Двуликая мать

Нора отказалась идти в плен на своих двоих, поэтому трапперам осталось только связать её и потащить до лагеря, как тушу убитого зверя. Оружие отобрали, даже скрытый в рукаве нож-иглу, что спасал жизнь не раз. Она брыкалась и бодалась, нисколько не напоминая потерпевшую, как сказали сами трапперы, однако всё тело жгло, будто в кровь подлили кислоту, поэтому сопротивление больше походило на предсмертные судороги. Быстро сморила усталость, и остаток пути Нора позволила тащить себя на спине своего спасителя и даже смирилась с запашком засаленной одежды. Теперь она могла разглядывать трапперов, изучать их страшное самодельное оружие и броню из мусора, но в лица — почерневшие и безучастные — почему-то не могла себя заставить посмотреть. Парень, что шёл позади, сосредоточенно вырезал что-то из рога рад-оленя, а когда поднял взгляд, Нора по-детски резко отвернулась. Жертве следовало пробуждать эмоции, чтобы сбежать в подходящий момент, что в Братстве Стали наверняка посчитали бы трусостью. Глупо надеяться, что трапперы внезапно что-то осознают и отпустят её, однако причина, по которой Нора всё ещё оставалась в живых, не внушала никаких надежд — наоборот, пугала до чёртиков. Лес всё не кончался и казался уже бесконечной ловушкой без опознавательных меток. Дороги назад попросту не существовало. Трапперы шли уверенно, ведь это были их территории. Счётчик Гейгера теперь шумел постоянно, но никому не удавалось его заглушить — трапперы впервые видели пип-бой и не понимали, что это такое. На очень короткое время Нора возликовала, что технологии всё-таки победят варварство, однако затем её нагнали рассказы Лонгфеллоу о жертвоприношениях, как только им по пути попался алтарь — гладкий камень, пара скрещенных якорей и… человеческие черепа. Отряд остановился. Нору аккуратно положили на землю, а не бросили, как мешок с дровами, но боль всё равно вспыхнула. Сдув последнюю пыль с поделки, траппер, который всю дорогу что-то вырезал, поставил на алтарь фигурку, напоминающую оленя, но без рогов. Впрочем, это могло быть любое копытное — хоть лошадь, хоть зебра, если бы трапперы о них вообще слышали. Впервые после встречи Нора услышала их голоса: — Туман рассеивается. — Отлично, мы сможем пройти, — траппер, который нёс её всю дорогу, несильно ударил Нору по щеке, и голова резко дёрнулась. — Не засыпай — иначе не проснёшься. Ты получила сильную дозу радиации, но док поставит тебя на ноги. О каком-то «доке» говорил тот бедолага с маяка, что жаждал смерти и кинулся на Данса. Нора похолодела и оцепенела — вся воля к жизни будто вместе с кровью застыла. Стало очевидно, что никто её уже не спасёт: в дальние части острова не ходит даже самый опытный следопыт, а Данс — не супергерой, чтобы в одиночку раскидать всех трапперов, и уж точно в ближайшее время не простит её, не хватится. Они и раньше расставались на плохой ноте, но сейчас Нора перегнула палку. Теперь не понять, думала ли она о Дансе как о машине в действительности или же просто хотела задеть посильнее — борьба с материка казалась такой несущественной, пустой. Раньше она не сомневалась, что погибнет в противостоянии Института и всего Содружества, но всё оказалось куда прозаичнее: либо её добьёт радиация, либо трапперы сожрут на обед чуть позже, когда отрава уйдёт из мяса. Кто-то потянул Нору за связанные руки, так и не дождавшись, когда она встанет. Будто подбитая, но ещё живая дичь, она меланхолично покачивалась головой вниз, пока прилившая к мозгу ядовитая кровь не усугубила состояние. Жар вгрызся в кровоток, размыв перед глазами весь мир. Это уже была уже не хищная чернильная тьма, а что-то более понятное, опасное. Тени скользили между деревьями, словно сам Дьявол преследовал их и ждал удобного момента для нападения; трещали ветки под тяжёлой поступью, и трапперы, негромко переговариваясь, тоже явно слышали его. По крайней мере, так запомнила Нора путь через туман. Казалось, что сознание осталось ясным: из тумана проступал выжженный