Сказ о бедной девушке и чудище лесном

      Что за диво дивное, чудо чудное? Лежала на ковре посреди комнаты девушка прекрасная, в платке запутавшись. Гибкий стан её изогнулся, из-под подола показались пальчики милые. Сглотнуло чудище, нахмурилось да как закричит:       - Что ты здесь делаешь? Кто такая? Зачем пришла?! Кто тебя пустил? – не сказал господин Синан брату своему, что девушка к нему придёт, лишь смеялся, когда молвил слова гадкие об одалисках проклятых, под ноги бросающихся. Вспомнил Ягыз, пуще прежнего разозлился, глазами зыркая, а Хазан ни живая, ни мёртвая поднялась, туфельку снова на ногу надела, а платок сняла.       - Кто вы, что говорите со мной так? – подол поправила, смущаясь, не смотря на нежданного гостя. Страшно ей было. Будто тьма смотрела на неё. Не видела она ни глаз голубых, ни губ тонких, ни чёткого профиля, от которых в былое время женщины в странах дальних сон теряли и головы. Видела лишь бородищу страшную да взгляд бешеный.       - Кто я такой? – оторопел Ягыз, рассмеялся жутко, злобно. Знал, зачем пришла она. Очередная дева, которую хотел выбрать отец. Припомнились Ягызу слова брата, разозлили они его неимоверно. – А ты кто такая? Зачем сюда пришла? Знаю я, зачем. Знаю таких, как ты. Одалиска несчастная, дьяволица, решила, что придёшь сюда и сразу всё выиграешь?       Он осмотрел её с головы до ног, и Хазан покраснела, смутилась больше прежнего, почувствовала, будто проползла по коже змея холодная. Задрожала, но виду не подала, лишь отступила, когда тьма придвинулась ближе. Будто бы сам свет бежал от него, стремясь быть рядом с ней. Осыпая друг друга проклятьями, не слыша, не понимая, оказались они около стола с яствами заморскими, вином холодным соломенного цвета.       - Таких, как ты, знают все мужчины. Не смогла в гарем попасть, сюда пришла. Ну, уж нет, - он достал из кармана монету в 1 лиру, бросил в деву прекрасную. – Вот цена твоя.       Расширились глаза Хазан, руки затряслись, схватила она приборы столовые да полоснула по морде ужасной. Брызнула кровь, осталась на ноже, кричала Хазан, что никогда не забудет его, век помнить будет, но отвлеклось чудище. Письмо передали ему. Вскинулось, затряслось, убежало, а Хазан мчалась за ним вслед. Мешали ей туфельки, скинула она их и снова побежала. Не успела. Знакомая чёрная карета унесла чудище вдаль.       Одинокая, босая, завернувшись в платок, только чудом и провидением Аллаха добралась Хазан до дома родного, упала на пороге комнаты, стянула одежды лёгкие, порвала на мелкие клочки, стирая краску проклятую. Оскорбили её гордую, унизили. Ни в жизнь теперь не могла смотреть она в глаза никому. Недостойна она господина Синана, никому она в жёны не достанется после этого.       Милая Эдже успокаивала её как могла, пока не вернулась мать. Работу новую предложили, чудесную. У господина Хазыма и денег получат, и в жёны выберут, но не слушала мать Хазан, плакала, объясняла. «Одалиской меня назвали, понимаешь, - выла она, - шлюхой портовой за одну лиру». Отчаянно сжимала монету и дрожала. Не выдержала мать, ударила дочь, чтобы не плакала больше. Не потерпят они такого оскорбления, не вынесут. И отправить Хазан некуда, не было больше у них родственников, некому было приютить горемычную. Так и осталась она дома, продавать лимоны и вспоминать унижение.       Господин Синан не являлся к ней, не приходил, и стала кручиниться Хазан, злая на себя и на то чудище страшное, что лишило её сна и присутствия духа. Лютая ненависть горела в её душе, а в голове то и дело вставал образ кошмарный и уродливый. Показалось однажды, что видела его она, испугалась, вознесла молитву и шла домой, громко распевая старые песни, делая вид, что не боится никого.       Долго ли, коротко ли, но время шло, и однажды явился к ней господин Синан, весь в чёрном, вдрызг пьяный. «Поехали, - сказал, - красавица, кататься. С ветерком да по булыжникам». Испугалась Хазан за чернобрового, корзинку собрала и села рядом на облучке. Коней она не боялась, когда-то у самих конюшня была, пока отец не разорился, а вот с выпившими никогда не ездила. Страшно было, просила поводья, чтобы до дома довезти, но господин Синан лишь смеялся и правил дальше. Изменились улицы, стала узнавать она места дикие, пуще прежнего испугалась, увидев дубы древние. Не справился Синан с конями ретивыми, упал с облучка, укатился в траву. Хазан перехватила поводья, остановила упряжку, упала, ударилась. Услышала, как что-то грохочет по лесу, обернулась в последнем усилии. Опять тьма надвинулась на неё. Чёрная упряжка арабских скакунов вбила копыта в землю, останавливаясь. Кто-то поднял её на руки, и потеряла Хазан сознание.       - Как болит голова, - стонала она. Пахло снадобьями, кто-то причитал рядышком, руки- ноги плохо двигались.       - Дочь, доченька! – воскликнула мать.       - Сестра, милая! – рядом плакала Эдже. – Как ты?       - Воды, прошу, - шептала Хазан пересохшими губами. Прохладная влага помогла промочить горло, стало легче дышать. Закрыв глаза, она провалилась в сон, а, очнувшись, снова увидела плачущих мать и сестру, но не над ней, а над листом белым, гербовой печатью заверенной. Утирала госпожа Фазилет слёзы и причитала. – Что случилось?       - Хазан, милая, - мать разрыдалась, потрясла головой. – Не выдержать мне этого, не пережить. Как так?       - Да что случилось-то? – сердце застучало неистово, голова закружилась, но Хазан была дева стойкая, упрямая, хотела знать, что за письмо невиданное.       - Сестра, - Эдже обняла её, подхватила, - не надо, не вставай. Лекарь сказал, что тебе нужно лежать, голову беречь.       - Лекарь? Чей? Мы не можем его оплатить, - голова кружилась, желудок сводило. Хазан прикрыла глаза свои карие и застыла на кровати как изваяние.       - Господина Ягыза, - шёпотом ответила сестра, - из того дома, на окраине. - Хазан встрепенулась, испугалась, открыла глаза       - Но почему? – не могла понять, снова прикрывая глаза.       - Вот почему, - Эдже пыталась перехватить листок, но Хазан успела забрать его у матери. Буквы были таким же злыми, как тот, чья рука начертала их. Дорогая бумага, твёрдый почерк. Хазан ненавидела его и презирала. Строчки расплывались перед глазами, глаза слезились, пока смысл доходил до сознания.       Чудище требовало её. Если Хазан не явится к нему через месяц, то оно изведёт под корень всю её семью и никого не останется. Про­дол­же­ние сле­ду­ет...