***
Хосок маячит у кабинета ректора Кима с самого утра, и Намджун неуклонно маячит рядом, привычным взглядом сканируя коридор. — Я сказал маме по телефону, что хочу найти работу, — хихикает Хосок, — и она так долго молчала в трубку, что, я подумал, связь оборвалась. — А потом что? — Намджун прищуривается, вглядываясь через окно в дальний угол парковки. — Потом сказала, что это хорошая идея, но что мне придется сразу просить два рабочих места — и для телохранителя тоже. Хосок пожимает плечами и умолкает. — Ну, она права, — кивает Намджун. — А вот и ректор Ким. Ректор Ким идет по парковке, кутаясь в пальто, и Хосок решает выйти ему навстречу, чтобы поговорить без свидетелей в лице секретарей и других ожидающих аудиенции. — Доброе утро, ребята, — кивает Тэджун, — вы чего это так рано? — Хотел поговорить с вами до начала занятий, — улыбается Хосок. Ему приятно видеть этого доброго улыбчивого человека веселым и спокойным после всех этих недавних событий. — Мне нужна работа. Ректор Ким даже останавливается посреди парковки: — Тебе? Хосок кивает: — Да, у меня появилась идея для бизнеса, вот, хочу накопить на стартовый капитал собственные деньги. Тэджун улыбается широко, совсем как Тэхен: — Что ж, похвальное стремление, одобряю. Только вот тебе придется копить довольно долго, Хосок-и, не думал об этом? Обычно для старта бизнеса берут кредиты… — Нет, мама сказала: «Только не влезь в кредиты, ради бога!» — хихикает Хосок. — Поэтому придется зарабатывать. Ректор Ким задумывается. — Знаешь, — вдруг говорит он, — у меня есть другая идея! *** Хенсан весь издергался, пока дождался Сокджина в кафе. Весь вчерашний день, всю ночь он думал о том, как и что будет говорить, но так и не придумал ничего получше финансового шантажа. В конце концов, Джина надо поставить на место. Хенсан — тот, кто платит ему зарплату, а значит имеет право диктовать правила и условия. Ни один работодатель не потерпит такого нестабильного графика работы. Хенсан приводил все эти аргументы, но где-то на периферии сознания тот, другой, влюбленный в Джина Хенсан напоминал ему: «Да ты ведь сам, когда звал Джина на работу, говорил, то подстроишь ему смены так, как будет нужно… Ты ведь бил себя в грудь и кричал о том, что друзья должны помогать друг другу…». Хенсан все это помнил, и он выполнял свои обещания до тех пор, пока… До тех пор, пока в жизни у Джина не появился этот… Хосок. Кто-то, кто не Хенсан, ближе, чем Хенсан. При мысли о том, что Хосок… наверное, он дотрагивается до Джина, думая, что имеет на это право. Наверное, он даже целует губы Джина — боже, Хенсан готов сгореть заживо, так его распирает от ревности — и думает, что тоже ИМЕЕТ НА ЭТО ПРАВО! Никто не имеет права на Джина. Только Хенсан. И завтра Хенсан скажет об этом Джину. Никуда Джин не денется. В конце концов, ему нужны деньги. Остаться без работы — да кто его возьмет с такими проблемами и постоянно болеющей мелкой? Но уснуть у Хенсана так и не получается. И вот сейчас он стоит посреди своего сверкающего чистотой кафе и просто оцепенело ждет. Он даже с места сойти не может — просто стоит столбом среди всех этих столов и стульев. И ему кажется, что он буквально видит, как капают минуты одна за одной. Наверное, вот так люди сходят с ума от ожидания. Сокджин появляется внезапно: Хенсан не успевает подготовиться, хотя все это время думал, что готов. — Привет, — кивает Джин. И останавливается, напоровшись на напряженный взгляд Хенсана. — Прости, надо было мелкую в садик… — Ты все время извиняешься, Джинни, — мрачно замечает Хенсан, — в последнее время все чаще и чаще. Джин хмурится и аккуратно снимает куртку, пристраивая ее на вешалке. — Ну, — хмыкает он, — в последнее время есть, за что. Я не очень хороший работник, Хенсан. — Да, — кивает хозяин кафе. — Это правда. — Думаю, я пойму, если ты… — начинает Джин, стискивая кулаки, решаясь, — если ты меня уво… — Я не хочу увольнять тебя, Джинни, — почему-то снижает голос до шепота Хенсан и делает большой шаг к Сокджину, — у меня такого и в мыслях не было. Я же знаю, как тебе нужны деньги… — Да, это правда, — вздыхает Джин с облегчением, — я обещаю, что больше такого не повторится… — …но одних только