Двуликая мать

После разговора с шаманом и неприятной экскурсии по лагерю Аркейд уломал Нору на ещё одну процедуру, чтобы восстановить силы. Она вернулась на койку и нервно проследила за тощими руками своего лечащего врача, закрепляющими катетер на вене строительным скотчем. Выглядело это омерзительно, как и место, куда занесло Нору. Аркейд присоединил её к капельнице, но на этот раз положил пакет на тумбу у кровати; руку пришлось вытянуть, чтобы не чувствовать тянущей боли. Затем он подошёл снова, придерживая перед собой шприц, однако Нора, напрягшись, протестующие выставила между ними правую ладонь; пип-бой тянул руку вниз, будто весил несколько фунтов. Что бы она сделала? Пускай физически они почти на равных, всё же за толстым брезентом их пасут трапперы, для которых «док» остался последней надеждой на выздоровление. — Сон — лучшее лекарство, — сказал он, видно, не подобрав подходящей цитаты на латыни, и одним рывком надавил на поршень. Наверное, не терпелось вновь остаться в одиночестве. На этот раз Нору накрыла иная тьма — уютная и заботливая, как материнское объятие. Не было ни снов, ни тревог, никаких монстров, тянущих длинные белые руки к Шону; однако блаженство продлилось будто несколько мгновений. Аркейд уже выдернул иглу и трубку, снова оставив неприятное, тянущее ощущение, которое, однако, быстро прошло. Зато тошнота никуда не делась, но заметно отступила; теперь Норе нестерпимо хотелось чем-нибудь набить желудок. — Уже приходили трапперы, но я их выпроводил, — сообщил Аркейд, пока она, кряхтя, разминалась. Казалось, каждая мышца, от шеи до кончиков пальцев на ногах, отозвалась болью. — Скоро вы уйдёте за оборудованием в туристический центр. Что-то постучалось из воспоминаний, и Нора нахмурилась. — Да, я знаю: там живёт отшельник Кен, дядя Митча… — взглянув на унылое выражение лица Аркейда, Нора махнула рукой. — Неважно. — Так вот, этот… отшельник тащит к себе всю технику — хлам, конечно — по округе и собирает из неё оружие: ловушки, турели и мины. Такое место не может не манить трапперов. Aut vincere, aut mori! [1] Я бы поставил на тебя. Нора с сомнением взглянула в непроницаемое лицо Аркейда, не понимая, шутит он или же предлагает устроить кровавую баню ради микроскопа. Рука на сгибе чесалась, и ранок на коже было почему-то на одну больше, чем поставленных капельниц. Нужно бежать — и поскорее. — Я принесу то, что требуется, но воевать на стороне убийц не стану, — процедила Нора и лишь затем помрачнела, припомнив бессердечность старейшины Мэксона и подлые приёмы Института, который выкрал Шона, использовал, а затем воспитал его в своей фанатичной, стерильной вере. Было ли хоть что-то чистое на самом деле? Да. Есть одно чувство — цепи, что нельзя разбить ни одним мечом; куда сильнее долга, морали и жалости. Оно погнало Нору в пустоши и поддерживало до сих пор, как незатухающий, вечный двигатель, даже когда та сбилась с пути. Аркейд не стал с ней спорить или острить, хотя у него самого наверняка было достаточно историй. Норе всё равно не хотелось их слушать и тонуть в сомнениях: она уже и так близка к тому, чтобы оправдать жестокость трапперов болезнью. Первым делом она разложила на койке своё оружие и оставшиеся боеприпасы. Зря она решила, что Аркейд захочет поделиться батареями — самому не хватало, ведь трапперы с внешним миром не торговали и обходились в основном самодельными копьями и баграми. Ещё одну нелепую схватку с заглотами Нора точно не пережила бы, поэтому требовалось стрелять точнее. Впрочем, для ближнего боя она таки присмотрела охотничий нож из арсенала трапперов, оглядев его предварительно со всех сторон и не касаясь руками, затем протёрла тряпкой и заточила самостоятельно в оружейной — закутке под брезентовым навесом, — сидя на гнилом ящике. Никто ей ни слова не сказал. В лагере было и без того душно, лёгкие распирало от тревожного чувства, и острый ком в горле ни на секунду не прекращал напоминать о себе. С тоской Нора вспоминала проктора Тигана и его богатства на дирижабле Братства Стали «Придвен», а затем задумывалась, как повернулся бы раздел власти на острове при избытке оружия и боеприпасов. К Норе приставили отряд трапперов и личного надсмотрщика по имени Малькольм — угрюмого юношу с рытвинами от оспин на скулах и щеках, рослого, стройного, но