Флэшбек
— И тогда Сири выпрыгнул и испугал её. Крику было, — хохотнул Джеймс, покачивая сына, который смотрел на него удивительно умными глазёнками. — Вот увидишь, Гарри, Хогвартс – прекрасное место. Там происходит много забавного, особенно, если уметь развлекаться. Жаль, правда, что Филч забрал у нас карту, но ты ведь её вернёшь? — спросил он, на что младенец согласно угукнул. — Ну конечно, вернёшь, ты ведь настоящий Мародёр, — рассмеялся мужчина. Гарри был почти полной его копией, кроме глаз. Глаза такие же, как у Лили. Их сын вырастет сильным, одарённым и во всех смыслах особенным мальчиком. Он сможет спасти этот мир от той катастрофы, которая нависла над Англией. Так говорил Дамблдор и какое-то пророчество. Джеймс не верил. Не хотел верить. У него в руках годовалый ребёнок, который не должен никого спасать и защищать, на плечи которого не должно опускаться бремя ответственности и чужой, несправедливой и бессмысленной войны. Так просто не должно быть, но такова его судьба. Опять же, по словам Альбуса. Сохатый в судьбу не верил. Отказывался верить в то, что его сын должен идти сквозь огонь ради кого-то. Кто угодно, но только не Гарри. Пусть, вон, Лонгоботтом рискует и сражается, а его ребёнок будет играть в квиддич, веселиться с друзьями, изучать магию созидания, а не разрушения. Вся эта война и боль…их не должно быть в его будущем. — Гарри, мы с мамой очень тебя любим и мы всё сделаем, чтобы ты никогда не увидел войну, — почти прошептал мужчина, прижимая сына к себе. — Ты вырастешь улыбчивым и счастливым, Сири научит тебя водить мотоцикл и покажет, где сделать качественную живую татуировку. Луни будет ворчать, но всё равно познакомит с боггартом, чтобы ты смог преодолеть свой страх, каким бы он ни был, а ещё научит вызывать патронус. Питер, наверняка, покажет много способов уйти от наказания и избежать расправы, это он умеет. Я научу тебя летать на метле, а мама – варить самые лучшие зелья. Вот увидишь, малыш, в нашем будущем будет столько счастья и улыбок, сколько не было в прошлом. У тебя будет много-много друзей, а девчонки будут бегать за тобой толпами, — поделился своими мечтами Джеймс. Гарри на это заулыбался и поднял к нему ручки, сжимая и разжимая ладошки, выражая, очевидно, полное своё согласие со словами отца. Мужчина засмеялся и поднял его над головой, от чего ребёнок пришёл в полный восторг. Он любил высоту и уже катался на своей маленькой, детской метле, которую принёс Сириус. Лили, конечно, возражала, заявляя, что ещё очень рано, чтобы сажать ребёнка на метлу, но ему-то, лучшему охотнику школы, было виднее. Квиддич и полёты у малыша в крови, так что ничего страшного. Вообще, Джеймс мечтал, что Гарри воплотит его детскую мечту и станет профессиональным игроком, но выбор будет за сыном. Отец только подскажет и поможет. Всегда. — Кажется, ему нравятся твои планы, — с улыбкой сказала Лили и села на подлокотник кресла мужа. — А может ему понравится какой-нибудь мальчик? — спросила она, ехидно сверкнув глазами. — Ему нравится мой голос, — ответил жене мужчина и снова прижал ребёнка к груди. — Я не против. На самом деле, всё равно: мальчик или девочка – главное, чтобы избранник любил его и был хорошим человеком. А даже если плохим, то с нашим сыном – хорошим, а то ведь будет иметь дело с мародёрами, — грозно закончил Джеймс и посмотрел на Лили. Женщина рассмеялась и потрепала мужа по волосам. Её всегда удивляла почти детская жизненная позиция Джеймса, который умудрялся на всё смотреть с оптимизмом и ребяческим запалом. Ей этого, порой, сильно не хватало – такого отношения к жизни. В отличие от него – чистокровного аристократа в энном поколении, она – магглорождённая ведьма, которую многие недолюбливали, мягко говоря. В Хогвартсе ей пришлось быстро повзрослеть, да и