Один мир для счастья

Макс

      Павел, Паша. Он сыграл огромную роль в моей жизни. Начиная с того, что подобрал меня на той бензозаправке, до осознания себя тем, кем я сейчас и являюсь. Да, всё что я сейчас имею, я добился сам, но не дал мне сломаться именно он.       В свою постель меня Паша не тянул. Ни насильно, никак. Да, он знал, что я гей, и сам он не сторонился связей с мужчинами, да и с женщинами, если уж на то пошло, но он дал мне свободу выбора. И я выбрал — роль личного телохранителя при нём. Поначалу.       Работа непыльная, давшая мне возможность крутиться в том же кругу, что и он, на правах личной игрушки. У Паши оказалось такое положение в обществе, при котором он плевать хотел на всех и на разговоры о его голубой ориентации. Деньги ему это позволяли. Вот тут мне и пригодился мой странно изменившийся вкус в одежде. На меня, райскую птичку, по словам того же Павла, внимания обращали мало, не воспринимая, как нечто, способное защитить того, кто находился рядом почти постоянно. Я же на правах сожителя, да ещё с экономическим, пусть не совсем законченным образованием, мог находиться рядом с ним официально почти круглосуточно. В институте перевёлся на заочный, чтобы всегда быть рядом с Павлом. Хотя в дела его я не лез — незачем мне.       Его дела сами лезли ко мне. С его умом, профессионализмом и работоспособностью Павел без труда заключал выгодные контракты с зарубежными партнёрами. Нередко уводя их из-под носа у менее удачливых конкурентов, что естественно не нравилось последним. Но клацать зубами на него они могли, а достать — нет. На их пути всегда стояла тщательно подобранная команда охранников и непосредственно я — личный телохранитель. Сопровождавший Павла во всех его вылазках в клубы и свет и висевший на нём, как банан на пальме. Не позволяя никому приблизиться в зону личного комфорта охраняемого и не гнушаясь применить силу, в случаях с особо навязчивыми индивидуумами. А таких было предостаточно, как подсылаемых, так и самостоятельно навязывавшихся. Но за первыми следили глава охраны Павла Семён и его люди, а за вторыми я.       В постели же у Павла я оказался случайно. Сидел в своей комнате наедине с бутылкой коньяка, жаловался ей, как мне плохо, как скучаю по Лёхе и размазывал по щекам пьяные сопли и слёзы. За одним горьким вопросом: «И на хуя мне эта жизнь? Хоть вешайся…» вдруг открылась дверь в комнату, стремительно ворвался Паша, подхватил меня брыкающегося на руки и отволок к себе. Запретив покидать кровать пока не протрезвею окончательно и не обрету ум-разум.       — Так, чудо моё, лежи и чтоб с этой кровати ни шагу, в сортир и то со мной ходить будешь! Ишь ты, жизнь ему надоела, а смерть думаешь не надоест? Полежи вот там на досках — отлежишь всё к ебеням! — и сам рядышком прикорнул, и к себе прижал, уткнул зарёванной мордочкой к себе в грудь и спать велел.       Да где там спать! Чего уж там в моей башке переклинило, теперь уже и не помню, только к Павлу я натурально приставать начал. Гладить и обнимать. А тот ведь не железный, да и нравился я ему давно, он ведь с некоторых пор регулярно предложения на свою постель повторять начал. Хотя сначала для порядка спросил:       — А не пожалеешь ли ты, птичка, что вот так ко мне метнулся? Я ведь тебя больше никуда не отпущу, такой цыплёнок мне и самому нужен, — и с видимым облегчением начал меня целовать, после того как я пьяно головой своей помотал в знак полного согласия, что отпускать меня и не придётся.       В общем, так я и остался тогда с Пашей — в его жизни и кровати. А потом и влюбился, пусть не так, как в Лёшку, но сильно и обдуманно как-то. А он и рад был. По шлюхам совсем ходить перестал, всё со мной носился, да работал, как проклятый.       