить с этим нужно как можно скорее, и удобнее момента не подобрать. Тэгюн выходит на террасу и вдыхает свежий воздух, не пропитавшийся ароматами алкоголя и людей. К счастью, снаружи почти никого нет, а искать альфу долго не приходится. Джин стоит с бокалом, в котором переливается изумрудная жидкость. На альфе, как и всегда, неизменно яркая цветастая рубашка с закатанными до локтей рукавами и черные брюки. Одна рука в кармане, другая покачивает бокал. Альфа глядит на город вдалеке с легкой улыбкой на губах, но как только чувствует знакомый аромат, улыбается шире и поворачивается. — Я удивлен тебя тут видеть, но рад, — говорит альфа, отпив абсента. — Нечему радоваться, — хмыкает Тэгюн и, остановившись в метре от альфы, поднимает руку, чтобы снять браслет. — Забери свой подарок. Я думал, возвращенные рубашки будут красноречивым отказом от всего, что касается тебя, но до тебя, видимо, плохо доходит. — Не снимай, — говорит Джин, пропустив мимо ушей все сказанное омегой. Он смотрит на тонкий золотой браслет на запястье Тэгюна. — Что? — не понимает омега. — Ты не слышишь меня? Мне от тебя ничего не надо. Твои чертовы извинения мне тоже больше не сдались. Я понял, какой ты, и больше видеть тебя не хочу. Так что забери… — шипит Тэгюн, уже почти сняв браслет. Джин быстро отставляет бокал на рядом стоящий столик и, схватив омегу, подталкивает к краю бассейна. Тэгюн вскрикивает и в страхе рефлекторно вцепляется в широкие плечи мужчины, вытаращив глаза на альфу. — Я сказал, не снимай, — спокойно повторяет альфа, но Тэгюну кажется, что этот голос ему приказывает. Джин удерживает его почти что на весу над лазурной водой и глядит прямо в глаза, что так необычайно близко. — Тебе очень идет этот браслет. Вздумаешь снять, и я швырну тебя в бассейн. — И что теперь? — Тэгюн продолжает держаться за плечи альфы мертвой хваткой, боясь подвоха, и чувствует, как чужая кожа под слоем ткани горит, отчего ладони омеги готовы расплавиться. У Джина и в глазах словно языки пламени танцуют, а не сияние алого города, расстелившегося у их ног. — Еще сто таких мне пришлешь? — хмыкает Тэгюн, мечтая поскорее вырваться из чужих рук. — Хоть двести, если каждый будет так же красиво смотреться на твоей руке. А я в этом и не сомневаюсь, — Джин резко выпрямляется и неохотно выпускает омегу. Слишком удобно он в руках находился, слишком правильно вписывался, каждым своим изгибом красиво сливаясь с альфой. Джин берет свой бокал, кончиками пальцев еще ощущая стройную талию, которую пару секунд назад держал, не желая отпускать. На губы возвращается та самая улыбка, которая заставляет омегу нервно трястись. Тэгюн поправляет свою рубашку и разворачивается, собираясь уходить, пока не убил Джина, но его снова хватают за руку, не давая и шагу прочь сделать. — Нет, — ухмыляется альфа. — Кто же так просто вечеринку покидает? Выпей немного. — У меня есть дела более важные, чем находиться здесь и пить. Еще и в твоей компании, — Тэгюн поджимает губы и вырывает руку из хватки альфы. — Никто не выпустит тебя, пока я не позволю, — Джин подмигивает омеге и, отвернувшись к столику, берет одну из немногочисленных бутылок. — Я умею делать всякие коктейли. Какой ты любишь? — спрашивает альфа, вскинув бровь и глянув на Тэгюна. Омега стоит, скрестив руки на груди, и всем своим видом протестует. На вопрос он так и не отвечает, косится в сторону, не желая пересекаться с альфой взглядами, потому что уже успел выяснить, что это весьма опасно. Джин граней не видит и идет напролом, все ограждения на своем пути снося, как нечего делать. Это в нем бесит еще больше. Рядом с ним находиться трудно, и теперь Тэгюн очень жалеет, что решил прийти сюда. Наверное, стоило забыть обо всем после браслета, и тогда Джин отстал бы, как и прежде не обращал внимания. Но Тэгюн, не позволяющий кому-либо свою гордость цеплять, сам пришел в логово зверя, и никто тут, кроме него самого, не виноват. — Сделаю на свой вкус. Доверяешь мне? — Джин подмигивает и принимается за смешивание напитков. — Не утруждай себя зря, я не стану пить, — закатывает глаза Тэгюн и не удерживается от того, чтобы понаблюдать за созданием коктейля. Джин делает все мастерски, не раздумывая, уверенно смешивая нужные напитки. Омега смотрит на его руки, сжимающие горлышко то одной бутылки, то другой, на то, как выпирают вены под кожей, красиво извиваясь, а плетеный браслет из белого золота на запястье звенит, стукаясь о стекло бутылок. — Тогда будешь пить насильно, — пожимает плечами альфа. — А если даже тогда откажешься — полетишь в бассейн, — Джин тычет пальцем в сторону воды. — Я могу уйти внутрь, — хмыкает Тэгюн. — Пока ты в моем королевстве, пока твоя нога находится на моих землях, ты никуда не денешься, Ким Тэгюн, — посмеивается Джин. Тэгюн стискивает зубы и прикрывает глаза, считая до десяти, но пока этот альфа где-то рядом и пока не дает о себе забыть голосом и ароматом, омеге ничего не поможет. Попался в капкан.🩸
Юнги не был уверен до конца, стоит ли ему идти, но отказаться от приглашения Чимина было бы трусостью и наглостью. Юнги не боится и не боялся никогда, просто ему, привыкшему к тишине и покою, было бы комфортнее провести вечер в саду, нежели здесь, среди шумной и пьяной толпы почти незнакомцев. — Мин Юнги! — окликают омегу. Юнги оборачивается, замечая идущего к нему Джевона. Младший широко улыбается и обнимает Мина. — Круто, что ты тоже здесь. Выглядишь классно, — Джевон одобрительно кивает и поднимает большой палец вверх. Юнги смущенно опускает голову, оглядев себя. На нем обычная черная джинсовка поверх белой футболки, черные джинсы выше щиколоток и с дырявыми коленками. — Очень в моем стиле. Я думаю, мы подружимся, — смеется Чон и вешает руку на плечо тихо поблагодарившего за комплимент Юнги. — Идем к остальным. Юнги не спрашивает, просто идет с омегой, косясь на веселящихся вокруг людей с легкой растерянностью. Все семь лет Юнги провел без единой тусовки. Максимум — вечерние посиделки с парочкой друзей, но не более. Поэтому находиться здесь кажется чем-то очень странным, чем-то очень далеким и непривычным. — Да ладно, Юнги! — Чимин, сидящий на диване в компании незнакомых Юнги людей, вскидывает брови, оценивая Мина. Юнги к этому взгляду не привыкать, поэтому он даже уже не реагирует. Он снова ждет, что Чимин начнет критиковать его внешний вид, но тот удивляет: — Ты очень красивый, тебе нужно показывать свою красоту этому миру, — Чимин подскакивает и подходит к Юнги, подавшись вперед и шепча на ухо: — Я уже вижу на тебе взгляды, но будь на тебе что-то более сексуальное, ты покорил бы абсолютно всех. — Я не заинтересован в том, чтобы привлекать всеобщее внимание, но если однажды захочу этого, ты удивишься, — отвечает омеге Юнги и слегка улыбается. — Я очень жду этого момента, — шире улыбается Чимин, подмигнув Юнги. — Развлекайся, Мин Юнги. Что ты пьешь? — Без разницы, — пожимает плечами Мин, садясь рядом с Джевоном на мягком