Петуния…сестра, с которой они были так близки когда-то, почти возненавидела её, не общалась с ней и не хотела ничего о ней знать. При всём при этом, в случае чего, Гарри попадёт именно к ней и этого Лили сильно боялась. Сестра, кажется, ненавидела всё, что касалось магии… Впрочем, не будет же она вымещать эту ненависть на ребёнке? Да и Сириус не оставит крестника, в котором души не чаял. Блэк любил малыша, как родного сына, и наверняка подключит все имеющиеся ресурсы, чтобы забрать его к себе. Даже если их не станет, с её ребёнком всё будет хорошо. У него будут Луни, Сири и Пит, хотя последнему женщина не шибко-то доверяла. С Питером в последнее время творилось что-то странное. Он отдалился от них, всё время опускал глаза и принял предложение стать Хранителем Тайны с каким-то страхом. Лили хотела, чтобы хранителем стал Сириус, но Джеймс настоял. По его мнению, Петтигрю сейчас нужна их поддержка и таким образом они её окажут. На сердце женщины было неспокойно из-за этого решения. — Нет, думаю, ему нравятся твои истории. Твои и Сириуса. Вы так их рассказываете, что он заслушивается, — покачала головой Лили, отбрасывая тревожные мысли. — Придёт время и они ему наскучат. У него появятся свои истории, которые уже мы будем слушать, не отрываясь, — усмехнулся Джеймс. — Больше всего на свете я хочу увидеть, каким он станет, кого полюбит, кем будут его друзья. Я хочу научить его летать на метле, подсказать, как познакомиться с девочкой, как пригласить её на бал. Хочу смеяться над его школьными проказами и давать советы о том, как избавится от назойливых и вредных одноклассников. Я хочу показать ему Косую Аллею и научить первому заклинанию, хочу видеть все его матчи и болеть с трибун. Мерлин, Лили, я уже горжусь тем, какой у меня сын, но я хочу увидеть результаты его первых школьных экзаменов и сказать, какой же он молодец. Хочу, чтобы он улыбался мне и обнимал, и говорил «папа». Я хочу знать, каким он станет, но почему-то у меня такое чувство, что я не смогу этого узнать, — как-то обречённо закончил мужчина, глядя на ребёнка. Лили впервые слышала такую обречённость в голосе обычно весёлого, позитивного и верящего в их будущее Джеймса. С другой же стороны, она прекрасно понимала, что в чём-то он прав. У неё самой было стойкое ощущение, что им не доведётся увидеть, каким вырастит их сын, с кем он будет дружить и встречаться, какой предмет будет у него любимым, действительно ли Гарри станет играть в квиддич или предпочтёт что-то другое, с кем из преподавателей он поладит. У женщины было столько мыслей, столько желаний, столько нереализованной ещё материнской любви. Сейчас Лили чувствовала себя так, будто её ребёнок уходит от неё, а она не в силах его остановить. Ужасное чувство, с которым женщина не могла справиться. Обычно именно Джеймс её успокаивал, говорил, что это пророчество бессмыслица, что оно может быть о другом ребёнке, что всё у них будет хорошо и они ещё будут его воспитывать, но теперь видно, что он и сам не верит в это. — Ты же сам говорил, что это пророчество не определяет нашу судьбу, — сказала женщина, и положила свою голову на голову мужа. — Но мы ведь оба понимаем, что этого не будет. Не только у тебя чувство, что он вырастет без нас, — она сглотнула и зарылась носом в волосы мужчины. — Я так хочу, чтобы он был в безопасности, чтобы у него были верные друзья и хороший человек рядом. Чтобы он влюбился и был любимым, чтобы стал сильным и верным, чтобы не совершал наших ошибок, — поделилась Лили и всхлипнула. — Ну хватит этих упаднических мыслей. Я тоже хорош, совсем расклеился. Сириус бы мне за такое поведение по голове дал и был бы прав. Сейчас мы с ним, мы оберегаем его и будем оберегать до тех пор, пока у нас есть на это силы и возможности, — бодро улыбнулся Джеймс. — Наш