Звезда моего моря

      Несколько дней стояла знойная жара, настолько изнуряющая, что я не решался даже выходить из дома, а потому имел возможность выйти только лишь вечером, когда воздух становился прохладнее и можно было хотя бы сделать глубокий вдох без неприятного ощущения недостатка кислорода в легких. Приятный легкий ветерок касался с нежностью моих волос, когда я сидел на легком стульчике на террасе и отдыхал от работы над переводом. Я заметил, что такие вечерние вылазки были весьма полезными для моего истощенного работой организма и мозга, ибо голова у меня стала болеть намного реже, чем ранее, чему я был несказанно рад. В конце концов, боль мешала моей продуктивности и моему желанию работать, а посему избавление от таких постылых ощущений казалось мне сказкой.       Верно, именно это убедило меня в том, что юг все же обладает какими-то целительными свойствами, а посему стоило бы почаще купаться и дышать морским воздухом по наставлению врача. Мысль об этом пришла ко мне в голову, когда я сидел в очередной раз на террасе, посматривая в сторону не широкой дороги, ведущей по направлению к тому самому утесу. По ней почти никто и не ходил, а оттого она словно бы манила, вызывая странное желание уйти по ней подальше от всех людей.       И вот, в день, когда жара спала, я самостоятельно поднялся с утра пораньше, затем, наскоро позавтракав и одевшись, я вышел из дома, отправившись по неровной каменной дороге в сторону утеса. Я был даже не то, что совсем недовольным, как это обыкновенно бывало, а оттого я даже чувствовал в себе присутствие некоторых положительных настроений, которые мне придавали какой-то бодрости.       Я вновь пришел на утес по прямой, никуда даже не сворачивающей, дороге и вновь остановился возле знакомого уже мне ограждения, положив на потеплевшие от лучей перила руки и задумчиво посмотрев вниз. Затем я отправился в сторону виднеющихся вдалеке домиков, дабы по той же лестнице, что и вчера, спуститься вниз.       На каменном пляже никого, как и предполагалось, не было, а потому я мог без всякого стеснения спокойно переодеться, а затем зайти в море, что я, собственно, и сделал. Вода показалась обжигающе холодной, когда я ступил в неё, по ногам и рукам моим побежали толпами мурашки. Я скрипнул зубами и с неприязнью поморщился, после чего тут же зашел подальше и нырнул смело в морскую пучину.       В воде было спокойно. Все звуки были приглушены. Я начал плыть под водой, заплывая глубже, дабы случайно не биться ногами о камни, о которые, к слову, можно было и здорово порезаться, и голову при нырянии расшибить. Отплыв достаточно далеко я, вынырнув и захватив ртом побольше воздуха, вновь ушел под воду.       Я открыл глаза. Внизу в медленном синхронном танце двигались нежные пушистые водоросли, растущие то тут, то там между больших камней самых разнообразных цветов: белых, серых, даже коричневых. Вода была чистой настолько, что я мог видеть все, что делается у меня под ногами. Косяк маленьких суетливых рыбешек с неприглядной серой чешуёй проплыл прямо у меня под ногами, тут же опустившись куда-то вниз. Довольно крупная рыба с широким лбом плыла возле моей руки, но я, попытавшись схватить её, лишь почувствовал движение воды возле пальцев – в следующее мгновение её уже не было возле меня. Ноги и руки казались белыми-белыми, настолько, что тело мое было выглядело неестественным среди всех этих подводных цветов.       Я вынырнул, жадно дыша и убирая мокрые волосы с лица пятерней левой руки. Купаться здесь мне нравилось много больше, чем на центральном пляже, вода у которого была мутная из-за постоянного поднятия песка со дна. Даже водоросли там казались скользкими и неприятными.       