Сокол ясный

      Фария пахнет порохом, металлом и жжёнными волосами — так пахла война именно в том виде, в котором Амари её запомнила. Такой запах время от времени, с заданий, приносила за собой Ана Амари, затягивающая за собой тонкие нотки её любимого чая: Фария понятия не имеет, когда она успевала заваривать свой любимый красный каркаде, наполняющий комнату ярким фруктовым запахом.       Фария подбирается к Ангеле поближе: Циглер жарит на расходящемся костре, стрекочущем искрами, толстые сардельки. Из-за переполняющего жара они лопаются на золотых языках пламени, шипит на углях сочащийся сок, а пахнет так… что рот наполняется слюной и хочется уже съесть хоть ножку от туристического кресла, что угодно, только чтобы больше этот аппетитный запах жаренного мяса не мучил.       — Издеваешься ты, доктор, над моим оголодавшим желудком, пахнет потрясающе! — выпаливает Фария, сгребая ойкающую Циглер в крепкие объятия и дышит запахом теплой кожи и чистых волос. У Ангелы шампунь с мятой, запах щекочет нос и хочется прижаться губами к алебастровой коже на щеке, втянуть в себя его настолько, чтобы лёгкие переполнились и взорвались. И чтобы сил было столько, чтобы вон ту гору поднять и забросить за горизонт.       — Никаких перекусов перед едой, Амари! — отталкивает её назойливую щёку ладонью, а Фарра не теряется, сцапав тонкие пальцы в руку.       Ангела смеётся звонко, переливом колокольчиков и вздыхает, приглаживая белокурые волосы. От неё не пахнет таблетками или антисептиком, Циглер будто бы вместе с халатом оставила всё это там, в больнице Цюриха, словно так и надо — Фария же принесла войну, пахнущую резиной, вместе с собой. Она хорошо помнила их знакомство, когда белокурая швейцарка протягивала к ней руки на осмотре: Фарии семнадцать, она нескладная и угловатая, а ещё пользуется мужским дезодорантом, потому что с потом после баскетбола не справляется никакой женский.       Качает головой. Ангела Циглер каждый день в операционной, без запахов, абсолютно стерильной, спасает жизни, а следом пьёт кофе в таких количествах, что и губы у неё на вкус, как хорошо заваренный эспрессо, и зернами пахнет душистая шея.       Оставляет короткий поцелуй на пахнущей лёгким, свежим парфюмом щеке.       Фария Амари пахнет песком и металлом, на руках у Ангелы остаётся кофейный аромат. Но они обе по возвращению принесут за собой костёр, хвою и лесную сырость.       — А теперь отдай мне сосиски, Циглер. А то я за себя не ручаюсь.