Жемчужины молчащего моря

В какой-то момент приходит осознание — все, чего ему когда-либо хотелось, это вновь начать испытывать эмоции. Не приглушенные, словно под слоем пыли. Будь то боль, злость, счастье или любовь. Что угодно, лишь бы чувствовать себя полноценным. Если бы у него спросили, что с ним не так, то на ответ ушло бы не так много времени — нарастающая депрессия, вечные чувства тоски и одиночества, неразделенная любовь и разочарование со стороны родителей. Но со всем в жизни можно смириться и свыкнуться. Пока у него есть лучший друг и заботливая сестра, ему еще есть, за что цепляться. Ведь есть же? Например, ему все еще нравился баскетбол. Постоянные матчи между классами. Равномерный стук мяча о пол, звук попадания в кольцо или удачная передача паса. Ты точно знаешь, что нужно делать и как. Это подкупало и успокаивало. Последний матч между командами выдался напряженным и очень жарким. И как бы он ни любил жару и в свободное время всегда старался выбираться на солнышко, погреться, сейчас она была совершенно не к месту. Пот тек ручьями, и мяч то и дело норовил выскользнуть из рук, а в глазах уже щипало так сильно, что он не особо осознавал куда пасует. Хорошо, что в их команде был проворный Сюэ Ян. Тому вообще любая погода нипочем, носится похлеще Усяня. И вовремя умеет перенаправить пас в случае промашки. Матч их команда выигрывает только благодаря какому-то чуду и Вэй Усяню, забившему решающий мяч. Когда они подбегают к родителям и сестре, то его почти не царапает похвала отца, направленная только на Вэй Ина, ему не привыкать довольствоваться лишь теплыми объятиями сестры. И пытаться найти в себе хоть какой-то отклик. Ведь первый совет, который он вычитал, утверждал, что стоит заняться физическими упражнениями. О посещении кружка по изобразительному искусству, он задумался чуть позже. Ведь не зря говорят, что если тебе плохо, то обратись к своему творческому началу. Цзецзе даже похвалила его работы, показанные ей тайком. И когда преподаватель в кружке объявил о конкурсе и возможности повидать столицу, разумеется, он схватился за этот шанс. Это новый город, и логично, что это новые ощущения. Возможность встряхнуться. Почувствовать. Там же он и познакомился с Лань Сиченем, который был старше его на два года, и там же обитал его младший брат, с которым он учился в параллельных классах. И если у старшего из братьев был явный талант — он рисовал потрясающие портреты в средневековых и фэнтезийных стилях, то вот что делал на занятиях младший, ему так и не удалось понять. У Лань Ванцзи намного лучше выходило со скрипкой и арфой, нежели с красками и кистями. Хотя он подозревал, что одноклассник просто прячется от Усяня, который замучил беднягу приставаниями и чересчур тактильным поведением, которое для нелюдимого Ванцзи было крайне мучительным. Вот и сегодня картина не меняется. С ним вежливо поздоровались — с Сиченем они даже обменялись парочкой фраз, а младший Лань ограничился кивком — и все приступили к работе на конкурс. По его задумке на картине должен быть ледяной король демонов, одетый в меха причудливых животных, с решимостью глядящий на свои земли и готовый защищать свое королевство до последней капли крови. Когда были набросаны основные очертания карандашом, и настало время приступить к первому слою красками, дверь в студию с громким хлопком открылась. И да, кажется, в него был встроен какой-то радар на своего названного братца, с шилом в одном месте. — Лань Чжань, я наконец-то нашел тебя! Сегодня ты свободен? «А почему он должен быть свободен для тебя-то, придурок?» — Мгм, куда ты хотел пойти? — Ну это же наше первое свидание, удиви меня, Лань Чжань. Когда послышался звук разрыва бумаги, Цзян Чэн удивленно уставился на свою работу. Он даже не заметил, как порвал рисунок. Придется начинать все заново. Но уже не было того запала, с которым он пришел сюда. Пока остальные ребята и преподаватель сосредоточились на очередной болтовне от Усяня, парень скинул свои вещи в сумку и быстро выскочил из здания школы. Сердце билось на удивление спокойно, хотя казалось бы… А что казалось-то? Давно нужно было признать, что он влюблен в лучшего друга, как последний дурак. И это было тем немногим, что доказывало ему — ты все еще человек. Убеждало, что его болезнь не запущена. И хотя он всегда понимал, что им не быть вместе, что первая влюбленность так и заканчивается — холодной скамейкой в парке, дрожащими руками, пытающимися поджечь сигарету, и тупой болью в груди, но понимать и знать — две разные вещи. Но он справится, обязательно. Домой