Запретный плод вам подавай

Владимир проснулся от ярких лучей солнца. В кабинете было так тихо и спокойно: тепло от потухшего камина ощущалось спиной, рука Онегина, прижимающая его к груди, ничуть не ослабла. Не хотелось будить Евгения, не хотелось шевелиться. Хотя вчера они уснули на полу без подушек и одеял, это не могло помешать прекрасному сну. Ленский лежал в объятиях, уткнувшись носом в шею. Они долго не могли окунуться в царство Морфея: Онегин, играя с черными кудрями, слушал новости о Лариных. — Поехали в Америку, — вдруг спросил он, словно позабыв тему, когда Владимир закрыл поток слов. — Поехали, — недолго думая, отвечает брюнет. — Я не был там. Когда? — Послезавтра, — донесся тихий ответ. — Думаешь, успеем собраться за день? Или… — юноша уперся ладонью в грудь Онегина и откинулся назад, закрыв глаза. Владимир поднялся на локте, заставляя Евгения лечь на спину. — Или ты уже собрался? — он прищурился. Онегин поднял руку, положив на шею. Уголки его губ приподнялись в улыбке. Он притянул юношу к себе, и Владимир, и не думая противиться, опустился к губам, закрывая глаза. — Ты не сможешь пользоваться этим долго, — проговорил он. — Ты же не хочешь поспорить? — ответил Евгений, накрывая его губы. Владимир улыбнулся, вспомнив поцелуи. Все замирало в такие моменты. Он не боялся своих чувств, не до конца понимал страха Онегина. Ленский по простоте забыл про те дни в холодном, пустом доме. Ему позабылись кошмары, бессонные ночи. Боль не извратила, не озлобила юное сердце, оно быстрым ритмом отзывалось на Онегина. Владимир в самых прекрасных снах не видел взаимности со стороны Евгения, и тем более не слышал о любви. Сейчас Ленский лежал в его руках, целовал его, чувствовал биение сердца. И в который раз в голове пробегала мысль «Что же в этом может быть плохого?» Вчера Евгений уснул первым. Владимир не мог отвеcти от него глаз. Ему все еще не верилось, что Евгений бросился за ним. Его лицо было спокойным, расслабленным. Ничто не тревожило его черт; щеки и нос покраснели от тепла. Юноша провел большим пальце по скуле, спускаясь к шее, ключице… Онегин поморщился, а Ленский заулыбался, чувствуя, что влюбляется сильнее. Владимир расстегнул первые пуговицы на его рубашке, снял запонки с манжетов и ослабил ремень. Онегин не дернулся. Движения юноши не потревожили его сна. Ленский наклонился, оставляя на щеке короткий поцелуй. Он лег, удобно разместившись рядом, обняв Евгения за торс. Его глаза закрылись. Ему отчетливо слышалось и свое, и чужое дыхание. Наконец собственное сердце не колотилось бешено, наконец тревога не заставляла его задыхаться. Можно наслаждаться тишиной и уютом, не думая о завтрашнем дне с замирание сердца. Ночь пройдет, не оставив болезненных следов. Евгений глубоко вдохнул, поворачиваясь на бок к Владимиру. Он сгреб того в охапку и снова засопел. *** — Если вы не успеете, мы просто купим другие билеты. — Я не хочу здесь задерживаться. Мне нужно отдохнуть от этого места, Евгений. — Прелестно, — блондин повернулся к своему отражению. — Если бы я знал, что Гильо хочет побывать в Америке, мы бы несколько лет назад отправились. Не понимаю, почему он молчал. — Мосье Гильо держит интригу, — улыбнулся Владимир. — Мне кажется, он из тех, кому не важно где, важно с кем. — Oui, mon treasure. Он любит такое. Когда молодые люди сошли к завтраку, на столе все уже было готово. Француз неслышно спустился к ним. — Доброе утро, — донеслось позади. — Как вы спали? — Доброе утро, — кивнул Ленский, пропуская Гильо. — Хорошо, спасибо. Я должен извиниться перед вами, месье