Мой ужасный Хэллоуин

      Драко едва удержался на ногах, появившись в прихожей родного дома. Может Поттер и не выглядел внушительно, но весил немало. Более высокому и примерно такого же телосложения Малфою было тяжело держать его одной рукой, поэтому он подхватил бессознательного юношу под колени и, подняв на руки, направился в свою комнату. Можно было бы разместиться и в гостевой спальне, благо их в мэноре хватало, но Слизеринский Принц не хотел, чтобы Гарри пришёл в себя в комнате, где никто и никогда не спал. Он хотел, чтобы Поттер лежал в его кровати и видел тот же рассвет, который много лет наблюдает сам наследник древнего рода. По дороге Драко отдавал приказы семенящему рядом домовику. Тот что-то причитал о крови на полу и коврах дома, на руках и одежде молодого хозяина и о том, что хозяйка будет в ярости. Малфой его не слушал. Плевать. Надо побыстрее привести Гарри в порядок, потому что кровь всё ещё продолжала течь из открытых ран. Будет совсем не смешно, если Национальный Герой умрёт от потери крови да ещё и в доме бывших Пожирателей Смерти. Их семью уничтожит разъярённая толпа и никакие щиты не помогут.       Впрочем, даже не это занимало сейчас Драко. Поттер сказал, что его отца сожгли заживо, а это могло означать только одно: Джеймс не был убит Волен-де-Мортом. Авада его не убила. Всё это сильно беспокоило, но всё равно меркло в сравнение с тем, что устроил гриффиндорец в Гордриковой Лощине. Такой поток магии не мог быть и не был случайностью, потому что Гарри контролировал свою силу, направлял её на уничтожение всего и всех, кто стоял у него на пути. Такая ярость настораживала и пугала, а, с другой стороны, как ещё можно реагировать на такое жестокое убийство родного отца? Малфой не мог с точностью определиться, что он думает обо всё произошедшем, но он однозначно не собирался оставлять Поттера наедине с этой ситуацией и этим новым знанием о событиях той ночи 17 лет назад.       Войдя в комнату, Драко уложил парня на кровать и стал аккуратно снимать с него одежду. Некогда белая рубашка стала почти вся рубиновой, брюки прилипли к ногам и даже на ступнях были порезы, которые кровоточили. Создавалось ощущение, что Гарри полоснули Сектумсемпрой, так изранено было его тело. Малфой методично залечивал каждую рану, прекращая кровотечение и задаваясь вопросом: что же им делать дальше? Возвращаться в Хогвартс? Искать виноватых? Идти в Министерство? К невыразимцам? Слизеринец не знал, как поступить, что искать, с кем разговаривать? У него было больше вопросов, чем ответов, на самом деле, а решений и того меньше. Драко хотел помочь, но не знал, как это сделать.       — Мерлина ради, Драко, что ты натворил?! — разгневанно спросила Нарцисса, войдя в комнату.       Сын сидел на кровати, вытирая влажным полотенцем кровь с тела Гарри Поттера. Постель, пол, лежащая на полу одежда и сам Драко – всё было в крови, на тумбочке лежали два пустых пузырька с кровотворным зельем, а сам Герой был без сознания. Женщина находилась в состоянии ужаса и паники. Если очередная стычка двух извечных соперников довела до такого… Мерлин, она-то думала, что война изменила их обоих, а в итоге в её доме едва живой Поттер.       — Это не я, — безразлично пожал плечами Малфой. — Он сам это сделал, — добавил он, отжимая полотенце и споласкивая его.       Драко не знал, как объяснить и что сказать, потому что мысли были совсем о другом. Он думал, что Гарри на его кровати выглядит очень правильно, что он забавно хмурится, а волосы совсем не жёсткие, как раньше думал слизеринец. Малфой размышлял о том, что, наверно, кощунственно думать о таких вещах, когда Поттеру явно не до развития каких-либо отношений, когда храброму гриффиндорцу очень плохо и больно. Сейчас следовало решать проблемы прошлого, но Драко ничего не мог с собой поделать. Глядя на подтянутое обнажённое тело перед собой, он мечтал о поцелуях, касаниях и многом другом, о чём лучше не говорить вслух. Сморгнув, Малфой укрыл его одеялом и поднялся. Поттеру нужен отдых и покой, а не его пошлые мысли и внимательный взгляд.       