будущий Герой уже спит и самое время его укладывать, — добавил он, передавая ребёнка поднявшейся супруге. Лили улыбнулась и взяла на руки Гарри, глядя на это милое личико. Что ни говори, а их сынишка – маленький ангелочек: розовощёкий, с длинными ресницами и пухлыми губками. На такого только и любоваться, но в мире есть целая куча людей, которые хотят его убить. Это так не справедливо. Покачав головой, она подмигнула мужу и отправилась наверх, чтобы уложить ребёнка в постель. Знала бы она в тот момент, что это последний раз, когда она видит своего мужа…, но она не знала, поэтому спокойно ушла наверх, оставляя его одного. Джеймс проводил жену и откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза. Он не слышал, как бесшумно открылась входная дверь и в коридор скользнула высокая тень в длинном чёрном плаще и с глубоким капюшоном на голове. Он не слышал шуршания ткани по полу и тихих, едва различимых шагов по деревянному полу. Он даже не подозревал, что эти вдохи последние в его жизни. Мужчина думал о том, что завтра надо будет покатать Гарри на его любимой метле, а сейчас надо бы подняться и сварить Лили её любимое какао, чтобы немного её успокоить. Сейчас он поднял опасную тему, но ему стало гораздо легче от того, что получилось высказать свои переживания и чувства, а с другой стороны, ясно, что жену мучают те же эмоции, с которыми ей непросто смириться и совладать. Вздохнув, Джеймс открыл глаза и увидел фигуру в чёрном на лестнице. Мужчина подскочил, доставая палочку, но фигура была быстрее. Из-под капюшона сверкнули красные, как адское пламя глаза, а с кончика направленной на Поттера палочки сорвалось смертельное проклятье. Последнее, что он услышал в своей жизни: «Авада Кедавре». Последнее, что увидел – зелёный луч смерти. Последнее, что сказал: «Гарри». Лорд Волан-де-Морт безразлично посмотрел на упавшее в кресло бездыханное тело. Этот мужчина его не интересовал. Джеймс Поттер был, безусловно, сильным волшебником и чистокровным, что немаловажно, но он мог помешать. Завязывать бой Лорд не видел никакого смысла, потому что это дало бы время его жене исчезнуть, забрав с собой ребёнка. Того самого ребёнка, за которым он и пришёл. Покачав головой, Том повернулся обратно к лестнице и продолжил свой путь наверх, ступая всё так же тихо, почти бесшумно, будто змей, скользящий в траве. Лили метнулась от двери обратно в комнату сына. Гарри сидел в своей кроватке и смотрел на неё своими умными глазёнками. Она понимала: надо хватать сына и бежать, аппарировать прочь. К Сириусу. Рассказать всё, поделиться, спрятать ребёнка. Она должна. Должна. Должна! Но не может. Понимание того, что Джеймса больше нет, что Хвостик предал их, отдал этому монстру, что её самой скоро не станет – всё это парализовало её, сковало, словно цепями, не позволяя даже шевельнуться. Она слышала, как открылась дверь в комнату, и краем глаза видела, вставшую на пороге тень. — Гарри, мама тебя любит. Будь сильным, малыш, — прошептала отчаявшаяся женщина и обернулась, чтобы смотреть в лицо своему убийце. — Отойди и я тебя не трону, — прошипел Лорд, направляя палочку на Лили, которая загораживала от него ребёнка. — Мне нужен только твой сын, — добавил он, сверкая красными глазами. — Будь ты проклят, — прошептала женщина и набрала в грудь побольше воздуха, гордо вскинув голову. — Будь по-твоему, — кивнул Волан-де-Морт. — Авада Кедавра, — зелёный луч вырвался из палочки и за секунду преодолел разделяющее их расстояние. Лили закричала, чувствуя, как проклятье ударяет её в грудь, а после только темнота. Лорд вздохнул, глядя на разметавшиеся по полу рыжие волосы и искажённое ужасом и болью лицо. Всё-таки эта волшебница была храброй, была настоящей матерью. Он перевёл взгляд на ребёнка и нахмурился. Мальчик сидел в