Звезда моего моря

      Что-то переменилось в нашем общении с того случая – что именно, я уже уловить никак не могу, но мне казалось теперь, что Махаон для меня не такое уж и непонятное и загадочное существо – я видел его, понимал, о чем он говорит, чувствовал то же самое и был даже несколько счастлив. Мы виделись каждый день, юноша уже не сбегал от меня так часто, потому мы могли подолгу гулять и беседовать о чем только душе угодно. Это было действительно прекрасное время. Одно лишь немного огорчало – Махаон тревожился из-за регулярно приходящих на пляж мальчишек, которые, облюбовав данное место, явно никуда уходить не собирались, исследуя каждый его уголок, в котором могло находиться хоть что-то для них любопытное. Они приходили, собственно, даже не каждый день, но мой юный друг очень уж беспокоился.       Я ведь толком и не чувствовал, что хоть как-то внутренне изменился, ибо никакого внимания на это не обращал. Но мне, впрочем, довелось понять это одним поздним вечером.       Тогда я сидел за рабочим столом и усиленно работал над переводом. Остались последние страницы, последние абзацы, последние предложения – и вот, точка, я закончил! Кипа бумаг на моем столе свидетельствовала о прошедшем времени, проведенном за прилежной работой, и я просто не мог не гордиться своими успехами, ведь, подумать только, я успевал работать даже на отдыхе.       Я вышел на улицу. Посмотрел на небо, усыпанное ярчайшими звездами. Вдохнул полной грудью. Вечер и ночь на юге были неизменно красивы, а потому я вновь расплылся в невольной улыбке, чувствуя, как все мое существо переполняет вечерняя прохлада. Что тут сказать, я был в восторге – теперь я мог даже и не думать о работе и посвятить всего себя отдыху. Когда я заканчивал этот перевод, я уже не чувствовал былого рвения к работе и былой раздражительностью из-за того, что что-то могло помешать моей бурной трудовой деятельности. Теперь я заканчивал перевод только для того, чтобы быть полностью свободным от обязательств, которые сам же, собственно, на себя и взял. Теперь я не прикрывался работой для того, чтобы не общаться ни с кем и просидеть весь отдых в домике, спасаясь от "убийственного южного климата".       А всего через каких-то два дня я сидел дома на кровати и смотрел абсолютно пустым взглядом на телефон. Нет, это не был звонок из дома, это не были друзья или же родители. В другом было дело…. Как выяснилось, мне нужно было сделать еще один перевод. Я отправил первый с мыслью о том, что я теперь свободен, тут же отправившись гулять на целый день с Махаоном, ни о чем не думая, до самого позднего вечера. Потом же мне позвонили, расхвалили за страсть к работе, чем я, конечно же, был доволен, а потом внезапно сообщили тоном крайне деликатным, но холодным, что раз уж я могу работать отсюда, то мне не помешало бы взять еще один «интересный текст», за который мне хорошо заплатят и который нужно было выполнить в кратчайшие сроки, буквально за месяц. Я не успел ни согласиться, ни отказаться, как на меня уже самым наглым образом буквально повесили эту работу, а следом положили трубку, нарочито участливо попрощавшись.       Я сидел и думал. Ранее такое предложение показалось бы мне невероятно хорошим делом, за которое следовало бы взяться, однако сейчас я не чувствовал никакой радости, ведь это значило, что из домика я теперь выбираться буду крайне редко. Во мне, честно сказать, эта весть никаких положительных чувств в целом не вызвала, не то, что радости, более того, просидев и продумав над этим час, я понял внезапно, что я нахожусь в состоянии крайне расстроенном. Дело было поздно вечером, потому я решил, что так много думать над проблемами будет вредно для здоровья, посему в голове родилось лишь одно логичное решение – пойти спать, а на завтра уже подумать об этом на свежую голову получше и решить, что с этим делать. Ложился я с просто-напросто отвратительным настроением - и при этом я был не в силах ничего с этим поделать.       Наутро думать стало действительно легче. Я вышел с чашкой зеленого чая на террасу, чуть щурясь от неярких солнечных лучей, просеивающихся через густую листву растущего на участке дерева. Попробовал чай, обжегши губы, и поморщился. Тихое утро, запах заваренных трав и чистое небо над головой создали в моей душе такое умиротворение, которое вряд ли могло просто так исчезнуть. Было так хорошо, что не хотелось уходить, не было никакого желания заниматься хоть чем-то стоящим, потому я продолжал стоять, опершись на дверной косяк, и смотрел на пейзаж передо мной, наслаждаясь всем вокруг меня происходящим.       