Ах, да, про Виталика — я ж упросил-таки Павла съездить за выходившим меня бомжом на тот пустырь. Да только Виталика мы там не обнаружили, а увидели полузасыпанную землянку с развороченной, как от взрыва печкой. Опрос местных жительниц показал, что это какие-то молодые уроды постарались. Их крики: «Гаси чмыря!» и всё в том же духе даже в недалёком посёлке было слышно, а уж когда прогремел взрыв, то старушки сообразили вызвать милицию заодно со скорой. Жалко стало безотказного, бездомного мужика. Как ни странно, но отреагировали милиционеры быстро — даже разбежаться дуракам не дали. Прибыли тихо, рассредоточились и заломив руки всем бесчинствующим усадили в подъехавший фургончик и увезли, дождавшись подъехавшую следом скорую, которая и забрала Виталика. Куда они его увезли и в каком состоянии ни одна из опрошенных не знала — боязно было на пустырь выходить. «Ну как в свидетели загребут. Мотайся тогда в город на свои кровные, да и не ровён час сама под раздачу попадёшь. Нет, храни, господи, от таких дел подальше надо быть.»       Визит в ближайшее отделение милиции ничего не дал. Там сведения о пострадавшем дать отказались и было ли заведено уголовное дело тоже не сказали. Ниточка потерялась совсем и был ли жив сам Виталик — тоже оставалось загадкой. Искать в большом городе непонятно куда девшегося бомжа никто не стал. Я немного, конечно, посожалел о незавидной судьбе Виталика, но что ещё предпринять не знал, да и страшился, если честно, узнать о смерти выходившего меня мужика. Поэтому оставил всё как есть и искать его перестал.       Виталик нашёлся сам. Он просто пришёл однажды в офис Павла с уборкой, в числе тех заказанных уборщиков, что должны были убирать общественные помещения, коридоры и лестницы. В приюте, куда он попал выписавшись из больницы, была клининговая служба, дававшая возможность заработать таким вот, попавшим в трудную ситуацию людям. Там брали на себя обучение и организацию труда согласных поменять свою жизнь в лучшую сторону бездомных, помогали получить утраченные документы и позволяли некоторое время пожить в вагончиках, пока обратившийся в приют не сможет жить самостоятельно зарабатывая себе на жизнь. Так что, те тупоумные дебилы, вздумавшие избить или даже убить неизвестного бомжа, сыграли в судьбе Виталика не такую уж и плохую роль, дав возможность начать жизнь сначала. А Павел, вздумавший щегольнуть благотворительностью и сделавший заказ на уборщиков, помог Господину Случаю встретиться нам с Виталиком. И всё благодаря тому же Павлу — трудоголику, частенько задерживавшемуся на работе, когда горел очередной контракт. Ну, и я с ним, естественно, задерживался.       Я даже и не узнал поначалу в чисто выбритом, статном мужчине в униформе клининговой компании, того забитого бомжа, позволившему облапошить себя всем, кому не лень. В кабинеты компании приглашённых уборщиков не пускали, но туалеты и лестницы драили они, вот в туалете я и сподобился его найти. Чистящим унитазы, ага. Да и похрен! Это тот мужик, которому я чуть ли не жизнью обязан! Хотел его тут же к Павлу вести показывать, да только Виталик воспротивился и работу свою доделал до конца, пока я в нетерпении пританцовывал за дверью, ожидая своего спасителя.       — Виталь, давай в темпе, хули тут трёшься, бросай свою поебень и знакомиться пошли! — не выдержал в конце концов я. На удивление Виталик послушался, а может уже дотёр всё что хотел, но появился спустя минуту, готовый следовать за мной куда скажу.       — Паш, смотри я кого в клозете обнаружил, век не догадаешься! — ворвался я радостный в кабинет. Паша голову поднял от бумаг разложенных на столе, а в глазах полное непонимание и отсутствие здесь и сейчас.       — Да, сейчас, что-то у меня тут никак не сходится. Партнёр требует неустойку, за якобы не полученный товар, который давно должен быть у него. Я ж сам документы подписывал. Помню. Ищу вот где они и никак не могу найти. И в зарегистрированных в ноуте не нашёл, — Паша кивнул на работающий ноутбук. — Что за хуйня?       — А это, извините, под вас кто-то копает. Из ближайшего окружения. Копает грубо и напоказ. На вашем месте я бы поостерегся в такой ситуации — или банкротить будут или того хуже — завалят. Не иначе за спиной у шавки, прописавшейся в компании, есть кто-то более могущественный. Перехватили похоже ваш товар, и здесь всё подчистили — комар носа не подточит. И везде вы виноваты остались: клиент товар не получил, а производитель денег не получил. А платить и неустойку и производителю — вам, да и репутацию подмоченную теперь долго восстанавливать придётся. Клиент наверняка откажется от дальнейшего сотрудничества с вами и про ваш промах молчать не будет. Больно бьют гады. И ведь не боятся ничего — наверняка ещё что-то замыслили, раз начали топить — на этом дело не закончится. Я бы на вашем месте проверил всех, кто к документам допуск имеет, не взирая на степень вашего доверия. И вести себя осторожнее надо, уж больно нагло всё сделано, — выдал нам Виталя. Я смотрел на него округлив глаза — никак не ожидал, что вчерашний бомж так с ходу с Пашей разговаривать будет. Я и сам понимал все последствия — не зря на экономическом учусь, но чтобы так разложить всё по полочкам — пока с лёту не мог.       Только вот предпринять Паша уже ничего не успел. Вместе с Виталиком их, на почти пустой офисной стоянке на подходе к нашей машине, буквально смял непонятно откуда взявшийся внедорожник. Меня, каким-то чудом, Виталик сумел откинуть в сторону. А охрана и среагировать не успела или не хотела — кто теперь знает. Виталя умер сразу, а Пашу доставили в больницу со страшными переломами и внутренним кровотечением. Я ещё понадеялся, что вдруг произойдёт чудо и он останется жив, но, видимо, лимит чудес себя исчерпал. К исходу следующего дня, не приходя в сознание, Паша умер в больнице, не помогла и срочная операция.       Как во сне я собрал свои вещи, понимая, что теперь здесь жить мне уже никто не даст. У Павла имелся младший брат, которому скорее всего теперь и будет принадлежать дом, если конечно, его не отберут в счёт уплаты всех долгов покойного. Но это меня уже ни в коей мере не касалось. Денег, что давал мне Паша и зарплаты бережно откладываемой на чёрный день хватило на небольшую двухкомнатную квартирку почти на окраине города. Ну, и за это я должен сказать спасибо Паше — на меня он не скупился.       На похороны мне прийти не дали. Брат покойного самолично брызгал в лицо слюной приказывая даже не показываться рядом, чтобы не позорить память Павла и их семью. Да я не очень туда и стремился, простился я с ним ещё в больнице, когда врач сказал, что он уже не жилец, ещё тогда я в последний раз коснулся прощальным поцелуем любимых губ.       Виталика же хоронили социальные службы, когда пришёл узнать где, мне только номер могилы сказали. Это потом уже я там памятник поставил, среди безымянных номерных могил. И хожу к нему до сих пор, благодарить за свою жизнь. Зря говорят, что ангел-хранитель не может умереть — может, и от этого очень больно и горько на душе. Потерять сразу обоих таких разных и таких дорогих людей страшно.       