и удобном диване. — Хорошо. Как насчет виски с колой? — спрашивает Чимин, поднося омеге стакан. — Сойдет, — Юнги забирает у Пака напиток, делает пару коротких глотков и лижет влажные горьковатые губы. — Расскажешь, как развлекаются люди за границей? — спрашивает искрящийся любопытством Джевон, уставившись на омегу. Юнги с улыбкой кивает и подмечает, что Джевон второй человек, поинтересовавшийся жизнью в другой стране. Первым был Хосок. Эти братья действительно очень похожи. — Да, я бы тоже послушал, — Чимин садится с другой стороны и, закинув ногу на ногу, поворачивается боком к Юнги. И Юнги рассказывает, вспоминая не только свое не очень веселое времяпровождение, но и рассказы своих оставшихся в другой стране знакомых, чтобы показать более полную и подробную картину. В целом, мало что отличается от того, что есть здесь, но Чимину и Джевону все равно интересно. Позабыв про веселье, которое происходит вокруг, они начинают болтать обо всем, задавая разные вопросы, вышедшие за границы конкретной темы, и Юнги с радостью делится, испытывая легкость, которую не надеялся ощутить, придя сюда. Чимин действительно изменился в лучшую сторону, и даже если он мысленно продолжает критиковать каждый шаг, это не имеет значения. Юнги просто расслабляется, привыкая к жизни рядом с людьми, которые всегда будут искренними лишь наполовину. Наверное, в чем-то Юнги и сам такой. Нет вокруг тех, кому можно открыть себя на все сто и быть понятым, и это, наверное, просто стоит принять. Чимин и Джевон уходят веселиться, а Юнги, еще не достаточно опьяневший, чтобы броситься танцевать, уходит на кухню, где находятся все запасы алкоголя. Здесь не так много людей и музыка не долбит по ушам, спокойнее, можно немного отдохнуть от шума. Юнги не убегает, просто постепенно адаптируется, по новой принимая правила жизни в проклятом городе. Он думал, что вычеркнул их навсегда, всерьез думал не возвращаться сюда и забыть эту жизнь, как страшный сон, в котором случалось только плохое, начиная с момента гибели Джио. Тогда жизнь Юнги и превратилась в нескончаемый ад, из которого он никогда не выберется. На кухню входит размякший от выпитого довольный Тэхен, появлению которого Юнги действительно очень рад. Тэхен, заметив Мина, подплывает к омеге и, упершись локтями в высокий стол, смотрит с мягкой улыбкой. — Юнги, ты пришел в мир грешников, — хихикает Тэхен. — Я его часть, увы, — улыбается Юнги, отпив дайкири. — Ты где был? Я не видел тебя среди народа. — Я танцевал, а потом был в туалете с одним альфой… — смеется Тэхен и лижет горькие от алкоголя губы. — Ты не подумай, я не дешевка, которая трахается в туалетах с первым встречным. Мы просто целовались, я возбудил беднягу и бросил с его возникшей проблемкой, — довольно ухмыляется Тэхен и, забрав стакан из пальцев Юнги, делает глоток. — Так забавно наблюдать за его злющей рожей, когда он стоит и смотрит на меня с железным стояком и ни черта не может сделать. Точнее, не может принудить меня сделать что-то для него. Жалкое существо. — А ты жестокий, — хихикает Юнги. — Нет, я просто указываю некоторым людям их места, спускаю с небес на землю, — пожимает Тэхен плечами и берет клубнику из миски, обхватив ягоду губами и протолкнув в рот. — Никогда не поддавайся на чары альф. Они черти, которые запросто могут утянуть в свой ад, и ты без травм оттуда не выберешься. — Ты попадался? — спрашивает Юнги, подперев щеку ладонью и уставившись на Тэхена, окидывающего людей, находящихся на кухне, пьяным смазанным взглядом. Тэхен смотрит на Юнги и, движением пальца убрав прядь, перекрывавшую глаз, говорит: — Никогда. Я никогда не попадался, Юнги, — омега мотает головой и обводит кромку стакана кончиком указательного пальца. Тэхен подмигивает Мину и достает мобильный из кармана джинсов. На экране высвечивается только что пришедшее сообщение от детектива Чона: «Нужно встретиться, где ты?» Почему-то не удивляется. Омега улыбается уголками губ, перечитывая сообщение и, быстро напечатав адрес, куда подъезжать, поднимает взгляд на о чем-то задумавшегося Юнги. — И не попадусь, — подмигивает он, пододвинув стакан обратно к омеге и покинув кухню. Захмелевшее сознание недолго думает над словами Тэхена, сразу же пуская их по течению. Юнги, прихватив свой стакан, решает вернуться к веселью. Не успевает он выйти из кухни, как замечает идущего навстречу Хосока. Альфа снова съедает глазами, темнота в которых стала еще гуще, и заставляет Юнги прирасти к полу. Юнги бы спрятаться, не подставляться и бояться быть убитым этим взглядом, но убегать не хочется. Хосок сокращает расстояние, всех заставляет оборачиваться и восхищенно вздыхать, но альфа только на одного омегу смотрит. Так смотрит, что кожа загорается. — Я думал, что встретил ангела, а этот ангел стоит в эпицентре греха и пьет алкоголь, — ухмыляется Хосок, бросив взгляд на стакан в руке Юнги. — Ты меня ангелом сделал. Я не говорил, что таковым являюсь, — Юнги пожимает плечами и прислоняется к стене. — Мир полон разочарований, но я ни капли не разочарован. Скорее, очарован, — Хосок стоит близко и обдает кожу омеги своим плавящим алкогольным дыханием. Юнги приказывает себе стоять ровно. Хорошо, что за спиной стена. По Хосоку видно, что он тоже пьян, оттого и глаза в разы темнее и опаснее. В них плещется интригующая непредсказуемость, а все знаки, предупреждающие об опасности, словно ураганом сдуло. Преград нет. Можно сделать только шаг и провалиться. — Значит, я такой же, как и все здесь. Я не ангел, поэтому ничем не отличаюсь, — усмехается Юнги, помотав головой. — Нет, не такой же. Будь хоть в разы грязнее каждого тут, ты все равно будешь отличаться, — Хосок скалится, пуская по бледной коже омеги мурашки. — И что меня отличает? — спрашивает Юнги, чуть щуря глаза и завороженно смотря на Хосока. Об этом только что говорил Тэхен? О чертях, которые могут в свой ад утащить? Кажется, перед Юнги один такой сейчас стоит, и противостоять ему действительно трудно. — Я пока не знаю, — подавшись вперед, куда-то в шею омеги выдыхает Хосок. Юнги на секунду жмурится, испустив мысленный стон. — Когда узнаю, обязательно скажу, — Хосок ухмыляется и, выпрямившись, говорит: — А пока веселись. Юнги улыбается, мягко отталкивает альфу, ткнув пальцем ему в грудь, и уходит, исчезая в толпе.🩸
