Всё лучшее умножается на три

      Жизнь Баки похожа на череду слов, имеющих между собой единую связь — эмоциональную. Диапазон этого всего ограничен раздражением, да и только. Люди, баки, вилки, разговоры, личное, общее, острое, частное. И всё вместе — жизнь.       Уходя выпить с Рамлоу, Баки думает, что поступает правильно, но после двух пинт пива разговор становится опасным. Он достигает такого напряжения, что Баки кажется, будто Рамлоу ему давно знаком. Но что к чему — Баки не особо и понимает, хотя и считает себя человеком не глупым.       Но вот, что его привлекает — так это слова Брока о заключении и военнопленных. Он говорит так, будто хочет о чём-то напомнить Джеймсу, а тот, как ни старается, никак не может вспомнить что к чему. Вроде бы и есть в этом всём смысл, но он ускользает от Баки, и тот, прервав их разговор, спешит домой. Толком и не прощается, просто говорит, что ему пора — и уходит прочь.       — Был рад повидаться, — звучит ему вслед насмешка. Баки даже не оборачивается.       А потом какое-то время он блуждает по улице, осматриваясь по сторонам. Он чувствует нарастающее напряжение. И даже, когда оказывается дома, ближе к двенадцати ночи, он всё никак не может успокоиться.       Что-то не так. Баки хмурится и отправляется на кухню найти хоть какое-нибудь лекарство. Алкоголь в его крови почти теряет свою власть. И Баки даже не чувствует головокружения. Только боль, мысли и гул в груди.       — А вот и ты, — Сэм у порога выглядит возмущённым. Суть этого недовольства Барнс всё равно не понимает, поэтому он и молчит. Надеется на то, что Сэм уйдёт, а он продолжает мелькать перед глазами и что-то ему говорить.       У Баки голова, как кадушка. Черепушка не справляется с давлением и вот-вот лопнет, а Сэм этого не хочет замечать. У него, понимаете ли, свои проблемы и волнения. Баки рычит ему:       — Оставь меня в покое.       А Сэм ещё шире раскрывает свою пасть, извергая какофонию звуков. Баки не может удержать себя на месте, он подрывается и в два счёта сбивает Сэма с ног. Он ему повторяет заткнуться, пока сам коленями сжимает его бедра, не давая уйти и сдвинуться с места. Баки удобно: он возвышается сверху. А вот Сэм в опасной близости от пола, к которому можно приложить его голову. Будь рядом грёбанные вилки, Баки бы ему показал, как легко за пару секунд лишить человека глаз.       Впрочем, Баки полагает, что такое можно провернуть и с ложками. И с ножом. И с чем угодно. От этого становится не по себе. Куда ни глянь — опасность. Куда не сунься — люди. И не все из них добры, и мало кто из них честен.       — Kurwica! * (*прим. автора: блядство!)       Джеймс хочет сбежать, но Сэм подсекает его ноги и валит на пол рядом с собой. Можно было бы описать эмоции Сэма, как раздражение и недовольство, но Баки не так-то прост и он понимает, что Сэм вне себя от бо́льших чувств.       Баки упорно продолжает молчать и смотреть на него. Со злостью, недовольством и отчаянием во взгляде. Он хочет попросить помощи, но не может, потому что просто-напросто не знает, с чем конкретно ему нужно помочь. Это кажется знакомым. Кажется привычным и понятным с первого взгляда.       Баки пытается вспомнить что-то важное, но ничего так и не приходит ему на ум. Зато Сэм начинает смеяться, прижимая ладонь к своему лбу.       — Чтобы завтра же тебя не было в моём доме, понял? — говорит он. И Баки понимает: этот смех был не шутки ради. Он поднимается на ноги и кивает. Пожалуй, ему нужно сейчас уйти. Нужно побыть одному.       Сэм остаётся лежать на кухонном полу. Баки же уходит и валится на кровать в гостевой спальне. Они не разговаривают ещё целые сутки, в течение которых Барнс собирает свои немногочисленные вещи. Только свалить ему так и не удаётся.