Истинное искусство

Гитарное соло ударило прямиком в уши, набирая обороты с каждой чёртовой секундой, которую Никола проклинал сквозь полудрёму. Он свесил руку с низкой кровати, чувствуя паркет пальцами, и поводил ладонью по полу, не сразу натыкаясь на источник звука. Телефон неприятно вибрировал в руке, подкидывая воспалённому сонному мозгу интересные ассоциации. Никола с трудом разлепил отёкшие веки, номер оказался неизвестным. «Какая сволочь решила, что шесть утра — самое классное время для звонка? Да ещё и в выходной!» — Никки приготовился высказать всё, что он думал об абоненте по ту сторону трубки, но не успел собрать мысли в кучку и открыть рот, как из динамика послышалось бодрое и крайне довольное: — Подъем, Бэмби, время трудиться! Никола завис на полминуты, переваривая услышанное. Сначала он решил, что ему померещилось спросонья: он похлопал себя по ушам, потёр глаза и снова вернулся к смартфону, чей дисплей подсвечивался безымянной иконкой. — Не понял, — мотнул он головой. — Да чего тут не понятного? — голос росомахи по ту сторону похоже был счастлив, что разбудил Николу. Если бы тот знал, что Никола и сон — вещи когерентные и страстно друг в друга влюблённые (когда Сон уходит, Никола запивает тоску чаем и мучается бессонницей), то наверняка позвонил бы ещё раньше, а лучше каждый день в целях довести до ручки. Никола невесело усмехнулся этим мыслям. — Наверное то, что меня с утра радует ваш звонок, детектив. Хотя в момент нашей последней встречи… Дайте подумать… Две недели назад? Вы чётко и ясно дали мне понять, что сделка не состоится, да и вообще: на кой-хер я вам сдался. Трубка прыснула в ответ. Никола закатил глаза и худо-бедно заставил себя сесть и не запутаться в одеяле. Взъерошенный и зевающий, почёсывающий живот под растянутой футболкой, олень представлял собой весьма печальное зрелище. — Я честно ждал повестку в суд, а её всё не было и не было. Даже не поверил, что ты, сохатый, серьёзно не собираешься мутить воду. — Шварц хмыкнул, уняв смешинки в голосе. — Так что я подумал, и в обмен на всю твою коллекцию дам тебе шанс. Всю коллекцию сразу. Тебе она не сдалась, а я её хочу. Тебе нужен шанс побыть… «ассистентом» — ради бога, так уж и быть, смилостивлюсь над твоим странным прошением. — Но-но, — Никола окончательно проснулся и, после небольшой утренней разминки (телефон он предусмотрительно поставил на громкую связь), включился в разговор. — Только половину могу сходу отдать. Оставив наиболее ценные экземпляры себе, конечно же. Может я и ненавижу Сверхновую как автора и зверя, но теперь это мой гарант наших долгих, доверительных, расчудесных взаимоотношений. — Если у меня угаснет интерес, будешь пенять на себя. — Да чтобы я этого боялся? Это вы побойтесь Бога, детектив. Меня гораздо сильнее настораживают ваши замечательные зубки. Кстати, вы давно показывались стоматологу? Жалко такие клыки терять, — Никола согнулся пополам, почувствовав, как что-то хрустнуло в спине, и сравнил себя со старым дедом. — А ты так обеспокоен этим вопросом? — снова насмешливый смешок. Ник поджал губу и фыркнул. — В любом случае, собирай давай часть коллекции, завезёшь ко мне домой, а потом нас ждёт много утомительной нудной работы, которую я конечно же скину на тебя. — Мистер Шварц, сегодня воскресенье! Разве так можно? — Никола оторвался от разминки и подхватил телефон, переключая его в более тихий режим и прижимая плечом к уху. — Шесть утра! Нормальные звери отдыхают в это время, наслаждаются пением птиц за окном и благодарят всё на свете за возможность позабыть о трудовых буднях! — Давай-давай, поднимай свой тощий и неприглядный олений зад. Жду в девять у себя, адрес скину смс-кой. Если опоздаешь — съем. Телефон выключился. Никки плюхнулся на постель с таким