Жизнь потеряла всякий смысл. Резко ворвалась людской жестокостью и равнодушием. Хоть жить мне и было где, да и деньги ещё оставались на житьё, но что-то во мне подломилось и на бегущие дни смотрел равнодушно, ни к чему не стремясь. Лишь с маниакальным упорством рядился в цветные радужные одёжки. Потянуло в клуб, просто чтобы не сидеть одному, а там изрядно накачавшись водкой бездумно отдался тому, кто первый захотел. А потом с недоумением разглядывал зажатую в руке купюру, небрежно сунутую тем, кто совсем недавно трахал во все щели в туалете клуба. И хохотал. Хохотал, как душевнобольной от осознания себя той подстилкой, от которой ещё совсем недавно так энергично открещивался. Приходить же в клуб стал регулярно. Чтобы в один прекрасный вечер вывалиться из клуба в хламину пьяным и оттраханным прямо под ноги Лёхе, вернувшемуся к тому времени с армии.       — Макс, ты что тут делаешь? Что на тебе за тряпьё, где твой любимый и почему он за тобой не смотрит? — Лёхиному возмущению не было предела, а я пьяный сидел на асфальте и с любовью смотрел на своего бывшего парня, воспринимая его скорее призраком, нежели живым существом из плоти и крови.       — Он смотрит, но я от него ушёл. Мне туда пока нельзя, — я поднял указательный палец вверх.       — Ну, если ушёл, тогда давай я тебя домой провожу. Где живёшь помнишь? — я энергично закивал головой и на память назвал свой адрес. Лёха подхватил меня под руки поднимая и пошёл искать такси, чтобы отправить меня домой. Только я намертво вцепился в него, не позволяя отделаться от себя просто так. Пришлось ему сказать ребятам, что были с ним, что домой меня проводит и вернётся.       Вернулся от меня домой он утром. Потому что меня рвало и мутило до самого утра, а Лёха не смог меня бросить в таком состоянии. Пришёл через день посмотрел на меня жалкого, но трезвого — больше меня в клуб не тянуло. Понял, что есть ещё для кого жить. И начал приходить каждый день. Зачем не знаю, секса между нами не было, просто разговоры ни о чём. Рассказывать о себе я не хотел, да и он о себе рассказывать не стремился. Просто помогал мне приготовить нехитрую еду, с удовольствием поглощал её вместе со мною, смотрели вместе что-то по телевизору и он уходил домой.       На работу меня взяли в тот же клуб, когда деньги почти совсем закончились и я вынужден был искать хоть какую-то работу. Язык у меня подвешенный, и я оказался востребован на роль ведущего в их вечерних концертах. Работа, хоть и не требовала большого ума, но доход был стабильный и занятость не полный день. Лёха поначалу начал возражать, но я ткнул ему тем, что права качать он не имеет права, а мне надо на что-то жить. На что он разозлился, завалил меня на кровать и оттрахал. Жёстко, практически без ласки и подготовки, но мне тогда только так и хотелось. Сам, как зверёк ему полспины располосовал. Но работу я так и не бросил — нечего за меня всё решать!       Сначала было всё замечательно: страсть между нами кипела, как прежде, но всё равно был между нами надлом, залечить который мы так и не смогли. Лёха начал ревновать ко всем и каждому и в конце концов я выбрал менее противного мне мужика побогаче, привёл его домой и лёг с ним в постель, подгадав приход Лёхи. Боялся, что тот рассвирепев может нас обоих пришить, но тот только посмотрел зло, собрал свои вещи, которых и так-то было не весть сколько и ушёл, чтобы больше не вернуться. На прощанье сказав о том, что видеть меня рядом с собой больше не желает. А увидит — за себя не ручается, может и порешить.       Всё, чего я добился в итоге — круиз по морю в компании того самого мужика, который и впрямь ко мне прилип надолго. Ну, я его отшивать не стал — от добра добра не ищут. А когда понял, что только моя мордочка его интересует и слава, что самому покойному Павлу когда-то принадлежал льстит, то собрался в одно прекрасное утро и слинял из его дворца обратно к себе. Мне и одному хорошо живётся! Пока на моём пороге вновь не объявился ничего не помнящий Лёха, вернувший мне надежду — а вдруг между нами что-то получится! Но не получилось. Жаль…