Всё лучшее умножается на три

      Открыв окно настежь, Сэм пытается проветрить квартиру. Он выбрасывает то, что осталось от мяса и овощей в помойное ведро, и поворачивается к Наташе немного возмущённым.       — Уж лучше бы этим занимался я.       Наташа разводит руками. По паспорту она Романова. Наташа Романова. Этот факт никто не знает, кроме её лучшей подруги. И Сэм узнаёт об этом случайно, когда видит тату её инициалов прямо у неё на шее. Случайно.       — И зачем тебе это? — он бестактно указывает на шею. Она пожимает плечами с улыбкой.       — Чтобы помнить.       — Своё имя? — Сэм почти смеётся, а потом понимает, что тем самым не дал Наташе объясниться. После она уже и не хочет об этом говорить. И их занимает обдумывание альтернативного ужина, пока Баки не вернулся и не устроил им всем kyzkiny myat.       За размышлениями проходит не одна и не две минуты. Нат кокетливо усаживается прямо на стол. И Сэм вообще-то бы за такое устроил нагоняй каждому (без шуток), но в этот раз просто смотрит с улыбкой. Его забавляет она. Напоминает старую знакомую.       Есть такие люди, общение с которыми всегда кажется привычным. Сэм чувствует себя рядом с ней расслабленным. И она это видит. Подзывает его ближе и целует во второй раз. Вот тебе он и принял решение сам. Когда он расстёгивает её рубашку, он даже не думает о последствиях. Не думает о том, что надпись «занято» всё ещё есть.       Это ловко — манипулировать людьми. Давать им видимость ложного выбора. Сэм, к своей чести, пытался сказать себе и своим желаниям нет. А вот теперь он передумывает и позволяет вольности, а успокаивает себя мыслью, что все они свободны.       Он даже не сразу слышит, как хлопает входная дверь и как кто-то идёт на кухню. Он к этому времени успевает снять с Нат бюстгалтер и прикусить её торчащий сосок. А потом где-то сбоку слышится кашель. И ей-богу, Сэм чувствует себя на месте Барнса. Теперь он понимает, почему тот оказывался в таких же ситуациях.       Ему и самому сложно удерживать себя в штанах. Сэм отстраняется, а Наташа поспешно одевается. И он замечает ещё синяки. Ещё.       Джеймс, как ни в чём не бывало, проходит на кухню и прямо рядом с Романовой ставит пакеты с едой.       — Я так и знал, что всё сгорит, — произносит Джеймс отчётливо. А потом смотрит на Сэма. — Ты ведь любишь Гавайскую пиццу?       Сэм кивает. Неловко прочищает горло и повторяет:       — Да, да, люблю. Нат, останешься на ужин?       — Я…       По всей видимости, это незавершённая фраза значит: я не думаю, что это хорошая идея. Сэм, признаться, думает также. Один только Баки видит ситуацию с другой, неудобной ему, стороны.       — Оставайся, — всё также спокойно произносит Барнс. И оба, — что Нат, что Сэм, — чувствуют в этом подвох. Слишком опасное затишье. Но ужин проходит мирно. А вот потом, да, Баки выставляет Наташу за порог. Сэм хочет за ней пойти, но Баки одним взглядом заставляет его замереть на месте. Баки сам следует за Нат, а когда возвращается, выглядит вполне довольным.       Сэм снова ошибается в выводах насчёт Баки.       — Знаешь, — говорит потом ему он, — нам стоит ещё позвать Нат на ужин. Правда?       Уилсон, конечно, кивает. Но его мнение, что это плохая идея, так и не меняется.