Путь к тебе

Заметный запах алкоголя привычно ощущается ещё с порога. Мальчик коротко вздохнул и тут же закашлялся, закрывая рот ладошкой, чтобы вдруг не помешать, если мама спит. Ведь в таком состоянии она очень злится, когда её трогают, поэтому ребёнок и старается разуться и пройти на кухню как можно тише. Шторы кухонного окошка плотно закрыты, а свет включать не вариант, поэтому Мише кажется, что в этой комнате очень темно. Тени в его воображении играются с мальчиком в злую игру, кто больше напугает, но ребёнок сжимает маленькие кулачки и смело идёт к маме, чтобы проверить в порядке ли она. Он боязно ступает на холодную плитку, пытаясь не задеть возможно лежащие где-то на полу пустые бутылки, и почти подпрыгивает, когда слышит женский хриплый голос: — Свет включи, я не кусаюсь. — глухо тянет почти лежащая на столе женщина. Мальчик сразу же подобрался к розетке. Все страшные тени исчезли будто их совсем не было, когда ребёнок щелкнул по выключателю, лишь одна осталась, но Мише не страшно! — Этот дома уже? — послышалось пьяное бурчание. Женщина будто ничего не различая, беспорядочно шарила руками по столу. — Папа в своей комнате, работает. — тихонько ответил мальчишка, подходя к матери поближе, чтобы расслышать её бормотание. — Работает. — хихикнула она, найдя стакан с ещё недопитой вонючей жидкостью. — А на жену ноль внимания! — вдруг вскрикивает, и мальчик невольно вздрагивает, отступая назад. Нет, ему совсем не страшно. — Ну и пошёл к черту! — завершает женщина после минутной тирады с самой собой, опустошая поднятый стакан. — А ты чего? — расфокусировано глядит она на своего сына, но голос становиться немного ласковей, и ребёнок расслабляет свои напряженные плечи. Сегодня Мишу ругать не будут. Он более уверенно подходит к женщине, но все же сомневается, когда к его лицу протягивают руки. Мать слегка оттягивает щеку мальчика мямля про то, что он больше в неё чем в «этого». Мише чуть-чуть больно, но его, вроде как, хвалят, так что он стойко терпит неприятные ощущения. — Как дела, ну, в школе там. — без особого интереса спрашивает женщина, не замечая как темно-карие глаза мальчика загораются. Он может поговорить с мамой. Последнее время она или не дома, или не в настроении, поэтому они редко бывают вместе. Миша рад, что сегодня он может рассказать как получил хорошие оценки по нескольким сложным работам, и руководительница долго хвалила его и ещё других ребят из класса. А на завтра нужно выучить стихотворение, но мальчик зазубрил его ещё пару дней назад, в ответ Андрею, который без запинки всё рассказал учительнице еще в прошлую пятницу, когда этот стих и задали. А другой класс на переменке в столовой начал кидаться едой, даже директора вызывали, — веселился Миша не видя раздражённо-сонный взгляд его матери. — К нам в группу неделю назад перевели мальчика из параллели, — продолжал говорить ребёнок, — мы подружились сразу же. С ним весело общаться, он тоже любит читать про динозавров и мультики смотреть. А ещё он очень красивый, знаешь? Глаза такие яркие, а когда он улыбается вот здесь, — мальчик легонько стукает себя по груди, — становиться так тепло-тепло, и сердце бьётся сильно, когда. Ребёнка прерывает колючий женский смех. Он запинается, непонимающе рассматривая повеселевшую в миг маму. Резкая смена настроения заставляет чувствовать мальчишку прошлую неуверенность. Он сделал что-то не так? — Тот пацан, из школы который, — женщина встаёт, пошатываясь, и из холодильника достаёт папину банку с пивом, открывает и делает несколько больших глотков, — он тебе нравится? Мама вновь садится на прежнее место, неаккуратным движением едва толкая своего сына, но не он, не, тем более она, не придают этому значение. Мальчик занят, пытается понять какой ответ будет правильным, он не хочет портить хорошее настроение своей маме. Вот только правильных ответов нет, и ребёнок не врунишка. Пашка из второго «Б» часто врёт родителям про оценки, но Миша не такой. И оценки у него высокие, а ничего хуже двойки для родителей нет, правда? — Да, я думаю, он мне нравится. — почему-то смущается мальчик под язвительным взглядом матери. Ждёт, обращая внимание на растекающееся волной напряжение. Кончики пальцев отчего-то подрагивают, и плечи помимо воли тянутся снова вверх. Миша закусывает губу, улавливая холодок пробегающий по коже, неосознанно кладёт руки в защитном жесте, и ждёт. А