Тэгюн отключает мозг после третьего коктейля, приготовленного Джином. Глупо отрицать, что альфа в этом мастер, пусть он и раздражает омегу до трясучки. Тэгюн, словив то самое обещанное Джином состояние легкости, боится думать о чем-то, что выходит за пределы этого дома, что выходит за границы владений Пак Сокджина, потому что на испытавшее кайф сознание снова разом навалятся повседневные проблемы, связанные с работой, и в итоге станет еще тяжелее. Тэгюн этого всего не хотел и все еще предпочел бы спокойно поехать домой, помедитировать и лечь спать, но происходящее сейчас радует не меньше. Голова такая легкая, как будто не было ничего до этого момента, когда в крови алкоголь, а на губах опьяненная улыбка. Тэгюн, сам себя не узнавая, двигается в такт музыке, прикрыв глаза. Где-то рядом чувствуется аромат Джина, который не покидает ни разу за весь вечер. Альфа позади возвышается скалой и не может поверить в то, что видит. Он даже умудряется снять на видео неожиданно плавные движения Тэгюна и с каким-то особым удовольствием смотрит, как переливается браслет на красивом запястье. В этот момент Тэгюн очень напоминает своего младшего брата, что совершенно на него не похоже. Трезвый Тэгюн был бы в шоке от самого себя, но тот, что отпустил себя после выпитых коктейлей, плюет на все вокруг и отдается ощущениям. Его лицо освещает свет разнообразных огней, а блестящие губы манят невероятно. Джин не касается, не думает даже, как будто перед омегой выставлена табличка «руками не трогать», но ему хватит и того, что он просто находится в достаточной близости, чтобы чувствовать его тепло и моменты короткого трения тела о тело. Альфа и сам не понимает, почему ограничивается, когда как с другими творит, что хочется, и никогда не принимает отказов, а здесь нарушать правила не хочется. Игра будет нечестной, потому что Тэгюн никогда в трезвом уме не улыбался возле Джина. В этот раз альфе хочется по правилам. Он делает шаг вперед, прикрывает глаза, позволяя ощущениям руководить, и еле ощутимо касается плеча омеги, медленно ведя по нему вниз, к локтю, чувствуя перед собой тепло и аромат, на который раньше даже внимания не обращал. А сейчас он все остальные, вокруг витающие, подавляет, становясь единственным важным и необходимым для альфы. Тэгюн открывает глаза и смотрит куда-то вперед, сквозь толпу, и замирает, когда кончики пальцев альфы, стоящего позади, мягко касаются его собственных пальцев, щекочут и ласкают, как будто хотят взять, но не торопятся, играют, мучают и мучаются сами. Джин готов объявить о частичной победе, когда омега внезапно прижимается спиной к его груди. Глаза Тэгюна закатываются.🩸
Тэхен выходит на улицу и сразу же замечает стоящий неподалеку мустанг, который ни с одним другим автомобилем не спутать. Наверное, во всем городе он единственный такой. Омега успел полюбить этот дикий мустанг, но его хозяина не переваривает. С тех пор, как альфа чуть не задушил его, Тэхен старался не думать о Чонгуке. Не потому что больно или обидно, а чтобы себя проверить, вспомнить, как жилось, когда детектив еще не появился в жизни омеги. Странно. Как будто до этого жизнь была более скучной и однотонной, а теперь в ней начал преобладать цвет крови, как будто его и без того мало было до Чонгука. Только теперь он стал более ярким и более значимым, в нем словно появился смысл. Тэхен, глядя на небо, вспоминает глаза, в которых алый блеск вовсе не из-за ночи, а от самой природы. Эти глаза он ненавидит. Тэхен цепляет на лицо улыбку и идет к машине, готовясь к новой игре. Не сказать, что он долго расстраивался из-за последней встречи с Чонгуком. Скорее, был в легком шоке первые пару часов. Это было именно то, чего Тэхен добивался. Извержения вулкана, которое принесет страдания тем, кто окажется рядом, но омегу не покидает чувство, что это не все, на что Чонгук способен. Точно не все. Альфа выходит из машины, закрывает дверцу и складывает руки на груди, не забывая взглядом напомнить омеге, с каким презрением к нему относится. — Соскучился, фараон? — улыбается Тэхен, вставая напротив. — Мы каждый раз обещаем, что больше не увидим друг друга, но всегда находится обстоятельство, которое снова и снова нас сталкивает. Не могу сказать, что мне это не нравится. — А ты не прекращаешь, да? — слегка щурит глаза Чонгук. — Не прекращаю что? — удивляется омега, подняв брови. — Бесить тебя? — Играй с кем-то другим, я тебе уже говорил. Ты не понимаешь, с кем связываешься. Тэхен смеется и подходит ближе, подняв взгляд и смотря Чонгуку прямо в глаза. — С кем я связываюсь? С опасным детективом, который мог бы меня убить при возможности? — тихо говорит омега, не скрывая своего удовольствия. — С психом, который таковым не хочет выглядеть? Ну да, ты же людей защищать должен, а не желать убить… — Тэхен оказывается прижатым к двери мустанга. Он прикрывает глаза и издевательски прикусывает нижнюю губу, не прекращая улыбаться. Чонгук хотел бы своими зубами впиться в эту губу и прокусить до крови. — Следи за словами, — рычит он негромко, но оттого не менее пугающе. У Тэхена все внутри сжимается, но получать от происходящего удовольствие это не мешает. Он ловит кайф от того, что Чонгук его прижимает к машине, всячески старается себя сдерживать, а в мыслях наверняка уже сотворил бог знает что. Тэхену нравится. — Твой статус не дает тебе право открывать свой гребаный рот без последствий. — Господин Ким, какие-то проблемы? — неподалеку, возле чужого джипа стоит охрана знакомого Тэхену омеги, не сумевшая оставить без внимания факт, что какой-то альфа так грубо обращается с известным всему городу омегой. — Может, вызвать полицию? — Все в порядке, полиция уже здесь, — ухмыляется Тэхен, не взглянув в сторону мужчин. Чонгук даже бровью не повел. Так и стоит, прижимая омегу, желая, чтобы до хруста костей. — Детектив, отпустите, мне больно, — а на лице все та же выводящая из себя улыбка и ни тени боли. — Что, выставишь мне счет за синяки, которые останутся на твоем драгоценном теле? — недобро ухмыляется альфа и крепче сжимает кожу омеги через тонкую ткань рубашки. — Я могу, но не стану, у тебя и так проблем полно, наверное. Полицейским на жизнь хватает вообще? — с притворной заботой спрашивает Тэхен, хлопая ресницами. — Те, кого вы щедро кормите, держа на поводке, наверняка ни в чем нужды не испытывают, — поджимает губы альфа, неохотно освобождая омегу из хватки. — А ты не из таких, иначе давно заткнулся бы послушным песиком, как только мой папа затолкал бы тебе в рот деньги. Но их забрал твой капитан, — усмехается Тэхен, сложив руки на груди и так и стоя, прислонившись спиной к мустангу. — Ты не выиграл ничего. — Этот город не выиграл ничего. Пока его заполняют тебе подобные, он из дерьма не вылезет, — рычит Чонгук. — Мы уже выяснили, что у тебя проблемы с богачами, — утомленно закатывает глаза Тэхен. — И не начинай сейчас про моего отца. Ты же приехал, потому что хотел увидеть меня, так почему бы просто не насладиться моментом? — нежно улыбается омега. — Смотри на меня, фараон, внимательно смотри, чтобы не забыть ни одной детали, — Тэхен отлипает от мустанга и касается пальцами подбородка альфы, но тот резко отдергивает от себя руку омеги. — В твоих мечтах, — сухо усмехается он, глядя омеге в глаза. — Я приехал вернуть деньги за разбитый телефон. Я никогда не остаюсь ни у кого в долгу, — Чонгук достает из кармана куртки белый бумажный конверт и протягивает Тэхену. Тот в легком удивлении смотрит на конверт, хмурится, забирает его, тянется к карману джинсов за зажигалкой и, чиркнув, поджигает кончик конверта, который