Сокол ясный

      Фария не может выплеснуть слова на бумагу, а в горле у неё паршивый ком.       — Хотела бы плакать, заплакала бы уже, — прошипела Амари, с особым остервенением отбрасывая бумагу и карандаш на рабочий стол. Эти психологи. Особо умные, советующие отпустить ситуацию и не зацикливаться на ней. Мол, Халиль бы этого не хотел, — я уже просто так не могу, капитан...       Ей будто током ударило. В сухих глазах защипало, а плечи будто бы сгорбились под неведанным грузом — Амари осела на кресло и спрятала взгляд в ладони. Она же теперь капитан. Не Халиль. И это её прямая обязанность — писать похоронки и смотреть в глаза тем, кто, как и она, преданно любил Халиля. Она, маленькая девочка, мечтающая о погонах на форме, как у мамы, поверить не могла, что это может быть так тяжело. Фария тряхнула головой.       — И каким только образом мама это делала... — глубокий, но очень нервный вздох. Обиженно поджав губы и замолчав, будто бы Амари ляпнула что-то глупое и не к месту, она взглянула на фотографию — на ней весь их отряд, и Халиль улыбается, подставляя Фарии рожки.       — Ты же уже не маленькая, — покладисто говорил он, — должна понимать, что такое ответственность. И для чего мы всё это делаем, — Амари всерьёз задумывалась, а Халиль внезапно сгребал её подмышку и ерошил волосы. Фария сжимает кулаки, после чего хватает перечеркнутый лист бумаги с какими-то сухими и неправильными словами, разрывая его на две части. Потом ещё на несколько. А потом от души сминая и отправляя недописанную речь в мусорное ведро.       В парадную форму Амари впихнула себя с большим трудом. С таким же титаническим трудом она замазала синяки под глазами — смерть Халиля это не только удар по всему Хеликс, это разбитое сердце молодой женщины, для которой капитан был не просто примером. Целым светом. Глубокий вздох — просто успокойся, Амари, ведь это всяко опыт, горький, невероятно болезненный опыт, который нужно пережить. Потерять мать, затем друга — что может быть хуже и что может травмировать сильнее, чем эта глубокая тоска и печаль, поселившаяся в её сердце.       И Фария взяла себя в руки, поднимаясь и расправляя плечи — будто бы у неё за спиной гигантские соколиные крылья, которые она несёт с необъятной гордостью.       — Я знала Халиля очень хорошо, — начинает Фария, — мы часто оставались наедине и пили кофе, когда заполняли отчёты. Не поверите, но он тащился от коллекционных фигурок и от плюшевых тигров, я как-то привезла ему одного из командировки и он назвал его Амаретто, хотя утверждал, что в мою честь. Он был не просто моим другом — стал куда ближе и роднее, чем друзья, которые у меня были, и его смерть могла бы сломать меня, и, пожалуй, почти сломала. Только я не имею права давать слабину. Я обязана всем вам и всем, кого знал Халиль. Капитан Халиль давал нам самое главное — надежду. И мы докажем, ведомые новой надеждой, что смерть нашего сына, брата, друга... была не напрасной. Я обещаю вам. Всем.       Ей дорогого стоит заставить свои руки не дрожать — для этого она сжимает их в кулаки и тяжелым взглядом окидывает присутствующих.       — Я бы все сделала, правда, чтобы вернуть капитана Халиля сюда. Чтобы услышать то, как он в очередной раз потравит анекдот или отвесит кому-то подзатыльник. Но это не так работает. И всё, что мы можем, всё, что мы обязаны делать — продолжать жить так, чтобы доказать нам всем, и себе в первую очередь, что наш дорогой друг оставил после себя нечто большее, чем просто банальное наследие.       В этот вечер Амари найдёт этого чёртового плюшевого тигра и уснёт с ним в обнимку. Но уже на следующий выйдет к отряду с сухими глазами и строгим взглядом.       — Я не подведу тебя, мой капитан. Даю слово.