Затем же я развернулся и посмотрел задумчиво в темнеющую глубину дома. Подумал еще немного и усмехнулся - «Разве я могу позволить кому-то меня эксплуатировать? Я на законном отдыхе, лечусь фактически, так разве имеет ли хоть кто-то право меня беспокоить?». Решительно допив одним глотком содержимое чашки, я вытер губы и шагнул в дом, с шумом закрыв за собой дверь.       Уже через час я шел, заложив руки за спину, к утесу. Никакой тревоги в душе, словно бы ее и не было никогда. Был ли я доволен тем, что сделал? Определенно. Однако, как водится, я не был полностью уверен в правильности своих действий – в конце концов, должно ли мое временное помешательство мешать работе? Но стоила ли того эта работа, если меня не могли оставить в покое даже на заслуженном отдыхе при моем нервическом состоянии?       Я дошел до утеса, спустился вниз. Не успел я и глазом моргнуть, как возле меня вдруг нарисовалась фигура Махаона, который был явно чем-то крайне взволнован. В глазах его отражалась растерянность, почти отчаяние. - Они там, на скале, они нашли… - он, потянув меня за руку, указал кивком в сторону скалы, поджав губы. - Они забрались в пещеру? – уточнил я, предчувствуя, что более Махаону было переживать не из-за чего.       Юноша кивнул. Затем посмотрел обеспокоенно наверх. Вновь посмотрел на меня моляще, так, словно бы я мог что-то поправить, но я, к сожалению, не был в силах сделать это. В конце концов, не стал же бы я прогонять мальчишек, скала никому не принадлежала и они могли находиться там столько, сколько их душе будет угодно. Тем более уж я никогда не умел ладить с детьми, потому мне было бы трудно упросить их перестать посещать данное место.       Махаон сел на камни, уронив голову в ладони. Я опустился рядом, с сочувствием похлопав того по спине. - Жалеете, что потеряли такое место? – спросил я.       Он не спешил с ответом, но в итоге все же кивнул с неуверенностью. - Да, понимаю. Бывает, что люди раздражают только своим присутствием где-то. Я многих людей, честно говоря, на дух не переношу.       Он внезапно поднял голову и посмотрел на меня озадаченно, затем помотал головой. - Они не вызывают во мне гнева. Просто… жаль немного, что они не поймут, где находятся. Я о другом тревожусь. Там высоко, слишком высоко. Они нашли безопасный путь наверх, но я же знаю, что рано или поздно они поползут по камням, потому что так будет быстрее. Даже то, что они наверху, уже опасно, а уж лазить по скалам есть форменное самоубийство. - Так Вы боитесь, что они… сорвутся?       Юноша вновь посмотрел в сторону скалы. Затем кивнул задумчиво. - Так вряд ли они разобьются насмерть, - я попытался было его успокоить, - сорвутся, ушибутся и поймут, что там находиться не стоит. - Можно и насмерть, - произнес он, - я знаю это место достаточно хорошо, чтобы говорить так. Я и сам срывался несколько раз, чудом жив остался. В последний раз я зацепился за камень одной рукой, если бы не вышло – упал бы на скалы. Руку тогда рассек, до сих пор след есть. Сейчас я, конечно, знаю куда лезть и куда ступать, но они ведь понятия не имеют о том, что творят.       Он говорил об этом спокойно, так, словно бы его нисколько не тревожили воспоминания о том, насколько близко он был к смерти. В его голосе скользила лишь прежняя досада, но ничего более я в нем не обнаружил. - Вы так спокойно говорите об этом, словно бы и не с Вами было, - не мог не изумиться я. - Так а что же переживать? Не убился и хорошо. Я не боюсь смерти, - он пожал плечами, - у меня к ней особое отношение. Однако они... вряд ли они хотели бы погибнуть по глупости в столь юном возрасте. Мне так жаль, что они не понимают опасности… - Не боитесь своей смерти, однако за других переживаете. - Почти так, - произнес он, смотря в сторону скалы, - сейчас там не слишком страшно, однако… - он резко смолк и махнул рукой, - пойдемте лучше на прогулку, мне все эти беседы не нравятся. Я Вам лучше покажу кое-что, идемте?       Оставаться здесь было бы действительно не лучшим решением с нашей стороны, ведь Махаон никак не мог успокоиться, пока у него перед глазами маячился его скала с находящимися на ней мальчишками. Мы направились прочь с каменного пляжа. Как только мы поднялись наверх, Махаон повел меня за собой, я почему-то решил, что мы отправляемся на песчаный пляж. Но вот показались домики и он, вместо того, чтобы свернуть к пляжу, повернул в другую сторону.       Мы пришли к кипарисовой роще. Я посмотрел на своего спутника – всю дорогу он молчал, сейчас тоже ничего не говорил, потому я начал рассматривать природу вокруг меня. Как оказалось, рощей это можно было назвать с трудом, ибо кипарисовых деревьев здесь оказалось не так уж и много – это был совсем небольшой участок земли, засаженный когда-то кипарисами и неизвестными мне раскидистыми кустами.       