мгновенно вспыхивает, разбавляя яркостью пламени густую алую ночь. Огонь отражается в спокойных глазах омеги, смотрящих на Чонгука. А альфа закипает, смотря, как огонь пожирает бумагу, до хруста сжимает руки в кулаки и не может даже что-то сделать, хотя хотел бы, очень хотел обжечь этим огнем Тэхена. Ему снова и снова мерещится крик от боли, которого он никогда не слышал, и это заводит еще сильнее, заставляя альфу рычать. Но он так и стоит, ничего не делая. Плевать на деньги, омега переходит черту, даже не подозревая, на что нарывается. Тэхен разжимает пальцы, держащие конверт за верхний уголок, когда огонь подбирается к краю. Остатки денег черным пеплом осыпаются под ноги. В кармане вибрирует телефон. Тэхен, так и смотря на явно не ожидавшего такого альфу, достает мобильный и принимает звонок, слыша в трубке голос Джина. — Пока, фараон, — быстро говорит Тэхен похолодевшим голосом. — Теперь у нас точно нет причин для встреч, радуйся, — омега разворачивается и, больше ничего не сказав, быстро идет к дому. Чонгук поджимает дрожащие в ярости губы, садится в машину и, нервно хлопнув дверцей, трет лицо ладонями. Это был последний раз. Точно последний, иначе в следующую встречу Чонгук от Тэхена ничего не оставит.🩸
Джин не сразу понимает, что происходит с омегой. Его тело напрягается так сильно, как будто одеревенело, и ноги больше не держат. Его голова и ноги вытягиваются, а руки подгибаются. Но самое страшное — Тэгюн начинает биться в конвульсиях, и если бы не Джин, успевший схватить его поперек талии, то омега давно рухнул бы на пол. Джин растерян. Он начинает судорожно осматриваться, но никто вокруг даже в их сторону не смотрит. Все пьяные до беспамятства и ни на что не реагируют. Альфа крепче прижимает к себе неконтролируемое дергающееся тело и оттаскивает к ближайшей комнате. Распахнув дверь, он спешно входит, стараясь удержать трясущегося Тэгюна, и орет, заметив парочку, целующуюся на кровати: — Уйдите нахуй отсюда! Те, испугавшись, быстро выбегают из комнаты. Джин не успевает дойти до постели. Тэгюн начинает трястись еще больше, и альфа, боясь уронить его, опускается на пол. Тэгюн лежит на спине с закатанными глазами и дергается так, что альфе становится страшно. Он достает телефон, быстро набирает Тэхена и подползает к голове Тэгюна, бьющейся о пол. — С Тэгюном… с ним что-то происходит, Тэхен, — тяжело дыша от волнения, говорит альфа, подложив ладонь под голову омеги, чтобы тот не разбил ее от сильных дерганий. — Я уже иду, — к удивлению Джина спокойно отвечает омега. — Что с ним? — громко, почти срываясь на крик, говорит альфа, нервно сжимая телефон и в страхе смотря на омегу, который продолжает трястись. Из уголка его приоткрытых губ стекает пена, и Джина охватывает еще большая паника. — Я, блять, не понимаю, что мне делать! — орет он в трубку. — А если он умрет… — У него эпилептический приступ. Поверни его набок, он может захлебнуться слюной. Подложи что-нибудь мягкое под голову, проверь пульс и дыхание. Не дай ему покалечиться, это скоро пройдет. И не ограничивай его в движении, сломаешь что-нибудь. Через минуту буду, — быстро говорит Тэхен и отключается. Джин, кое-как сумевший расслушать указания омеги, убирает руку и поднимается, схватив подушку, лежащую на кровати. Он быстро подкладывает ее под голову Тэгюна и аккуратно поворачивает его с трудом поддающееся напряженное тело набок. Проверяет пульс и едва ощутимое дыхание, садится возле головы омеги и придерживает за плечо, чтобы не перевернулся, находясь в нервном ожидании неизвестного. Джин, наверное, никогда в жизни не пугался так сильно. Несмотря на слова Тэхена, звучавшие уверенно и спокойно, альфе видеть вечно контролирующего себя Тэгюна в таком состоянии странно и волнительно. Он слышал об эпилепсии, но не представлял, что приступ выглядит так жутко. Ощущение, словно человек умирает на твоих руках, но ты бессилен. Альфа с болью смотрит на омегу и касается кончиками пальцев его волос, чтобы погладить. Джин не представляет, как может ему помочь, как остановить это, поэтому все, на что он способен — гладить омегу, который этого даже не осознает. Так альфа только себя успокаивает. Тэхен сказал, что это скоро пройдет. Нужно только ждать. Омега, как и сказал, врывается в комнату спустя минуту и сразу же падает на пол возле брата. Джин сразу же убирает руку. — Давно у него это? — спрашивает он, подняв взгляд на Тэхена, который зачем-то шепчет брату тихие успокаивающие слова. Наверное, каким-то образом это доходит до отключенного сознания Тэгюна или он тоже себя успокаивает, хотя его лицо не выглядит сильно встревоженным. Словно он наблюдает такое не впервые. — С рождения, — отвечает Тэхен, мягко поддерживая брата сбоку. Джин удивлен. Он и подумать не мог, что у Тэгюна есть какая-то болезнь. Этот омега без изъяна, который даже не представляет, что многие хотят быть похожими на него, всю жизнь живет с таким чудовищным диагнозом, и никому об этом даже не известно. — Что могло спровоцировать приступ? — спрашивает альфа, уставившись на Тэгюна. Конвульсии потихоньку утихают и, кажется, бешеное сердцебиение Джина тоже одновременно с ним успокаивается. — Он пил… но не так много. — Нет, это мигающий свет, скорее всего. Это первое, что может спровоцировать приступ, — вздыхает Тэхен и гладит брата по руке. — Это случилось, когда мы зашли внутрь. У бассейна он был в порядке, — задумчиво говорит Сокджин, убеждаясь в предположении омеги. — Как ты смог заставить его остаться? — слабо улыбается Тэхен, притянув к себе успокоившееся тело брата и аккуратно обняв, чтобы не выскользнул из рук. Теперь осталось подождать, когда он придет в себя. — У меня механизмы воздействия даже на такого неприступного омегу найдутся, — пожимает плечами Джин, неотрывно глядя на Тэгюна. — Он будет очень расстроен, когда очнется. И это я еще мягко выразился. Тэгюн всегда старается контролировать приступы, а тут такое, — Тэхен заботливо поправляет челку брата. — Теперь я чертовски жалею, что заставил его остаться, — Джин подгибает колени и вешает на них локти, опустив взгляд в пол. — Это моя вина. — Ты не знал, что у него проблема, зато он прекрасно знал и все равно не ушел. — Лучше словить приступ, чем быть искупанным в бассейне? — сухо усмехается альфа, глянув на Тэхена. — Чертов гордец. — Думаешь, в этом дело? — спрашивает Тэхен, внимательно глядя на альфу. Джин смотрит в ответ непонимающе, хмурится, открывает рот, чтобы ответить, но не успевает и, наверное, это к лучшему, особо ему ответить было нечего. Тэгюн спустя несколько минут после приступа приходит в себя, окончательно успокоив взволнованного альфу. Он открывает глаза и растерянно глядит на Джина, а потом на Тэхена. — Что я здесь делаю? — слабым голосом спрашивает он. Порой после приступов он забывает, где находится и что произошло. — Мы у Чимина дома. Ты хотел вернуть Джину браслет, помнишь? — мягко улыбается Тэхен. Тэгюн снова