он пришел за полночь, на это даже никто не обратил внимания. Он уже не хочет рисовать короля демонов. Лучше уж Повелителя мертвецов. Ноябрь Цзян Чэн отчасти не любил. Умирающая природа ухудшала и без того дерьмовое настроение, а желание выпить сладкого кофе и повеситься где-нибудь в подворотне усиливалось в разы. На конкурс он не попал. Учитель показал ему совместную работу Вэй Ина и Лань Ванцзи — и когда они только успели? — так что отправили их. На картину самого Цзян Чэна никто и не взглянул, кроме Лань Сиченя. Тот долго всматривался в зеленый свет, исходящий из глаз мертвецов, а потом назвал картину пугающей. Что ж, это было грустно осознавать, но Цзян Чэну было не привыкать проигрывать. Как Вэй Усяню, так и Лань Ванцзи. Даже не обидно. Просто уже никак. В начале зимы мать вспомнила, что у нее есть младший сын, и устроила очередной скандал. Для разнообразия отыгралась в основном на нем и его нежелании зарабатывать. К слову-то, Цзян Чэн и не был особо против работы. Раз уж Вэй Ин работает, то и ему необходимо уже постепенно слезать с шеи родителей. Лучшим решением было не спорить, а молча просмотреть объявления по работе. В кофейню, куда он частенько забегал за капучино с ежевичным сиропом, требовался официант. Тем более, там уже работали знакомые по школе — Вэнь Нин и его старшая сестра, Вэнь Цин. Характеры у них были диаметрально противоположные друг другу, и Цзян Чэна это полностью устраивало. С Вэнь Нином можно было обсудить живопись и уроки, а с Вэнь Цин они больше орали друг на друга или спорили о том, какой персонаж в только что вышедшей игре действительно крут. Казалось, что он стал выздоравливать. Естественно, долго это продолжаться не могло. Особенно, когда вы дружите с Вэй Усянем. Который, кажется, знаком с половиной мира. Постепенно в их компанию влился сначала сам Усянь со своим парнем, тот привел брата и его друзей. И в какой-то момент Цзян Чэн ловит себя на том, что несет двенадцать стаканчиков с кофе, а сзади идет Сюэ Ян с подносом пирожных и весело бормочет о том, как они сейчас разгромят команду Сун Ланя в настольной игре. К слову, пирожные никому не достаются, Сюэ Ян умел отстаивать свое. Хотел бы так уметь и Цзян Чэн. Но он только и может ловить себя на мысли, что несмотря на всю эту толпу людей, с которыми он был относительно близок, на их звонкий смех и постоянные выкрики с разных сторон, он не чувствует того тепла, что должен бы был. Ему по-прежнему было холодно и одиноко. Капучино уж не спасал. Пока за окном шел красивый снег и все готовились к новому году, Цзян Чэн с Лань Хуанем просиживали часы в библиотеке. Цзян Чэн и сам был удивлен, когда Сичень согласился подтянуть его. Точные науки были явно не его коньком, тогда как старшему Ланю, казалось, удавалось все. Воистину, волшебный человек. Умный, добрый, да еще и красивый до дрожи в коленках. Хотя это было очевидно, да? Цзян Чэн всегда был тугодумом, о чем неоднократно заявлял Вэй Ин. Хотя б чья корова… Тем более, они с Сиченем стали чаще проводить время с друг другом и последние два раза старший Лань провожал его до дома, может, это такой намек на симпатию? После Усяня, спокойный и надежный Лань Сичень был именно той влюбленностью, которую только мог пожелать себе Цзян Ваньинь. Ему стоило привыкнуть. Правда. Но каждый раз как удар по лицу. Стоит закрыть глаза, и перед ним как живые целующиеся Лань Сичень и Цзинь Гуанъяо. И почему он только допустил мысль о том, что Хуань мог проявлять к нему симпатию, когда рядом есть миловидный товарищ. Цзян Чэн чувствовал, что уже не справляется сам, но отец только отмахнулся от просьбы дать денег на психолога. Мол, к чему эти глупости. Займись чем-нибудь, ты вроде рисуешь. В тот же день Цзян Чэн порвал все свои картины и выбросил художественные принадлежности. Февраль хоть и выдался холодным, но костер на заднем дворе горел ярко и поднимался до небес, а пепел разлетелся по всему участку. Март прошел никак. Пусто. Мимо. В апреле он уволился из кафе. Никто не сказал ему ни слова. А временами хотелось, чтобы кто-то спросил… Хоть что-то. Сюэ Ян умудрился не попасть за решетку за драку. И решил отпраздновать это дело вечеринкой, шумевшей на весь их небольшой городок. Или он хотел отпраздновать, что Сяо Синчень наконец-то сдался под его напором — Цзян Ваньинь так и не разобрался. В любом случае было шумно, многолюдно и душно, так что он вышел на задний двор полюбоваться звездами и выкурить сигарету-другую. Сестра ругалась за эту привычку, но он с ужасающей простотой для себя понял, что ему все