обещаний мне мало, — снова перебивает его Хенсан. Джин смотрит на него напряженно, борясь с желанием отступить, когда Хенсан делает еще один шаг навстречу: — Чего же ты хочешь? Хенсан улыбается очень нехорошо, его красивые сильные руки аккуратно ложатся на плечи Сокджина. — Я хочу… — шепчет Хенсан, — чтобы ты меня слушался… Меня… чтобы для тебя было важно то, что говорю тебе я, а не какой-то там Хосок… И Джину вдруг становится смешно. — Слушай, Хенсан-и, — говорит он, пытаясь избавиться от цепких рук на своих плечах, — при чем тут Хосок? Я просто на тебя работаю, а Хосок — это моя личная… Хенсан чувствует, как колючий жар приливает к его вискам. «Хосок — моя личная…» «Хосок — моя личная…» В глазах темнеет. И он сам не замечает, как его рука передавливает грудь Сокджина, впечатывая его в стенку: — Ты говоришь не то, Сокджинни, — почти стонет он, натыкаясь взглядом на округлившиеся джиновы глаза, — это я должен быть твоей личной жизнью, это я… я ведь дал тебе работу, я терплю твои прогулы… это я забочусь о тебе… причем тут Хосок? У тебя не должно быть никакого Хосока! Джин дергается, пытаясь освободиться от этого грубого захвата, но Хенсан кажется невменяемым. Он прижимает Джина к стене все сильнее и сильнее, весь краснеет и вдруг тянется губами за поцелуем. И это так… смешно и страшно одновременно, что Джин не выдерживает и отпихивает от себя Хенсана, собравшись с силами. — Да пошел ты! Этот резкий крик Джина звучит странно в пустом кафе, а у Хенсана, упавшего от толчка на пол, он отдается эхом в ушах. — А как же твоя работа, Джинни? — язвительно интересуется Хенсан, полулежа на полу и наблюдая, как Джин надевает куртку, собираясь уходить. — Через сколько дней ты прибежишь и попросишься назад? Когда придет следующий счет? Сокджин оборачивается. Высокий, красивый в этом своем искреннем негодовании. Хенсан любуется даже через осколки разочарования и ревности. Даже понимая, что Джин сейчас уйдет и никогда не вернется, даже если будет голодать вместе с этой своей спиногрызкой. И он смотрит на Джина, не отрываясь, стараясь впитать в себя как можно больше этих последних секунд красоты. — Будь счастлив, Хенсан, — хрипло говорит Джин. — И спасибо тебе за все.***
В кабинет ректора Кима удается пробиться не сразу, но в конце концов они с Хосоком оказываются в той самой потайной комнате, дверь в которую спрятана за стеллажами. — Значит, ты в последнее время обзавелся недвижимостью, — посмеивается Тэджун, наливая Хосоку кофе. — Теперь у тебя есть квартира отца, есть студия мамы… — Да, и вот со студией мамы как раз я и думаю, что делать, — кивает Хосок. — Есть мысль открыть там кафе, но надо сначала подзаработать денег. — Ну что ж, — ректор Ким поднимается с дивана и подходит к небольшому сейфу в стене, — значит, настала и моя очередь дарить подарки. Я, собственно, и собрался, но раз такой удобный случай. Хосок хлопает ресницами не зная, что сказать. — После смерти твоего отца наша с ним работа по формированию музея сельской истории была замечена управлением по делам культуры. Мэрия оценила нашу работу очень высоко, и нам была присуждена премия. Мне и Чон Хосоку посмертно. Поскольку у него не было наследников, его доля была отправлена в фонд университета, и на эти деньги велась дальнейшая работа по развитию музея. И я тоже получил свою долю. У меня было много мыслей о том, куда потратить эти деньги, довольно внушительные, между прочим. Но жена тогда сказала мне, что стоит положить их в банк до поры, возможно, они пригодятся на что-то стоящее и достойное памяти Хосока. Думаю, сейчас я знаю, куда должны быть потрачены эти деньги. — М-м, нет, — бормочет Хосок смущенно, — думаю, я не могу принять их. Это же ваша премия, это будет неправильно. Ректор Ким смеется: — Моя заслуга в той работе, что мы вели с Хосоком, не так уж и велика. Я просто таскался за ним с фотоаппаратом и помогал перетаскивать хлам с места на место. Так что, думаю, именно он заслужил всю премию целиком. Неправильно будет, если эти деньги пойдут на что-то, не имеющее к нему отношения, понимаешь? Поэтому я отдам их тебе. Инвестирую, так сказать. Но с тебя пожизненный абонемент на утренний кофе с пирожным. Идет?