Мне внезапно стало холодно. Я поплавал еще немного, тщетно пытаясь согреться, но вскоре все же вылез, отфыркиваясь, из моря, тут же подрагивающими руками вытащив полотенце и, завернувшись в него, уставившись с невольным прищуром на стоящее в голубом небе солнце, греющее все сильнее и сильнее.       Вытеревшись наскоро и отложив полотенце, я сел на теплый камень, на котором я уже сидел ранее, решив обсохнуть естественным образом под лучами солнца. Возможно, это помогло бы придать моей коже хоть какой-то оттенок загара, так как пока что я был бледен, словно смерть, хотя провел здесь уже около двух недель.       Я был уверен в том, что теперь я остался один, так как никому, верно, из местных в голову бы не пришло прийти сюда за тем, чтобы посетить дикий пляж, когда в центре был другой, со всеми удобствами. Тем более жители ближайших домов, видимо, тоже не горели желанием купаться здесь – а впрочем, местные вообще не слишком-то любили воду. Я знал, что тем, кто здесь живет, это море было безразлично абсолютно, так как они его видели круглый год и имели возможность купаться хоть ежедневно. Отец мой был родом с этого края, я все детство провел здесь, так что я мог на примере своего ближайшего родственника наблюдать то, как местные относятся к «большой воде».       Ожиданиям моим не суждено было оправдаться. - Вы снова здесь, - услышав чужой голос откуда-то из-за своей спины, я вынужден был, вздрогнув от неожиданности, обернуться. Знакомый мне уже юноша сидел на кривом камне, выпирающем прямо из утеса, и смотрел спокойным взглядом на меня, при этом устроив подбородок на худом колене. Я в недоумении смотрел на него и никак не мог понять, в какой именно момент он спустился вниз и почему же я не услышал его шагов – создавалось ощущение, что он словно бы из-под земли вылез, настолько бесшумным был его почти что кошачий шаг.       Я, взяв паузу на то, чтобы осознать, что произошло, и заодно немного подумав над тем, что он произнёс, лишь с какой-то неловкостью кивнул в ответ и пожал плечами, так как я не знал толком, что же я мог ответить на подобную фразу. Я почувствовал себя странно, словно бы я не должен был здесь находиться, а это чувство уже вызвало во мне ожидаемое некоторое возмущение - в конце концов, разве я не имел права сюда пойти, если мне хотелось? Да и место это никому не принадлежало. Я выдохнул с раздражением и отвернулся, начав смотреть вновь в сторону моря так, словно бы потерял к собеседнику интерес. Впрочем, его это явно не смутило и он не был намерен так вот просто оканчивать разговор. - Люди ведь сюда не ходят, - произнёс вдруг он с некоторой задумчивостью, - а почему Вы здесь?       Он, ловко скользнув с камня вниз и приземлившись на ноги, тут же подошёл ближе ко мне и, сев рядом, прямо на гальку, начал тоже смотреть куда-то в сторону моря, так, словно бы он и не задавал никакого вопроса и ответа от меня не ждал вовсе. В этой манере поведения я не столько видел, сколько чувствовал нечто странное, а потому меня это приводило в состояние лёгкой нервозности и беспокойства, потому не удивительно, что я уже успел пожалеть даже о том, что я позволил ему завести со мной разговор. Однако грубить и выставлять себя невежей мне не хотелось вовсе, потому я все же ответил, пусть и не без некоторых ноток недовольства в голосе: - Потому и здесь. В городе слишком много людей, а тут тихо и спокойно. Даже в некотором роде красиво, - я вспомнил вдруг про то, как выглядел городской пляж, а потому решил все же сказать о красоте дикого.       Честно сказать, я и не думал, что он поймёт меня - в конце концов, юноша в его возрасте вряд ли искал спокойствия от этой жизни, ведь в этот период в молодых людях играет кровь, им нужны приключения, авантюры и общение. Так разве мог он почувствовать то, что чувствовал я, и оценить необходимость тишины в жизни человека?       