Один мир для счастья

Маргарита

      — Говоришь, мы с тобой не виделись уже очень давно, и ты был уверен, что в ссоре и что расстались навсегда? А почему же ты так ко мне обниматься полез, как к родному — сразу и с разбегу? — спросила я, сидя за маленьким столиком в очень маленькой каморке под названием «кухня» и с аппетитом поглощая яичницу с кусочками бекона, щедро посыпанную зеленью. Кухня хоть и была непривычно маленькой, но всё в ней буквально сияло и блестело, так заботливо и тщательно в ней было прибрано. А память услужливо «выдавала» названия и назначения предметов на которые падал мой взгляд, даже если предметы очень сильно отличались от тех, что эта же самая «память» предъявляла мне, как аналоговые. И вот их-то я помнила прекрасно, а заодно, какого размера должна быть кухня — точно как десять этих, хотя не то, чтобы есть там, я и мимо той кухни проходила пару раза за всю свою жизнь. А вот же ничего — сижу в кукольной кухоньке, почти как у себя дома и ем еду простолюдинов.       Макс, вяло ковыряющий еду в своей тарелке, грустно посмотрел на меня из-за полуопущенных ресниц.       — Я подумал, раз ты сам ко мне пришел, то простил. И очень соскучился. Как и я. Мне же ты запретил приближаться к себе. До сих пор в ушах твой рык: «Не приближайся, пока моя злость не стихнет! А то пришибу ненароком и не замечу!». А я себе не враг — знаю, если сказал, то и пришибешь. А тут ты, сам пришёл. Конечно, я обрадовался, подумал, насовсем… Мне без тебя плохо… было. Я никому по-настоящему не нужен — так время провести весело и в тусовке зарисоваться. А нужен был я только тебе. Поздно я понял. Только ты уже всё решил, вижу, и вычеркнул меня из своей жизни, — по аккуратному носику скатилась и упала в тарелку прозрачная капля — одна, две… три… но глаз парень на меня так и не поднял.       А я, проглотив последний кусочек, сидела и задумчиво глядела на этого, красивого, но далеко уже не юного парня, поздно понявшего, в чём заключалось счастье. Не осуждала, нет. Но и жалеть у меня его не получалось — сам виноват в том, что сейчас имеет. Понимала я одно — этот мальчик мне никто, а я здесь принята радушно лишь благодаря забытому мной прошлому. Понимала я и то, что первые горькие уроки Макс уже вынес из своих ошибок, но разобраться в себе и своей жизни до конца ему еще предстоит. Ему надо бы усвоить, что ценят, исключительно, в цену, которую ты сам себе назначаешь. А любовь вообще бесценна. Только это в его светловолосую голову ещё предстоит кому-то вложить. Но не мне — увольте. В себе подобных порывов я не обнаруживала — Макс был чужим и далеким.       Вот ведь были же мы с ним когда-то вместе, и не один год были, а он на это даже не посмотрел, когда на горизонте замаячил другой мужчина. К которому его, видите ли, потянуло, как магнитом, по его словам. Типа любовь. А потом раны зализывать ко мне пришёл, когда его любимый на дверь ему указал; я и простил, любил его до умопомрачения. А потом ещё одна любовь у него приключилась, которую я своими глазами увидел, прямо в своей постели и увидел. Как радовался и прыгал от счастья Макс, когда смотрел на того мудака. Да, только вот, окончание той истории сейчас у меня перед глазами — Макс опять один и до умопомрачения рад меня видеть.       Все эти подробности странным образом всплыли в моей памяти. Мужской памяти.       Раздумывая над тем, можно ли посвящать это безалаберное существо в мою, больше чем серьёзную историю, решила, что другого выхода нет. Память моя не желала дополнительно выдавать никаких подробностей моей биографии, и Макс, хотела я этого или нет, был единственной отправной точкой моего возвращения в мир живых. Мне было странно, как этот, по моему определению, умный мужчина, которым я сейчас являлась, мог любить такого засранца, как Мышонок, так много лет? Но, видимо, прав тот, кто сказал, что любовь слепа, глуха и не видит фальши. Или же для Алексея было важным желание иметь уголок для души, где его всегда ждут и любят, а то, что Макс «меня» любит было очевидным даже сейчас.       