Сокол ясный

      Фарра всерьёз думала, что её ничего больше не сможет так подбить, как смерть матери.       Думала. А вот оно как вышло.       Фария до последнего не верит, что Овервотч закончил именно так: под грудой обломков и трупами героев Омнического кризиса, протестами против тех, кто миру в будущее проложил дорогу из жёлтого кирпича. На похороны Фария приезжает в парадной форме, теряется среди множества людей: даже знакомые лица кажутся ей абсолютно чужими. Она всё ещё не отошла от этой новости. Не отошла от мысли, что у неё почти никого не осталось.       Ей хочется кричать в подушку и расцарапать кому-то лицо. А затем выпить чего-то покрепче. Ей хочется разворотить всю свою квартиру, разбить всю посуду и стёкла, а затем свернуться калачиком в теплой постели и разрыдаться. Пусто. В грудине — шаром покати, в голове тоже. Фарии от себя противно, ведь она снова дала слабину и, кажется, её превосходное самообладание пошло трещинами.       Страшнее всего не видеть, как ломаются люди вокруг, а самой ломаться. Рассыпаться песком сквозь пальцы. Распадаться на кусочки.       Потому что это чертовски тяжело — камень с души так просто не сбросишь и не избавишься... не поверишь, что всё будто бы закончилось с оглушительным хлопком. Фарию будто бы по голове ударили чем-то тяжелым, в ушах звенит и в глазах плывёт, а заплакать не получается. Ей горько и больно от одной только мысли, что она не выкроила у себя времени, чтобы приехать на день рождения погибшей матери. Это ведь был повод собраться с назваными дядями вместе, рассказать о том, как она получила звание, как у неё дела. Вспомнить всё то, что было.       Сейчас не вспомнит. Не с кем больше вспоминать.       Райнхардт, большой и грузный, как северный медведь, укладывал руки на её плечи. А Фария держалась. Упрямо держалась, закусывая язык и губы. Она сильная и обещалась на плакать — там, у могилы матери со свежими белыми цветами и молодыми кипарисами. А эти двое обещали беречь их общее наследие от общего врага. И Фария сейчас понятия не имеет, рыдать ей или наоборот злиться на то, что они посмели нарушить то самое обещание. Они обещали её матери и ей, они давали слово! Чтобы так легко о нём забыть.       — Простите, что не приехала сказать о том, как сильно я вас люблю, — Фария шепчет сокрушенно и силится не заскулить от той гложущей боли, сковывающей всё её тело, когда на братской могиле у голографических портретов основателей Овервотч не остаётся людей. Она украдкой вытирает щёку, — Простите.       В последнее время Фария везде опаздывала. На самолёт, на автобус до кладбища. На встречу с людьми, которые заменили ей мать и отца.       И очень дорого за это платила.