лес, как глухая преграда между ней и нормальным миром, а за ним маячила длинная тёмная фигура, будто сбежавшая с некачественной пленки охотника за снежным человеком. По венам точно живительный огонь потёк, разогревая измученное тело; кто-то насильно вытолкал Нору из бреда. Запахи чистящих средств и анестетика смешались чем-то гнилостным. Пот катился градом, однако тот, кто приводил Нору в чувства, не брезговал и не носил перчатки. Её уложили на одноместную брезентовую койку — таких после войны и массовых эвакуаций из крупных городов осталось много. Даже этот чёртов остров не обошло стороной прошлое. Из вены тянулась трубка с прозрачным веществом. Штатива, видимо, не было, и пакет приходилось держать врачу. В том, что это действительно врач, Нора не сомневалась: очки в толстой оправе и выстиранный до серого халат создавали образ классического медика, а уж надменный, но откровенно скучающий взгляд не оставлял последних сомнений. Он был молод, хотя под глазами залегли глубокие тени, а в светлых, почти пепельных волосах так сразу не заметишь седину, и болезненно худ — настолько, что халат висел на плечах мешком. Кажется, он комплексовал по этому поводу и прятал руки в рукавах, пока не пришло время вновь позаботиться о своей пациентке. — С добрым утром, — он произнёс это без особого радушия, будто так сказать просто следовало. — Сейчас я вытащу иглу из вены. Прошу проявить понимание и терпение. Сил спорить просто не было, поэтому Нора уставилась на обтянутые кожей кости со вспухшими до красноты костяшками. Не походило, что такой человек мог драться голыми руками, однако беззащитным он точно не был: на поясе Нора сразу приметила недешёвый плазменный пистолет. Всё вокруг казалось знакомым — по крайней мере, от логова трапперов ожидаешь чего-то вроде рейдерских жилищ с развешанными обезглавленными трупами. На фоне такой же серо-коричневой палатки позировал Нейт, когда присылал со службы фотоотчёты. Потолок просвечивал, хотя солнечного света на улице, судя по всему, было мало. Медицинское оборудование умещалось на подвижном столике, в алюминиевом подносе, и врач, встретив её взгляд, лишь развёл руками. — Что я говорил про понимание? — он невесело усмехнулся, и Норе почему-то стало жутко: проступившие скулы вкупе с бледной кожей придавали ему сходство с мертвецом. — Когда-то я жаловался на ресурсы Последователей Апокалипсиса, а теперь убить готов за один шприц с Мед-Х. Insanire! [1] Нора уставилась на настоящее, ещё живое ископаемое и не сразу нашлась с вопросом: — Это была латынь? — врач хмыкнул, но поглядывал уже с интересом, будто ожидал чего-то, например, откровения под воздействием болезни и медикаментов. Конечно же, всё это время он изучал её, и Нора вся сжалась, мигом припомнив, где очутилась. Этот человек мастерски вводил в заблуждение, точно фокусник. — Кто такие Последователи Апокалипсиса? — наконец выдавила она, чтобы хоть как-то перевести тему. — Ну, мы лечим, обучаем и отстраиваем мир, но люди почему-то упорно принимают наши посты то ли за вытрезвители, то ли за пункты халявной раздачи химии. Что, недавно выбралась? — он уставился на пип-бой и некоторое время молчал. Ответ ему и не требовался. — Впрочем, один мой знакомый и без билета Убежища такой носил. Так что либо ты убила и обобрала какого-то бедолагу, либо сама им являешься. Tertium non datur. [2] — Я как раз что-то между, — Нора вздохнула, — пережила того, кто его носил, и выбралась. Врач периодически будто забывал о ней и проваливался в собственные мысли. Слабость не покидала тело, но общение стало чем-то вроде мостика из вечной чёрной бездны в мир, который никак не мог переварить Нору и выплюнуть нормальной. Всё же смерть казалась куда страшнее, даже сейчас. Цепляясь за единственную соединяющую их ниточку, не считая капельницы, она снова попыталась выведать хоть что-то: — Ты ведь тоже не отсюда? — Должно быть, недостаточно провонял рыбой? Что ж, трапперы называют меня доком, а чтобы они точно не попутали при обострении, я