видом, словно он самолично открутит голову росомахе вопреки всем стереотипам о травоядных и хищниках. Через минуту телефон снова пиликнул, на дисплее высветилась иконка с новым сообщением, где читался адрес. Олень вымученно простонал, уже пожалев о своей инициативе тысячу раз, но он не собирался отступать! На кону стояла не только жажда избавиться от душераздирающей скуки, но и его собственная гордость. Какой бы скверный характер не был у Шварца, он обязательно выстоит и ещё докажет свою полезность: да этот Шварц ему копытца лизать будет в знак своего уважения! Влажные мечты о подчиняющемся каждой его прихоти Шварце пришлось отложить и заняться подготовкой. Первым делом он заставил себя пойти и приготовить завтрак. Как же ему хотелось хорошего стейка… В их мире, таком несуразном и странном, было распространено вегетарианство. Оно и понятно, если хищники и травоядные хотят сосуществовать вместе и относительно мирно, то они должны искать пути к созданию наиболее пригодного для всех мира. В основном хищники питаются рыбой и морепродуктами для получения белка и удовлетворению инстинктивных потребностей. Порой в рацион входят некоторые виды насекомых. Некоторые травоядные тоже позволяют себе попробовать «хищничий» рацион, но это всё ещё страшно порицается обществом, да и не все способны переварить такой своеобразный продукт. Никола был способен и он любил вкусно приготовленное мясо. Мясо продавалось на чёрном рынке. Существовало негласное разрешение продавать мясо, если то было по воле травоядного. Негласно разрешено, но всё же запрещено и «контролируется» законом. Именно так это называлось. На практике же чёрный рынок прекрасно себе существовал, порой создавая недюжинные проблемы, в которые только тогда вмешивались верхушки общества. С яйцами, молоком дела обстояли куда проще: самые разные пернатые и млекопитающие занимались бизнесом в этих сферах и во многом были заинтересованы в получении прибыли. Травоядные так же имели доступ к продуктам животного происхождения и подобное порицалось гораздо меньше, чем поедание рыбы и насекомых, но всё же разнообразие в пище оставалось привилегией хищников. Как же Никола завидовал хищникам! Он достал из холодильника несколько куриных яиц и поставил сковородку на электрическую плиту. Задумавшись о Шварце как о хищнике, он вспомнил обо всех плотоядных в целом и не смог сдержать дрожи. Межвидовые отношения всегда были не простым делом. Общество только недавно начало приходить к мысли, что межвидовые браки, чувства, родственные связи реальны, что тела зверей становятся своего рода универсальными. Вспомнить ту несчастную пару, чьё дело Никки не так давно застал. Хотя, вроде оба травоядные… Ситуации, когда один из пары хищник, а другой травоядное, встречаются редко и, как правило, ничем хорошим не заканчиваются. Сверхновая много об этом писал. Темой его обычных и эротических новелл часто становились именно эти сложные и многосторонние отношения, развивающиеся как дуб из жёлудя: долго и томительно, наращивая кольца их хитросплетений. «Рубашки цвета меланхолии» были посвящены однополой любви между пумой, находящимся в довольно зрелом возрасте, и несовершеннолетним мальчишкой-косулей. «Дерьмовая книга, — Никола разбил яйцо и проколол лопаткой желток. — Ненавижу». Несмотря на поставленные остро-социальные противоречивые проблемы книга принялась очень хорошо и свалила успехом Сверхновую. Во второй части трилогии неоднозначный конец, намекающий на продолжение — намеренно смазанный и затёртый — становился причиной споров у фанатов творчества автора. Сверхновая пыталась показать, что звери способны сосуществовать даже на таком интимном уровне, без разницы вопроса пола или вида — главное стремиться друг для друга сделать что-то, чтобы помочь. Пройти