Мы пришли на небольшую поляну, на которой стояла в тени старенькая скамейка. Мы в таком же молчании сели. Я огляделся – место было действительно спокойным и скрытым от чужих глаз. Неяркий солнечный свет, скользящий сквозь листву, освещал это тихое местечко. - Кому принадлежит это место? – уточнил я. - Нам. Нашей семье. Мы его не трогали, оставили в том же виде, в котором было, - он откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза.       Кажется, его сейчас не следовало трогать и беспокоить по пустякам. Он мог бы прийти сюда один, несомненно, однако он все же взял меня с собою. Я понимал все это и ценил такое великодушие и доверие с его стороны, он ведь показал мне еще одно место, которое занимает особое место в его душе. Каждый раз, как он делал что-то подобное, я все больше чувствовал, насколько подобные вещи важны, какое они имеют значение.       Хорошо было. Тихий солнечный свет лился из-за стволов деревьев, но он был не столь навязчив, каким мог бы быть в полдень на пляже, потому как мы были укрыты деревьями и кустарниками от палящих лучей. Шелковистая трава была почти недвижима, не было даже малейшего ветерка. Я присмотрелся – в ней шныряли различные насекомые и пауки. Лимонная бабочка-поденка неровно пролетела мимо моих глаз и приземлилась в волосы Махаона. Она была почти того же цвета, потому быстро потерялась для меня на фоне его головы, замаскировавшись.       Юноша, почувствовав мой пристальный взгляд, открыл один глаз, решив, очевидно, что я смотрю на него. Я же кивнул головой на насекомое и произнес: - На Вас похожа. Желтенькая. - Точно, - произнес он, не торопясь сгонять ее с себя. Она посидела еще немного и улетела, взмахнув полупрозрачными крылышками в воздухе.       Мы понаблюдали за ней, затем посмотрели друг на друга. Махаон вдруг встрепенулся. - Ах да… - он, перегнувшись через спинку скамейки, вытащил внезапно что-то из-за неё, - Вам, кажется, нравилась папировка. Решил угостить. Он, бесцеремонно протерев яблоки рубашкой от пыли и грязи, протянул мне две штуки. Я поблагодарил его, после чего мы начали вдвоем хрустеть яблоками. - А я ведь сегодня… отказался от перевода, - произнес я задумчиво. - Так Вы ж уже закончили, как отказались-то? – не понял Махаон. - Мне предложили новый. А я позвонил и отказался. - Почему?       С ответом я не спешил, еще утром я сомневался в правильности своего решения, теперь же мне пришлось подумать об этом вновь. - Потому что в таком случае мне пришлось бы забыть про утес, про пляж и твою скалу. Это дело не на один день, тут пришлось бы работать месяц. И мне вряд ли бы удалось посвящать столько времени нашим долгим прогулкам вдоль берега и общению. Вероятно, я бы выходил из дома поздно вечером, прогуливался бы до моря и обратно, а после шел бы домой.       Махаон смотрел на меня внимательно широко распахнутыми глазами, почти не моргая, потому к концу своей небольшой речи я начал чувствовать себя немного неловко и путаться в словах, ибо никак не мог понять, отчего ж он так смотрит на меня. - И чего это Вы? – спросил в конце концов я. - Ничего. Вы просто даже не представляете насколько я рад слышать подобное от Вас, - он опустил взгляд вниз, улыбаясь, - Вы хотите быть со мной больше, чем работать. А я ведь знаю, насколько много значат для Вас эти Ваши переводы.       Не было смысла спорить с ним, ведь я уж давно понял, какую роль в моей жизни играет этот белокурый юноша, с которым мы общались два месяца, что казались мне сейчас вечностью. Какое же прекрасное чувство – сидеть рядом с человеком, которого ты знаешь, по сути, всего ничего, но который кажется тебе таким родным, что, кажется, вы всю жизнь провели бок о бок. И при этом же я прекрасно осознавал, что я не полностью понимаю его, не полностью открыл, а потому продолжаю изучать его, словно бы нечто диковинное. Иногда мне казалось, что я, общаясь с ним, разгадываю самую настоящую загадку. - С Вами лучше чем без Вас даже здесь, в месте, где мне нужна тишина и покой, - он вновь откинулся на спинку скамьи, - без вас мне было совсем одиноко. А сейчас… Я понимаю, почему для людей так много значат другие люди. Раньше мне это казалось преувеличением, но сейчас я все-таки понимаю. Вы можете мне пообещать одну вещь? - Какую? - Вернитесь сюда на следующий год. Я покажу Вам столько превосходных вещей! Конца июля и августа мне не хватит на это, честно. Я Вам еще столько показать хочу, Вы и представить себе не можете, - произнес он, улыбаясь и почти что по-детски заглядывая мне в глаза.       Как я мог отказать ему? Да и разве хотелось мне отказывать? Нет, я и сам готов был приехать в любой сезон, лишь бы с ним беседовать, смотреть, очаровываться и чувствовать себя таким вдохновленным, таким.... «Счастливым», - подходящее слово как нельзя кстати вспыхнуло в моей голове. Поэтому я произнес уверенно: - Вернусь. - Обещаете? - Обещаю.