Жемчужины молчащего моря

Сюэ Яну было больно. Постоянно. Болел живот, болела рука, и даже горло, словно бы пытаясь разодрать себя изнутри, невыносимо горело. Спина сгибалась с трудом, а старые шрамы ныли каждый раз, когда собирались тучи. Почти каждый день. Ему теперь нестерпимо холодно. Под тремя шерстяными одеялами, с разогретой печкой и в двух слоях одежды. Под лучами редкого солнца во время тяжелой физической работы. Да даже когда он ухитрился подхватить простуду и весь горел, его все равно брала дрожь. Ему внезапно стал известен страх. По улицам бродят мертвецы, где-то стучит посох этой проклятой девчонки. Когда он выходит из хибары, на него белесыми глазами пялится лютый слуга, а в оставленном доме лежит покойник. Но больше всего пугала крохотная могила, расположенная за огородом. Ему начал чудиться детский смех и крепкие объятия. Но он просыпается, слыша громкие крики и плач. Будучи ребенком, он мечтал стать независимым и безжалостным, но теперь скулит на могиле и срывается на труп возлюбленного, стараясь не сжимать мешочек, что вечно таскает с собой. Там – две души. Расколотая и нерожденная. Самому уже ничего не исправить. Однако можно дождаться того, кто может. Он ведь сможет? Когда он открыл глаза и уставился в повязку на знакомом лице, ему стоило больших трудов не закричать, хотя побороть инстинкты тела ему не удалось. Альфа насторожился, но благодаря измененному голосу и наспех придуманной лжи не узнал своего врага. Как и не заметил искалеченную руку. Но зато обратил внимание на статус и заявил, что стоит поберечь себя в будущем, ведь омеги – хрупкие создания по своей природе. В этот момент очень хотелось пнуть его со всей силы или вогнать меч в живот, но собственные раны действительно были серьезными, и пренебрегать помощью не стоило. Он сочтется за все позже. Ждать он умел, как и составлять долгоиграющие планы. И, разумеется, все пошло наперекосяк. Если в первые месяцы он развлекался с Сяо Синчэнем – убивал жителей его руками, прятал необходимые бытовые вещи. Один раз даже специально спрятал верхние одежды, чтобы смеясь наблюдать, как два слепца пытаются найти их. Спустя полтора года Сюэ Яну было уже не так весело. Они притерлись друг к другу, стали походить на странную семейку. Даочжан занимался готовкой и плетением корзин, Сюэ Ян бегал в город и продавал их, а взамен пытался выторговать кое-какие продукты, а Слепышка была на побегушках по хозяйству. Но тут совершенно некстати внутри него самого начала просыпаться омега, обласканная и почуявшая заботу и тепло. Он почувствовал это в момент стирки с девчонкой и Синчэнем. Конечно, как и ожидалось от заклинателя – стирать он толком не умел, и если до этого они с А-Цин умудрялись обходиться своими силами, то теперь даочжан вдруг решил помочь. В итоге пришлось вытаскивать его из реки, в которую тот полез, пытаясь спасти выскользнувшие из рук одежды. Сюэ Ян никогда особо не засматривался на людей в целом, а к альфам и вовсе испытывал неприязнь, но отрицать красоту Сяо Синчэня было бы глупо, а парень себя глупым не считал. Да и как тут сопротивляться очевидным фактам, когда чувствуешь крепкие мышцы пресса собственными ладонями и ощущаешь на себе осторожную силу крепких рук, а нос улавливает легкий запах чабреца и мяты? Альфа тоже замер, принюхиваясь, и Сюэ Ян понял, что пора переходить на новый уровень. И хотя он понимал, достаточно лишь спровоцировать и после отвергнуть глупого совершенствующего, нет нужды для этого ложиться к нему в постель. Но не удержался – отчасти от того, что понимал: так привяжет того к себе еще ближе, а отчасти из-за любопытства – какого все же тем, кто занимается сексом с любящими альфами, а не с ублюдками, пытающимися лишь удовлетворить свои нужды, не заботясь о партнере. И это оказалось так же приятно, как и убийство всего клана Чан или успешное завершение