***
В кабинете инспектора Кима жарковато. Не потому, что кондиционеры не работают, а потому что клиентка, только что вышедшая за дверь, довела до белого каления и атмосферу в кабинете, и персонально инспектора Кима. — Инспектор Ким, ну как к такому можно привыкнуть? — интересуется удрученно секретарь, входя с дымящимся стаканчиком кофе. — Это же вопиюще вообще! Эта женщина сама поручила вам собрать досье на мужа, а теперь предъявляет претензии по поводу того, что он оказался гулякой? — Успокойся, Чунмен, — смеется инспектор, — это издержки профессии. Что у нас еще на сегодня? — Вроде бы ничего, вот только… Ваша жена звонила. — Э-э-э… Из Лондона? — Нет, она в Сеуле. Хотела повидаться с сыном, но Намджун объяснил, что сейчас работает и не сможет. И она попросила узнать, не сможете ли вы встретиться с ней и объяснить, чем так сильно занят ваш сын. — Ох, ясно. Да, конечно, я позвоню ей. — Вот тоже странная женщина, — продолжает разговорчивый Чунмен. — Сколько лет не интересоваться судьбой сына и мужа, а тут вдруг… — Остановись, Чунмен, ты переходишь границы, — мягко похлопывает секретаря по плечу инспектор Ким, и секретарь, продолжая бурчать, скрывается у себя в приемной. Инспектор берет в руки телефон, листает список контактов рассеянно, немного хмурится, а потом, словно передумывая, откладывает гаджет. И тут же раздается звонок. — Намджун? — удивляется инспектор, отвечая на звонок. — Здравствуй, сын. С того долгого разговора дома они с сыном больше не виделись и не разговаривали, и инспектор радовался тому, что, кажется, их необщение сдвинулось с мертвой точки, но все-таки осталась недосказанность. — Привет, папа, — голос у Намджуна немного уставший, но спокойный. — Мне мама звонила, она в Корее. — Да, мне сказал секретарь, что она хотела со мной связаться и что у тебя не нашлось на нее времени. — Не так, — вздыхает Намджун, — Пап, ну зачем ты опять? Ты же знаешь… — Может, повидаешься с ней? — перебивает отец. — Я могу подменить тебя у Хосока. — М-м, знаешь, я как раз хотел тебя об этом попросить. Сегодня вечером я собирался встретиться с мамой, Хосок будет дома, и я дам тебе ключ от видеонаблюдения и ключи от соседней квартиры. Он будет не один, к нему придет в гости Сокджин-хён… — Хорошо, сынок, — Ким Джихун улыбается, слыша, как в трубке Намджун выдыхает с облегчением. — Я за всем прослежу. Он откладывает телефон и подходит к окну, тяжело опираясь на косяк. Воспоминания, всплывшие в его памяти в последние дни, теснятся в голове, заслоняя реальность. Кажется, они наслаиваются на каждодневные события и заставляют смотреть на них совсем с иной стороны. Из приемной слышится чей-то разговор, стук двери и легкий смех, и Джихун вздрагивает. Этот смех он узнает из миллионов: этот смех был его кажущимся спасением и его же гибелью, этот смех принадлежал женщине, все чувства к которой, такие сумбурные и торопливые, растаяли сквозь годы, оставив только послевкусие вины и неприязни. — Джихун, — дверь приоткрывается, и в дверном проеме появляется высокая, стройная, подтянутая фигура его жены. — Здравствуй, Сольхен, — кивает Джихун. — Проходи, пожалуйста, как раз собирался тебе перезвонить. — Что-то мне подсказывает, что я твоего звонка так и не дождалась бы, поэтому решила прийти сама. Сольхен проходит решительно и садится за стол в кресло инспектора Кима. — Хорошо у тебя тут, уютненько. — Спасибо. Давно ты в Сеуле? — Несколько дней, я по работе, — Сольхен потягивается, расправляя плечи, и берет в руки папку, лежащую верхней в стопке. — Как у тебя идут дела? Я остановилась в отеле, не стала тебя беспокоить… — Зря, — Джихун подходит и мягко отбирает папку, кладет на место. — Это ведь и твой дом тоже, ты могла бы остановиться дома… — Это давно уже не мой дом, Джихун, прекрати. Я просто хочу узнать, как у вас идут дела и помирился ли ты, наконец, с сыном. — Да мы и не ссорились, так-то… — Ну да, ну да… Я слышала, эта женщина… Джулия… привезла в Сеул своего сына? Джихун вздрагивает и поднимает на бывшую жену глаза. — Сольхен, я же просил… — Ой, да не напрягайся ты так, вся эта история, связанная с этой женщиной, меня давно уже не тревожит, — отмахивается Сольхен. — Я хочу встретиться с этим мальчиком. — Зачем тебе? — Джихун хмурится. — Ну… Может, мне тоже есть, что сказать этому ребенку, как ты думаешь? — Сольхен, этот мальчик — сын моего друга, пожалуйста… — Этот мальчик — еще и сын моей подруги, если ты не забыл. Может, он захочет узнать что-нибудь о своей матери? Хотя бы побывать на ее могиле? Он спрашивал о ней? — Спрашивал, — кивает Джихун. — И вам, конечно, нечего было ему сказать, да? — Ну, потому что… — Потому что вы никогда особо и не интересовались ею, судьбой ее семьи. Наверное, вам и в голову не пришло рассказать ребенку, что у него, вообще-то, есть бабушка… В конце концов, у него