Всё лучшее умножается на три

      Сидит и молча смотрит в гладкую поверхность стола, со стороны кажется, что и вовсе спит, находясь в таком вот положении. Но нет, не спит. Дышит как-то тяжело, загнанно. Видимо, в мыслях убегая от чего-то такого, что заставляет его чувствовать стресс.       Сэм поддерживает молчание лишь первые минуты, потом он ставит чай поближе и мягко зовёт. Он знает, что Баки пугать чревато, поэтому действует осторожно. Жаль только, что это никак не спасает. Гнев Баки немилостив.       — Что-то случилось? — Сэм делает первый шаг. Баки продолжает смотреть в сторону. — Мне кажется, что нам стоит сейчас поговорить, пока не поздно.       — Поговорить о чём, Сэмюэль?       Полное имя Барнс произносит чаще всего, когда недоволен. Он не всегда выражает недовольство взглядом или голосом, порой это видно по тем словам, которые он произносит. Имя Сэма звучит как предупреждение. И Сэм становится ещё более настороженным, чем обычно.       — О том, что мы всё ещё можем действовать сообща.       — Тебе не стоит вмешиваться в мои дела, я справлюсь, спасибо.       — Бак…       — Я сказал, не вмешивайся! — Баки кулаком ударяет по столу. Он как сбежавший герой из семейной драмы, и он в чужом доме устанавливает свои правила. Чашка с чаем подпрыгивает, звонко снова оказывается на столе. И Баки, очнувшись от бреда, поднимается, и, держась за всё, что попадается под руки, идёт в коридор. Сэм где-то у порога хватает его за плечо, за что и получает слабый удар по тыльной стороне ладони. Но секундой после, Сэм уже чувствует крепкие объятия, которые поначалу кажутся угрожающими. А потом… очевидно, не кажутся, раз Сэм обнимает Барнса в ответ, похлопывает его по плечам.       — Может, ты расскажешь мне, что происходит?       — Я не знаю, Сэм, я не знаю.       Сэм верит: Баки действительно не знает. Баки действительно запутался в собственной правде. Сэм не должен в это вмешиваться, но он не может стоять в стороне.       Баки отстраняется, чтобы уйти, а уровень стресса подскакивает и мысли в голове собираются такие идиотские, будто что-то плохое в этом доме может произойти. И Сэм тянет Баки обратно, в крепкие объятия и, рискнув, он целует его сам. Первым. А когда получает ответ (и это не чёртов удар в челюсть), просто забирается руками под одежду.       До спальни так и не доходят. Валятся на излюбленный диван в гостиной, снимают одежду. И всё целуются и целуются. От Баки всё ещё пахнет каким-то паршивым виски. Немного дымом. А ещё — отчаянием и болью. Сэм знает, какими на вкус являются эти чувства. Они кислят, горчат и разъедают кожу, а вместе с ней — и всё хорошее.       — Эй, тише, ковбой, — Сэм усмехается, когда Джеймс хватает его за бёдра и тянет к себе поближе. Он делает это резко и внезапно. Сэм просто оказывается на спине, а затылком ударяется о подлокотник. — А то я так и до утра не доживу.       Баки скалится и всего на мгновение выглядит виноватым. А потом, как ни в чём не бывало, он проталкивает пальцы Сэму в рот, — и на этом все извинения. Впрочем, это не так уж и страшно, потому что в итоге им двоим оказывается не так уж и плохо, скорее, совсем наоборот.