женщина вообще не замечает состояние своего сына, ей бы сейчас забыться, больше ничего и никого она не воспринимает, и этот порядком надоевший разговор, половину которого она даже не слушала, она хочет быстрее завершить, забыться. — Отвратительно. — произносит мама, с четко проскальзывающей в голосе ненавистью. И маленькое сердечко ребёнка разбивается на тысячу осколков, вместе с полетевшим вниз стаканом. Мальчик резко дергается прочь от женщины, падает, поднимается и бежит, не замечая как за ним остаются капельки крови. «Отвратителен. Отвратителен. Она меня ненавидит». — Господи, что случилось? — отец мальчика выходит на шум, и ужасается увиденной картиной. Его ребёнок размазывает кровь по лицу, вытирая слезы, которые при попадании в открытую ранку на ладони, щиплются. Он захлёбываясь в рыданиях, всё повторяет, что не хотел злить маму, и не видит шокированный, полный боли взгляд за его спиной. Когда через пару дней Миша приходит в школу, он говорит переведенному мальчику, что больше не будет с ним дружить. «Мне жаль, что ты мой сын». Миша сжимает кулак, пряча за пальцами старый шрам на кисти левой руки, когда его мобильник звонко оповещает о входящем вызове. На экране телефона мигала привычная надпись «отец». Парень откашливается от неприятного комка в горле, и бодро отвечает на звонок. — Привет, пап. Чего звонишь? Они с отцом созванивались каждую среду и пятницу. На самом деле какого-то точного расписания не было, просто в силу занятости обоих целостно поговорить получалось именно в эти дни. Обсуждения длились недолго, несколько сдержанных вопросов, пара ответов. Но сегодня, беседа затянулась из-за того, что отец настойчиво просил быть на семейном ужине во вторник, хотя этот день никак не отличается от обычных будней. Никаких мероприятий, праздников, торжеств. Фотограф отнекивается говоря, что не хотел бы беспокоить Дарью и её маленькую дочурку, но видимо заслышав разговор, его мачеха забирает у папы трубку и точно заверяет, что будет счастлива увидеть парня в любой день, в любое время. Скрепя сердце Миша, конечно, обещает, что зайдёт, слыша в трубке веселое «ура» маленькой девочки, легкий смешок Дарьи и одобрительный выдох своего отца. Парень уже собирался попрощаться, когда телефон у Дарьи попросила её дочка, и звонким голосом сообщила, что она очень скучает, и ждёт «блатика» дома. Миша был в растерянности ведь парню никто никогда не говорил о том, что по-нему скучают. Он не знает, что отвечать на подобное. Миша не стал надёжным старшим братом. Не стал хорошим другом. Не стал человеком, который сможет просто быть рядом. Но девочка сказала, что скучает, и он не знает, что ответить. — Скоро увидимся. Неправильные слова. 8 пропущенных. 16 сообщений. Пиздец. Завершив вызов с отцом, парень не ожидал, что на его экране засветится так много текста. Нет, он конечно видел приходящие вновь и вновь оповещения, но так много. Мише стало совестно, что он игнорирует Даниила по совершенно глупым причинам. Ну, поцеловались, он же не пятнадцатилетняя девчонка, чтоб так сильно об этом переживать. Было и было. Больше не будет. Замяли. Проехали. «Приехали, блять». — Миша не хочет помнить, как позавчера, после прихода от Дани, он очень долго торчал в ванной комнате под холодным душем, из-за навязчивого воспоминания о жаре чужого тела. «Вчера. Даня: … ок, отвечать на звонок ты очевидно не собираешься. Как насчёт избегать меня? Все же взрослые с плюшевыми альпаками по полочкам так делают». Фотограф закатил глаза и фыркнул. А кто из них до сих пор не отошёл от горячего шоколада и наверняка в ближайшее время собирается начать смотреть «My little pony?» «Миша, мы просто поговорим. Перезвони мне. Ты же тоже хотел этого». Хотел. Как клеймо. Он желает парня. Миша отвратителен. «Сегодня. Серьёзно, не будь ребёнком, я чувствую себя педофилом. Понятно, значит ещё в молчанку играем. Я знаю твой адрес так-то. Если не ответишь, приеду лично. Тогда разговора тебе не избежать». «Я занят сейчас, поговорим позже». — пишет наконец парень. «Ого, кто соизволил ответить. — пришло сообщение спустя минут десять, Миша понадеялся, что не отвлекает собеседника от более важных дел. — И когда же ты освободишься?» «Зачем тебе это?» — печатает и быстро отправляет фотограф, не позволяя себе задуматься. Ждёт с замиранием сердца. «Потому что хочу поцеловать тебя снова». Миша не знает, что ответить.