есть родной дом, в котором он мог провести детство… — А ты, значит, интересовалась? — Знаешь, Джихун, — Сольхен встает, — просто дай мне поговорить с ребенком. Я могла бы найти его и без твоей помощи, конечно, но, думаю, будет правильным, если ты представишь ему меня. Джихун смотрит на свою бывшую жену, такую красавицу, такую умницу, перед умом и красотой которой преклоняются лучшие ученые Европы, и чувствует знакомое раздражение, немного притупленное долгими годами разлуки, но все еще скребущее душу. — Хорошо, Сольхен, — кивает он. — Я представлю тебя ему на днях, только прошу, пожалуйста, будь аккуратней. Он считает Джулию своей матерью, она воспитала его, так что постарайся не показывать при нем своей ненависти к женщине, которую он так любит. — И которую так любишь ты… Прости, не удержалась, — смеется Сольхен, — За кого ты меня принимаешь, Джихун? Мальчишка не виноват в том, что произошло много лет назад. — Никто не виноват. — Никто не виноват. Жаль только, что перед тем, как мы нашли в себе силы это понять, мы успели разрушить собственные жизни, да?***
— Где гремлин? — с таким боевым кличем врывается в квартиру Хосока Чонгук, когда Намджун со смехом открывает ему внутренние двери. — Что, правда, настоящий гремлин? — Безусловно, да, — кивает Чимин и смеется, — ведь они, безусловно, существуют! — Ты смеешься надо мной, Чимини-хён? — рычит Чонгук, разуваясь в прихожей. — Мне сказал Сокджин-хён, что сегодня он придет к Хосоку смотреть на гремлина и хочет увидеть его первым. И я решил его опередить! — Потрясающе! — улыбается Намджун. — Так мастерски играть на особенностях характера Чонгука, Сокджину-хёну бы в психологи… Или в дирижеры… Он говорит это, пока Чонгук, оставив джинсовую куртку в прихожей, направляется прямиком на кухню, видимо, желая подкрепиться перед встречей с гремлином, и Чимин понятливо кивает. — Я немного не понял, о чем это вы? — хлопает глазами Хосок. — Ты завел себе очень бесцеремонных друзей, Хосок, я тебя поздравляю, — хмыкает телохранитель. — Очень скоро здесь появится и Тэхён, и ты сможешь стать свидетелем разборок двух очень любящих друг друга людей, но отказывающихся это признавать по каким-то им самим только и понятным идейным соображениям. И все это подстроено Сокджином. — Ты несправедлив к ним, Джуни, — трется щекой о его плечо Чимин, — мне, к примеру, тоже потребовалось много времени принять себя. — Как это? — Намджун смотрит на Чимина с хитрецой и придает своим ямочкам на щеках немного возмущенный оттенок, — А разве ты не потерял голову при одном только взгляде на меня? — Ох, я тебя умоляю, Джуни, — Чимин ржет так, что у него подгибаются коленки. — Потерять голову от неуклюжей каланчи в каком-то нелепом дизайнерском шмотье, когда эта каланча только и делала, что сшибала стулья в аудитории и заставала врасплох своими невинными вопросами каждого преподавателя? Да, ты прав. Я потерял от тебя голову после первого же стула, сломанного тобой посреди лекции. Это было впечатляюще! И в этот момент раздается звонок в коммуникатор, и Хосок так очевидно напрягается, и губы у него сжимаются в такую тонкую полоску, что Чимин прыскает в рукав и ободряюще похлопывает Хосока по плечу. — Это Сокджин, — сообщает Намджун и кладет трубку. — Впустить? Хосок кивает и осматривается вокруг, прикидывая, можно ли назвать ненавязчивым бардак, царящий вокруг. — Ты здесь хоть раз делал уборку? — озирается Чимин. — Раньше это делала женщина, которая приходила два раза в неделю по утрам, — вздыхает Хосок, — а потом я сказал ей, что больше приходить не нужно. — Почему? — Потому что я решил, что буду делать теперь уборку сам. — И почему не делаешь? — Чимин утыкает указательный палец в свою щеку, и вид у него становится крайне назидательным. — Ну… не собрался еще как-то… — Сообщу тебе по большому секрету, — вздыхает Чимин, — что вывозить кучи мусора из квартиры станет сложнее, когда они перестанут помещаться на совок. Намджун смеется и предлагает Чимину прийти как-нибудь и провести для Хосока мастер-класс, и в этот момент звякают двери лифта, и в квартиру входят Сокджин и Джинхо. — Хм, — Хосок вскакивает. Это впервые, когда Сокджин пришел сюда добровольно, и это дорогого стоит, поэтому… — Привет. Проходи, пожалуйста. Проходите. Джинхо смотрит на Хосока, запрокинув голову и вдруг громко и с выражением произносит: — Сёк-сёк! Воцаряется тишина. На фоне этой тишины со стороны туалета проносится маленький рыжий ураган, за которым вьется лента туалетной бумаги, разматываясь из рулона красиво и в полете. Джинхо взвизгивает и бросается следом с громкими криками: «Кися!». — Это... что, — таращит глаза Сокджин, — ..это... она свое первое слово сказала что ли сейчас? Намджун замирает, а Чимин хватается ладонями за лицо. — Ой, что сейчас буде-е-ет… — доносится из недр кухни чонгучьим голосом.