кроватке и смотрел прямо на него. Без страха. Без упрёка. Но с явным, читающимся в зелёных омутах пониманием того, что произошло. Малыш поднялся на ноги, держась за прутья своего ложа, и встал, опираясь на перила. Мальчик склонил голову к плечу и моргнул, а после улыбнулся, будто даже насмешливо. — Ну, здравствуй, Гарри Поттер, — усмехнулся Лорд, подходя ближе и переступив, при этом, через тело матери. — Твои родители мертвы и теперь я отправлю тебя к ним. Поверь, это высшее проявление милосердия, — прошептал он и поднял палочку. — Ты должен был убить меня, но я не позволю тебе этого. Прощай, Гарри Поттер. Авада Кедавра, — произнёс Тёмный Лорд и с кончика его палочки сорвалось третье за эту ночь смертельное проклятье. Зелёный луч ударил в мальчика, но тот только пошатнулся, всё так же глядя своими глазищами, которые, будто бы, стали ещё насыщеннее. Лорд непонимающе смотрел на ребёнка, а тот, в ответ, смотрел на него. Мальчик неуверенно переминался с ноги на ногу, а потом упал на попу и закричал, заплакал. Весь дом содрогнулся от этого крика в самом прямом смысле, стёкла задрожали, а магия дрогнула. Волан-де-Морт заозирался, понимая, что что-то пошло не так, а уже в следующее мгновение в него полетел смертельный луч. Он не успел что-то подумать или сказать, как его тело упало на пол, а душа вылетела с громким криком, покидая этот дом и плачущего малыша, которого только что оставил сиротой. Пожалуй, это его самый жестокий поступок за всю жизнь.Конец флэшбека
Гарри вынырнул из воспоминаний и упал на колени, оперевшись рукой в обгоревшие доски пола и тяжело дыша. Серая материя постепенно таяла, рассеивалась, а Драко уже переминался с ноги на ногу, дожидаясь пока заклинание развеется полностью, чтобы можно было подойти к Поттеру. Ему было очень плохо видно, что происходило на втором этаже в детской, но зато он увидел другое. Призрачная фигура в длинном, чёрном плаще с глубоким капюшоном появилась где-то вначале улицы и медленно, плавно, словно дементор, почуявший долгожданную добычу, двинулась к дому Поттеров. По мере продвижения Тёмного Лорда (а в том, что это именно он сомневаться не приходилось) мрак сгущался за его спиной, будто он представлял собой чёрную дыру, поглощающая любой свет. Волан-де-Морт остановился перед калиткой и открыл её, едва взмахнув кистью руки. Волшебник неслышно двинулся по недлинной дорожке к двери. Тихое «Алохомора» и судьба целой семьи была решена. Вот так просто, даже не задумываясь. Малфой не знал, как можно сражаться с этим бездушным, бессердечным существом, у которого в глазах нет ничего, кроме ярости и ненависти. Помотав головой, Драко отбросил глупые мысли и посмотрел на участок. Серая дымка совсем растаяла и не было больше опасности испортить магический фон дома и его память. Слизеринец сорвался с места и буквально подлетел к Гарри, падая рядом с ним на колени и поднимая его голову, обхватив щёки двумя ладонями. Взгляд у Поттера был шальной: зрачки расширены так сильно, что зелёную радужку было почти не видно, они горели изнутри адским огнём, но при этом в них было столько боли. Гарри молчал, тяжело дыша, но создавалось ощущение, что внутри он кричит не своим голосом, срывает голос, раздирает в кровь пальцы и кричит-кричит-кричит. Собственно, так оно и было. Гриффиндорец понимал, что всё это лишь воспоминания, события давно минувших дней, что ничего нельзя исправить. До этого дня ему даже казалось, что он смирился со смертью родителей, что научился жить с мыслью о том, что их больше нет, но оказалось, что смотреть на их смерть невыносимо больно. Знать, что произойдёт, наблюдать, как они ни о чём не подозревают, и не иметь возможности защитить, предупредить или помочь. Ты вынужден просто стоять и смотреть, как они умирают…как их убивают. Смириться с