переводит взгляд на альфу и поджимает губы, замечая влажное пятно на рубашке альфы. Наверняка это слюна, выделявшаяся во время приступа. Вспомнил, все вспомнил. Становится мерзко. От себя, от брата, от Джина и от всей этой ситуации. Почему нельзя вмиг провалиться под землю, чтобы все забыли о твоем существовании и о случившемся? Как будто ничего и не было. Никто, кроме семьи, не знал о болезни Тэгюна, но теперь о ней знает Джин, ставший свидетелем. Это мог быть кто угодно, но, как будто назло, этим человеком стал чертов Пак Сокджин. Наверняка он разболтает всем, и Тэгюн даже не представляет, что может быть хуже. Он прикрывает глаза, чтобы не заплакать и не видеть лица альфы, и тихо шепчет: — Домой. — Конечно, сейчас, я наберу водителю, — Тэхен аккуратно прислоняет брата к изножью кровати и поднимается на ноги, достав телефон. — Я могу подвезти вас, — предлагает Джин. — Нет. Просто уйди, — обрубает Тэгюн, так и не открывая глаз. Тело после долгих минут сильнейшего напряжения становится слабым и бессильным, все болезненно ноет и безумно хочется спать. Омеге бы встать и как можно скорее покинуть это место, но даже руку поднять кажется непосильной задачей. Тэгюну теперь тошно еще и от своей слабости. Джин узрел все, что так яростно скрывал Тэгюн. Теперь он знает слабое место омеги и наверняка будет использовать его в качестве манипуляций. Губы мелко дрожат, все еще хочется плакать, но Тэгюн лучше умрет, чем позволит себе еще и расплакаться перед этим альфой. Без того позора хватило. — Все нормально, водитель уже подъезжает, — Тэхен подходит к брату и помогает ему подняться. Несмотря на легкость омеги, сейчас он кажется особенно тяжелым. Тэхен списывает свою неспособность поднять брата на количество выпитого. Алкоголь сделал из него тряпку. Джин наблюдает за попыткой Тэхена поднять брата, затем встает и рывком подхватывает Тэгюна на руки. — Ты что делаешь? Поставь меня! — шипит омега, слабо, почти неощутимо стукнув альфу по груди кулаком. Тэхен рядом тихонько смеется и идет вперед, чтобы открыть дверь. — Нам с Тэхеном принести носилки, чтобы все увидели, как тебя уносят? — усмехается Джин, поудобнее взяв омегу и идя в коридор. — Лучше я поползу, чем у тебя на руках, — закатывает глаза Тэгюн, опустив взгляд. На Джина смотреть совершенно нет желания, а на людей, которые наверняка не упустят такое зрелище — тем более. Это определенно худший день в жизни Тэгюна. — Ты хоть когда-нибудь свою гордость отключаешь? — улыбается альфа, не обращая ни на кого вокруг внимания. Он смотрит только на Тэгюна и надеется, что нигде не споткнется, засмотревшись. — Хороший вопрос, то же самое я хочу спросить у тебя, — хмыкает омега, сжав пальцами ворот рубашки за спиной Джина. — Если бы не она, мы давно бы с тобой продолжили игнорировать существование друг друга и ничего бы не произошло. — А если я не хотел больше игнорировать твое существование? — Джин входит в лифт, где уже ждет Тэхен, что-то листающий в телефоне, и нажимает на кнопку. Тэхен делает вид, что не слышит, но не может скрыть улыбку. У брата бывали отношения и куча поклонников, но ни один альфа рядом с Пак Сокджином не стоит, и дело не в его популярности и красоте, а в характере, который характеру Тэгюна ни на грамм не уступает. Альфы, с которыми встречался старший, всегда стелились перед ним, как коврик, о который омега вытирал бы ноги. Они всячески изворачивались, лишь бы покорить Тэгюна, и никогда не говорили ему «нет», о гордости и речи нет. Но Джин для Тэгюна — как ледяная вода на сонное лицо ранним утром. Лучше не придумаешь. — Я тебя знать не хочу, придурок. Ты самый раздражающий из всех, кого я знаю. Думаешь, мне это надо? Будешь ошиваться рядом со мной — испортишь мое лицо перед людьми, так что лучше отвали, — не перестает язвить Тэгюн, но Джина ни одно слово не задевает. Он лишь слегка улыбается и поддакивает. Омега слишком смущен ситуацией и скрывает это за агрессией, которая как пощечины обжигает лицо альфы, но не причиняет боли ни капли. — И отпусти меня уже! Я не хочу, чтобы ты касался меня. — Отпущу — упадешь, — подмигивает Джин. — С радостью грохнусь, только бы ты не касался, — продолжает бурчать омега, уставившись в сторону. Пока они идут до подъехавшего рэндж ровера, больше не разговаривают. Тэгюн слишком устал и слишком хочет спать, чтобы продолжать бессмысленно осыпать альфу своей злостью, поэтому просто молчит, поджав губы. Тэхен садится в машину, помахав Джину. — Спасибо тебе, Джин-а, — благодарит он, тепло улыбнувшись альфе. Джин коротко кивает и усаживает Тэгюна на заднее сидение. Тот складывает руки на груди и упрямо смотрит вперед. — Моя вина, что это случилось, — негромко, чтобы слышал только Тэгюн, говорит Джин, наклонившись к салону. — Я знаю, как это важно для тебя, поэтому говорить никому не стану. И не собирался. Тэгюн поворачивает к нему голову и, ткнув пальцем на влажное пятно на рубашке альфы, цедит: — Не переживай за испорченную рубашку, я отправлю тебе новую, — не переставая испытывать жгучий стыд, омега быстро отворачивается. — И мы квиты, Сокджин. Теперь можешь оставить меня в покое. Джин смотрит на омегу несколько долгих секунд, бесцветно усмехается и отходит, закрыв дверцу джипа. Проводив взглядом удаляющийся автомобиль, альфа идет обратно к дому, понимая, что на сегодня для него веселье кончено.🩸
— Тэхен так рано ушел, — Чимин делает затяжку и стряхивает пепел в стакан с недопитым напитком. — Наверняка его занудный братик опять влез, — ухмыляется омега, закинув ногу на сидящего рядом Джевона. — У них была серьезная причина, чтобы уехать пораньше, — говорит Джин, развалившийся на диване в обнимку с бутылкой наполовину выпитого хеннесси. С тех пор, как альфа вернулся в пентхаус, улыбка так и не появилась на лице вновь. Только хмурая и задумчивая гримаса. Все омеги, которые не перестают пытаться завоевать внимание Джина, уходят на десятый план и блекнут в глазах альфы. — Ты секретарь Кимов теперь, Джин-и? — усмехается Чимин, повернувшись к брату. — Сумел в трусы залезть к нашему божественному Тэгюну? — Мне это не нужно. Зачем тратить время на попытки, если я могу взять любого прямо на этом столе, стоит только пальцем поманить, — Джин изображает манящий жест указательным пальцем и делает пару больших глотков. — Можем вместе, а, Хосок? — спрашивает он альфу, сидящего рядом с Джевоном. Хосок как будто в своем мире. Он неторопливо курит, наблюдая за танцем дыма в мигающем свете, и периодически кого-то выискивает в толпе хищным взглядом. — Хочешь с ним трахнуться? С каких пор ты по альфам? — прыскает Чимин, а рядом сидящий Джевон едва не давится своей пина коладой. — Ни с каких. Я предлагаю ему тройничок, — закатывает глаза Джин. Сейчас тот самый редкий момент, когда он не испытывает острого желания засадить кому-нибудь, но Чимин, заговорив о Тэгюне, будто встряхнул альфу и в чувства привел. Теперь хочется забыться в тепле чужого влажного тела, заткнуть