***

— Долго будешь в телефон пялиться? Андрей, знавший Михаила с самого садика, мог с уверенностью сказать, что его друга что-то беспокоит. Он заметил это еще при прошлой встрече, когда несвойственная Мише нервозность при упоминании его нового знакомого выдала его с головой. Андрей догадывался о причине подавленного настроения друга, и его частых глубоких вздохов в те полчаса, которые он безмолвно глядел в одну точку. И как полагаться друзьям, парень мог каким-нибуть гениальным образом, как только он умеет, подстебнуть парня, Антон бы так и поступил, но он со своим врождённым тактом понимал, что это не месту. Тем более, возвращаясь в прошлое, Андрей осознавал, что проблема куда глубже, чем кажется на первый взгляд. — А сам? Долго будешь пялиться на меня? — усмехнулся фотограф вскидывая вечно лезущую в глаза челку. Наконец он замечает проницательно-колющий взгляд цвета стали. Преувеличенная холодность скрывает нарастающее волнение. Миша хочет сказануть что-то грубое, чтобы его оставили одного, но сдерживает, понимая, что не уйдут. — Не смотри на меня так, иначе подумаю, что ты видишь чуть больше, чем я позволяю. А Андрей видит. Он всё ещё видит перед глазами тот момент из прошлого, когда совсем мелкий, он заходит за другом в какой-то из субботних дней и слышит громкие крики обращённые к покидающей дом женщине. Душераздирающее «не уходи» — до сих пор всплывает в его мыслях. Отчаянное, злое, презирающее: «она ушла из-за меня» — часто преследует парня, когда он встречается с всегда скрывающим свои эмоции Мишей. Да, Андрей больше никогда не видел друга настолько раздавленным, хоть поводы и были. Но сейчас эту пропитанную запахом сигарет печаль и спрятанные от незнакомцев искорки ненависти к самому себе Андрей пропустить не может. Не имеет права. — Что у вас с тем парнем из лесбийского чата? — нарочито равнодушно спрашивает он. Миша криво улыбается глупому вопросу. А что-то может быть? — Общаемся иногда, — в той же пофигистичной манере отвечает фотограф, поднимаясь, чтобы поставить телефон на зарядку. Врёт. Врёт настолько очевидно, что Андрей раздраженно переводит взгляд на вечно цепляющую фотографию Миши с отцом и хочет сказать, что знает… — Не надо, — слышится со стороны холодный шёпот. — Не лезь, куда не просят, — показывают сильно сжатые кулаки. «Не ненавидь меня». — читается в тёплых тёмно-карих глазах. Вечное показное равнодушие Андрея разбивается стеклянной маской лишь на секунду. Он не хочет ещё больше раздирать открытые раны своего друга, и понимает, что Миша не позволит ему помочь. Но человек, которого фотограф так упорно выгоняет из головы даже сейчас, несмотря на напряженность атмосферы, явно сможет сделать больше. Андрей помечает в мысленных заметках, что ему следует встретиться с этим Даниилом, чтобы заключить несколько выводов об этом человеке и его влиянии на Мишу. А сейчас он должен вбить в голову друга ту простую истину, в которой молодой фотограф постоянно сомневается. — Что бы ни случилось, ты можешь рассказать нам об этом, — Миша слегка дергает плечом, будто отмахиваясь от этих слов, не верит. — Я и Антон всегда примем тебя. — проговаривает Андрей медленно и чётко, всё-таки замечая отклик, добивает: — Мы твои друзья. — Знаю. — коротко кивает Миша в ответ. — Я знаю, просто…блять… — отчаянно вздыхает он, глядя в потолок, — это ненормально. — Что произошло, когда вы в последний раз встретились? — внимает Андрей каждому слову и движению. Фотограф запускает пальцы