половины Стигийской печати. Он никогда не чувствовал себя слабым, но в неловко-надежных руках смог расслабиться почти до предела. Сюэ Ян все еще отдавал себе отчет, с кем он и что заклинатель сделает, узнав правду. И это возбуждало его похлеще любой мести. А когда он понял, что понес, было уже поздно для всего: и для раскрытия правды с последующими убийствами, и для побега – куда ему бежать беременным-то? К А-Яо разве что, чтобы убил без мучений по старой дружбе. Только веры в это мало. Синчэню он ничего не сказал. Ни к чему. Ведь вряд ли ему удастся скрыть все от даочжана – во время беременности омеги становились более агрессивными для защиты потомства. А сказать свое имя это верный путь к смерти не только своей, но и ребенка. Вряд ли благородный муж пощадит врага только потому, что обрюхатил его, тем более будучи обманутым. Но… Может, стоит сказать не всю правду? Хотя бы о ребенке. «Вдруг, – мелькнула трусливо мысль, – мы сможем жить спокойно вчетвером, Слепышка, так уж и быть, пусть остается». Стоит тогда рассказать месяца через два, когда уже можно будет почувствовать не только энергию ци, но и потрогать сам живот. Слепому даочжану должно понравится – Сюэ Ян был готов поставить свою руку на то, что у Синчэня на лице будет такая же глупая улыбка, как и когда тот обнимает его перед сном. И в итоге позволил себе расслабиться. Неожиданно для самого себя. Ребенок развивался нормально, а они с заклинателем стали будто бы ближе. Страсть не утихла, но что-то иное вышло на первый план. Что-то, чему Сюэ Ян не мог подобрать имени. Он решил признаться сегодня, после похода на рынок. Сказать о ребенке и навсегда похоронить прошлое – пусть они и живут во лжи, но ведь счастливо, к тому же он ведь свел уже все притворство до минимума. Так что сегодня все решится. Тем более Слепышка куда-то убежала, она вообще странно ведет себя эти дни. Ну и пусть. Нужно купить овощей и сказать уже Синчэню при возвращении, что их станет скоро еще на одного больше. Спустя пару часов его ждал Сун Лань. Спустя сутки – меч в животе и расколовшаяся душа Сяо Синчэня в собственных руках. Спустя четыре месяца появилась могила за домушкой. Спустя год он получает надрывный, несдерживаемый смех и множество голосов в голове. Что ж. Ему даже завидно. Вэй Усяня окружают детишки, которые чуть ли не впитывают в себя его слова как губки. А уж про альфу и говорить нечего. Готов сожрать любого, кто на Старейшину косо посмотрит, и это учитывая, что тот отнюдь не хрупкий цветок. А что получил он? Два десятка лет беготни и домогательств, а потом три года лживого счастья и в конце – сумасшествие на блюдечке? Немного нечестно, он ведь положил куда меньше народу, чем Вэй Ин. Но того любят, а его ненавидят. Ребенок первого станет сильным и благородным, а его уже несколько лет как похоронен в паршивом гробу в таком же отвратительном городе. Что ж. Номер с перевоплощением не проходит. А в драке ему и не суждено выиграть. Он – реалист, так что прекрасно знает свои шансы против Второго Нефрита. Почему-то мысль о своей скорой смерти не приносит с собой ничего. Видимо, в какой-то момент стало все равно. Когда? Когда понял, что внутри него зародилась жизнь от некогда ненавистного альфы? Или когда тот же альфа встретил его мечом в живот, и он, едва сдерживаясь, наблюдал, как рушится мнимая защита и любовь даочжана к нему? А может, все-таки когда он таки родил их с Синчэнем ребенка – мертвым – и баюкал его трупик над телом отца? Он уже не помнит. Он уже вообще плохо что-либо помнит. Что он делает сейчас? А что собирался сотворить? Пусть эта жизнь закончится, эти кошмары и вечный холод уйдут, а для него настанет долгожданная тьма. Он ведь пытался, правда, пытался. Спасти то, что все-таки стало дорогим, сохранить то хрупкое и нежное, что осталось после. Не вышло. Ни спасти, ни уберечь. Ни выжить. Никому.