***
Надолго я на рынке не задержался – вскоре я, приобретя все, что мне было необходимо, отправился домой, даже не думая о той случайной встрече. Я шел под полуденным солнцем, чувствуя, как голову мою нещадно палят июньские жаркие лучи, от которых не спасало даже укрытие под вьющимися кудрявыми виноградниками. Пыль от дорог, по которым я шел, мешала мне и напоминала о том, что я видел что-то подобное и у себя дома, а посему это все навевало мне лишь неприятные мысли о том, что смысла в моей поездке не было никакого. Но, дойдя до спасительного прохладного дома и опустившись с самым измученным выражением лица в кресло, я, вытирая полотенцем крупные капли пота с моего лба и тяжело дыша, стараясь почти не шевелиться, понял внезапно, что толку никакого и не будет, ежели я буду продолжать сидеть мышью в темном углу своего дома и никуда не выбираться. Я и большую воду толком-то ни разу не видел, так как я мог убедиться в её целительных свойствах? В тот же час мною было принято решение о том, что мне следовало бы выбраться наружу и выкупаться в море, дабы хотя бы как-то оправдать эту поездку – не мог же я, в самом деле, провести все это время у себя дома. Через несколько часов я действительно вышел из дома и, заперев его на ключ, отправился прямиком в сторону моря, на центральный пляж, ибо я знал лишь одну дорогу к воде и никакой другой воспользоваться бы и при большом желании не смог – город я знал не так уж и хорошо, а воспоминания из детства, проведенного здесь, были слишком смутными, чтобы хоть как-то помочь мне. Идти пришлось долго, достаточно долго для того, чтобы даже устать и пожалеть о самой идее купания, но все же я смог, конечно, не без усилий дойти до пляжа. Народу было много, люди были буквально везде, везде я видел пытающихся скрыться под зонтиками от лучей солнца приехавших на курорт барышень, везде я видел опаленные солнцем красные тела и бегающих по песку кричащих от переполнявшего их восторга маленьких детей. Шум. Много шума, который меня не устраивал, но выбирать мне не приходилось, а потому я все же решил, не обращая ни на что внимания, исполнить цель своего прихода сюда и искупаться. Когда пальцев ног моих коснулись ледяные воды, я понял, что удовольствия я никакого не испытаю – вода была невозможно холодной. Но все же я, надеясь привыкнуть, начал осторожно заходить дальше, чувствуя, как мимо ног моих скользят мягкие и скользкие пряди тины, напоминающие мне волосы русалок. Я лишь поморщился еле заметно, сведя устало брови и понимая, что я никак не смогу исправить ситуацию, затем посмотрел с некоторым прищуром на солнце в чистом небе и, коротко вздохнув, сделал пару широких шагов, нырнул резко в прохладные воды. Дыхание перехватило от восторга и холода, когда тело мое оказалось полностью погруженным в холод. Воспоминания из детства ударили в голову. Я, опустившись на дно и коснувшись ладонями приятного песка, мгновенно оттолкнулся ногами от него и вынырнул наружу. Было не так глубоко, если даже не сказать мелко, а потому это заняло у меня какие-то секунды. Поднявшись на ноги я, поправив волосы, понял вдруг, что на воздухе стоять было чересчур неприятно, ибо от небольшого ветра на коже моей невольно рассыпались точки мурашек. Пришлось тут же опуститься в воду по плечи и поплыть навстречу глубине – при движении становилось теплее. Я заплыл поглубже, туда, где мои ноги уже не касались дна, посмотрел вниз, но от идеи ныряния отказался – я и так намочил свои волосы, более мне не хотелось делать этого, да и вода была не такой уж и теплой. Я немного поплавал в чистом море, чувствуя с наслаждением, как с меня смывается пыль, грязь и пот. В этом было, пожалуй, единственное преимущество, кое я смог обнаружить, а потому я быстро вылез из воды и, переодевшись в сухую одежду, отправился быстрым шагом назад, в сторону своего дома, не стараясь оглядываться по сторонам. Если быть честным – я испытал некоторое разочарование, потому что никаких лечебных свойств моря толком-то и не увидел, ведь от такой холодной воды, как по мне, мог быть только лишь вред, простудиться было проще простого. В детстве мне все казалось более удивительным и увлекательным, но оказавшись, будучи взрослым, на людном пляже с кучей шумящих людей и ледяным морем, я не почувствовал ничего, кроме досады и желания как можно скорее оказаться вновь дома. От работы было бы больше пользы, чем от подобного времяпрепровождения. Как я мог быть таким слепым тогда? Я столько всего упустил за первый месяц пребывания там, что мне временами становится тоскливо от того, что я уже никогда не смогу восстановить все в своем сознании и какие-то вещи будут бесследно утеряны. Трудно было обращать своё внимание на детали, ведь я не видел даже чего-то невероятно значимого даже перед своим носом. Впрочем, к себе прошлому нужно относиться со снисхождением…Глава 2
8 октября 2019 г. в 21:35
Мелочь может быть вовсе не мелочью для конкретного человека. Особенно досадно становится, когда эти мелочи для тебя самого кажутся вначале чем-то крайне незначительным, но впоследствии ты жалеешь о том, что не прислушивался, не приглядывался и не запоминал до деталей все, что происходит. В мире столько прекрасного, удивительного – как можно замечать только что-то плохое и исключать хорошее так, словно это само собой разумеющееся?