таким было невозможно. Поттер едва сумел выбраться из воспоминаний до того, как его собственные чувства возьмут верх и он окончательно потеряется в этом водовороте. Жутком, разрывающем на части ворохе эмоций. — Гарри, как ты? — спросил Драко, прижимая парня к себе и гладя его по голове, а ещё понимая, какой же это глупый вопрос. — Мне нужно перевести дыхание, чтобы смотреть дальше, — тихо-тихо ответил гриффиндорец, упираясь лбом в плечо Малфоя и выдыхая. — Они хотели увидеть, каким я вырасту. Они говорили обо мне в последний час своей жизни. Отец мечтал приходить на мои квиддичные матчи и хотел, чтобы я стащил у Филча карту Мародёров. Он хотел научить меня первому заклинанию и показать Косую Аллею. А мама…мама думала о том, в кого я влюблюсь. Она хотела, чтобы это был хороший человек и просила быть сильным, — хрипло рассказал Гарри и по его щекам потекли так долго сдерживаемые слёзы. — Они любили меня, — добавил он и плотину прорвало. Поттер обхватил слизеринца руками и отчаянно, почти истерично заплакал. Мог ли он сказать, что исполнил мечты и надежды родителей? Гордились бы они им, если бы видели? Чтобы они сказали на эти слёзы? У него не было ответов на эти вопросы, не было веры в то, что он достоин их, что не подвёл их. А ещё было больно за то, что отец так и не увидел, что он стал ловцом в команде Гриффиндора, что ни разу не болел за него на трибунах, что не смеялся над его историями и не познакомился с Роном и близнецами (они бы ему понравились), а маме наверняка пришлась бы по душе Гермиона. Он плакал, чувствуя осторожные, нежные прикосновения к волосам и руку на спине, крепко прижимающую к тёплому телу. Интересно, им понравился бы Драко? Наверняка папа счёл бы его излишне заносчивым и высокомерным, а мама смогла бы рассмотреть в нём всё самое лучшее. Сириус бы наверняка как-то подшутил, а Римус его укорил за неуместный юмор, а в итоге всем было бы смешно и весело. Но всего этого у него не было. У них этого не было. Почему? Почему?! Это не справедливо, не честно и от этого Гарри рвало на части, было так больно и обидно, а ещё злость затапливала с головой. Злость на Дамблдора, на Снейпа, Петтигрю, на Реддла и даже на самих родителей. Отчаянная, дикая, необузданная злость, с которой он не мог справиться, выливая её нескончаемым потоком слёз. Магия рвалась из тела, но её юноша сдерживал из последних, ещё оставшихся сил, чтобы можно было досмотреть историю до конца. Малфой крепко прижимал гриффиндорца к себе и молчал. Что можно сказать, когда на твоих глазах только что убили твоих родителей? Какой смысл что-то говорить, если это никак не облегчит чужую боль и страдания, никак не поможет смириться с тем, с чем смириться невозможно в принципе? Эти чувства никогда не перестанут колоть, бить и жечь, они никогда не исчезнут, они всегда будут где-то там, глубоко внутри. Драко понимал, когда-нибудь и ему, и всем, и каждому придётся пережить подобное, придётся проститься со своими родителями. Вот только у него и у многих других будет то, чего нет и никогда не было у Поттера: память. У них останутся воспоминания о мудрых словах отца, о нежных руках матери, о семейных вечерах, о счастливых моментах. Это очень дорого. Сложно найти что-то дороже. У слизеринца ком стоял в горле от собственного бессилия в этой ситуации и невозможности подобрать правильные слова, поэтому он только прижимал к себе отчаянно-одинокого, поломанного и склеенного по новой ангела и надеялся, что он найдёт в себе силы подняться и идти дальше. — Гарри, хватит, — тихо попросил Малфой, прикрывая глаза. — Хватит мучить себя, хватит над собой издеваться, хватит наказывать себя непонятно за что. Они любили тебя, они думали о тебе и о твоей безопасности, о твоём будущем Они хотели это будущее увидеть. Ты не виноват в том, что