не худощавого, что говорило о сбалансированном питании, в основу которого входила человечина. На приказ Говорящего-с-Туманом он лишь безучастно кивнул, не выказав хоть какого-то интереса, однако его тяжёлый взгляд из-под кустистых бровей постоянно находил Нору, где бы она ни находилась. Конечно же, ей не доверяли. Ветер играл с обезображенными трупами на крюках и верёвках, напоминая зловонием о творящемся безумии. В лагере нашлись даже консервные банки с тушёнкой — Нора взяла сразу охапку, сколько смогла унести, чтобы хватило на самый плохой исход, если она снова заблудится. Мысль о побеге грела даже больше, чем о безопасности Шона. Может, и прав Институт — думала она со злостью, — что пытался очистить мир: с этого острова и следовало начать. Впрочем, затем она остывала и вспоминала о Фар-Харбор, Акадии и Детях Атома, которые были не виноваты, что послевоенный мир оказался настолько плох и безобразен. Манящий запах из котелков сводил с ума: Нора нормально не ела уже больше суток, однако, вспоминая об их содержимом, быстро теряла аппетит. К вечеру же организм предательски сдался, и, уединившись в палатке Аркейда, Нора трясущимися руками с горем пополам вскрыла банку — раньше эта обязанность возлагалась на Данса — и победоносно взвизгнула, добившись успеха. Холодный, склизкий кусок жира, пролежавший чёрт знает где более двухсот лет, был самым мерзким ужином с первого её дня на пустошах, однако в то же время Нора не теряла оптимизма: человек везде прорвётся. Возможно, поэтому Институт постоянно терпел провал за провалом. «De gustibus non disputandum est», [2] как сказал бы Аркейд в типичной для него саркастической манере. Нора пока не могла похвастаться такой же толстокожестью, поэтому внимательно следила за каждым движением Малькольма и вздрогнула, когда тот неожиданно к ней обратился перед выходом из лагеря: — Тебе нужно научиться. — Чему? — в недоумении переспросила Нора, пытаясь вспомнить, говорили ли они вообще хоть раз. — Охотиться. — Я уже умею. Малькольм качнул головой, точно лунатик, однако Нора понемногу начинала привыкать к странностям трапперов. Похоже, в первую очередь туман действовал на нервную систему. — Тебя заглоты чуть не убили, док сказал. Остальные куда опаснее. Мать — неуловима. — Прекрасно. И у меня нет запасных батарей! — вспылила Нора, лишь затем сообразив, что агрессивное поведение может спровоцировать неуравновешенного безумца. Малькольм хмурился, чем напоминал неандертальца с картинки и немного — паладина Данса, затем куда-то молча отошёл. Вернувшись, он протянул Норе охотничий карабин и пачку патронов.308 калибра — такие по пустошам разве что поштучно можно было собирать. Она с любовью провела кончиками пальцев по гладкому прикладу и отметила, что оружие будто только с конвеера, кто-то заботился о нём. Возможно, трапперам тяжело пользоваться оптикой из-за трясучки, поэтому они предпочитали дробовики — тем легче будет от них убегать. План постепенно собирался из крошечных кусочков, однако его точность оставляла желать лучшего. Нору тошнило после двухсотлетней тушёнки; прибавить страх, омерзение и вонь — и начинало казаться странным, что туман ещё не разорвал её изнутри. Когда они наконец-то вышли из лагеря, Нора вздохнула с облегчением: больше никаких подвешенных туш и сладостного, манящего запаха; больше никакого страха, что в лагерь притащат кого-то из знакомых. Задумывался ли Данс, что трапперы не видят разницы между плотью людей и синтов? На вкус все одинаковы — верх толерантности! Всё внимание сосредоточилось на спине впереди идущего Малькольма с её новым карабином на плече, за Норой следовали четверо трапперов, в поддержку, и тоже молчали. Их вылазка больше походила на конвой под мерный скрип счётчика Гейгера. Не затронутая мутациями мошкара метила в лицо, и Нора постоянно почёсывалась, не забывая о заклеенных пластырями руках. Только привычная рукам лазерная винтовка и нож за поясом возвращали уверенность. — Док сказал, что ты поможешь со стариком, — негромко произнёс Малькольм, поравнявшись с ней. Солнце уже едва пробивалось между стволами мёртвых деревьев. Будто из прошлой жизни появился улыбающийся Митч за барной стойкой, который попросил проведать… отца или дядю? Нора нахмурились, пытаясь вспомнить подробности того вечера, однако