Соответствие

8-й год К. В. 12-й день Летних Волн * * * Клаус захлопывает книгу о кавалерийской тактике, небрежно швыряет ее на другие книги и потягивается. Лионель изгибает бровь, не отрываясь от своих документов, и иронично уточняет: — Настолько скучно? Клаус усмехается. Он сидит на углу массивного широкого стола в кабинете Лионеля. Королевский кабинет от регентского отличается разве что размерами, а так Лионель распоряжается перетащить сюда вещи из регентского — удобнее. Уже ставшая привычной ваза с букетом из сухих цветов и трав тоже переселяется сюда. Клаус упорно не смотрит на нее. Лучи послеполуденного солнца падают на золотисто-зеленые травинки и лепестки. Рядом с вазой лежит корона. Лионель не любит ее надевать, Клаус знает — только при всех, на приемах. Когда он в своем кабинете или покоях, корона тут же снимается. Это, среди прочего, нравится в нем Клаусу. Что там ни надумывает себе Валентин, Лионель не хочет быть королем, он просто делает то, что считает нужным для Талига; делает то, что не могут и не смогут потянуть другие. И ему тяжело. Клаус безмерно любит и уважает старшего брата, но иногда кажется, что Валентин слеп или не хочет видеть очевидного, предпочитая придумывать все новые причины, по которым можно ненавидеть Лионеля. А ведь Лионель, ко всему прочему, после коронации отрекается от графского титула в пользу братьев, и теперь Первый маршал — граф Савиньяк, а столь любимый Валентином Арно — граф Лэкдэми. Неужели и это не устраивает герцога Придда? И ведь не поймешь, что у него на уме. Свои обязанности выполняет беспрекословно и блестяще, и в то же время волком смотрит на всех. Может, другим и незаметно, но Клаус-то знает собственного брата. С Питером все же куда проще, да и сам он куда проще Валентина. Берет себе и женится в конце Весенних Волн, и правильно делает. Элоизу Клаус смутно помнит еще с детских времен — вместе с ней и Питером они играли, когда ездили с матерью к портным в Штаффен, кажется, шить платье маме… для чего? Этого он не помнит… Зато помнит, как они резвились на заднем дворе дома Элоизы, забирались на яблони, пачкали руки в смоле высокой сосны, а потом пили парное молоко с вкуснейшей выпечкой. Мать Элоизы чудесно готовила, Клаус до сих пор помнит этот запах и вкус яблочного варенья. Нет, Питер и правда молодец. Единственный практичный из них, он думает о хозяйстве и о продолжении рода. Надо как-нибудь наведаться к ним в Васспард, тряхнуть стариной всем троим. Жалко, матери Элоизы больше нет, зато она сама должна уметь готовить такие же пирожки! А вот Валентин все тянет с женитьбой, хотя на него столько фрейлин заглядывается, особенно теперь, когда те кружат возле королевы Мадлен, а Валентин то и дело рядом. Клаус хмурится и передергивает плечами. На самом деле он давно уже догадывается, что Валентин… впрочем, не ему судить, и не его дело, и, сказать по правде, еще и об этом думать как-то не хочется. Но все же есть в этом некоторая ирония — в том, что почти все сыновья Вальтера Придда сворачивают несколько не туда на жизненном пути, а если вспомнить еще и Джастина со всеми пикантными слухами, сопровождавшими его и герцога Алву… Клаус запрокидывает голову, глядя в потолок. Над Джастином смеяться не хочется, его он помнит на удивление хорошо, и помнит как доброго человека. К тому же, если верить намекам и случайно брошенным Лионелем фразам, герцог Алва действительно любил его. — Виды кавалерии, — небрежно бросает Лионель, по-прежнему не отрываясь от дел, чем отвлекает Клауса от туманных раздумий. — Легкая, линейная или средняя и тяжелая, — монотонно говорит Клаус — что, его думают застать врасплох? Не выйдет. — Легкая — для охраны и разведки, тяжелая — для сомкнутых атак, в линейной драгуны, пистолеты, сабли. Да читал я, и раньше тоже, просто в других книгах. Сам же мне давал, я все помню. И вообще, я больше люблю засады и арбалеты или пистолеты, — без перехода хмыкает он. — Пистолет плох лишь тем, что пока перезарядишь, тебя сто раз успеют убить. Арбалет несколько практичнее в этом плане, хоть и тоже медлителен. — Как на коронации? — подхватывает Лионель. В его голосе одобрение — убеждается, что Клаус и правда читает все эти книги и не отлынивает от изучения тактики ведения боя. Ну, а чего отлынивать-то? Бывает не очень интересно, но все равно есть вещи, которые необходимо знать. — А насчет пистолетов — сейчас ведутся исследования, чтобы сделать перезарядку быстрее. — А мне понравилось валяться на крыше, — фыркает Клаус и позволяет себе запустить руку в волосы Лионеля. Тот косится на него, но голову не отдергивает. — Твои морисские — хорошие, — улыбается он. — Ты упражняешься в стрельбе? — Конечно. — Хорошо. Твой брат не знает и… пожалуй, я не хочу говорить ему — во всяком случае, пока, — Лионель задумчиво размешивает чернила пером, словно шадди. — Но через год или два — примерно — я собираюсь дать ему желанное освобождение и отправить в Торку. — Заменив мной? Лионель медленно кивает. — А ты теперь совсем бросишь фехтование со мной, или все же?.. — спрашивает Клаус с надеждой. Лионель откладывает бумаги в сторону и грустно улыбается. — Как получится. Мне и самому хочется разминаться по утрам, но не всегда есть возможность. Клаус незаметно перемещается ближе к Лионелю, сползает со стола к нему на колени. — Ничего, — шепчет он. — Все равно мы… — договорить Клаус не успевает, при звуке стука в дверь стремительно срывается с места и плюхается в свободное кресло, закрывается первой попавшейся книгой. Хорошо, что он одет по всей форме и не позволяет себе ослабить даже шейный платок, когда они не совсем наедине с Лионелем — хотя вот сейчас дико хочется это сделать! И другого тоже дико хочется, кошки все и всех раздери! Но совсем наедине они только в его покоях, да и то теперь реже, чем раньше. Проклятие, все было куда проще, когда Лионель был просто графом, а не королем, а теперь, теперь… В следующее мгновение в дверь заглядывает вечный Сэц-Алан с небольшой (на этот раз) кипой бумаг в руках. — Донесения из Южной армии, Ваше Величество, — поясняет он. В его глазах — обожание. А еще любопытство при виде Клауса. — Добрый день, Люсьен, — Клаус «нападает» первым, потому что иногда нападение — лучшая защита, в том числе от любопытствующих длинных языков. В конце концов, он — бывший оруженосец Лионеля и будущий капитан Королевской охраны, и нет ничего дурного в его присутствии в кабинете короля, тем более вон книгу умную читает, образовывается… — Сегодня дивная погода, не правда ли? — Конечно, — Сэц-Алан отвечает на приветствие с улыбкой, отдает бумаги Лионелю, перекидывается дежурными репликами с обоими и уходит. Лионель резко мрачнеет и смотрит на Клауса. — Я же говорил, чтобы ты вел себя предельно осторожно. И зачем весь этот фарс? — А мы разве трахались при нем? — Клаус тоже умеет показывать зубы. — И что за фарс ты видишь в обычных размытых светских темах типа погоды? У меня есть право находиться здесь, я был твоим оруженосцем, я служу в Королевской охране, я, в конце концов, не последний человек в Талиге. — Пока еще не трахались, — холодно бросает Лионель, игнорируя остальное, — но я не хочу слухов о том, что король Лионель — второй Дивин Гайифский, и чтобы вместо оленьих рогов мне пририсовывали павлиний хвост. Ваша недавняя попытка возмутительна, граф Васспард. — Еще скажи, что нежеланна. — И скажу, — хмыкает Лионель. Клаус вспыхивает и вскакивает с места. — В таком случае не смею вам больше мешать, Ваше Величество. Клаусу известно, что Лионель умеет быть острым на язык, и сейчас он убеждается в этом: — И куда же вы? Снова травиться? С любезной улыбкой Клаус оборачивается от двери. — На этот раз, пожалуй, застрелюсь — так будет быстрее, — он посылает воздушный поцелуй и уходит, наслаждаясь искренним удивлением на лице Лионеля — не ожидал, что Клаус укусит в ответ? А вот не так-то просты «спруты» и их глубины! …А травиться он более не намерен. Да, он сожалеет о той своей попытке. Да, до сих пор. Он виноват перед Валентином и перед Лионелем, и это привело к ссорам и неприятностям. И не будет он подобное повторять. Клауса многое раздражает в нынешнем положении вещей. Он занимает крайне шаткое и незавидное положение чуть ли не фаворита короля, но, поскольку он не женщина, это не становится достоянием общественности. И, если общественность узнает, плохо будет не только ему, он подставит и Лионеля, и остальных (и Валентина!), это недопустимо. Само положение условного фаворита, в общем-то, тоже унизительно для особы его статуса. И трепет вокруг сохранения тайны. Конечно, хорошо уже то, что Лионель все равно хочет быть с ним, но… Но если раньше брак Лионеля просто мешал, но не был чем-то значимым, то теперь все по-другому. Теперь Лионель и Мадлен должны быть образцом для других, народ любит красивые пары, тем более королевские. А Мадлен через месяц должна родить еще одного ребенка. И, если принц Арсен, собственно, принцем стал после коронации Лионеля, то этот младенец будет уже принцем по праву рождения. Если верить, что у Савиньяков рождаются лишь сыновья. Клаус шагает по коридору к кабинету Валентина и грустно усмехается. А у Лионеля все же отвратительный характер, и порой он невыносим. И его крайне сложно любить, учитывая все его деяния. И не любить тоже сложно. Невозможно, пожалуй. Поэтому Клаус все равно дурак, потому что, несмотря на свою вспыльчивость и все препятствия, продолжает делать именно это — любить Его Величество Лионеля Первого. И не может этого изменить.