Нарцисса наблюдала за сыном в немом изумлении. Сейчас он был сосредоточенно-растерянным, будто одновременно и здесь, и где-то глубоко в своих мыслях, а взгляд…Всемогущий Мерлин, женщина никогда не видела у него такого взгляда: полного нежности, любви и заботы. Определённо, Драко ничего не мог сделать этому человеку. К удивлению Леди Малфой, её ребёнок любил Героя и Победителя. Разумеется, она и раньше замечала излишнюю заинтересованность сына в знаменитом гриффиндорце, но никогда не думала, что это безобидное чувство перерастёт во что-то столь глубокое. Кажется, Нарцисса многое пропустила.       — Пойдём, пусть отдохнёт, — попросил юноша, подойдя к матери.       Она не стала спорить и вместе они вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Не сговариваясь и в полном молчании мать и сын спустились в гостиную, где заняли кресла друг напротив друга. Оба молчали. Драко не знал, что говорить, а Нарцисса – что спрашивать. Возможно, будь здесь Люциус, он бы знал, как начать разговор, но его не было. Мужчина уехал во Францию, решать какие-то семейные вопросы. Признаться, после всего произошедшего женщина подумывала развестись с мужем, но после пришла к выводу: не ко времени. Пусть их и оправдали, но какие-либо процессы внутри семьи могли вызвать подозрения, негодование и чёрт знает, что ещё. Поговорив, они оба решили, что разводиться не будут, но и требовать друг от друга чего-либо – тоже. По сути, они расстались, оставшись под одной крышей, общаясь порой за завтраком или обедом, советуясь по разным вопросам, но отношения их стали больше дружескими, чем супружескими. Что до сына, то Драко всегда больше тянулся к отцу, желая быть на него похожим и брать с него пример. Люциусу было легко общаться с ребёнком, находить к нему подход и подбирать правильные слова. Сама Нарцисса считала, что это связано с тем, что у их сына всё-таки её характер, а к Блэкам Малфой всегда легко находил подход. Вот только сейчас его здесь не было и им придётся самим находить подходящие слова. Размышляя об этом, женщина решила, что лучше говорить с сыном, как Блэк с Блэком. Тогда из этого разговора что-то получится.       — Талли, — позвала Нарцисса, облокачиваясь на спинку кресла и положив руки на подлокотники. — Приготовь нам какао, — велела она, когда домовик появился рядом с ней.       Драко вскинул бровь, но спорить не стал. Это был старый, как мир, но проверенный способ его успокоить и задобрить. Маленькая, детская слабость, о которой знала только мама. Даже отец не знал или, во всяком случае, делал вид, что не знал. Рядом с матерью можно было расслабиться, дать волю своей неуверенности и грусти, а ему действительно было грустно. Наверху спал человек, которого он любил с самого детства, которого считал своим, но к которому упорно не мог приблизиться. Далёкий, почти недосягаемый, но всё-таки родной. Самое страшное и опасное сейчас было то, что Гарри нежданно-негаданно подпустил его к себе, распахнул всё то, что скрывал так долго, а он смотрел и не знал, как поймать каждый лучик чужого света, как сохранить его, как согреть в ответ. Наверно, это всегда так, когда получаешь то, о чём всегда мечтал: обескуражено, растеряно, шокировано, до ступора счастливо и немного страшно. Страшно не удержать, не сберечь, не сохранить, снова лишиться. Малфой не готов был потерять то, что подарила ему эта ночь, не готов был жить только воспоминаниями, а потому собирался сделать всё, что от него потребуется, чтобы Поттер захотел остаться, чтобы не нашёл в себе силы уйти. Из мыслей его выдернул тихий хлопок рядом. Это домовик принёс им какао.       — Что произошло? Почему-то я убеждена, что Гарри Поттер не страдает склонностью к суициду, хотя с его историей это было бы не удивительно, — Нарцисса взяла в руки чашку с дымящимся напитком и внимательно посмотрела на сына.       — Семнадцать лет назад умерли его родители. Этой ночью, — начал Драко и также взял в руки чашку. — Мы были в Годриковой Впадине только что и он использовал La memoire, чтобы собственными глазами увидеть, что там произошло. Оказалось, что уже после того, как Волен-де-Морт пал, а самого Гарри забрал Хагрид в дом пришёл Дамблдор. Сначала Дамблдор, а после ещё какой-то мужчина. Они долго спорили над телом Джеймса Поттера, а после вышли из дома и подожгли его. Мам, отца Гарри сожгли заживо, — кратко рассказал он, глядя в дымящуюся шоколадно-коричневую жидкость.       