слова бармена перекрывались криками на официантку и её кошку. Нора лишь знала, что одинокому человеку требовалась помощь. — Он живёт мирно, и мы не будем его убивать, — чётко проговорила она, словно разжевывая задачу скрипторам перед очередной экспедицией на пустоши. — Я обо всём позабочусь. Трапперы переглянулись и больше никак не показали, что вообще услышали её. Они принюхивались к ветру и щурились, хотя тьма уже почти спустилась на остров, поочерёдно покидали отряд, чтобы проверить следы, и быстро возвращались. В тишине их шаги были практически неразличимы — теперь Нора понимала, почему так редко сталкивалась с трапперами на дороге: только по собственной инициативе они выдали бы себя во время охоты. — Говорящий-с-Туманом предупреждал о тебе, — произнёс Малькольм, — что ты не веришь, даже повстречавшись с Матерью. Туман уже действует на твой разум, пользуется сомнениями и страхами. Он вывернет твои желания до неузнаваемости и выставит друзей злодеями. «Шон! Шон! Верните мне его!» …Жестянка, не способная понимать чувства. Меня от тебя тошнит! Мысленно посчитав до десяти, Нора постаралась изобразить беззаботный вид и спросила, чтобы перевести с себя внимание: — Тогда как ты понял, что случилось? Малькольм пожал плечами. — По сторонам смотрю. На других. Некоторые вовремя понимают и бегут, но остров их не отпускает. Банд много, друг с другом никто не общается. Нора почти привыкла, что из её спутника приходилось каждое слово чуть ли не клещами выдирать, однако остальные трапперы, занятые поиском скрытых ловушек, казались ещё менее заинтересованными в беседе. Как поняла Нора, Говорящий-с-Туманом выделил ей самых адекватных людей: лишь двое бормотали что-то под нос, словно молитву, и один щеголял чёрным, будто в саже, лицом. Все они наверняка были успешными охотниками, которым предстояло выследить легендарную Мать: имя, которое дали ей индейцы, Нора, конечно, не запомнила — как и все трапперы, по-видимому. Они остановились лишь однажды — перед почти непроницаемым скоплением тумана. Траппер с почерневшим лицом — видимо, из-за подобных частых контактов — вышел вперёд на разведку; в руке он держал талисман, похожий на ловцов снов из лагеря, но из лоскутов кожи. Норе хотелось думать, что та принадлежала рад-оленям. Вернувшись, траппер указал на дорожку вдоль скал, и по возвышенности они обогнули смертоносный участок. Метка туристического центра приближалась катастрофически быстро, а Нора ещё не придумала хотя бы приблизительный план действий, что было в духе классических вылазок Братства Стали: сначала возьмём пушки, а разберёмся уже на месте. В очередной раз она с тоской подумала об их слаженном дуэте с Дансом и поняла, что боится Малькольма и молчаливых, как манекены, трапперов; угадать их мысли попросту невозможно, потому как они сами в них путались. Из рук в руки передавалась фляга, к которой трапперы поочерёдно прикладывались, однако Нора категорически отказывалась её взять: мысль, что придётся соприкоснуться губами с очередным рассадником заразы, вызвала новую острую волну тошноты. Волшебный эликсир выживания Аркейда либо ей не помогал, либо обладал кратковременным действием — уже через пару часов живот крутило так, что на глазах проступали слёзы. Продолжая почёсываться, Нора едва перебирала ногами следом за Малькольмом, желая только сесть и отдохнуть. Когда выпал шанс, она упала прямо на разбитый асфальт. Впереди, продираясь через ветви деревьев, горел свет; тихо гудели конденсаторы. Несмотря на усталость, Норе хотелось пробежать последние футы, чтобы спрятаться на территории, свободной от тумана, но Малькольм её остановил. — Мины на дороге, — он указал на протоптанный путь к старому, некогда белому деревянному дому, и лишь тогда Нора заметила мигающую лампочку на земле, а за ней — ещё три. — Я должна была помнить, куда иду, — пробормотала она виновато, не понимая, почему мысли так легко упустили самый важный стратегический момент. Данс бы за такую оплошность разразился лекцией на пару часов, однако Малькольм молчал и только глядел на неё со странным, нечитаемым выражением. — Туман никого не оставляет, — сказал траппер с почерневшим от радиационного отравления лицом; на этот раз в голосе слышалась неприязнь. — Ты меняешься, сестра. Малькольм шикнул на него, однако Нора их