равно. Пусть это убивает, поскорее бы уже. — Не помешаю? Вот уж кого не хотелось видеть вообще. Стоило только начать разговор, а перед глазами стояла сцена, где Гуанъяо засовывает язык ему в глотку. И Цзян Чэна начинало трясти и мутить. Потому что ему тоже хотелось. Той же близости. Хотелось… Когда-то. Сейчас уже не хочется даже хотеть. — Нет, садись, только тут грязно. — Ничего страшного. Пару минут они провели в молчании. Цзян Чэн успел докурить вторую сигарету и собрался уже сходить за выпивкой, как Лань Сичень оглушил его вопросом. — Что я сделал не так, Ваньинь? Что? О чем это он? — Я даже не понимаю, о чем ты. Что случилось-то? — Ты перестал оставаться со мной после уроков и не приходишь больше в кружок. Да и вообще стал реже выбираться с кем-либо еще. — Сичень на секунду прикрыл глаза. — А самое обидное, что ты перестал разговаривать со мной. — А что, Гуанъяо уже не хватает для разговоров? — О чем ты? — Лань Хуань. Не делай из меня еще большего дурака, чем я есть. Мне казалось, что ты… Что я понравился тебе. — Самому противно, с какой жалостью это прозвучало. — А потом я застал тебя целующегося со своим дружком. К чему тогда были эти проводы и разговоры? — Ты видел нас? Но ведь мы… Ох. Стыдно признаться… Цзинь Гуанъяо, когда я рассказал про свои планы, сказал мне… — Сказал что, что видит в этих планах себя? — Нет! Сказал, что я должен понять, действительно ли я влюблен в тебя или у меня просто отключилась голова от того, что кому-то я стал интересен не как сын того самого главы корпорации Лань, а как просто Лань Хуань. — И как поцелуй это прояснил? — Я понял, что хочу целовать только тебя, Цзян Ваньинь. Это мало что меняло. На самом деле это не меняло ничего. И было уж слишком приторно. Но вдруг это тот самый шанс, та самая попытка вновь начать чувствовать? Вновь начать радоваться миру. Хотя бы миру в по-прежнему безумно красивых карамельных глазах. А в июне Цзян Чэн понял, что многое потерял, когда сократил свое общение с Лань Сиченем. Тот затаскал его по паркам и выставкам. И даже свозил к себе в поместье. И Цзян Чэн, под страхом смерти, не расскажет Вэй Усяню, что, кажется, они с ним лишились девственности на одной и той же софе в комнате для гостей. Улыбка с каждым днем становилась искреннее, а с воображаемого сундука с эмоциями, казалось, стряхнули пыль. Семейный ужин должен был пройти без особых происшествий. Вэй Усянь, который, слава богам, вновь стал вызывать лишь раздражение и легкое чувство тепла, обещал привести Лань Чжаня официально домой, как свою пару. Сестра пришла со своим женихом, а родители не скандалили уже пару месяцев, так что Цзян Чэн рискнул. И позвал своего парня. Своего идеального парня, который, сам того не понимая, плавно возвращал Цзян Чэна к жизни, и о котором еще никто не знал. Тот обещался быть. Но ни спустя полчаса, ни спустя час не явился. Казалось бы, тут надо было расстроиться или рассердиться. А ему было уже все равно. Опять. — Прошу прощения, я выйду на минуту. Будто стоило это уточнять. Всем плевать на тебя, Ваньинь. Вон даже парень скинул смс четыре минуты назад, что не сможет приехать, будто ты этого не понял и ждал до последнего. А ведь ждал. Цзян Чэну всегда нравилось, что у него была своя отдельная ванная, куда никто не вламывался без нужды. Так что можно было не торопиться. Лезвие он купил еще в апреле, а правильную технику ему как-то рассказала Вэнь Цин. Главным было не закричать, ведь это действительно больно. Особенно для того, кто только-только начал вновь что-то чувствовать. Но, увы, сорвался. Из-за пустяка. Лань Сичень, ну, почему же ты не пришел в такой решающий день. Уже теряя сознание от кровопотери, Цзян Чэн улыбнулся. Наконец-то становилось тепло. Будь у Лань Сиченя выбор, он бы сам, ни на миг не задумываясь, спрыгнул с обрыва, после звонка от напуганного Вэй Усяня, который еле смог сообщить что Цзян Чэн покончил с собой, пока они распивали красное вино с его родителями. После он что-то еще бормотал о том, что теперь ненавидит красный цвет, которым, казалось, пропитался кафель и одежда лучшего друга. Что ненавидит себя за то, что не замечал. Потом трубку забрал младший брат и сухо сообщил дату похорон. Но он не прыгнул. А просто сел прямо на асфальт. Он не успел. Ему не хватило времени сказать столько всего важного. Если бы он только имел возможность увидеть, то обнял бы Цзян Чэна и сказал, что любит. Что мечтает прожить с ним всю жизнь. Что уже присмотрел небольшой домик и собаку в приюте. Что хочет сыграть свадьбу в мае, когда природа набирает свой цвет. Холодало.