не снимаю этот замызганный халат с самого Мохаве. Ты можешь звать меня хоть так, хоть по имени, Аркейдом, хоть Посланником Небесным. Он точно был врачом: выдернул иглу без особых церемоний, одним нажатием заклеил ранку пластырем и отвернулся, чтобы скинуть в пакет одноразовый комплект. Нора была рада, что, возможно, не получит целый букет инфекций после местных пациентов. Про антисептики она даже не заикнулась и с тоской разглядывала расползающуюся под пластырем кровавую кляксу. Медицинская помощь оказалась как никогда своевременной, хотя Нора больше чувствовала себя оплеванной и выкинутой на обочину. В глаза ударил резкий свет — это Аркейд включил маленький фонарик. — Открой рот и высунь язык, — Нора подчинилась скорее по привычке. Никаких палочек от мороженого ей в горло не пихали, однако костлявые пальцы неприятно вцепились в подбородок. Её будто оценивали, насколько хороша для главного блюда… Хватка исчезла так же внезапно. — Головные боли? Тошнота? Галлюцинации?.. Что, всё сразу? Ничего. Ничего в этих краях необычного, я хотел сказать. Оставив фонарик, Аркейд взял планшет с закреплённым листком бумаги, и Нора едва не рассмеялась от комичности ситуации. — Что теперь? Сразу вскрытие проведёшь? — Не торопись. Раны на спине заживают, инфекции себя не проявляют, — уклончиво ответил Аркейд, а затем всё так же непринуждённо продолжил: — Это же пустоши: люди каждый день умирают от обезвоживания, болезней и голода. Другое дело — из-за чужого ли голода? Закопанная голова Деррика кивнула бы сейчас понимающе. Её уже нашли и обглодали болотники, разорвали все мягкие, богатые на питательный жир ткани, оголили зубы, и улыбается он сейчас криво, как дорвавшийся до сокровища пират. — Я наглоталась заражённой воды, и… — Нора осеклась, не понимая, что же сказать дальше: признать галлюцинации или спросить, грозит ли ей гулификация? Аркейд на секунду остановил на ней взгляд, будто не видел ничего особенного. — Мы все отравлены. Дети каждый день забирают радиацию от матерей, и её влияние до сих пор для нас загадка. Сожалею, но последствия этой ночи ты увидишь в скором времени. Возможно. Наконец, получив паузу, самый вредный и странный врач в её жизни погрузился в записи. С улицы доносились голоса людей и крики чаек, где-то в отдалении шумел в едином ритме прибой, как и в доме Лонгфеллоу, — всё тот же. Дальний угол с отдельной койкой отделяла ширма. Довоенные часы с облупившейся жёлтой краской, точно в укор им, неизменно показывали 9:47. Нора не понимала, зачем такой человек, как Аркейд, мог притащить к себе этот хлам и тем более оставить на видном месте. — Так меня не убьют? — Нора покосилась на поднос, где лежали медицинские ножницы, и прикинула, насколько быстра реакция её собеседника, дрогнет ли костлявая рука. — С тобой очень хотят познакомиться. Честно говоря, я бы тоже не отказался, как только подготовлю оборудование. — Надо же, а незаметно. — Не чувствуй себя как дома, — уже без сарказма предупредил её Аркейд. Когда он выпрямился, то оказался высоким — только Данс в своей силовой броне, конечно, был вне конкуренции. — Я за целый год едва выбил себе приемлемые условия, заставил трапперов работать, чтобы поскорее победить их недуг. Некоторые мыслят здраво, но большинство… — Я понимаю, — всё, что смогла выдавить Нора. Аркейд только хмыкнул, будто не верил ей на слово. Должно быть, он привык быть единственным и неповторимым, даже если это так, терпел лишь компанию обезличенных образцов или потонувших в бреду пациентов, нежели нормальных людей — где же таких на пустошах встретишь, в самом деле? Шон был… и есть — такой же. Нора даже рада, что он вырос в лучших условиях, пусть и далеко от неё. Кто знает, может, только он и способен радикальными методами, не считаясь ни с кем, изменить мир? Только кто-то уровня рейдеров станет идти против чистоты, медицины, выращенных в лаборатории продуктов и порядка. Данс же страдал от вбитой в голову ненависти, укоренившейся и передающейся, как