мысли стонами, переходящими в крик, и пропасть в порошке. Удостовериться. Доказать себе, что ничего не изменилось. И брату, который слишком много болтает. — Я пас, — Хосок лижет кончиком языка нижнюю губу и выслеживает кого-то в толпе. Это не ускальзывает от проницательного Чимина. — Джин-и, наш зверь уже в поисках жертвы, не приставай к нему. — Чон Хосок, ты скучный даже когда нажрешься в ноль, — хмыкает Джин, вытянув ноги под столиком. — Я в шоке, что ты вообще пришел сюда. — Я знаю, в чем дело, — хитро улыбается Джевон. — Точнее, в ком. — И в ком? Что ты знаешь? — раздраженно спрашивает у брата Хосок, повернув к нему голову и пронзая острым взглядом. Джевон не перестает улыбаться, смотря на старшего. Он привык, что когда Хосок в алкоголе переходит черту, то становится темной версией себя и грубит с поводом и без, становится дико прямолинейным и может причинить боль, не задумываясь. Поэтому Джевон всегда боится, что пьяный брат может пересечься с отцом. Тогда беды не миновать. — Он про Мин Юнги, точно, — Чимин усмехается и затягивается. — И что, если так? — Хосок вскидывает бровь и с мрачным выражением лица смотрит на младшего Пака. — Если так, Хосок, то почему ты не возьмешь его? — спрашивает Чимин, туша сигарету. — Я думал, наши альфы легко берут, что хотят, — омега бросает взгляд на Джина и обратно на Хосока. — И никто их не остановит. — Пора помолчать, Чимин-и, — устало вздыхает Джин. — А что я такого говорю? — удивляется младший. — Черт, да проблема же в вас, придурках, — закатывает глаза Чимин и, бросив окурок в стакан, поднимается с дивана. — Мой коктейль кончился, попрошу сделать новый, — бурчит омега и идет на кухню, бросив Джевону, чтобы проследил за парнями. Оба не совсем в своем уме сейчас и могут натворить дел. Сколько драк уже бывало по совершенно абсурдным причинам. Чимин не очень хочет, чтобы его дом снова громили. Настроение друзей и брата всегда очень влияет на омегу, поэтому его собственное куда-то испаряется. Снаружи еще куча гостей, целая ночь веселья впереди, поэтому омега решает, что нужно перейти на что-то более крепкое и вернуть улетучившееся настроение, а затем пойти и поднять его и Хосоку с Джином. Неужели на этих двоих омеги так влияют? Самое смешное, что оба всеми силами отрицают и ведут себя, как какие-то школьники. А еще смешнее то, что и Хосоку, и Джину ничего не стоит получить любого омегу. Им стоит задержать на ком угодно взгляд на пару секунд, чтобы цель сама подошла и раздвинула ноги. А сейчас происходит нечто новое и дикое, и даже если сами альфы это не до конца осознают, Чимин видит все отчетливо. Конечно, им непривычно, что кто-то может интересовать их дольше одной горячей ночи, вот и ведут себя, как глупые дети. Только Чимину, к счастью или к сожалению, хорошо известно, что значит быть в ком-то заинтересованным дольше, чем одну ночь. И речь вовсе не о Джевоне. Этот омега — нечто совершенно другое и очень особенное для Чимина. Речь совершенно не о нем… Чимин жмурится на секунду, чтобы отбросить лишние мысли, пока те не успели до сердца доползти и начать ковырять с трудом зажившую рану, и наливает себе водку, бросив в рюмку дольку лимона. Он залезает на высокий стул и подпирает щеку ладонью. За спиной чувствуется чужое тепло, но омега не оборачивается. — Они ничего не натворили, Джевон-и? — спрашивает Чимин, осушив рюмку залпом. — Не знаю, о ком речь, но надеюсь, никто ничего не натворил, — рядом звучит низкий басистый голос, а через секунду перед глазами оказывается его обладатель, которого Чимин видит впервые. Альфа перед ним высокий, даже выше Джина. И красивый. Чертовски красивый. У него короткие русые волосы, серебряные кольца в ушах и пухлые губы. На шее виднеются татуировки, продолжение которых скрывается за воротом черной футболки и кожаной куртки. Альфа с широкими плечами и подкачанной грудью заставляет Чимина на миг обо всем, что еще секунды назад волновало, позабыть. — Моему брату и другу срывает крышу, когда они не в настроении, плюс в хлам, — издает смешок Чимин и берет бутылку водки, стоящую рядом. Альфа забирает ее у него, берет себе рюмку и разливает водку. — Спасибо, — слабо улыбается омега, беря свою рюмку. — В одиночку пить на собственной вечеринке — это как-то совсем печально выглядит, не считаешь? — улыбается альфа, отчего на его щеках появляются ямочки. Чимин засматривается на них, не понимая, как на лице с таким суровым взглядом им находится место? Они сразу же рушат грозный образ альфы и заставляют улыбнуться. — Все не так ужасно, правда, — посмеивается Чимин. — Я просто хотел немного отдохнуть от шума. — Ладно, пусть так. За что будем пить? — спрашивает альфа, сев на стул рядом и повернувшись корпусом к Чимину. — Ну… я тебя не знаю, — Чимин задумчиво поднимает взгляд к потолку и закусывает нижнюю губу, что не уходит от взгляда альфы. — Выпьем за знакомство? Я Пак Чимин. — Позор тому, кто в этом городе не знает Пак Чимина, — усмехается альфа и поднимает свою рюмку. — Я Ким Намджун. — За знакомство, Ким Намджун, — Чимин улыбается шире и чокается с альфой, выпивая водку и слегка морщась. Спирт обжигает горло и грудную клетку. — Странно, почему я не видел тебя раньше. — Не странно, я недавно приехал в этот город по работе. Встретился с другом, которого давно не видел, и он решил захватить меня с собой сюда, — пожимает плечами альфа, перебирая пустую рюмку в длинных татуированных пальцах. — По работе? А что за работа? — спрашивает Чимин, внимательно смотря на альфу, от которого даже взгляд отводить не хочется. Намджун похож на глоток свежего воздуха. Чимин любит новые знакомства, это всегда интересно. — Да так, ерунда, — отмахивается Намджун. — У меня есть свой небольшой магазин. Я продаю старые отремонтированные радиоприемники. — Серьезно? — смеется Чимин. — Кому-то в этом мире еще нужно радио? — Не поверишь, но таких много. Современные люди в каких-то мелочах любят возвращаться в далекое прошлое, и я им его даю, — слегка улыбается Намджун. — Небольшой минус моей работы в том, что порой в поисках приемников мне приходится копаться в никому не нужном барахле. Но оно того стоит. Я даю им вторую жизнь и продаю ценителям. — Черт, звучит круто, я как-нибудь прикуплю себе радио и оценю. А вообще, по твоим словам кажется, что ты действительно очень любишь это, хоть и звучит скучновато, — Чимин подливает себе и Намджуну водку. — Давай выпьем за то, чтобы наша любовь к тому, чем мы занимаемся, никогда не угасала и приносила нам только радость, — говорит воодушевленно омега, подняв рюмку. — Конечно. Только радость, — Намджун коротко кивает и чокается с омегой. Намджун не смог. Каждый день, наблюдая за омегой, жизнь которого изучил вдоль и поперек, зная каждый шаг которого, даже научившись предугадывать его намерения, Намджун больше не смог оставаться в стороне, быть на расстоянии от того, кто о круглосуточной слежке даже не подозревает. Намджун уже все видел. И