Звезда моего моря

      Мы и не заметили, как подобрался ласковый август. Не так отчаянно палило солнце, ведь осень была уже не за горами, однако вода в море была теплейшая, потому купаться можно было хоть каждый день в своё удовольствие, чем мы и пользовались, ежедневно посещая пляж. Махаон хоть и прожил здесь всю свою сознательную жизнь, но ему отчего-то купаться не надоедало – напротив, он с такой охотой первым лез в воду, что я за ним и не всегда не поспевал. Да, вода словно была его домом: он мог плавать и нырять, кажется, целый день без устали, в то время как я довольно скоро замерзал и выходил из воды. Он же не следовал за мной, частенько он оставался в море и продолжал исследовать дно, ведь он явно привык купаться в одиночестве и никаких неудобств или скуки при том не ощущал.       Я сидел на камнях, подставив лицо солнцу, жмурясь и чувствуя, как волосы мои становились все легче и легче оттого, что так скоро высыхали. Одним глазом я лениво наблюдал за радостно плещущимся в воде Махаоном, временами еще посматривая в левую сторону, вдаль по берегу – где-то вдалеке тремя точками сновали туда-сюда мальчишки, которые, взобравшись на камни, что-то усердно искали в расщелинах. То ли крабы их так заинтересовали, то ли еще какая живность, этого уж не знаю, ясно лишь было то, что дело это их чрезвычайно занимало, да так, что они ни на что и внимания не обращали. Впрочем, кто их тут мог потревожить, кроме нас? - Что-то молодые люди нас сторонятся, - произнес я, когда Махаон, выйдя из воды, подошел ко мне, при этом переминаясь с ноги на ногу – после холодной воды камни на пляже казались раскаленными. - Не нас, а меня, - он резко помотал головой, при этом обдав меня брызгами воды, - я с ними говорить пытался. Хотел их спровадить с этой пещеры, чтобы они туда не лазили больше… - он запустил в волосы руку, ероша их. - Предчувствую, что они никакого особенного внимания на Ваши слова не обратят.       Махаон вздохнул коротко и пожал плечами – кажется, он действительно сделал все, что мог, учитывая еще то, что юноше было трудно говорить хоть с кем-то кроме меня. Это я заметил еще давно, хотя бы по тому, что он никогда не водил меня в места, где были другие люди. Ему было почти неловко говорить с ними, только лишь на рынке он как-то справлялся с этой задачей, ведь без этого было никак не обойтись.       Он сел рядом со мной на камни, запрокинув назад голову и прикрыв глаза. Я же продолжал наблюдать за мальчишками вдалеке. Хорошо было. Воздух был не тяжелый, дышалось легко. Все словно замерло вокруг, море было тихим-тихим – оно шептало что-то только лишь у самого берега, разбиваясь мелкими барашками о камни. - Сегодня был такой красивый рассвет. Алый, почти кровавый. Только очень уж быстро растворился в синеве, - услышал я внезапно его голос, - видели? - Нет, я так рано не просыпаюсь, - ответил я. - Не страшно, - улыбнулся юноша, повернувшись ко мне лицом.       В тот день мы недолго пробыли на пляже, ибо нам хотелось погулять. Уже почти поднявшись наверх, Махаон внезапно остановился и посмотрел куда-то вдаль с прищуром. Я посмотрел в ту же сторону, но ничего не заметил, потому он произнес: - Забрались все-таки. Снова.       Мальчишки уже были почти наверху, добирались к пещере. Очевидно, они пошли туда почти сразу, как потеряли нас из виду. Мне от этого было почти смешно – я помнил себя в детском возрасте, мне тоже нравилось изучать опасные места, в особенности те, куда ходить запрещалось. Махаон же нахмурился, затем отвернулся и зашагал вверх по лестнице. Ему все это явно не нравилось. Я мог его понять – это место было для него чем-то очень личным все же, потому естественно, что нахождение там «чужих» столь волновало его.       Мы гуляли до самого вечера – на пляж возвращаться не стали, так как я решил, что моему спутнику нечего лишний раз тревожиться из-за мальчишек. К концу почти нашей прогулки мы дошли до поля, пестрящего сочной зеленью и яркими желтыми красками – тяжелые головки подсолнухов смотрели в небо. Затем, пройдя его, мы вновь очутились на небольшом лугу. Цветов здесь было много меньше, чем раньше, трава заняла большую часть земли. Однако все еще везде летали самые разные насекомые. - Где же мое… - он, смолкнув, всматривался внимательно в траву какое-то время, затем повернулся ко мне, - бабочек почти нет. - И вправду, - бабочек действительно стало меньше, - хотя одну я вижу совершенно отчетливо.       Мы встретились взглядами. Махаон посмеялся негромко, затем улыбнулся и кинулся в траву. А я, почувствовав внезапно в себе прилив жизненной энергии и поняв, что мне так еще долго придется стоять, если я его сейчас потеряю из виду, бросился вслед за ним. - Догоняете? Ну, ловите! – крикнул он.       