этого не случилось. Ты ни в чём не виноват. Они гордились бы тобой. — Откуда ты знаешь? Вдруг они бы… — Я знаю, потому что я горжусь тобой, потому что Блэк и Люпин гордились тобой, потому что весь этот грёбаный мир тобой гордиться! Поттер поднял заплаканное, а потому чуть-чуть опухшее и покрасневшее лицо и посмотрел на парня, от которого никогда не ждал поддержки или понимания. Тем не менее, именно Драко сказал ему то, что сейчас заставляло его справиться с болью и тяжестью, именно он давал силы идти дальше, которых сейчас, казалось бы, не стало. Когда-то надменный и заносчивый, сейчас он был рядом, смотрел на его слёзы без ехидных замечаний и глупых насмешек, без злорадства и высокомерия. Возможно, он всё-таки был ему не безразличен? — Я не смог их спасти, — тихо-тихо сказал Гарри, но глаза его постепенно наполнялись жизнью. — Ты не можешь спасти всех и не должен винить себя за это, — покачал головой Малфой и вытер влажные дорожки с умилительно красных и по-детски напухших щёк. — Пора возвращаться в Хогвартс. Сегодня ты не сможешь продолжить, — сказал он, надеясь забрать парня подальше от этого проклятого места. Он видел, что оно делает с Поттером. Видел, как оно его ломает. Гриффиндорец всегда был сильным, но сейчас…сейчас ему очень сложно и плохо, потому что приходится заново возвращаться в тот ужас, из которого только-только смог выбраться. Казалось бы, Волан-де-Морт мёртв, война закончилась, всё наладилось и можно жить спокойно, но для этого парня она продолжалась. Он всё ещё воевал со своими сомнениями и своим прошлым. Как бы сильно Драко сейчас не хотел убраться отсюда, он понимал, что Гарри нужно во всём разобраться и тогда он сможет начать с нового листа. — Смогу, если ты поможешь. Мне нужно уравновесить свою магию, — больше попросил, чем сообщил Поттер. — Я помогу, но картинка будет не такой чёткой, — согласился Малфой, наблюдая, как Гарри достаёт палочку. Гриффиндорец кивнул и слизеринец положил ладонь ему на плечо, направляя в его тело свою магию. Дом снова заполнился серой дымкой, но теперь было куда меньше деталей и чётких линий. Они видели, как в дом вошёл человек, похожий на Даблдора. Лица было толком не рассмотреть, но знаменитые очки и длинная борода не оставляла сомнений. Он поднялся на второй этаж, а после вновь спустился на первый. Альбус замер перед телом Джеймса, а потом засуетился. Он ходил вдоль дивана, трогал тело, а после применил какое-то заклинание, по-видимому патронус, и стал ждать. Через пару минут в дом зашёл ещё один человек. Его не узнавал никто из парней. Незнакомец был среднего роста, на голове у него была шапка-колпак, а в руках длинная палка. Судя по походке, он был уже немолод, хотя судить конкретнее сложно. Двое мужчин о чём-то бурно спорили, поглядывая на тело Джеймса и размахивая руками. В конечном итоге, они вышли из дома и подожгли его. Оба применили одно и то же заклинание, после чего дом загорелся, а они аппарировали прочь. Рассмотреть лиц или каких-то особых черт незнакомого человека им не удалось, как не удалось и что-то расслышать. Это было странно. Да, вмешательство магии Драко могло дать эффект размытости, но не до такой степени, чтобы они увидели разве что тени на стене. Не говоря уже про разговор. Голоса могли быть глухими и искажёнными, но не беззвучными. Малфой ошарашено смотрел на почему-то злого, яростного Поттера, который тяжело дышал, поджав губы в тонкую линию, и сжимал кулаки так, что казалось дерево его палочки вот-вот треснет и разломается. Очевидно, Победитель увидел или понял что-то, чего не смог понять или увидеть сам Драко. В принципе, всё, что он сумел услышать: «Это наше общее решение», произнесённое незнакомцем. Это очень странно. — Эту часть событий пытались уничтожить, но моя магия похожа на магию