те самые шаги навстречу, чтобы сблизиться и побороть реалии мира, в котором они оказались — холодном и бесчувственном, заполненным безликим обществом. «Рубашки» были неким вызовом, который Сверхновая бросала всем вокруг себя, пытаясь восстать против системы. Сверхновая ушла, потому что этот вызов повис в воздухе и никто не посмел его принять, лишь окрестили классным писателем и потребовали завершение трилогии. Ведь это лишь красивая история, верно? Всего лишь горстка слов, связанная смысловой составляющей, оставленная на потеху зверью. Даже тему однополых отношений — не шибко котируемых, но равнодушных даже самим к себе — не сделали скандальной. Сверхновая хотела скандала, чтобы они все отмерли. Они — те звери, застывшие в одной и той же рутине. Позабывшие о себе. Никола обжёгся о бортик сковородки и запах подпаленной шерсти заставил его спуститься с небес на землю. Он ненавидел Сверхновую: тот был слишком слаб и слишком высокого мнения о себе. Шварц странный, раз ему по душе творчество этого чёрствого самовлюблённого зверя. Никола знал Сверхновую. Но предпочёл бы никогда не встречать его на своём пути. Через два часа он стоял у подъезда чужого многоэтажного дома, оказавшегося на другом конце города с небольшим чемоданом, забитым до отвала. Книги. Все подписанные издания. Первые заметки и статьи Никола оставил при себе, ручные поделки тоже. Шварц ещё не заслужил. Хотелось развеяться, пусть даже так. Звонок домофона прервался коротким гудком, а потом и звуком щелчка замка. Никки оттянул железную дверь за ручку и, чертыхнувшись, вкатил чемоданчик по низким ступенькам. Лифт пришлось ждать около пяти минут: если бы Никола был совершенно разочарован в детективе, то решил бы, что тот решил нажать кнопку вызова на каждом этаже и довести его до нервного срыва. А что он испытывал? — Без пяти девять, — Шварц хлопнул его по плечу, намеренно сверкая коготками, но Никола был настолько сонным и уставшим, что он не обратил на них внимания. — А ты не такой уж и безнадёжный. — Скорее, я просто хотел разделаться с этим. Ваш чемодан. Жду свою работу. До свидания. — Работа уже в разгаре, — Шварц отошел назад, пропуская оленя к себе. Никола с сомнением на него посмотрел, не решаясь войти. — Разве я не сказал? Ты мне не просто ради коллекции нужен. Мы начинаем работать сейчас. — У вас дома? — Никола всё же был вынужден протиснуться в коридор. Он сразу обратил внимание, что всё сверкало от чистоты, квартира была обставлена в светлых тонах и оказалась на удивление просторной. «В прочем, для такой грузной росомахи, такое не удивительно», — подумал он, рассматривая обстановку. Коридор сразу вёл в округлую гостиную, где на полу стояли ровные стопки из кип бумаг. — Для начала да. А затем нас ждёт путешествие в центральный архив города. Ты же архивист? Разберешься. — Не совсем… — Никки скосился на груду бумаг и закатал рукава, уверенно предчувствуя, с чем ему придётся работать. — Уже вижу, что фигово разложено. М-р Шварц, алфавит здесь не катит. — Бэмби, я делал так, как удобно мне, — Шварц фыркнул. Он любовно гладил чемоданчик и не терпеливо возился с замком, желая открыть его и посмотреть на содержимое. — Ну и ну, сколько, оказывается, барахла. — Не называйте меня «Бэмби»! — олень остановился, занеся руку над столбцом листов А-4. — Мне неприятно. — Я работодатель, так что мои правила, оленёнок. Скажи спасибо, что не оттяпал от тебя конечность. А то выглядишь аппетитным. — Вам бы не понравилось. На вкус как дерьмо, — резко ответил Никола. Он вернулся к расфасовке бумаг, — до этого они лежали строго по одной тематике, по алфавиту — как вдруг его толкнули в спину, а когда он возмущённо развернулся, то поймали за щёки, больно сжимая под скулами. — У тебя, оказывается, не только сальные