Занимало же меня совсем другое. Сколько ни напрягаю мозг над загадкой уживания в одном (не моем) теле двух личностей, а прошлое стоит за пеленой. В настоящем же имею немного: обрывочные воспоминания чужой жизни, потерю своих собственных, член между ног и в подручных бывшего любовника, да еще сознание, упорно считающее меня женщиной. Может, у меня раздвоение личности и поэтому я и находилась в психушке? Но за что тогда меня убивать? И кто сказал, что я была убита? Егор? Но ведь на теле я не обнаружила никаких следов, которые это подтверждали бы. Хотя свежих травматичных отметин и шрамов на теле полно, в паху особенно. Ещё бы вспомнить, откуда они. Голова тупеет от круговорота всех этих, ни к чему не приводящих, мыслей, однако решать что-то надо — вечно так продолжаться не может.       И я решилась.       — Макс, я к тебе не вернулся, а пришёл только потому, что больше мне сейчас пойти некуда. Я ничего не помню из своей жизни, абсолютно ничего, кроме того, что меня связывало с тобой и то отрывочно. Из прошлого я помню только тебя, но постепенно память подкидывает всё новые подробности моей жизни. Я очень надеюсь, что однажды вспомню все, а сейчас рассчитываю на твою помощь. Очень, — и я рассказала сидящему напротив парню, со сразу загоревшимися неподдельным интересом глазами, историю своего побега из морга частной психиатрической лечебницы. Только в подробности о Егоре, его удивительной внешности и способностях на всякий случай умолчала, а то Макс решит, что я действительно безумна. О том, что я женщина в теле его любовника, я тоже решила промолчать.       — Лёш, а ты и о том, как служил не помнишь? Как подскакивал ночью с воплями тоже? Ну и слава Богу! — Макс на все мои отрицательные мотания головой даже перекрестился, видеть это от такого легкомысленного существа было странно, видно где-то я его недооценила.       Макс собрал со стола тарелки в раковину и потянул меня за собой в комнату. Светленькие обои, не броские, но дорогие, стильная мебель и почему-то ярко-фиолетовые шторы, и множество мелких безделушек, разложенных где только можно. У меня даже глаза разбежались от такого смешения стилей и цветов.       А Макс уже тянул с полки открытого шкафа толстый альбом. Усадив меня на диван, умостился рядом, поднырнув под мою руку. Получилось, что альбом одной рукой придерживала я, а Макс переворачивал страницы, заодно рассказывая кто изображён на фотографиях и где это снято.       Изображение самого Макса, весёлого и счастливого, одетого как яркая птичка во что-то невообразимо цветное рядом с высоким, снисходительно поглядывающим на чему-то радующемуся Макса меня, поразило в самое сердце. Вот, вот оно то, ради чего Алексей терпел выходки не особо верного партнёра. Счастье, их объединяло невыразимое счастье быть рядом. А Макс всё это разрушил. Сбежав сначала к одному, а затем и второму любовнику. Больше Алексей терпеть его выходки не стал и вычеркнул Макса из своей жизни. Перед моими глазами, как наяву прошли все переживания и боль тех дней. И я почувствовала, что вживаюсь в это тело, принимаю его мысли и воспоминания, пусть они пока крайне скупы, но я по праву уже могу сказать, что они мои.       Там ещё много было наших фотографий, но разглядывать их мне уже было не нужно, я понял главное, я понял, кто я на самом деле. Я — именно тот мужчина, который изображён на этих фотографиях и это моя жизнь, а моя женская сущность идёт откуда-то из подсознания, но не она здесь главная, это какой-то смутный образ, нереальный и незначимый здесь.       — Спасибо, Макс, — я поцеловал склонившегося над альбомом Макса в макушку. Острая боль пронзила виски, и я потерял сознание.       — Лёш, Лёш, ты чего? Что с тобой? — на меня смотрели испуганные глаза Макса. Очнулся почти мгновенно, но испугать его по-видимому успел, когда всей массой навалился на него.       Кивнул ему, что всё хорошо, а сам с жадным любопытством воспринимал ещё немного информации о своём прошлом.       Так вот что оказывается произошло до моей смерти в психушке! А что это была именно смерть, я уже не сомневался — просто так меня те, кто за мной смотрел в палате из рук не выпустили бы. Два медбрата, похожие до идентичности, видимо близнецы, с крепкими телами и сильными руками ворочали мою спеленатую тушку как игрушечную. Включив на мониторе сцены совокупления мужчин, внимательно наблюдали за моих состоянием и стоило моему члену хотя бы дёрнуться, тут же прижигали в паху электродами электрошока. Лекари, чтоб их! И развлекались они подобным образом довольно-таки продолжительное время — даже вспомнив о них я не могу точно определить сколько это происходило, казалось, это длилось вечность. Поначалу иногда появлялся врач, наблюдавший весь процесс моего унижения и уходивший разочарованным со словами предупреждения о важном пациенте, чтобы сильно не усердствовали, а то клиент может и не простить, если он очень пострадает. Потом визиты врача становились всё реже, а в последний свой визит он обречённо махнул рукой и велел делать со мной всё, что они захотят. Это и стало отправной точкой меня на тот свет. В этот вечер через моё тело прошло столько разрядов и такой силы, что меня трясло, не переставая несколько минут. Я умер. Я точно умер — это я помню, как сейчас. Вот только загадка воскрешения налицо. Неужели на том свете даже сатана не принял меня в ад, отправив мою душу назад? Душу гея от которого практически отказался собственный отец.       Одно я понял наверняка — в списках живых я уже не значусь — ребята поработали со мной конкретно, после такого не выживают. А значит мне нужно начинать новую жизнь. Вот только знать бы ещё будет ли за мной преследование, или братки, даже засомневавшись в моей смерти, не захотят сознаться в своём упущении и не доведут до сведения, что моя тушка может не почивать с миром в канализации растворённая кислотой, а вовсю разгуливает по улицам этого города.        В любом случае лицо и одежду надо менять. И, наверное, не спроста я считал себя женщиной — это знак того, кем мне быть и что нужно делать. И кто, если не Макс может мне в этом помочь! Он же по жизни всегда был артистом. А моё внутреннее женское я станет ему в этом подспорьем.       — Макс, как ты понимаешь, я в бегах, а значит внешность мне надо изменить в первую очередь и ещё нужны новые документы. Сможешь сделать? И ещё — я поживу у тебя пока? Сам понимаешь, квартиру свою я уже вряд ли получу назад. Да, деньги… Вот с ними у меня проблема — их просто нет. Но зато у меня есть вот что, — с этими словами я достал из кармана забытые на время серьги и браслет.       — Ух ты, красота какая! — похоже всё остальное Макс пропустил мимо ушей, сконцентрировав всё внимание на украшениях.       Глаза Макса в восхищении горели, глядя на массивное плетение браслета с вставленными в него по кругу бриллиантами. В середине красовался крупный камень чистейшей воды, и чем дальше от него, тем бриллиантики становились меньше. Серьги были из одного гарнитура с браслетом. Только теперь я понял, что держу в руках целое состояние.       — Их нельзя нести в ломбард или скупку — нас убьют за них, — авторитетно заявил Макс. — Но у меня есть знакомый дяденька-коллекционер, который при условии, что украшения настоящие, заплатит за них хорошую цену. Пусть не столько, сколько они стоят по-настоящему, но всё равно прилично — на жизнь хватит надолго.       — Согласен, — сказал я, протягивая украшения, а у самого защемило сердце, словно отдаю что-то очень дорогое мне, что надо бы сохранить самому, но другого выхода у меня просто нет.       — Оставь себе браслет, серёг хватит за глаза, а потом видно будет — может когда понадобится их продать, то возьмём за них больше, чем могли бы сейчас, всё-таки браслетик в комплект будет стоить дороже. — в Максе проснулась деловая хватка. Никогда бы не подумал, но в его словах был смысл и браслет я отложил, внутренне ликуя, что хоть он останется мне для успокоения души.       — Так ладно, а теперь возьмёмся за тебя. Как ты хочешь изменить внешность без пластического хирурга? Не женщиной же тебя переодеть! — задумчиво постучал пальцем по подбородку Макс, разглядывая моё лицо и тело.       — А почему бы и не женщиной? Я не против, даже за. Тогда меня точно никто узнать не сможет! Макияж и парик скроют моё настоящее лицо и волосы, а платье тело. Как думаешь у меня получится быть женщиной? — я быстро-быстро захлопал глазами, имитируя глупую девушку.       — Если ты — женщина, то я дед Мороз, но делать-то нам нечего — будем делать из тебя её, — Макс с жаром принялся за дело.       Перво-наперво прогнал меня через ванну, заставив побриться везде где только можно. Самолично проверив чтобы не осталось ни одного лишнего волоска. Сказав, что эпиляцию сделаем в следующий раз.       Откуда-то с комода принёс целый сундучок с косметикой, несколько бутылочек и тюбиков и взялся за моё лицо всерьёз.       — Так брови я пока трогать не буду — потом в салон сходим, там тебе профессионально сделают, а то я и испортить могу. Это молочко для очистки лица, это основа под макияж, это тон, — всё, что наносил на моё лицо, Макс показывал мне и говорил, что и для чего это нужно.       А вот с раскраской глаз у него вышел ступор — он категорически боялся наносить на них даже тени. Так что пришлось браться за палетку с тенями самому, чертить стрелки и наносить тушь тоже. Странное дело — руки действовали так, будто всегда знали, что нужно делать. Правда стрелки Макс велел подтереть, со словами, что такие уже давно не носят, но с остальным я справился сам. Макс принёс из соседней комнаты блондинистый парик, приладил его мне на голову, а когда подвёл меня к большому зеркалу, я не поверил своим глазам — на меня смотрела самая настоящая женщина. Да что там говорить — очень красивая женщина! Даже не представлял никогда, что мне так пойдёт эта роль!       — Лёш, снимай свои затрапезные штаны, я тебе сейчас твои принесу, только не ругайся — я, когда уходил их с собой прихватил. А футболку я тебе не отдам! Я с ней сплю, когда мне совсем плохо… Да и в пятнышках она… — на лице Макса проступил румянец смущения. А я притянул это милое чудо в свои объятия. И пусть целовать я его сейчас не рискнул, но обнял от души, почувствовав, как меня за пояс обнимают дрожащие руки.       — Всё нормально, милый, пользуйся, — нежно произнёс я. Жаль, что начать, что-то с ним заново после всего я, наверное, не решусь, жаль…       — Лёш, тебе же ещё имя надо! — не выпуская меня из своих рук, поднял лицо от моей груди Макс. — Давай ты будешь Маргаритой? Она знаешь какая крутая была! Ничего не боялась — прямо, как и ты!       — Ну раз ничего не боялась, тогда согласен — буду Маргаритой, Марго, — попробовав на звучание своё новое имя, улыбнулся я и надавил пальцем на кончик Максова носа.       Быстро переоделся в свои голубые джинсы, обтянувшие меня как вторая кожа — наверное я возмужал с тех пор, как их Макс экспроприировал. Хорошо, что длинная футболка скрыла мою мужскую принадлежность, а то странно бы я смотрелся в таком наряде и с макияжем. На грудь Макс приладил невообразимо цветной шарфик, замысловато свернув его, отчего создался эффект присутствия пусть небольшой, но женской груди. Только вот сандалии пришлось одевать те, что Егор ссудил по доброте душевной, но они сильно в глаза не бросались, ну мне так кажется. Ладно, до дяденьки-коллекционера я дойду! Звони Макс — назначай встречу! Пора брать жизнь в свои руки! А пока потренируюсь быть женщиной!