дома, поэтому они сплелись, — сказал Гарри и голос его был металлическим, грубым, даже жестоким. — Я ничего не понял, — признался Малфой. — Они убили его. Они заживо сожгли моего отца, — ответил Поттер и поднял на Драко взгляд, в котором была лишь ярость и ненависть. Необузданная, чёрная жестокость, желание уничтожить даже воспоминания о тех, кто так поступил с ним и его отцом – вот, что было сейчас в глазах парня. Малфой сглотнул под этим взглядом и передёрнул плечами. Раньше он задавался вопросом, как молодой и не особенно опытный гриффиндорец смог победить Тёмного Лорда, а теперь он нашёл ответ на свой вопрос. Гарри, как никто, умел ненавидеть и обращать эту ненависть в силу, в магию, в злобу и ярость, которые вели его вперёд. Сам Поттер не знал, что сейчас чувствует, кроме желания отомстить и выяснить: за что? Дамблдор мёртв и говорить с его портретом бессмысленно, потому что он ничего не скажет, а на все нравоучительные отповеди Гарри отреагирует только одним: пламенем. Он уничтожит портрет директора так же, как тот уничтожил его отца. Нужно было успокоится и взять себя в руки, чтобы решить, что делать дальше, но парень не мог. Просто не мог. Внутри клокотала магия, требующая выхода. Драко ничего не понял, когда вокруг него образовался прозрачный пузырь, из которого он не мог выбраться, а потом порадовался, что он у него есть. Глаза Поттера запылали зелёным, он закричал так, что стало страшно, раскинул руки и выпустил столько магии, что деревья согнулись под её напором. Поднялся ужасный ветер, превращающийся в ураганный смерч, сметающий всё на своём пути, все травы, кустарники и деревья запылали, земля задрожала, а на небе собрались не просто тучи, а самая настоящая гроза. Малфой в ужасе смотрел на стоящего в центре этого ужаса Гарри, у которого начала лопаться кожа от избытка магии, выплёскивающейся наружу. Кровь пропитала рубашку, стекала по лицу, шее, рукам и собиралась в лужицу у его ног, волосы стали влажными, это было видно даже с расстояния в несколько шагов, на котором и стоял слизеринец, окружённый защитным куполом. Он понимал, если не остановить всё это, то Поттер убьёт сам себя. — Гарри! Гарри!!! Поттер, мать твою, остановись! Всё! Хватит! — но гриффиндорец не слышал, погружённый в собственные сильные эмоции. — Ты вот-вот убьёшь себя! — безрезультатно. — Ты убьёшь меня!!! — в отчаянье заорал Драко и это сработало. Гарри не чувствовал ни боли, ни страха, ни усталости, только злость и ярость, чистейшую ненависть и отчаянное непонимание. Он ничего не видел и не слышал, пока до него не донёсся крик Малфоя. Поттер повернул к нему голову и увидел побледневшее лицо блондина, его большие, испуганные глаза и просьбу взять магию под контроль, читающуюся в раскрытых ладонях, бьющих по куполу. Парень не хотел его пугать и не хотел причинять ему вред, поэтому стал глубоко дышать, закрывая своё магическое ядро, концентрируясь на глаза Драко и стараясь себя успокоить. Магия ластилась к нему, как домашний питомец, легко поддавалась командам, а жгучая ярость улеглась, уступая место усталости и желанию узнать правду. Прикрыв глаза, он наблюдал, как защитный купол стал таять, выпуская Малфоя, а после сознание накрыло темнота и тишина. Слизеринец едва успел подхватить бессознательное тело на руки. Гарри весь был в крови и она продолжала литься из открытых, тонких ран. У него были закрыты глаза, из-под которых стекли две одинокие слезинки. Драко держал его и не знал, что делать, а с неба стал капать холодный, осенний дождь. Хэллоуин принёс этому человеку столько боли и страданий, что теперь он просто обязан помочь ему начать жизнь с чистого лица. Малфой крепче обхватил бессознательное тело и аппарировал в единственное место, где Поттер сможет прийти в себя и немного передохнуть. В мэнор.