Ему бежать было проще – легкая походка и быстрые ноги делали свое дело. Однако я, обуянный неясным чувством восторга, не мог допустить и мысли о том, что надобно остановиться. Я бежал за ним, словно малый ребенок за бабочкой, и никак не мог поймать его, никак не мог приблизиться, ведь он постоянно ускользал от меня. Трава была прохладной, потому бежать было даже приятно несмотря даже на то, что какие-то колючие травы все пытались задеть и ранить мои ноги, дабы меня остановить.       Однако вскоре Махаону надоело бегать – он внезапно остановился, посмотрел в небо, а затем упал в траву. Я, пытаясь отдышаться, уже шагом подошел к нему. - Устали? – спросил я, чуть наклонившись.       Он, раскрасневшийся от быстрого бега, тяжело дышавший, с задравшейся рубашкой, кивнул довольно, облизнув пересохшие губы, и начал смотреть куда-то вверх, в небо. Я сел в траву рядом с ним. Сорвал стебелечек. Начал рассматривать, затем зачем-то сунул травинку себе в рот, начав покусывать. Острый травяной вкус с небольшой горечью не казался противным, скорее наоборот - удивительным. Воздух постепенно становился прохладным, как всегда и бывает вечером, на лугу же было совсем свежо и хорошо. Уходить не хотелось. - Сколько тут фиалок, - произнес вдруг он негромко, еле касаясь пальцами сиреневатых слабых цветков, - никогда столько не было. - Да, много, - согласился я, заметив, что нежные лиловые лепестки мелькают то тут, то там в темной траве. - Чудно.       Какое-то время мы молчали, смотрели на луг, цветы, насекомых вокруг, на небо и друг на друга, наслаждаясь тем, что просто находимся здесь и сейчас вместе и можем видеть все это. Вроде бы все было таким простым и понятным, однако при том удивительным - стоило лишь посмотреть подольше, чтобы понять это, чтобы поймать то самое чувство. Несомненно, это все для кого-то было обыденностью, для нас же - чем-то особенным. - Я так люблю жизнь, - он перевернулся на живот и посмотрел на меня, - я люблю все это! Люблю песни моря, еще запах воздуха и шелест травы, люблю нежные цветы, а еще насекомых люблю и… и… я все здесь люблю, понимаете? Я здесь родился и вырос, я вижу многое из этого каждый день, но каждый день все это меня удивляет, ведь создал же Бог все это, каждое малое растеньице. Как можно не восхищаться одному существованию всего этого? Оно же все цветет, пахнет, говорит – все на разных языках, по-своему, но так красиво. Даже когда у меня нет никакого настроения и я перестаю все это замечать, то это ненадолго. Стоит просто… посмотреть. Внимательно. Понимаете, да? Вы же тоже видите, верно? - Я вижу. Все верно говорите, так все и есть. Знаете… людям трудно обращать внимание на подобное, ведь у них в голове для такого совсем нет места. Разве будете обращать внимание на то, как пахнет трава, если вы погружены в работу? То-то же. - Но Вы ведь обращаете. - Вы научили меня, потому и обращаю. - Нет, совсем нет. Каждый умеет. В детстве все могут, все очаровываются, а потом… будто забывают, каково это. А нельзя забывать ведь, нельзя. Нужно хранить в себе это умение, подкреплять его, беречь, это ведь самое ценное. Нужно уметь очаровываться… - он закрыл глаза, вдохнув полной грудью воздух. Я лишь улыбался – для него уже все было понятно, секрет жизни был разгадан, он был уверен в своей правоте и в том, что все так и устроено. И я не мог спорить с ним, ведь в его мире действовали именно такие законы. А я как раз и оказался в его мире, волшебном, удивительном мире. - И все же пора домой идти, - я почесал руку, - комары кусать начали.       А Махаона, может быть, даже комары не беспокоили настолько, насколько меня. Но все же он согласился со мной, а потому мы вышли с луга на дорогу. Следовало бы прощаться, но мы почему-то медлили, просто стояли и снимали с себя жуков и траву. Первым подал голос юноша: - Завтра, кажется, ветер будет. Может даже шторм. - Видимо, завтра не придется купаться… - Отчего же? Очень даже можно, в волны даже веселее будет. Смотря какие, конечно, волны, но по мне так в любые можно плавать, если уж умеешь с водой обращаться. - Это вы умеете, я ж не как Вы, - отмахнулся я, - Вы-то не хуже дельфина плаваете. - Зря хвалите, - но по улыбке в уголках его губ я понял, что ему такое слышать приятно, - увидим, что завтра будет. Было бы хорошо, если бы шторм небольшой совсем, так, чтобы немного были волны. Давно не было такого, душа просит волны, - он посмотрел куда-то в сторону моря мечтательным взглядом. Я молча согласился, отметив, что, если уж в воду я не полезу, то поглядеть будет любопытно. На том мы и расстались.