зараза, столетиями. Однажды с одной из встреч ветеранов Нейт принёс интересную историю, рассказанную призванным на службу медиком: свинец был четвёртым открытым металлом, он сопровождал цивилизации, двигал прогресс — и уничтожал людей с первой расплавленной частички. Когда-то из свинца выплавляли украшения и столовые приборы, не связывая с мягким металлом ядовитые испарения, а затем применение ему нашли при изготовлении пуль. Свинец стал неотъемлемой частью жизни, продолжая убивать уже в открытую. «Кто-то просто помешался на свинце, — говорил тот медик, — будто одного яда было мало. Это похоже на зависимость, точно наркотик. Подумайте, кто сейчас в США откажется от ствола? Сейчас у каждого доброго самаритянина дома оружейный склад, а сверху на стене — распятие. Аллилуйя!» — Что с ними, с трапперами? — Нора наконец-то решилась на главный вопрос, волнующий весь остров. После увиденного на маяке она ещё больше не доверяла «доку» Аркейду, но чутьё подсказывало, что он — единственный, кто располагал хоть какими-то ответами. Однако она ошибалась. Аркейд говорил неспешно, словно обдумывал каждое произнесённое слово заранее или же из-за своего собственного недуга переводил дыхание. Помогать он не торопился, сам едва шевелился, поэтому сборы затянулись. Шипя от боли, Нора с трудом натянула свитер с удушающе узким горлом. В нос ударил запах листьев — гниль в чистом виде. — Как я уже сказал, с радиацией не всё так просто, — говорил между тем Аркейд, — хотя я не скажу тебе ничего нового: сейчас все как один — специалисты. В Мохаве я видел гулей, больше похожих на растения, людей, будто заживо освежеванных — и всему этому находилось объяснение… — Запахнувшись в халат и спрятав руки в карманах, он неспешно направился к единственному выходу. Нора поплелась следом, глотая каждое слово. — Я получил всего одно сообщение о помощи и тут же приплыл на этот остров, потому что уже видел подобный туман. Ветер холодной волной ударил по щекам, точно повелевая отринуть морок и проснуться. Гнилостный запах усиливался, и, оглядевшись по сторонам, Нора наконец увидела то, что и ожидала: освежеванные туши рад-оленей висели на столбах рядом с обезглавленными трупами людей, однако только с них совсем недавно срезали мясо лоскутами. Животные распухли от влаги и царящего в нутре разложения. — Учить варвара этикету бесполезно, только шею подставишь. Поверь, уже не раз бился, — с тоской прокомментировал Аркейд и, не глядя на столбы, поплёлся вперёд. Другие палатки выглядели не так ухоженно как та, где очнулась Нора — всюду виднелись засохшие тёмные разводы до уровня пояса, о которых не хотелось думать. Маленькие ловцы снов с вплетёнными перьями чаек вяло покачивались на ветру, словно налитые кошмарами. Нора привычно подсчитала трапперов, чтобы спланировать сопротивление, однако в лагере их оказалось немного — наверняка кто-то ушёл на охоту. Все с потемневшими лицами, почти в одинаково нелепом обмундировании, они чистили старые, проржавевшие, будто от длительного пребывания в солёной воде, обрезы, кто-то выделывал шкуры, шепча под нос околесицу. Туман клубился молочной пеленой, нервируя счётчик Гейгера и привлекая внимание трапперов. Как животные, они поднимали головы и принюхивались, а затем отводили взгляды, словно не видели Нору и тощего доктора. Тихий смех, захлебывающийся в судорожных рыданиях, преследовал их до небольшого костра на окраине лагеря, где скалистый утёс вёл в пропасть, а дальше простиралось море. По крайней мере, Нора так считала, ведь туман здесь будто пожрал пространство, отгородив остров от остального мира. Возможно, они все угодили в Чистилище, но ещё не знали об этом. Бог умер во сне и сошёл с ума, когда проснулся. По ту сторону огня, словно заслоняя собой свободу, сидел, скрестив ноги, траппер в песочного цвета форме, расстёгнутой на груди. Первое, что бросалось в глаза — длинный острый нос, бронзовая кожа с крупными тёмными пятнами, характерными при радиоактивном отравлении через пищу; в чёрные с