Сокол ясный

      Фария внимательно осматривает разбитый экран коммуникатора. Сообщение, адресованное не ей. Отправленное, наверняка по ошибке. Сбой проклятой системы и дразнящий кусок сочного стейка перед голодной псиной. Там запись смеха Трейсер и видеосообщение от Уинстона — Фария помнит его смутно. Слишком смутно, чтобы поверить в реальность существования этой затеи. И то, что она не обречена на провал.       Фария упрямо спит с этой мыслью несколько недель, затем проходит не один месяц. Это ведь... это ведь глубокий бред — пытаться снова построить то, что уже давно было разрушено и на что нет никаких, простите Боги, надежд. Решение приходит внезапно, когда Амари натыкается на материнскую фотографию. В этот же вечер она берёт билеты и улетает из Египта. Наверняка вернётся обратно, потому что... потому что бросать свою команду это не в её стиле. Но она обязана была сорваться туда, чтобы хотя бы узнать, к чему всё идёт.       У неё почти ничего не осталось. Только память. И несколько её вещей, которые она не позволила похоронить в пустом гробу. Она с остервенением бульдога отстояла разбитый коммуникатор, берет и военный жетон, трепетно тогда сжимая это в руках, будто бы эти вещи были сопоставимы по ценности с самым большим сокровищем на свете. И сейчас она держит в руках старый мамин пропуск, плавно прислоняя его к пыльной и затертой двери. Она услышала зов и откликнулась на него, несмотря на то... несмотря на то, что он предназначался не ей.       — Идентифицирован агент Овервотч, — синтезированный голос Афины был ей знаком предельно ясно, чтобы шугаться этого, — добро пожаловать, капитан Амари, — Фария сжимает зубы. Все хотели видеть в ней мать. Это было нормально — пытаться сделать невероятное, рогами вспахать землю, из своей шкуры выскочить, чтобы не быть похожей на неё. Даже тогда, когда в армии совали в руку снайперскую винтовку, Фария упрямо трясла головой. Она не её мать. Раньше это был принцип из упрямства и юношеского максимализма. Сейчас из-за того, чтобы не удариться вновь в глубокую тоску.       — Ана? — Фарра вздрогнула. Как же... как же больно кольнула эта ошибка, — Ана, это ты? Быть... быть того не может, капитан Амари! — она крепко зажмурилась, замирая. Нельзя, нельзя... нельзя, чтобы хоть кто-то увидел эту минутную слабость, промелькнувшую на её лице. Она сделала шаг вперёд, затем ещё один, и снова, расправляя плечи, будто бы у неё не позвоночник — железная арматура, не дающая согнуться и сгорбиться. Она заметила минутное замешательство на их лице. На лице Райнхардта, обросшего щетиной, Уинстона, Лены Окстон и закутанной в не по погоде теплый пуховик китаянки.       Она увидела то, как расцвела за чьей-то спиной Ангела. И поэтому сжала всё своё треклятое мужество в кулак, запуская видео-обращение на материнском коммуникаторе. Откашлялась, ища подходящие слова.       — Афине стоит тщательнее проверять, кому она отправляет приватные сообщения, — стараясь сделать так, чтобы голос не дрожал, произносит Фария, — моя мать... моей матери уже давно нет. Но коммуникатор всё равно среагировал на общий сбор. Фария тряхнула тяжёлой гривой тёмно-каштановых волос. Для чего это всё? Ради исполнения детской мечты, в которой всё хорошо и Овервотч снова герои? Чтобы отчистить посмертно имя матери и своих старых друзей? Для чего, чёрт возьми!? Где эта хвалёная мотивация, которая позволила Фарии рвануть туда, где песок, это наждак для лёгких, где поблажек не будет, в армию, чтобы воспитать в себе стержень и характер?       — Я не ошибалась, — голос Афины выдёргивает Фарию из собственных размышлений, заставив задрать голову, — это не сигнал для капитана Амари. Этот общий сбор касался тебя, — у Фарии сжимаются кулаки. Её мозг судорожно и хаотично соображает, стараясь схватиться за эфемерные мысли, стараясь выудить хотя бы что-то полезное, хотя что-то, что...       — Так ты с нами, Фарра? — Уинстон подаёт голос внезапно и снова сбивает её с мыслей. Из колеи выбивает. Что не войти обратно, как в одну реку. Фария часто моргает и смотрит внимательно.       — Я не моя мать, Уинстон, — цедит Амари, вздёргивая подбородок, на что учёный только делает несколько шагов вперёд, протягивая ладонь.       — Но нам нужна не твоя мать, — парирует он, — нам нужна ты.       Не было в голове Фарии никаких грамотных за и против. Не было и всё тут. Она только глубоко вздохнула, наклоняя голову и... доверчиво сжимая ладонь. Она нужна им. И никогда в этом не откажет.