шуточки за пазухой? — прорычал Шварц. У Никки встала шерсть на загривке, он почувствовал одновременно страх и прилив адреналина. Его взгляд был прикован к ряду зубов и ходящим от раздражения жевалкам. Маленькие тёмно-янтарные глаза искрились от раздражения, в ответ на его страх у Шварца вздыбилась шерсть на спине и даже натянула рубашку, образуя новые складки. — Будь послушным и полезным мальчиком. Не беси. Ты нравишься мне, парень, есть в тебе что-то, что хотя бы не вымораживает. Возможно это что-то похоже на «мозг». Но даже при этом я не стану терпеть твоё нытьё и гундёж. Сожру с потрохами, я думаю, ты и сам это чувствуешь. Он сжал пальцы ещё, Николе показалось, будто бы у него хрустнула верхняя челюсть. Было больно, и щёки онемели. — Дрожишь, как осиновый лист, кичишься, пытаешься быть дерзким, да только выглядит хреново. Не выёживайся больше, чем нужно и займись делом. Мне не сдалась коллекция ценой своих нервов. Никола сдавленно хохотнул. А потом резко увёл голову назад и ударил вперед рогами. Запахло кровью, а небольшой участок короткой шерсти на морде росомахи слипся и потемнел. — Вы просто злитесь, ведь я раскусил ваше влечение к Сверхновой. Долго представляли, как вы мне кинете ответку? М-р Шварц, дерзкий ли я или нет, слабое травоядное или же слабоумное — вас не должно волновать как и то, как я к себе отношусь. Меня интересует ваша работа. Вас — моя коллекция. Так что окончим этот цирк и, как верно вы сказали, займёмся де… Резкий удар под дых заставил скрючиться и упасть на колени. Из глаз посыпались искры. Этот мудак… Никола заставил себя приподняться, развернуться и отдавить ногой массивную лапу в тапке. Драка так драка. И плевать, что он проигрывает по всем фронтам, начиная от физической силы, заканчивая выносливостью. Когти обожгли плечо и полоснули довольно глубоко, но Николу это не волновало: он удачно отбился рогами и сильно оцарапал росомаху в ответ. Он ушел вниз от очередного удара и сделал подсечку, но свалить зверя не удалось: тот наоборот зажал его на полу и впечатал кулак прямо в морду. Через двадцать, оба сидели на балконе. Никола зализывал раны с помощью выданной аптечки, а потом без спросу полез обрабатывать свои «метки», которые он оставил на теле детектива. Тот молча смотрел на него, всё ещё рыча себе под нос ругательства и изредка шипя на вату с перекисью водорода. Никола дрался не слишком серьёзно, Шварц — и того подавно, ему вообще стоило отдать должное: он не использовал пасть. В воздухе висел запах смешавшейся крови, наполненной адреналином. Драка послужила неплохой разрядкой. Никола зажимал в зубах сигарету и натужно пыхтел, орудуя ватой. У него был в мясо разбит нос, саднила рука и, кажется, вывихнуто запястье. И работы стало в два раза больше: пока они катались по полу и мутузили друг друга, слетело несколько столбцов бумаг и те разлетелись и перемешались. — Может ты ко мне на «ты» перейдешь? — Никола вздёрнул ушки, но сам головы не поднял, держась с намеренно отстранённым видом и без всякого сожаления замазывая йодом чужие костяшки. — А то эта фамильярность ни к чему. Я и так тебя зову Бэ… Никки. — Хмпф! — Никола дёрнул подбитым носом и сдержал в себе скулёж от боли. — Мне нравится твоя фамилия, по ней тебя удобно звать. — Но на «ты» ты всё же перешел, — подловил его росомаха, однако ответа от снова взъерошившегося и нахохлившегося, как снегирь на морозе, оленя не дождался. — Ладно-ладно, ты не настолько оленёнок душечка, а с очень большим характером занозы в заднице. — Да ты тоже не сахар, — Никола не смог сдержаться. — Сраные хищники. — Гребанные травоядные, — подытожил Шварц вместе с ним, и спустя мгновения оба прыснули со смеху. — Что ж, я требую за свою выдержку и боевые ранения вторую часть коллекции. — Не дождёшься, — олень