обнаженное тело, которому дарят ласку и которое так красиво извивается в возбуждении, и губы, которые чужой член так красиво обхватывали, принося наслаждение в ответ. Зрелище дурманящее, его выдержать нелегко. Тут даже Намджун, казалось бы, давным-давно научившийся самоконтролю, дал трещину. И не смог. Не смог держаться в стороне, наблюдая из тени через прицел винтовки, цель которой смотрела то в лоб, то в висок, то в грудь омеги. Показав свое лицо человеку, которого заказали убить, Намджун себе изменил. Впервые. Раньше ему заказывали только старых и уродливых богачей. А таких красивых омег, как Пак Чимин — впервые. Намджун свою тягу не усмирил, слепо на поводу пошел, уверенный, что один раз, всего разок. Помех не возникнет. Он просто услышит мягкий и сладкий голос, увидит эту улыбку и глаза, которые теперь смотрят прямо на альфу. О большем Намджун и не думает. Он свою мечту исполнил, а после исчезнет и продолжит свое наблюдение через прицел. — А откуда ты приехал, Намджун? — спрашивает Чимин. От повышенного градуса на его мягких щеках выступил румянец, а глаза застелил алкогольный туман. — Оттуда, где небо не знает, что такое солнце, и всегда холодно, — шепчет альфа, пододвинувшись, словно раскрывает страшную тайну. — Все же лучше, чем кровью залитое небо, — шепчет в ответ омега и, хихикнув, утыкается лбом в плечо альфы. Его стройные поджатые колени оказываются меж ног альфы. Впервые за весь вечер Чимину действительно хорошо. Может быть, из-за водки, которую нужно было сразу пить, а может, из-за неожиданной и приятной компании. Неважно. Чимин просто рад, что смог наконец забыться. — Лучше там, где наша нога никогда не ступала, — альфа поворачивает голову вбок и касается губами виска разомлевшего омеги, который все еще сидит, уткнувшись в его плечо. — Может, ты и прав, Ким Намджун, — улыбается Чимин и закусывает губу, когда ощущает чужие на своей коже. Вроде ничего такого, но сердце с ритма сбивается, поэтому омега, резко подняв голову, поправляет волосы. — Выпьем еще? Хочу послушать что-нибудь интересное о радиоприемниках. — Рассказ будет долгим и не очень интересным, боюсь, ты уснешь. — Никто ничего более интересного мне сейчас не расскажет и не покажет, — Чимин подпирает щеки ладонями, с любопытством уставившись на альфу. — Расскажи, как они работают. — Хорошо, тогда слушай. Джевон замирает в дверном проеме, так и не заходя на кухню. Чимин сидит с каким-то альфой за барной стойкой и мило общается. Внутри что-то неприятно скребет, когда Чимин кладет голову на плечо незнакомого мужчины и сидит так какое-то время, пока тот что-то шепчет ему на ухо. Джевон поджимает дрогнувшие губы и отворачивается. Не больно. Омега хочет надеяться, что не из-за этого внутри кольнуло. Он медленно возвращается в гостиную, отходит к стене и достает телефон. «Гину, приезжай к Чимину, забери меня домой» Омега отправляет сообщение и идет в коридор, сталкиваясь плечами с пьяными людьми, не обращая внимания, с комом в горле прокручивая в голове на повторе только что увиденное. А смеет ли Джевон обижаться? Нет, не смеет. Они с Чимином ничего друг другу не обещали, в верности и вечной любви не клялись, о любви вообще не заикались. Наверное, настал тот момент, когда старшего смог заинтересовать кто-то другой. Не слабый омега, живущий и спасающийся мыслями о Пак Чимине изо дня в день, а настоящий альфа, который за своей широкой спиной может спрятать омегу и уберечь от всего. Так ведь и полагается по правилам природы? Глупые мысли, глупые оправдания и себе, и Чимину. Джевону впервые не хочется о нем думать, мыслями об этом человеке спасаться. Ничего не хочется. Только глубоким сном забыться и не знать того, что пришлось увидеть. До этого момента вечер был прекрасным. Периодически прячась от людей в ванной, Чимин и Джевон долго целовались, испытывая особенный кайф от этих безумных пряток, а потом выходили, как ни в чем не бывало, и продолжали взглядами друг друга сжигать, но теперь… Все словно перечеркнули. Джевон, ни с кем не прощаясь, не напоминая о себе Чимину, молча уходит, когда подъезжает водитель. Пусть дома снова ждет отец, который в миллиардный раз отчитает, накажет за позднее возвращение и запах алкоголя. Не страшно. Плевать. Все это уже не кажется кошмаром. Главный кошмар случился только что.🩸
Юнги расслабляется и, возможно, из-за воздействия алкоголя взгляд Хосока на себе выдерживать становится проще. Но это совсем не значит, что внутри все не переворачивается с ног на голову. Юнги старается отвлекаться, ускальзывает от альфы весь вечер, танцует, выходит к бассейну и смотрит на ночной город, завораживающий своими видами, возвращается, общается со знакомыми, снова танцует и пьет, снова чувствует на себе чужой взгляд и еле сдерживается, чтобы не обернуться, не столкнуться с чернотой глаз альфы. А он ходит по пятам, не теряя след, и в конечном итоге загоняет Юнги в угол. — Весь вечер смотришь, из виду не упускаешь, ищешь меня в толпе, — говорит Юнги, оперевшись локтями о перила и разглядывая алые огни города вдалеке. Слишком пьян, чтобы молчать об очевидном, но это даже хорошо, не будет никаких интриг. — А тебе не безразлично, раз заметил? — Хосок встает позади омеги и разглядывает блестящий в свете ночи янтарь в стакане. — Трудно не заметить, Чон Хосок. Мой отец нанял тебя в качестве моей личной охраны? — Юнги поворачивается к альфе. — Тебе нужна охрана, чтобы от меня уберечься, — усмехается Хосок. — Ты можешь мне навредить? — поднимает бровь омега. Алкоголь придает смелости, иначе голос бы давно дрожать начал. Хосок звучит слишком серьезно. — Не думал, что ты такой. — Ты меня не знаешь, а я не знаю тебя. Никто тут никого не знает, — пожимает плечами альфа. — Какие выводы ты успел сделать обо мне? — Никакие. По крайней мере, тому, что я сейчас вижу, они не соответствуют, — Юнги коротко улыбается. — Люди удивляют. В наших кругах особенно, — Хосок допивает остатки виски и ставит стакан на перила. — Днем мы другие, а ночью становимся сами собой. — Или наоборот? — Юнги заглядывает Хосоку в глаза. — Ты хочешь в это верить, — сухо усмехается альфа и подходит к омеге ближе, дыша одним лишь его легким и нежным ароматом, похожим на дуновение свежего воздуха в душной комнате. Юнги замирает и сдается, смотреть в эти глаза больше нет сил даже под воздействием алкоголя. Взгляд спускается ниже, невольно останавливаясь на губах альфы, что так близко. Они дыханием заставляют мелко дрожать. Юнги крепко вцепляется пальцами в перила, будто еще секунда, и точно упадет, вниз полетит, проломит землю и попадет точно в тот ад, что в глазах альфы, в тот, о котором Тэхен говорил. Страшно. Совсем немного. Альфа это видит. — Ты знаешь, что звери чувствуют страх? — тихо спрашивает Хосок, взяв Юнги двумя пальцами за подбородок и заставляя смотреть на себя. — Чего мне бояться? — шепчет омега, с трудом поднимая взгляд. — Ты мне ответь. Чего ты боишься? — Хосок лучше себе