перебранку уже не слушала. С первого появления трапперов страх стучался в голове, вдребезги разбивая самоконтроль, однако сейчас он помогал заразе быстрее разноситься по крови вместе с адреналином. Нора тяжело дышала, опираясь руками в грязь и не замечая острых камней, впившихся в ладони. Боль даже была приятна. Если она умрёт здесь, то кто ещё во всём грёбаном мире защитит Шона? Следовало взглянуть на происходящее с научной точки зрения, как требовал Аркейд: на острове произошла трагедия из-за них, довоенных людей; химикаты и радиация в виде осадков — тумана — сделали это место непригодным для жизни. Однако Нора уже не могла воспринимать происходящее с научной точки зрения. Слова Говорящего-с-Туманом и Малькольма повторялись куда чаще логичных умозаключений Данса: остров так просто их не отпустит — и он кишит жизнью, несмотря на загрязнения. — Хрень это всё, — сквозь зубы упрямо бросила Нора — призракам, туману и самому острову, наверное. Она подскочила так резко, что трапперы ринулись в стороны; на их лицах читалось беспокойство, будто не ей стоило их бояться, а наоборот. Жжение отливало огнём, впиваясь в мясо, в кровь, насыщало разум гневом. Упрямство гнало вперёд, наливало мышцы кровью, когда идти было тяжело — тогда Нора переходила на бег. Раньше она проходила испытание за испытанием, выжила в чуждом мире, и остров Маунт-Дезерт с его парками и реликтовыми деревьями точно её не остановит. Препятствия только в голове, как и бог, которого люди наделяют превосходящей силой — в нежелании занять его место. Пип-бой выдавал лишь движущиеся объекты, поэтому мины пришлось обходить аккуратно, глядя под каждый шаг. Нора ожидала увидеть простые турели, которые могли себе позволить поселенцы, как фермеры в Бостоне, однако у старика-отшельника по сторонам рыскали красные линии лазерных прицелов. Ни о чём подобном трапперы не рассказывали, а значит, Данс таки пришёл раньше, чтобы выполнить просьбу Митча самостоятельно. Несмотря на новые сложности, Нора была рада найти его следы. — Переть на лазерную турель — безумие, — произнёс Малькольм, осаждая остальных трапперов, рванувших было во двор. — А ты что, всё ещё хочешь туда пойти в одиночку? Нора сняла с плеча лазерную винтовку и вытащила батарею — сущая формальность, она ведь знала, что заряда хватит на целую стычку. Затем она потянулась за пустой бутылкой из-под ядер-колы, врытой неглубоко в песке, и метнула её в сторону турелей. Башни плавно повернулись, послышался знакомый звук фокусировки заряда, и два луча мгновенно пальнули в землю — значит, даже почтальон рисковал стать кучкой пепла. Оптика тут же пометила обе турели красным маркером, и Нора плавно нажала на спусковой крючок, даже не разглядев свои цели через кусты, склонившиеся деревья и темноту — заряд всегда находит свою цель и прожигает всё на своём пути. Через несколько выстрелов послышалось два взрыва, однако не успела Нора порадоваться лёгкому успеху, как грохнула входная дверь. — Опять пожаловали, ублюдки! — закричал старик и пальнул в ту сторону, куда вели выпущенные Норой лазерные лучи. Обычно её прикрывал Данс, да и сама она пряталась лучше, не на минном поле. Пуля попала в песок у её руки; один из трапперов взвыл, схлопотав другую. Затем события полностью вышли из-под контроля. Слетевшая с гранаты чека прозвучала набатом — старик оказался подготовлен к стычке. Малькольм толкнул Нору в плечо и повалил на землю за столбик ограды. Трапперы побежали во двор; раздались новые взрывы. Запах палёной резины, крови и испорченная пища выворачивали желудок наизнанку, и Нора наконец не выдержала. Вместе с рвотной массой, казалось, из неё вышли последние силы. «…Невозможно, как бы ты ни старалась, помочь им всем. Большинство даже не заслуживает этого». Голова Деррика смеялась, сплёвывая песок и помёт чаек. Его гниющая плоть давно стала частью новой жизни. Кто-то схватил её сзади и надавил под грудью, вынуждая полностью очистить желудок, до желчи. Нора дёрнулась, треснула затылком того, кто тронул её, и потянулась за ножом, однако подошва солдатского ботинка тут же вдавила кисть в песок. Траппер наставил багор, выжидая. Нору перевернули, дёрнули за волосы вниз, и насильно пихнули в рот горлышко фляги. Окровавленное лицо Малькольма с глубокими, запавшими в глазницы тенями при скудном