отставил уже обработанную руку и взялся за вторую. — Должно же у меня быть хоть что-то, что поддержит твой интерес к моей персоне, пока я не наиграюсь в детектива. — Великовозрастной ребенок-переросток, — Шварц снова хохотнул, но на этот раз Никола к нему не присоединился. — «Я хочу помогать распутывать дела. Только и всего. Быть мальчиком-на-побегушках, искать улики на местах преступления, кататься, если понадобится, в морг и приносить всё, что нужно. Любые вещи, документы, хоть на карачках, хоть в зубах, хоть как угодно. Мне не нужна зарплата, мне нужна именно работа. В любое время. В любом состоянии. Мне необходимо это». Не ты ли это сказал, сохатый? — Я стремительно набираю всё больше и больше прозвищ, — Никола наконец поднял на него глаза. Он чувствовал себя слишком уставшим, чтобы думать и грамотно действовать. Слушать истерящие вопли инстинктов и закатывать глаза тоже. — Это тоже сказал я, но работать с именем порно-актёра я не шибко хочу. Уж лучше бы во второй раз женился. — А почему развёлся? — вопрос Шварца застал Николу врасплох, это меньшее, о чём олень был готов говорить. Никки вспомнил свою бывшую жену, негромко усмехнулся и покачал головой, показывая всем своим видом, что он не горит желанием обсуждать эту тему. Она всегда ранила его, ранила глубже и сильнее, чем когти даже самых страшных и жестоких хищников. Он не любил свою жену и всегда знал, что брак являлся громадой ошибкой, совершенной по настоянию главы семьи, по совместительству его дяди. Никола не имел авторитета и поддержки, чтобы сопротивляться. Его поставили перед фактом: либо в двадцать лет он женится, либо он исчезнет из семейного регистра навсегда. Выбор оказался очевидным, но всё стало только хуже. Детей не появилось, какого-либо интереса к своей жене, к которой он даже не мог обращаться по имени, он тоже не испытывал. Они жили, ненавидя друг в друге всё и старательно ломая друг другу жизнь. Она изменяла, он тоже был грешен, и закончилось всё, когда Никки исполнилось двадцать пять — он бросил всё, развёлся, отказался от своей семьи и растворился в недрах Чикаго, навсегда порвав с прошлым. Он остался наедине с собой, со своими мыслями и три года находился в бешеном каждодневном круговороте: работа-дом-библиотека-обед-сон. Но больше чем о женитьбе, Никола Холл жалел о своей тайной связи со Сверхновой, которая угнетала его последние десять лет. — Никогда не был женат, — пожал плечами Шварц. Никола закончил с обработкой костяшек и попытался прощупать ноющее запястье, как вдруг почувствовал прикосновение мягких подушечек к ладони. — Я посмотрю? Никки настолько успел утомиться, что инстинкты ни на йоту не пугали. Он коротко кивнул, поудобнее зажевал сигарету и сдержал внутри чих. — Я могу закурить? — он мялся над эти вопросом довольно долго и был обрадован положительным кивком головы. Чиркнула зажигалка и маленький огонёк опалил кончик сигареты. — В первый и последний раз. Раздражает. — Спасибо, — искренне поблагодарил Никола, и сделал глубокую затяжку. Никотин обволок маслом горло и медленно сполз огнём по пищеводу, будто бы он с упоением медленно распил шот водки. — Я просмотрел мельком бумаги, — Никки выдохнул в сторону от чужой морды, чтобы лишний раз не нервировать. Постепенно с успокоением в голову приходила вся абсурдность возникшей ситуации, которая постепенно начинала пробивать на нервный смех: как они вообще к эту пришли? — Мне кажется, их лучше сортировать по годам, а года по более мелким датам. — Как скажешь, — Шварц снова повёл плечами. — Мне главное, чтобы ты быстро давал необходимую информацию и при возможности выцеплял что-то, что может пригодиться. — Звучит не так сложно. — Посмотрим, как скоро ты сдашься, придурок. Почему-то Никола как-то с иронией рассмеялся.