Нарцисса резко выдохнула и инстинктивно посмотрела наверх. Она боялась даже представить, что пережил за последние несколько часов этот несчастный мальчик. За что только ему всё это? Увидеть смерть родителей, предательство наставника, а после ещё и такое жестокое убийство отца…Такого ужаса даже врагам не пожелаешь, не говоря уже о друзьях. Не трудно догадаться, что после таких новостей Поттер просто выпустил из своего тела такой поток магии, что она едва не разорвала его на части. Отсюда и раны на теле и бессознательное состояние. Героя хотелось пожалеть, но она достаточно его узнала, чтобы понимать: жалость – это не то чувство, которое он примет и которое ему нужно сейчас. Слишком сильный, слишком поломанный, побитый, израненный, он научился склеивать себя заново и каждый раз по-новому. Сглотнув ком в горле Леди Малфой перевала взгляд на сына, который выглядел так, будто и сам переживал всё то, что приходилось испытывать Гарри, и от этого её сердце разрывалось на части, болело, кровоточило. Она, как мать, жалела их обоих: мальчиков, у которых не было выбора, на которых так много свалилось в столь юном возрасте, что у них даже не оставалось времени выразить свои чувства друг к другу. Подойти, обнять, утешить и поддержать – она могла сделать это со своим сыном, но у Поттера матери не было, его не кому было обнимать и утешать, кроме того человека, который сидел сейчас перед ней, медленно пил какао и не умел быть сильным ради кого-то другого. Драко многому придётся научиться, если он хочет, чтобы спящий наверху парень принадлежал ему.       — Я ничего не понимаю, если честно. Сначала Гарри, на которого не действует Авада, а теперь, выходит, и его отец? То ли у Лорда проклятья были бракованные, то ли Поттеры все поголовно какие-то не такие, — махнул рукой Малфой и нахмурился. — Никогда о подобном не слышал.       — Когда я ещё была маленькой в нашей семье ходили слухи, будто Поттера не убьёшь с помощью магии. Сестра моего дедушки – Дорея – была замужем за Чарльзом Поттером. Уже будучи в преклонном возрасте, она часто гостила в особняке семьи и рассказывала, что её покойный, к тому времени, муж относится к роду совершенно особенному. По её словам, представители этой семьи могут впитывать и абсорбировать любую магию: заклинания, проклятья и даже зелья. Чем темнее, сложнее и мощнее волшебство, тем больше времени на это нужно. Она говорила, что от слишком мощного и тёмного волшебства Поттер может отходить несколько часов. Если не знать, то можно подумать, что маг мёртв или не дееспособен. Никто не воспринимал эти слова всерьёз, ведь Дорея к концу жизни немного повредилась умом, да и пережитая война не пошла ей на пользу. Говорили, что она была лично знакома с Грин-де-Вальдом и тот сильно повлиял на неё. В общем, не знаю, насколько это правда, но если да…Вам следует навестить замок Поттеров. Там может быть много информации, — хмурясь и постукивая длинными ногтями по подлокотнику, рассказала Нарцисса.       Она хорошо помнила Дорею Блэк – довольно привлекательную, несмотря на свои почти 60, гордую блондинку с тёмными глазами и очень красивым, мелодичным голосом. Если эта женщина и была когда-нибудь сумасшедшей или не вполне нормальной, то по ней этого никогда нельзя было сказать. Чарльз умер намного раньше жены, сын – Александр – отправился в путешествие с собственной семьёй, а она любила приезжать в родной дом и рассказывать маленьким Блэкам о своей жизни. Сириус и Регулус предпочитали истории о войне и годах обучения, а Нарцисса, Беллатриса и Андромеда – о их с Поттером браке и любви, а они действительно любили друг друга. Пусть Вальбурга и Друэлла были недовольны, но обе радовались, что их дети дружны. Да, тогда они и впрямь были дружны, были семьёй. Где теперь эта семья? Почти все мертвы. Остались только она и Андромеда и то не общаются между собой. Всех унесла война, о которой так любили слушать мальчики. Столкнувшись с ней лицом к лицу, они её возненавидели. Все они, а Нарцисса так и подавно.       — У Поттеров есть замок? — удивился Драко, чем вызвал смешок со стороны матери.       — Ну разумеется. Ты же не думал, что единственная их недвижимость – двухэтажный домик в занюханной, пусть и легендарной, деревушке? Брось, Драко. Поттеры – древний, чистокровный и очень уважаемый род. Они даже старше Блэков и были первооткрывателями многих коммерческих отраслей магии. Не будь наивным, сын мой, твой Герой не только силён, привлекателен и популярен, он ещё и баснословно богат, — улыбнулась Нарцисса и подмигнула сыну.       — Его деньги меня мало волнуют, как и всё остальное. Я хочу его. Всего его, но сейчас он так далеко, — покачал головой Малфой.       Он не мог сказать, что не будь Гарри – Мальчиком-Который-Выжил и слизеринец так же обратил бы на него внимание. Он не знал этого, но в одном он был уверен: влюбился Драко не из-за этого. Можно быть сколько угодно Победителем и Героем, а оставаться всего лишь никем за ширмой известности. Поттер был не таким. Он глубокий, замкнутый и открытый, ранимый и стойкий, сильный и чувственный – все эти противоречия, множественные грани привлекали Малфоя, заставляли искать новые черты, находить ещё больше интересных сторон, всё больше болевых точек. У Гарри была тысяча улыбок, сотня оттенков глаз, миллион неожиданных жестов – все они хранились у Драко на подкорке мозга, каждое он знал досконально, все любил по-особенному. Не потому что, а вопреки всему.       — Сейчас он ближе к тебе, чем ты можешь себе представить. У него столько друзей, с которыми он прошёл войну, но открылся он только тебе. Это говорит о многом. Только протяни руку и возьми то, что тебе отдают, — улыбнулась женщина.       — Я не знаю, что мне делать. Не знаю, как ему помочь со всем разобраться, — поделился молодой человек и поставил на столик пустую чашку.       — Поддержи его, Драко. Ему сейчас очень плохо и больно, его предали в который уже раз, его отца убили столь жестоким образом, что явно оставило на нём свой след. Ты уже видел его ярость, но то, что творится внутри…Скажем так, он в шаге от того, чтобы стать новым Тёмным Лордом, и если ты не сможешь его удержать, то старый покажется нам плюшевым мишкой. Волан-де-Морт убивал не всех, с ним можно было договориться, подлизаться и прочее, а Поттер…он в ярости, ему больно и до тех пор, пока он не доберётся до того, второго, волшебника, то убивать будет всех, кто встанет на его пути. Жестоко, как убили его отца. Удержи его, Драко, иначе потеряешь навсегда. Он сожжёт этот мир и сгорит вместе с ним. Нельзя этого допустить, — серьёзно сказала Нарцисса и покачала головой.       Она хорошо помнила ту ночь в лесу и тихое, едва различимое, больше похожее на медленное дыхание Мальчика из пророчества, который звал своего отца. Шёпотом, едва шевеля сухими, потрескавшимися губами он твердил только одно: «Папа, папа, папа». У неё тогда сердце замерло, резануло, стало жутко и до панического ужаса не по себе, до чего её не доводил даже Волен-де-Морт, а всё потому, что от этого парня веяло таким одиночеством и обречённостью, будто смотришь не на человека, а на жнеца смерти. У этого ребёнка тоже не было выбора. Он судьбой обречён умирать и воскресать, падать и подниматься, улыбаться сквозь слёзы и молча кричать от отчаянья и бесконечной боли. Всё это, впрочем, не мешало ему быть хорошим человеком. Тем опаснее ситуация сейчас. Герой устал улыбаться и скрывать свою боль. Это предательство – не первое, но роковое – подтолкнуло его на тот путь, по которому пошли многие тёмные магии. На путь мести, на котором он будет пытать и убивать, как пытали и убивали его самого все эти 18 лет. Никто этого не выдержит и никто не способен будет выйти против него. Как ни странно, но многое сейчас зависит от её сына.       — Как мне удержать его от того, что я сам считаю правильным? Поступи кто-то так с моей семьёй и я не стал бы сдерживаться, не смог бы. Как я могу запретить ему месть? — спросил Драко и спрятал лицо в ладонях.       — Не запрещай, просто сделай так, чтобы она была направлена на одного человека. Будь рядом с ним, держи его за руку, поддерживай, позволь быть рядом с тобой слабым, помоги найти виноватого. Он на краю бездны, но не дай ему в неё шагнуть, а как это сделать – ты сам поймёшь, когда придёт время. Просто дай ему расслабиться немного, — посоветовала Нарцисса и поднялась. — Эта была длинная ночь, иди отдыхай. Будет хорошо, если, проснувшись, он увидит тебя рядом, — она подмигнула сыну и удалилась.       Юноша откинулся на спинку кресла и смотрел в потолок. Может, мама права? Может, ему действительно стоит просто крепко сжимать чужую, широкую ладонь и поддерживать того, кто и так отлично знает предназначенный ему путь? В любом случае, Драко хочет пройти этот путь вместе с ним. Что бы там ни случилось, к чему бы этот путь, в итоге, их не привёл, они пройдут его вместе. Хлопнув руками по подлокотникам кресла, Малфой поднялся и направился в свою комнату.       Гарри лежал также, как Драко его оставил, кажется, всего полчаса назад. Бледный, но безмятежный. Может, ему снилось что-то хорошее, а может, он просто слишком устал и сейчас наслаждался тишиной и темнотой. Вся окровавленная одежда, полотенца и прочее уже исчезло из комнаты, а постельное бельё сменили. Эту явную работу домашних эльфов Малфой отметил автоматически, медленно подходя к кровати и рассматривая лежащего на ней человека. Ничего общего с тем запуганным, трясущимся и молчаливым мальчишкой. Теперь он совсем другой. Они совсем другие. Война и смерть, опасность, сражения, постоянное напряжение, необходимость принимать недетские решения в очень юном возрасте, расставлять приоритеты и выбирать стороны – всё это меняет.       Драко вздохнул и направился в душ. Сейчас ему жизненно необходимо смыть с себя всё произошедшее этой ночью. Уже стоя под прохладными струями воды, он размышлял о том, что сейчас впервые ляжет спать рядом с Гарри. Обнимет его, вдохнёт запах, прижмёт к себе и заснёт, а может ещё будет лежать и рассматривать Поттера, чтобы запомнить каждую чёрточку, каждую линию, каждый изгиб и шрам. Тем сюрреалистичнее под такие мысли было стоять и смотреть, как красная от чужой крови вода стекает в водосток. Оказывается, он испачкал не только руки, но ещё лицо и волосы, каким-то образом. Вода исчезала, красный цвет сменялся на розовый, розоватый и, наконец, чистый – прозрачный. Вместе со всем этим слизеринец чувствовал себя спокойнее, увереннее, будто усталость уходила из его тела.       В конце концов, хозяин дома вышел из душевой и, вытирая волосы, направился в комнату. Гарри всё так же спал, но сейчас на его лице появилась хмурая складка и поза сменилась. Теперь гриффиндорец лежал на боку, одна его рука свисала с края кровати, а сам он свернулся клубком, подтянув колени к груди и обнимая себя другой рукой. Малфой натянул пижамные штаны, отбросил полотенце на стул и залез на кровать, устраиваясь позади Поттера, благо кровать у него была большая, заваленная подушками и с двумя одеялами. Гарри заворочался и развернулся лицом к Драко, который лежал, подперев голову рукой, и рассматривал парня.       — Какой же ты красивый, — выдохнул Малфой и провёл пальцами по щеке Героя.       Осторожно, невесомо, едва-едва касаясь гладкой, нежной кожи. Разбудить его не хотелось, зато хотелось поцеловать, обнять покрепче, прижать к себе и не выпускать. Никуда и никогда. Не выпускать из этого дома, из этой комнаты, кровати и своих рук. Вот только он любит свободу, любит полёт, любит ветер и звёзды, а Драко предпочитает уют и книги, тёплый плед и камин, солнце и тихий плеск озера. Они такие разные, Мерлин побери, но выбросить его из головы не получалось, как не получалось сейчас просто закрыть глаза и забыться во сне. Это было нужно сделать, но ответа на вопрос «как», ему никто так и не дал.       — Не такой красивый, как ты, — глухо и хрипло произнёс Гарри и открыл немного мутные глаза. — Прости за это, — он указал на тонкие шрамы на бледной коже слизеринца. — И за то, что напугал тебя в Годриковой Лощине.       — Я думал, что ты спишь, и мне не страшно. Не за себя, во всяком случае, — ответил Малфой, предпочитая проигнорировать ненужные извинения, ведь именно он тогда нанёс первый удар.       — Нет, — покачал головой Поттер и вздохнул. — Мне снился папа. Его глаза. Он лежал там и смотрел, как будто на меня, говорил: «Не надо, подождите. Где мой сын? Где Гарри?» А я ничего не мог сделать. Не мог остановить их, не мог сказать ему, что я здесь, рядом. Видел в его глазах ужас и страдания. Слышал, как он кричит, но ничем не мог помочь, — тихо рассказал парень и закрыл глаза.       Описать то, что творилось у него внутри, – невозможно. Создавалось ощущение, будто пронёсся ураган и не осталось ничего: выжженная пустота, пустырь, перемолотый песок. Он и сам с трудом понимал, способен ли что-то чувствовать кроме боли и желания отомстить. Казалось, не осталось ничего, кроме ярости и злости. Ничего светлого и радостного, будто он в один миг оказался в шкуре Волен-де-Морта, потеряв самого себя, лишившись души и надежды, разбазарив понапрасну сердце и веру. Неправильная мозаика, не так склеенные осколки зеркала, в котором теперь не отражение, а карикатура.       — Во мне сейчас столько злости и ненависти, столько ярости. Как будто чёрная дыра, внутри которой пустота. Это пугает меня, — поделился гриффиндорец, крепко сжимая кулаки и жмурясь до цветных пятен перед глазами.       Драко нахмурился, глядя на него, а после резко дёрнул за руку, притягивая к себе и крепко обнимая. Гарри не ожидал ничего подобного, поэтому шокированного распахнул глаза и попытался выбраться, но его не пустили. Малфой ещё крепче сжал объятья, утыкаясь носом в лохматую макушку, вдыхая приятный, неповторимы запах цитрусовых. Сам же Поттер дышал слизеринцу куда-то в шею и ошарашено хлопал глазами. У Драко была прохладная кожа и влажные волосы, которые щекотали нос и щёку. Они очень тесно соприкасались телами, а учитывая, что гриффиндорец был полностью обнажён, это слегка смущало. Вообще-то, сильно смущало.       — Чувствуешь? — прошептал Малфой. — Чувствуешь, как я дышу, как бьётся моё сердце? Это благодаря тебе. Ты не мог спасти своих родителей, но ты спас меня, Уизли, Грейнджер, Крама, Флёр и её сестру, МакГоногал и сотни других. Я хочу, чтобы ты вспомнил того гиппогрифа и нашего странного лесничего, смех друзей, последнюю улыбку Блэка. Вспомнил, сколько хорошего было в твоей жизни, как смотрели твои родители друг на друга в моменты единения. Вспомнил своего крестника, которому ты так сильно нужен. Разве всего этого мало, чтобы сохранить тот свет, который не смог уничтожить в тебе Волен-де-Морт? Разве мало, чтобы оставаться собой?       — Я боюсь стать таким же как Он? Мы с ним похожи, наши жизни похожи, пути почти одинаковые. Он стал чудовищем. Вдруг я тоже…монстр? — отчаянно и удивлённо, тихо-тихо спросил Поттер.       — Никогда, — просто ответил Драко. — Ты злишься. Ты расстроен и растерян, но это пройдёт. Мы найдём того, второго, и он всё расскажет. Всё это закончится, а ты как был, так и останешься самим собой, — он погладил Гарри по спине, чувствуя, как гриффиндорец расслабляется, а его сердце успокаивается. — Всё хорошо. Спи. Я буду здесь, буду держать тебя. Спи, мой герой.       — Спасибо, — почти неслышно выдохнул Поттер, удобнее устраиваясь в объятьях Малфоя и прикрывая глаза.       Как ни странно, но заснул он очень быстро и в этот раз ему ничего не снилось. Драко поцеловал спящего в висок и улыбнулся. Он не даст ему упасть. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё. Будет держать, крепко-крепко обхватив руками, делясь с ним своим теплом и уверенностью, давая силы тогда, когда они у него закончатся. Чему его жизнь научила, так это тому, что за свою любовь нужно бороться. И он будет бороться с поклонниками, обществом, судьбой, прошлым и будущим. Примерно с такими мыслями Малфой и заснул, переплетаясь ногами с Гарри и прижимая его к себе.       Никто не видел, как по парку мэнора проскакал серебряный, почти призрачный олень с большими рогами. Он остановился напротив большого окна комнаты наследника рода и покачал головой. Секреты прошлого не желали и дальше оставаться под непроницаемой пеленой истории. Пора войне закончиться, а для этого должен умереть ещё один человек.