Однако он неожиданно для меня кивнул, взглянув с недетским пониманием прямо мне в глаза, а затем произнёс, отведя взгляд в сторону: - Да, тут хорошо, лучше, чем в городе. Это не самое любимое мое место из всех, что я знаю, но оно мне все-таки нравится, я сюда часто хожу. В каждом месте есть что-то красивое… Здесь купаться хорошо, верно?       Он посмотрел на меня, мои все еще влажные волосы, которые не успели высохнуть под солнцем, а затем мягко улыбнулся. - Верно, - кивнул я, решив этим и ограничиться.       Он, даже не ответив ничем на мою фразу, начал пытаться перевернуть камень пальцем большой ноги, при этом с явным сосредоточением наблюдая за своими же действиями. Я, устав глядеть на не меняющееся никак море, перевел взгляд на его ноги – босые, испачканные грязью и зеленоватыми пятнами от растений, иссеченные тонкими царапинами от травы. - Отчего ж без обуви? – уточнил я.       Он с удивлением распахнул свои большие голубые глаза, посмотрев на меня так, словно бы я какую-то глупость спросил. Однако следом он улыбнулся, опустив взгляд, словно бы вспомнив о чем-то, и покачал при этом еле заметно головой. Затем он повел плечами и, взяв камешек в руку, произнес: - Вы когда руками что-то трогаете, вы ведь чувствуете, холодное оно или горячее, твердое или мягкое. Вот этот камень теплый и твердый, я это чувствую пальцами. А я вот положу его на землю, надену на ноги обувь, пройдусь по нему и не пойму даже, что это был за камешек такой. Понимаете? - Понимаю, - кивнул я, хотя вряд ли я на самом деле что-то понимал в тот момент, - так зачем же нужно понимать, холодные камни или горячие? - А как иначе? – произнес он, даже не посмотрев мне в глаза, - Нужно же знать, по чему ходишь. Все такое удивительное…       Я смотрел на него и не знал, что и думать. Он, склонив голову с пушистыми отливающими на солнце золотом волосами вниз, перебирал камешки в руках с видимым интересом. Я не мог понять, то ли он еще был совсем ребенок, то ли он просто был немного не в своем уме, так как такие размышления были для меня чем-то очень уж странным, если не сказать глупым и бессмысленным. Я не видел ровно никакой прелести в ходьбе босиком там, где в этом не было необходимости и определенного удобства, как, например, на песчаном пляже.       Затем он вдруг поднялся с места и, отряхнув сзади обрезанные до колен брюки, произнес, чуть склонив набок голову: - До встречи.       После сего он, что-то тихонечко насвистывая себе под нос, направился в противоположную от лестницы сторону, туда, где он скрылся и в прошлый раз, при этом оставив меня в полном недоумении. Все его слова, действия были странными, все они вызывали в нем какое-то смутное чувство растерянности, но вместе с тем я понимал, что не испытываю неприязни к этому маленькому человечку, который вновь пришел сюда и, встретив меня, решил поговорить немного со мной. Пусть вначале я и думал, что он станет большой помехой для моего отдыха, но сейчас я ясно чувствовал, что никакого недовольства внутри меня не сидит.       «Вероятно, море действительно обладает целительными свойствами», - только так я мог объяснить свою реакцию, ибо я был уверен в том, что, встреть я его до купания, я бы непременно расстроился или даже разозлился из-за того, что меня, ушедшего специально подальше от людей, посмели побеспокоить.       Я шел домой с мыслью о последней фразе юноши. Отчего же он был так уверен в том, что я вернусь и пожелаю с ним разговаривать? Я не понимал этого, но если уж я вернусь на дикий пляж, то так оно вновь и получится и мы снова встретимся, так как он, видно, появлялся там примерно в то же время, что и я.       Впрочем, надолго эти мысли не задержались в моей голове – мне нужно было думать о чем-то более важном, а именно о моем переводе, который нужно было все же доделать во время моего отдыха, а потому я буквально из кожи вон лез, дабы закончить его пораньше.