свете приобрело демонические черты — безумца, что наслаждался дикой, ничем не ограниченной свободой. Что-то холодное полилось в глотку; привкус железа отозвался на языке — Нора различала тот же привкус, когда слизывала кровь из порезов на пальцах или после похода к дантисту. Она рванула назад, однако трапперы крепко держали за голову, плечи и даже за ноги. Рефлекс заставил протолкнуть кровь в желудок; никакой тошноты в ответ не последовало. Однако этот глоток был всё равно что каплей в море. Нора шевельнулась, уже свободной, и поползла в сторону, подальше от впитавшейся в песок рвоты и траппера, застывшего изваянием-стражем неподалёку. Послышался грохот, будто кто-то копался в куче железного мусора. — Старик мёртв? — прохрипела Нора себе под руки; смотреть на Малькольма не было ни сил, ни желания. — Он не оставил нам выбора. Как всегда лаконичный ответ, абсолютно бесцветный — все, кто окружал Нору, говорили в той же манере, будто лишняя эмоция могла разрушить их идеальную ментальную стену. Возможно, они правы, раз лежит сейчас побитой собакой именно Нора. — Что-то случилось, — пробормотала она. — Я не знаю… Малькольм небрежно стёр кровь с лица и взглянул на раскрытую ладонь, будто размышлял, стоит ли её попробовать. Однако собственная заражённая кровь вряд ли могла принести хоть какую-то пользу. Тем временем Нора сама поднялась и, пошатываясь, направилась во двор. Не было Данса, чтобы подобрать нужные слова утешения — он вооружил престарелого отшельника до зубов, напичкав карманы взрывчаткой, и чуть не убил свою напарницу. Мир шатался с каждым шагом; возможно, Нору контузило, потому как звуки долетали с задержкой. От турелей поднимался чёрный дым, посадки тошки разворотило взрывами, серая от засухи земля почернела — от воронки взрыва тянулись полосы к трупу траппера: видимо, человек с чёрным лицом, несмотря на увечья, пытался спастись. Бледный, мистический свет конденсаторов освещал побоище. — Он хотел смерти, — Малькольм возник за спиной Норы второй тенью, — говорил, что недолго протянет в рассудке. Маленький амулет из кожи валялся через несколько шагов, откинутый взрывной волной, совершенно невредимый, будто трапперу казалось важнее сохранить его в целости, чем свою жизнь. Норе было всё равно; безымянный человек ничего не всколыхнул на душе: его смерть пойдёт только на пользу. Некогда белые ступени не раз перекрашивали, но разными тонами, хотя, возможно, виной тому был синеватый свет конденсаторов. Старик заботился об этом доме, а теперь его кровь оросила едва живую от яда землю. Тот же яд сейчас циркулировал по венам Норы. Она рухнула рядом, заливаясь слезами — не по мертвецу с разорванным багором лицом, а по собственной душе. Что-то переломилось внутри, и жалости осталось только на себя да на Шона. Почему вообще должно быть иначе? Боль стала столь нестерпимой, что потянула к земле. Достаточно лечь рядом, закрыть глаза, и пульс тут же войдёт в ритм мёртвых пустошей; ровесники Норы давно её заждались среди праха, скитающегося в пылевых бурях. Из темноты, куда вёл самый лёгкий путь, её позвал запах — сладковатый, с примесью железа. Желудок, уже вкусивший кровь, громко заурчал. Монстры не охотятся на своих, а принимают в стаю. Нора не решала, что следует жить и бороться; вряд ли она вообще о чём-то могла думать, кроме сосущего голода, пожирающего её органы заживо. Повинуясь порыву, громогласному инстинкту, она впилась зубами в дряблую кожу на шее, прямо в артерию, слизала выступившую чистую кровь. Добыча под ней трепыхнулась — старик ещё жил, — однако хватку не ослабить так просто, даже если бы Нора осознала, что делает. Большим пальцем она надавила на кадык до упора, выдавив из тела приток крови и последний хрип, глотала, пока не насытилась до отрыжки. Мир перестал раскачиваться; она слышала шелест камней под ботинками Малькольма, мысли прояснились, как море затихает после шторма. Лишь волны мерно бились о берега: «Шон. Нужно помочь Шону». На удачу Нора взглянула на экран пип-боя, недовольно шипя, оттёрла рукавом капли крови и выбрала метку «Институт», однако ничего не произошло — телепорт всё ещё был заблокирован. Малькольм ловко перехватил её руку, уселся рядом на корточки и, заглянув в лицо, впервые за день улыбнулся. — Ну привет, — прошептал он. — Пойдём. Док будет рад.