проседью волосы были вплетены растрёпанные перья, деревянные колечки и бусины. На пустошах давно смешалась кровь, постепенно, из поколения в поколение уравнивая всех людей, однако этот индеец будто плевать хотел на притеснения его народа в прошлом и апокалипсис. Впрочем, не исключено, что некоторые общины, включая резервации, до сих пор могли сохранять единство и уединённость, однако без генов извне им грозило медленное, но верное вымирание. Аркейд никак не выразил индейцу своё почтение, стоя с всё той же мрачной миной на лице, а тот с полуулыбкой глядел лишь на Нору, которая не понимала, чего от неё ждут. Взгляды трапперов со всех концов лагеря скользили по коже, не хуже кинжалов разделывали свою добычу, чтобы разглядеть бьющееся сердце. — Присаживайся, squaw [3]. Будь нашим гостем, — дождавшись, пока Нора усядется на одну из прохудившихся подстилок у костра, он продолжил: — Редкий разведчик может найти дорогу к нам через туман, если только он не знал, куда направляется… Ты ведь не глядела на неё, верно? — полушёпотом, склонившись к пламени и едва не касаясь его, произнёс индеец. Нора затаила дыхание, лишь сейчас поверив, что не бредила. — Нет, — только и промолвила она. — Скажи, что ты сделала? Как отпугнула её? — Никак… Трапперы нашли меня, и она… оно… что бы то ни было, ушло. Как и Аркейд недавно, индеец усмехнулся. На этом острове — что синты, что люди в Фар-Харбор — все считали её наивным ребёнком, и это уже начинало раздражать. Никому не было дела до её довоенного опыта, до того мира, что был лучше, безопасней и чище. В то же время никто не желал называть вещи своими именами, кроме, разве что, старика Лонгфеллоу, но то было исключение — пропитое до костного мозга исключение. — Братья, нашедшие тебя, сказали, что ты и правда была одна, но она никогда не оставляет свидетелей. Дети Атома даже поставили выживших в ранг Избранных — а ты говоришь, что тебе повезло? Нет, squaw, даже на этом острове чудес не случается. — Кто бы говорил, — фыркнул Аркейд, который так и продолжал стоять за спиной. — Ты вечно пытаешься найти ответ в сказках, а я прошу обратиться к единственной, кто может помочь — к науке! Хватит забивать моему пациенту мозги… — У неё есть имя, брат мой, — Аркейд глубоко вздохнул, но промолчал. Глаза у индейца были черные, бездонные — хищные и холодные. Заглянув в них, Нора сразу поняла, что радушие здесь — лишь способ контроля, и без боя из тумана ей не выбраться. В горле пересохло, а на губах, видимо, уже навсегда, застыл привкус отравленной воды. — Нора. Меня зовут Нора. — Очень хорошо, — он расплылся в улыбке, демонстрируя потемневшие зубы, будто узнал какую-то государственную тайну. — С нашим светилом науки, Аркейдом, ты уже, должно быть, знакома. Меня называют Говорящим-с-Туманом, шаманом. Сейчас нашим братьям не хватает веры, и я всеми силами стараюсь наполнить этот бездонный сосуд в их душах. Видишь ли, трапперы, пришедшие на этот остров, сами оказались в ловушке. Мы прокляты и обречены на страдания за жадность. Аркейд считает, что знает все ответы, но он не желает глядеть дальше своего микроскопа… — Которого у меня нет! Вот поэтому мне нужна помощь кого-нибудь вменяемого. Время уходит. Индеец поднял вверх руку, призывая не шуметь. Казалось, что он давно врос в сухую почву и мог уже никуда не торопиться. Косички и перья качались под порывами ветра, словно игрушки на рождественской ёлке. Нора поёжилась и обняла себя руками, чувствуя волну озноба. Взглянув на неё, индеец подкинул в костёр сухое полено. — Отдохни, squaw, ты пережила ужасную ночь, но не засиживайся и не замыкайся в страданиях. В жизни каждого наступает момент, когда приходится переступать через боль и горе, решать, что же важнее — чувство жалости к себе или выживание. Ты видела Мохаве, squaw? Песок там точно живой, расползается по уцелевшим обитаемым землям, но НКР препятствует перемещениям, ведь на всех плодородных территорий не хватит, говорят солдаты. Очень кстати прошёл слух о диком острове