в волосы и оттягивает длинную чёлку назад, придавливает патлы ладонью, и отрицательно покачивая головой, надрывисто произносит: — Пиздец. Картинки поцелуя снова врываются воспоминанием в мысли фотографа и он с опаской поглядывает на Андрея, будто бы волнуясь о том, что друг может заглянуть ему в голову. Вот только Андрей не может, хоть в данный момент очень хочет, чтобы это было возможно. — Я наушники у него забыл… — начинает Миша издалека, а потом понимает, что, сука, он сейчас спалил, что был у Дани в квартире не единожды. А после секундной заминки он мысленно материт себя, ибо: «думаю о всякой хуйне, дожили, блять». Андрей терпеливо ждёт продолжения, когда фотограф уже реально рассматривает вариант просто откусить себе язык. А что говорить-то? «Меня почти трахнули, и в принципе было норм?» Какова вероятность того, что собеседник врежет ему пару раз, прежде чем назовёт ёбаным педиком и уйдёт восвояси? Фотограф с самого детства подавляет эти пидорские закидоны, потому что тошнит от себя. Столько лет он пытался избавиться, перечеркнуть как ошибку, исправить свою неправильную ориентацию, а теперь появляется какой-то левый парень, на которого у него стоит, и всё летит ко всем чертям? «Какой-то левый парень», — повторяет опять Михаил и сильно жмурится отгоняя наваждение. Ему мерещился знакомый силуэт. Потом улыбка. После небесные глаза. Мягкость волос. Глубина голоса. Тепло тела. Нежные касания. Движения плеч. Расширение зрачков. Сухость губ. Биение сердца. Каждый вздох. Каждый выдох. Этот «левый парень» за всего несколько недель переписки стал кем-то очень важным для Миши, а при первой же реальной встрече одним касанием забрался под кожу, и спрятавшись под рёбрами, не давал о себе забывать. Михаил становился зависим. Сначала от писем, потом от встреч, теперь… — Он поцеловал меня. — нервно выдохнул парень, отворачиваясь от Андрея. — Я ответил, но после струсил и свалил, как придурок. — замер в ожидании. — Вы не разговаривали об этом? — совершенно спокойно поинтересовался друг. — Что? — удивленно протянул фотограф. — Было бы логично разобраться со всем сразу. — Ну… — тормозил Миша всё ещё не понимая отсутствие какой-либо реакции на его слова. — Даня отправил пару сообщений, но я, вроде как, игнорирую его. — Зачем? — поправил собеседник очки. — В смысле, блять, зачем? Андрей внимательно оглядел в конец запутавшегося парня, жалея, что не смог сказать это раньше: — Мы не выбираем в кого влюбляться. Миша дернулся, удивленно смотря на друга. Тот даже бровью не повёл. Никакого осуждения или ненависти, фотограф готовый к чему угодно, явно даже не рассчитывая на подобное. Ожидал подвох. — Я не… — его перебили. — Ты — да. — уточнил Андрей, как будто что-то очевидное. — Давай обойдём все стадий принятия неизбежного, ты ведь сам всё прекрасно понимаешь. Знает, вот только Миша не может шагнуть сквозь стены. Слишком долго их выстраивал. Слишком долго разбивался об них же, когда стремился выбраться. Он убивал себя, пытаясь жить хоть как-то. Но. — Да, — медленно кивает он другу, наконец осознавая, что Андрей действительно здесь, поддерживает его, и не собирается никуда уходить. — Мне действительно нужно что-нибудь принять, ты пиво принёс? — Миша, — хмурится Андрей, переживая, что его слова не восприняты всерьёз; его перебивают. — Понял, — произносит уверенный голос. — Я буду в порядке, — показывают наконец расслабленные плечи и легкая улыбка. «Спасибо», — читается в тёплых тёмно-карих глазах.