Для того чтобы дойти до торговой площади, необходимо было рано встать, ибо к полудню люди обыкновенно уже расходились по домам, а потому днем искать там было решительно нечего. Я, не любивший вставать рано утром по причине моей слабости к долгому и крепкому сну, был настроен вновь не самым лучшим образом. Я сидел над переводом до появления звезд на ночном небосклоне, отчего сейчас я чувствовал себя совершенно не выспавшимся, да и вчерашняя головная боль, мучившая меня, оставила после себя неприятный след туманной тяжести в голове, заставляя и без того беспорядочные мысли путаться. У меня никак не получалось сконцентрироваться на том, что я мог бы купить, к тому же мне в этом нелегком деле мешали греющие все жарче с каждым получасом лучи утреннего солнца.
Я шел с самым болезненным видом между длинных рядов с самыми разнообразными продуктами, лишь изредка обращая свое внимание свое на какие-то вещи, которые мне было нужно приобрести. Я не планировал задерживаться здесь надолго – следовало купить лишь то, чем я мог бы трапезничать, а уж до каких-то изысков мне дела никакого не было.
Именно тогда я встретил его в первый раз. Я остановился в овощном ряду, выбирая, куда мне лучше отправиться, при этом окидывая придирчивым взглядом картофель, раздумывая над тем, следовало ли мне взять его здесь. Не сказать, что я сразу заметил его среди толпы или что он сразу разбудил во мне какие-то трепетные чувства при одном лишь беглом взгляде на него. Он ничем не выделялся среди прочих, такой же человек, самый обыкновенный снаружи.
Он смотрел на меня. Долго и пристально. Я не видел, но чувствовал этот взгляд на своей спине, а посему мне было странно, ибо я никак не мог понять, отчего же он смотрит только лишь на меня и никак не отводит в сторону взгляда. В итоге пришлось развернуться и посмотреть в чужие глаза, дабы понять хотя бы, чего же ему было от меня нужно.
Он стоял в тени, чуть опустив взгляд чистых голубых глаз вниз и держа изящными пальчиками ручку плетенной корзины. Поймав мой взгляд, он еще немного помолчал, а затем, сделав шаг навстречу мне и протянув корзину вперед, дабы я увидел ее содержимое, произнес негромко, непривычно для базара:
- Не желаете черешни?
Я бросил равнодушный взгляд в сторону ягод – внутри лежали такие же, как и все южные, черешни, налитые сочным красным цветом. Однако помимо них в корзине лежали еще и цветы, предназначение которых я в тот момент не понял вовсе, а посему, фыркнув и бросив небрежное: «Нет», я отвернулся и пошел вперед, рассматривать прочие товары. Я долго думал впоследствии, почему же я запомнил этот небольшой эпизод из жизни своей, и пришел к выводу, что моё внимание, верно, всё же привлекла его внешность, которую я выделил среди других из-за её некоторой нетипичности. Южный народ отличался смуглостью кожи и черным, либо же темным, цветом временами вьющихся волос, он же был бледен, обладал чистыми голубыми глазами и прямыми, можно сказать, светлыми волосами, которые имели свойство пушиться.