Маунт-Дезерт, будто полно там непуганой дичи. Решаться нужно было немедленно, но рисковать нам было не впервой. Ушли почти все мужчины — погрузились на сохранившиеся баржи и отправились за последним шансом. Аркейд молчал, угрюмо уставившись себе под ноги. Нора и сама понимала, насколько типична была ситуация, в которую попали трапперы у себя на родине, но Аркейд словно принимал их невзгоды как свои личные. Возможно, он и отправился следом, как только узнал о проблемах. Чтобы соответствовать классическому шаману с картинок в учебниках, Говорящему-с-Туманом не хватало только одежды, скроенной из лоскутов, хотя охотничья форма тоже была песочного цвета и местами прохудилась, при движении виднелись тонкие рваные порезы — следы поножовщины или же от когтей мутантов. Руки дрожали на весу, если индеец не складывал их на коленях. Потемневшее лицо казалось осунувшимся, а кожа рыхлой. Губы то растягивались в кривой улыбке, абсолютно спонтанной, то сжимались в тонкую линию. Чем дольше Нора вглядывалась в угловатые черты лица, которое индеец будто не мог контролировать, тем больше убеждалась, что имеет дело с очередным больным человеком. То же прирученное безумие она видела в глазах старейшины Мэксона каждый божий день и не замечала подвоха, выполняла приказы и возвышала Братство Стали в Содружестве. Теперь же он хочет убить её сына, Данса и наверняка саму Нору — за побег. — Со временем мы поняли, почему остров почти не заселён. Поначалу ты ничего не замечаешь, кроме мутантов и обилия ресурсов, однако туман влияет скрытно, поселяя в головах навязчивые мысли и страхи, пока не сводит с ума. В последней точке безумия ты не видишь разницы между явью и кошмаром, а голод добивает остатки человечности. Именно здесь мы нашли логово древнего зла — Дсоноквы. Мой народ первым повстречал её, ещё до того, как твои предки, Нора, ступили на эту землю, поэтому я знал, с чем мы столкнулись. Даю голову на отсечение, что это она — корень проклятия тумана, ведь нет духа хитрее и прожорливее. Дсоноква скрытно охотится на одиноких путников, меняя лица и голоса. Уязвима она, пока пожирает добычу. Тогда огня не жалей, пока в пепел не обратится. — Так со всеми мутантами работает, — видимо, не впервые прокомментировал Аркейд, однако шаман не обратил на него внимание. Конечно, когда есть новичок, которого можно напугать. — Вам нужно начать с глубин, а не с поверхности, — скрипучий голос индейца прорезался сквозь полупрозрачную завесу тумана, укрывшего лагерь. Странно, думала Нора, почему трапперы не попросили у жителей Фар-Харбор чертежи конденсаторов? — Найти Дсонокву, убить её и разыскать припрятанные сокровища. Аркейд нарочито громко вздохнул, словно слышал эти речи не единожды, встал и поманил Нору за собой, обратно в палатку, однако она решилась на вопрос: — Допустим, я помогу найти её, — впрочем, Нора пока не понимала, излечится ли безумие трапперов или же, наоборот, усугубится, если они убьют какого-то мутанта. Ответ она надеялась найти в процессе, как и всегда, да и сбежать куда проще, затерявшись в тумане. — Тогда вы уйдёте? Повисла тишина, и только волны беспристрастно шипели где-то под скалой. Интересно, думала Нора, насколько острые на берегу камни и как далеко падать? Сколько трапперов в приступе безумия уже прыгало с этого призывно ровного края? Или же шаман, как капитан корабля, сам приглашал их «прогуляться по доске» на корм болотникам и другим островным чудовищам? В его расширенных зрачках плескалось что-то тёмное, первобытное, какой-то очередной секрет — образ Матери, чернильно-чёрный, так и не нашедший своё место в рассказе о трапперах. И всё же Нора не могла отвести взгляд, молчала, дожидаясь ответа и плавая по волнам тихого безумия, не в силах пошевелиться. Что-то страшное, тяжеловесное крутилось в мозгах. На пустошах столько банд, но трапперы ведь не такие. Где химия, прожигающая им мозги? Что они отстаивают? Присваивают ли они хоть что-то, кроме плоти? Почему среди них нет ни одной женщины? — Я