пальцы сломает, чем сейчас сдержит себя от прикосновения к нежной белоснежной коже. Он медленно скользит большим пальцем по щеке омеги, оглаживая скулу. Юнги замер, словно и дышать перестал, а душа покинула его тело. Похож на куклу, по счастливой случайности попавшую в руки Хосока. Потеряться. Я боюсь потеряться. Юнги не озвучивает. Он чувствует, как дыхание начинает сбиваться, его накрывает еще большая волна страха, потому что понимает, к чему дело идет и что грядет. Чем ближе губы Хосока, тем тяжелее дышать, а легкие начинают гореть от нехватки воздуха. Губы едва соприкасаются. Юнги не позволяет этому произойти. Он отталкивает от себя альфу и срывается, жадно хватая ртом воздух и выбегая из квартиры. Он влетает в лифт, нервно жмет на кнопку и сползает вниз по стене, сжимая пальцами свою футболку на груди и пытаясь восстановить дыхание, которое альфа одним прикосновением выбил из ритма. В уголках глаз скапливаются жгучие слезы и текут по щекам, пока Юнги, схватившись за волосы, в ужасе смотрит в никуда и в очередной раз борется, чтобы не задохнуться. Хосок контроля лишил, все эмоции пробудил, стерев с лица маску самообладания. Разрушил дамбу, за которой океан чувств, что омега крепко-накрепко удерживал, чтобы не утонуть под ними. Хосоку ничего не стоило. Только посмотреть, только легонько коснуться. А по итогу Юнги сгибается пополам и отчаянно хватается за каждую крупицу драгоценного воздуха. За жизнь хватается. Он кое-как преодолевает расстояние от лифта до своей порше панамеры, кое-как разблокировывает машину и садится, захлопнув дверь, откинув голову на спинку сидения и выравнивая дыхание. Просидев так около двадцати минут, пока дамба наспех, не очень прочно не выстроилась вновь, задерживая поток накрывших эмоций, Юнги наконец выезжает из парковки, держа путь домой. Время заполночь, родители наверняка спят, и хорошо, не станут задавать вопросов и интересоваться, почему глаза у их сына красные, а вид такой, будто он войну прошел, а не повеселиться ходил. Это и была война с самим собой, и в каждой схватке приходится выигрывать, иначе смерть, другого варианта тут нет. Она постоянно рядом ходит, напоминает о себе образом брата, в моменты приступов особенно близко находится и тянет руки, готовясь забрать, но каждый раз Юнги выходит победителем, но особой радости не испытывает. Он вынужден. Ради родителей. Приняв душ, омега надевает белье и свободную футболку и залезает в теплую постель, наконец облегченно выдыхая. День завершился, хоть и не самым приятным образом. Но Юнги не винит Хосока, Юнги винит только себя и свое заслуженное проклятье. Омега лежит на спине, отбросив одеяло и глядя в потолок, а перед глазами Хосок и возможный поцелуй, который мог быть, если бы Юнги не накрыли эмоции. Омега думал, что за долгие годы научился себя держать под контролем, что эмоции все четко разложены по своим местам и крепко заперты до тех пор, пока им хоть немного воли не дадут. Юнги был уверен, что никто на его эмоции не повлияет, никто не расколет, но пришел Хосок, и все полетело к чертям. Жар его дыхания все еще ощущается так ярко, будто альфа совсем рядом. Юнги закрывает глаза и чувствует его прикосновения на своей щеке, его голос слышит отчетливо, его губы, которые так и не достигли цели. Омега додумывает, представляя, как Хосок все-таки целует. Сначала осторожно, прося разрешение на продолжение, затем глубже и требовательнее. Юнги закусывает губу и выгибается, отчего футболка задирается, обнажая плоский живот и белье, под которым уже виднеется твердеющий бугорок. На ткани выступает влажное пятно, а с губ срывается тихий стон. Внизу все мгновенно вспыхивает. Юнги, не открывая глаз, сует два пальца в рот, смачивая слюной, тщательно вылизывая языком, затем переворачивается на живот, вставая на четвереньки, и, приспустив трусы, касается влажного от смазки колечка мышц, вздрагивая от давно не испытываемых ощущений. Дыхание сбивается, начинает подводить практически с первых секунд, но омега не останавливается, уже ослепленный желанием. Он медленно вводит в себя один палец и глухо стонет, уткнувшись лицом в подушку. Юнги, сгорая от возбуждения, старается себя контролировать и не торопиться, чтобы не задохнуться, но выходит с трудом. Желание растет, и терпеть становится все труднее. Омега проталкивает в себя второй палец и начинает медленно двигать ими внутри, дрожа от удовольствия. Стоны тонут в подушке, а пальцы двигаются быстрее, входя глубже, принося еще больше наслаждения. По бедрам течет прозрачная смазка, впитываясь в простыню, Юнги ускоряет движения, насаживаясь на свои же пальцы на всю длину и постепенно подходя к пику. Дыхание все тяжелее, а стоны все громче. Слезы и слюна впитываются в подушку, а в легкие как будто раскаленное железо залили. Юнги задыхается, поднимает голову и хрипло дышит, широко распахнув заплаканные глаза. Еще немного, еще бы совсем немного. Он неохотно вытаскивает пальцы и, намертво вцепившись в подушку, хватает ртом воздух, задыхаясь еще и от слез обиды. Юнги всю жизнь ограничивает себя во всем, что может повлиять на его эмоции. Он отказывает себе в тепле чужого тела, в любви и ласке, потому что эти, казалось бы, простые и приятные вещи, могут привести его к смерти. Когда омега впервые вступил с кем-то в близость, понял, что не может. Не может себе позволить такое удовольствие. Ни секса, ни поцелуев, ни объятий. Юнги давно не испытывал того, что в нем пробудил Хосок. Забылся, думал, сможет справиться, но снова ошибся, едва не сгубив себя, предпочтя довести дело до конца. Омега не продолжает. Он лежит на влажных простынях, все еще горя и плавясь, но дыхание медленно приходит в норму, легкие снова получают желанный кислород, но Юнги не получает желанного наслаждения. Он беззвучно плачет, лежа на животе и повернув голову вбок, прижавшись щекой к простыни и глядя на кровавое небо за окном, обещающее скорый рассвет. Юнги ничего не хочет. Ему бы только справиться с собой, научиться держаться. Никто не помог, никто так и не избавил его от проклятия, ему в одиночку с этим бороться, каждый свой вздох фиксировать в голове и ставить галочку. Вздохнул. Выдохнул. Молодец. Не умер, еще живет, не сдается. Юнги жмурится, всеми силами отвлекая себя от мыслей, которые заставляют задыхаться, запрещая себе думать об альфе, который весь контроль послал к черту, и медленно, не до конца уверенно начинает тереться промежностью о подушку, зажатую меж ног. Желание не ушло, оно мучает и причиняет боль, но и это не помогает. Эмоции снова норовят укрыть и вытянуть весь воздух из легких. Юнги злится. Поняв, что ничего не выйдет, он поднимается с постели и идет в ванную, вставая под струи ледяного душа и дрожа от холода. Остудить себя жизненно необходимо. Слезы смешиваются с водой, но красные глаза выдают, из зеркала на омегу смотрят, еще больше боли причиняют. Юнги опускается на кафель и закрывает лицо ладонями. Тепла он не заслужил.