Гильо, что обманул вчера. — Не стоит, — старик отмахнулся. Он никогда не слышал свое имя рядом с «месье» и уж тем более подобное обращение было ему впервой. Он смутился. — Я рад, что вы так поступили. Молодая девушка, бегающая по комнате, взяла в руки кофейник — Оставь, — Онегин подошел ближе к столу. Та слегка кивнула и ушла, принимаясь за блюда. Евгений разлил горячий напиток по кружкам. Ленский опустился на стул вслед за Гильо и взял в ладонь фарфор. — Я нашел бурмистра, — сообщил Онегин, садясь за стол. — Из всех рекомендаций, у него самые достоверные. Я знаком с генералом, у которого он работал, — хозяин нахмурился. — Что не так? — Ленский покрутил в руках стакан, согреваясь его теплом. — Вы же знаете, какие у генералов требования к порядку, — он повернул взгляд в окно. — Я переживаю, что и этот будет жесток и несправедлив. — Я предложу своему управляющему вторую работу здесь, — пообещал Владимир. — Ему не помешает дополнительный заработок. И за него я могу поручиться. Моего слова будет достаточно? — Разумеется! — на лице засияла улыбка. — Merci, mon ami! — Что? Хорошее настроение? — старик прищурился. — Все на французском, да на франузском. «Я голодный, выспавшийся и удовлетворенный, — подумал тот, улыбаясь. — Как же по-другому?» — Oiu, monsier. Je suis heureux, — он улыбнулся Ленский сжал зубы, чтобы не заулыбаться, и опустил глаза на кружку. Но краска все же налила его щеки. — Почему вы не говорите по-русски, Онегин? — спросил он, просто чтобы спросить что-то. Евгений перевел взгляд на француза и повисло молчание. Гильо не сразу его заметил, а как поднял глаза, изогнул бровь. — Ты серьезно хочешь, чтобы я перевел это? Ты прекрасно его понял. Евгений продолжил молчать, демонстративно отпивая. — Pourquoi tu ne parles pas russe, — со скучающим видом повторяет он. — Parce que le russe est pour les serfs et la douleur, — ответ не заставляет себя ждать. — Потому что русский для крепостных и боли, — Гильо поворачивает голову к Владимиру. Тот уже смеялся, наблюдая за Онегиным. — Я довольно хорош во французском, спасибо, — юноша улыбнулся старику. — На самом деле? И в немецком и во французском? — Pourqoui tu ne parles pas? — Из принципа. Русский прекрасен, и я хочу, чтобы все знали это. Он не заслуживает такого обращение среди аристократов. Мы наоборот должны превозносить наш родной язык над остальными. — Мне вот очень интересно, — вдруг по-русски, с издевкой, произносит Онегин, наклоняя голову. — Кто заменит «Bonjour! Comment va ta sante» на «Здаров, как сам?» — он прищурился и покачал головой. — Не правда. «Добрый вечер, мой друг, как вы поживаете?» очень красиво. Молодые люди продолжили препирания, а Гильо не отводил от них глаз. Он откинулся на спинку и внимательно следил за ними. Ему не было известно, что произошло, ему не было понятно, что происходит сейчас. Они передразнивали друг друга, а после делали из себя взрослых людей. Только Евгений делал это специально; а Владимир злился, не замечая этой игры. Смех Евгения затихал, когда он ловил взглядом улыбку Ленского. Затем делал совершенно безразличное выражение, но от внимания старика не скрылось, как аккуратно он посматривал на юношу. Им подали завтрак. — Ларины расстроятся, когда узнают, что вы их опять покидаете, — проговорил Онегин. — Но вы уж успокойте нашу Оленьку. — Думаете? — Владимир улыбнулся, беря в руки приборы. — Когда вы уже отстанете от нее? — Я не знаю, — Онегин принялся за еду, опуская глаза. — Не думал еще об этом. — Добавьте в свой ежедневник, будьте добры. — Хорошо, я запишу. — Благодарю.