не имею никакой власти, пойми уже, squaw. Мои братья были бы рады вернуться домой, но давно забыли его. Солдаты НКР убьют нас ещё на границе, как только увидят. Аркейд явно так не думал. Опустив взгляд, он вышагивал по кругу, шурша подошвами по гравию, словно боялся остановиться и сдаться. Нора понимала, что ему нужен Говорящий-с-Туманом, чтобы держать больных под относительным контролем, на виду, точно на привязи из скупой надежды. В его искренности нужно было сомневаться, однако волей нельзя не восхищаться. Как и Нора, Аркейд был пришлым, слишком ярким для постоянной серости неба, а значит, ещё не потерянным для цивилизации. Ей хотелось видеть в нём близкого по духу человека. Жесты выдавали в нём воина, несмотря на истощённый вид. Казалось бы, чем ему помогут фразы на латыни, найденные в редких книгах, и сарказм? Однако Аркейд мог себе позволить своеволие в стае хищников, медленно издыхающих от бешенства, и Нора решилась примкнуть к нему хотя бы на время. Она не знала, что такое НКР, не знала, что в Америке есть президент, а Братство Стали давно утеряло влияние… и туман с вырвавшимся из него безумием — не локальное явление. На обратном пути Нора не глядела по сторонам, чтобы не видеть тела и размазанную кровь. Ветер и так резкими порывами разносил запахи, рисуя тошнотворную картину, а взгляды с разных сторон лагеря подгоняли шевелить ногами. Лишь когда брезент скрыл её от дневного света, Нора смогла немного успокоиться. Аркейд проковылял к своей койке за ширмой, грузно уселся на неё, отдышался и лишь затем потянулся к шкафчику. Внутри тот доверху был набит пакетами с прозрачной жидкостью — Нора проснулась с таким же. Аркейд вытащил один и с задумчивым видом покрутил в руках. — Я не люблю вопросы, но без них, видимо, никак. — Он так и не сказал, что они уйдут, — заметила Нора. Возможно, шаман верил в сказки, но он определённо не выглядел дураком. — Тебе не кажется, что они… получают удовольствие от того, что случилось? Снова последовал смешок, однако Нора уже не обижалась. — При накоплении высокой дозы облучения чувствуешь жгучую боль во всём теле, организм отторгает пресную воду и пищу. Первые жертвы погибли от истощения, а следующие нашли средство продления жизни — кровь и плоть незаражённых. Поэтому не подходит всё, что живёт и растёт на острове. В этот момент Нора всё поняла и не сумела сдержать возгласа. Вмиг перевернулось уважение к Аркейду, сменившись на брезгливость и страх. — И ты тоже… — Да, я тоже заражён, — произнёс он устало, — думал, буду держаться подальше от концентрации тумана, попрошу в городе конденсаторы, но меня погнали прочь. Видишь ли, я не похож на поселенца, парламентёр никудышный, а пришлым они не доверяют; сидят на клочке берега и думают, что выстоят. Идиоты. Поглаживая через рукава подаренный Морячкой свитер, Нора не знала, что и думать: с одной стороны, не могла поверить, что кто-то может отвернуться от человека в беде — тем более, что не оружие он просил, — с другой, знала не понаслышке, насколько суровыми бывают жители Фар-Харбор, и не без причин. Недопонимание вылилось в настоящую трагедию, где выжить придётся сильнейшему. — Ну и выражение лица. Я оскорблён! — между тем продолжил Аркейд и поднял повыше пакет для капельниц. — Не ем я людей. Только это спасает — витаминный коктейль без грамма жира. Опущу про побочные эффекты. Это было уже слишком для такого насыщенного дня, и Нора закрыла лицо руками, рассмеявшись. Так самый важный вопрос между ними был закрыт. Позже она узнала о Сьерра-Мадре, Разломе и экспериментах на «Большой Горе», однако при всей схожести аномалий мутации там раскрывались по-разному, и даже контролируемые учёными процессы протекали будто бы хаотично. Аркейд искал только совпадения, силясь ухватиться за некое промежуточное звено, так называемый катализатор. — Возможно, ты нашла его, — сказал он, чем сильно озадачил Нору. — Эта пресловутая людоедка вполне может стать источником заразы. Только до сегодняшнего дня я в неё не верил.